2020-06-10
91
Очень тяжелые бои шли у города Орджоникидзе (Владикавказ). Город Владикавказ – столица Северной Осетии. Здесь начинается знаменитая Военно‑Грузинская дорога. Проложена она через суровое Да‑рьяльское ущелье, ведет к Крестовому перевалу. Поднялся в горы. Перешагнул Крестовый – перед тобой Закавказье.
Город Владикавказ – ключ к Крестовому перевалу.
Все сильней, сильней здесь напор фашистов. Рвутся, рвутся вперед фашисты, огнем и металлом давят. Но все упорнее становится и сопротивление советских бойцов. Огонь на огонь. Металл на металл. Сила идет на силу. Не смогли фашисты вперед прорваться. В упорных боях застряли. Перешли неприятели к обороне. Пришлось им возвести около города укрепленные полосы. На многие километры протянуть проволочные заграждения.
У этих полос и кипели теперь бои. У этих полос и совершил свой подвиг сержант Таран.
Знают бойцы Тарана. И фамилия военная. И сам богатырь, глянешь, словно отлит из стали.
Была у Тарана привычка свою богатырскую силу пробовать. Пулемет «максим» выжимал, как гирю. Снаряды, словно мячи, подбрасывал. Даже как‑то поднял полковое орудие.
|
|
|
Смеются солдаты:
– Тебе бы на плечи танк!
Упорны враги в наступлении, упорны они и в защите. Вот и здесь, на участке, на котором сражался сержант Таран. Бросались несколько раз советские солдаты в атаку. Добегали до проволочных заграждений. Фашисты открывали бешеный огонь. Приходилось бойцам прекращать атаку.
Вот вновь залегли солдаты. Вместе со всеми лежит и сержант Таран. Проволочные заграждения здесь особые. Обычно забивают колья в землю, а затем прикрепляют к ним проволоку. А здесь кругом скалы, камни. Не загонишь в скальную породу кол. Колья здесь сбиты крест‑накрест и просто стоят, упираются концами в землю.
«А что, если…» – подумал Таран.
Смотрит Таран на проволочные заграждения:
– А что, если…
Вновь команда дана к атаке. Вновь устремились бойцы в атаку.
– Следи за мной! – прокричал Таран.
Следят за Тараном другие бойцы. Хотя и не сразу поняли, в чем дело.
Подбежали солдаты к проволочному заграждению. Вдруг видят: Таран устремился к ближайшим кольям. Нагнулся. Под колья бросился. Что‑то отвел руками. И вот уже колья отошли от земли. На плечах у сержанта колья.
Поползли они вверх. Поднимаются вместе с Тараном. Вместе с кольями поднимается и проволока. Вот она уже выше солдатских колен. Вот – и на уровне пояса. Выше, еще выше полезла проволока. Возник в колючем заборе просвет, образовалась арка.
Устремились в просвет советские солдаты.
– Вперед! – прокричал Таран.
Не устояли фашисты под нашим напором, под быстрым натиском. Побежали, бросив свои позиции.
|
|
|
За свой воинский подвиг сержант Таран был удостоен высокой боевой награды. Он стал Героем Советского Союза.
Крест на перевале
Не смогли фашисты со стороны города Владикавказа прорваться к Крестовому перевалу. Выбрали новый путь – через Суарское ущелье.
В бой с фашистами здесь вступили части, составленные из моряков‑черноморцев и курсантов военно‑морских училищ.
Места для бойцов новые, незнакомые.
Сообщили воинам‑морякам:
– Прибудут проводники. Местные жители. Партизаны.
И верно: вскоре прибыл один из проводников. Глянули воины на партизана: старик стариком, борода до пояса.
– Отец, сколько ж тебе годов?!
– Восемьдесят, – важно сказал старик.
Прибыл второй проводник. Глянули воины на партизана: а этот еще древнее, седины со всех четырех сторон.
– Отец, сколько ж тебе годов?!
– Девяносто, – важно сказал старик.
Третий посланец прибыл. Глянули воины на партизана: ну, право, столетний дед явился.
Так и есть.
– Отец, сколько ж тебе годов?!
– Сто, – важно ответил дед.
Звали старика Тасолтан Апаевич Базров.
– Ну куда же тебе в партизаны?!
Старик стал сердиться:
– Война. Разве могу я голову под шкуру баранью спрятать?
Был он в черкеске, в папахе, кинжал на ремне у пояса. Ружье на плече висело.
Посмотрели бойцы на ружье. Старше деда ружье – кремневое. Хотя и сто лет Тасолтану Базрову, однако оказался он на редкость подвижным, на редкость выносливым.
Знал Базров все тропы в Суарском ущелье, знал все скалы, уступы, завалы. Где лучше устроить засаду, как незаметно проникнуть в тылы к противнику, какими путями надежнее доставить своим боеприпасы – все точно расскажет, покажет дед. Незаменимым он стал в отряде.
Правда, посмеивались бойцы над кремневым его ружьем.
Вновь обижался Базров.
– Деды сражались, – твердил старик. – Лишь то хорошо ружье, которое бьет без промаха.
Подарили моряки деду тельняшку, затем бескозырку. Затем автомат вручили.
Понравился старику огневой подарок. Однако не расставался Базров и со старинным ружьем. Сидит в засаде. Держит в руках автомат. Рядом – ружье кремневое.
– Деды сражались, деды сражались, – твердит старик.
Удержали советские воины Суарское ущелье. Прогнали фашистов. Стояли в строю победители. Тут же со всеми и столетний партизан Тасолтан Базров. В тельняшке морской, в бескозырке, в горской своей черкеске. В руках автомат и ружье кремневое.
Смотрели воины на старика. Вот он – орел кавказский.
Не пробились фашисты к Крестовому перевалу.
Довольны солдаты:
– Крест и здесь на фашистских мечтах поставили.
Донгуз‑Орун‑Баши
Не верил солдат Трофимов, переспрашивал:
– Через перевал? Через Донгуз‑Орун‑Баши?
– Перейти?
– Целой дивизией?
– Вместе с ранеными?
– Вместе с населением?
– Перегнать скот?
– Переправить грузы?
– Сейчас?
– В это время?
– Глубокой осенью?
– Почти зимой?
– Не может быть!
Смеется Надар Задиани:
– Может, может. Клянусь, как брату!
Дружит Трофимов с Надаром Задиани. Любому слову Надара верит. Но тут… Через Донгуз‑Орун‑Баши? Через перевал? Поздней осенью? Почти зимой? Перейти? Чудес не бывает.
Донгуз‑Орун‑Баши – один из самых трудных кавказских перевалов. Находится он в центральной части Кавказского хребта. Высота перевала достигает почти четырех тысяч метров. Проходит здесь едва заметная горная тропа. Летом и то с трудом осилишь такую тропу, такие высоты. С наступлением осени всякое движение через Донгуз‑Орун‑Баши вообще прекращается. В ноябре наступает долгая горная зима.
Перевал укрыт трехметровым снегом, закован ледяной броней. Не подходи в эту пору к перевалу. Неприступной крепостью возвышается Донгуз‑Орун‑Баши.
|
|
|
Осенью 1942 года военная обстановка в Кавказских горах сложилась так, что одна из советских дивизий была отрезана от остальных войск. Прижали ее фашисты к Баксанскому ущелью. Отрезана дивизия от наших. Прекратился подвоз в дивизию боеприпасов, перестало поступать горючее, продовольствие.
Уверены фашисты:
– В наших руках дивизия!
Положение дивизии осложнялось еще и тем, что тут же, в Баксанском ущелье, находилось более трехсот тяжелораненых советских бойцов. Тут же собралось и мирное население: старики, женщины, дети, которые не хотели оставаться под властью фашистов. Скопилось в ущелье и около двадцати тысяч голов колхозного скота – коровы, лошади, овцы. К этому надо добавить различные военные грузы и тонны очень ценных для военной промышленности металлов – вольфрама и молибдена, которые были добыты тут, в горах, и которые надо было спасти, чтобы они не попали в руки фашистов.
Что же делать?
Пытались войска пробиться, отбросить фашистов. Силы неравные – не получилось. Путь к спасению только в одном: надо перешагнуть горы.
Верит в успех Надар Задиани. Вспоминает Суворова, суворовский переход через Альпы:
– Прошел Суворов, и мы пройдем.
Не верит Трофимов. От мысли одной холодеет.
– В такую пору? Со скотом? С молибденом? Чудес не бывает.
Люди ждали приказа. Пришел приказ.
Стояла середина ноября 1942 года.
Тронулись в путь солдаты. Трофимов и Надар Задиани оказались в головном отряде. Они помогали саперам пробивать сквозь лед и скалы тропу для идущих войск. Для раненых были приготовлены специальные носилки, специальные санки. Для поднятия грузов к скалам прикреплялись лебедки, протягивались канаты, вырубались ступени. Особая тропа, более пологая, прокладывалась для скота.
Медленно, метр за метром, поднимались люди в горы. Идут солдаты, старики, дети. На груди у каждого висит мешочек. Таково общее правило. В этих мешочках вольфрам и молибден. У Трофимова и Надара Задиани тоже висит по мешочку. За плечами у солдат оружие и военное снаряжение.
|
|
|
Изнурительный был переход.
Деревенели ноги, но люди шли.
Ветер сбивал на землю. Скользили. Падали. Проклинали судьбу. Но шли.
С увеличением высоты воздух становился все более разреженным. Дышать становилось все труднее. Люди задыхались, но шли и шли.
Семь дней продолжался штурм перевала.
Перешли герои через Донгуз‑Орун‑Баши. Перенесли раненых, грузы. Перегнали скот.
– Перешли! – поражался солдат Трофимов. – Перешли. – Повернул голову, посмотрел на пройденный путь, на горы. – Перешли! Прав Надар: чудеса бывают!
Шашлык по‑кавказски
Шашлык по‑кавказски – еда‑объеденье! На длинном шампуре, под острой приправой. Увенчан, обласкан всемирной славой.
Рядовой Штопке мечтал о шашлыке по‑кавказски.
И рядовой Кобленц мечтал о шашлыке по‑кавказски.
И фельдфебель Зингер тоже мечтал о шашлыке по‑кавказски.
И обер‑лейтенант Редер мечтал о шашлыке по‑кавказски.
И полковник Хагель тоже мечтал о шашлыке по‑кавказски.
И много, и много еще других.
Браво шагали они на Кавказ. Все ближе и ближе красавицы горы.
Представляет Штопке костер и шашлычный запах.
Представляет Кобленц костер и шашлычный запах.
Представляет Зингер костер и шашлычный запах.
Представляет Редер.
Представляет Хагель.
И много, и много еще других.
Идут по кавказским они дорогам. Вот и уступы, вот и теснины. Терек несется. Ревет Баксан. Орлы в вышине клокочут.
Поднимаются фашисты в горы. А в это время там, высоко в горах, – на кручах, на скалах, среди теснин, – укрылись кавказские партизаны. Много их. Есть у народных мстителей метод борьбы с врагами. Взрывчатку под камни. В руки запал. Взрыв! Грохот! И вот лавина с Кавказских гор вниз на врагов несется.
Так и сейчас. Идут Штопке, и Кобленц, и Зингер, и Редер, и Хагель. И много, и много еще других. Идут, о шашлыках мечтают. Вдруг взметнулись от взрыва камни. Устремились смертельным потоком вниз.
Рухнули в пропасть Штопке, и Кобленц, и Зингер, и Редер, и Хагель. И много, и много еще других.
Смешались камни, мундиры, люди.
Спустился в пропасть столетний ворон.
– Салют по‑кавказски! – прокаркал ворон.
Два капитана
Была минута величайшей радости у фашистов: достигли фашисты Эльбруса.
Эльбрус – самая высокая гора Кавказа, самая высокая гора Европы.
1942 год. Август. На Эльбрусе фашисты.
– Хайль Гитлер! Хайль!
Шли фашисты нелегкой сюда дорогой. Упорно сражались защитники Кавказа. Много погибло фашистских солдат в горах. И все же пробились, все же дошли до Кавказских вершин фашисты.
Установили на Эльбрусе фашистский флаг.
– Хайль Гитлер! Хайль!
«Россия пала на колени», – писали фашистские газеты. «Последнее испытание», – уверяли своих солдат фашистские генералы.
Фашистский отряд, достигший Эльбруса, возглавлял капитан Гросс. Гросс был известным немецким альпинистом. Еще до войны он дважды приезжал в Советский Союз, на Кавказ, дважды поднимался на вершину Эльбруса. Фашисты щедро наградили участников высокогорного восхождения.
– Национальные герои! – кричал Гитлер.
Все участники подъема на Эльбрус были отмечены орденами. А капитан Гросс получил Рыцарский крест – высшую награду фашистской Германии.
Однако недолго пробыло фашистское знамя на Эльбрусе.
…Военинженер 3‑го ранга Гусев находился в Тбилиси, лежал в госпитале. Медленно тянутся дни, часы.
Вдруг шум за дверью. Что такое? Кого‑то не пропускают в палату.
Но вот впустили. Вошли трое. Все трое друзья Гусева. Как и Гусев, все воины‑альпинисты.
Поздоровались друзья. Подмигнули таинственно Гусеву, достали какую‑то бумагу.
Развернул Гусев бумагу, прочитал: «Предписание».
Это был приказ, боевое задание. Группе советских воинов поручалось подняться на вершину Эльбруса и сбросить фашистский флаг.
Военный инженер капитан Гусев назначался старшим в этой группе. Не смогли врачи удержать Гусева на больничной койке. На следующий же день он покинул госпиталь.
1943 год. Февраль. Зима. Температура на Эльбрусе достигает сорока – пятидесяти градусов мороза. Ураганной силы бушуют ветры. Почти все время Эльбрус закрыт тяжелыми, хмурыми облаками.
Даже очень опытные альпинисты и те не часто отваживаются зимой подниматься на такие вершины.
Советские воины начали штурм Эльбруса. Они выполнили приказ Родины. Сорвали ненавистное фашистское знамя и подняли над вершиной Эльбруса советский флаг.
Защищая Кавказ, военный инженер Александр Михайлович Гусев принимал участие и во многих других славных операциях советских войск. Когда же завершилась война, он стал ученым, профессором, преподавателем Московского государственного университета.
А как сложилась судьба фашистского капитана Гросса? Не вернулся с Кавказа Гросс. В горах рядом с Эльбрусом во время одного из боев он попал под снежный обвал. Погиб капитан Гросс под многотонной лавиной снега.
Движется. Движется. Движется время. Час полной расплаты снежной лавиной близится.
Привет с Кавказа
Город Киль. Северная Германия. Радуется Курт Рюге. Хвастает своему приятелю Гансюргену:
– Майн фатер (мой отец) прислал нам привет с Кавказа!
Показывает он приятелю фотографию. На фотографии река. На фоне гор улыбающееся лицо немецкого солдата. Внизу по‑немецки надпись: «Привет с Кавказа!'»
– Флус Кубань, – указывает Курт на реку. – Майн фатер, – показывает на солдата.
Прошло несколько дней. Вновь прибегает Курт Рюге к Гансюргену. Показывает новую фотографию. На снимке горное ущелье. Шагают по ущелью фашистские солдаты. Самый крайний на снимке отец Курта Рюге – Фред Рюге. Внизу по‑немецки: «Привет с Кавказа!»
Прошло еще какое‑то время. Снова Курт Рюге торопится к Гансюргену. Снова показывает фотографию, полученную от отца. Вот он, солдат Фред Рюге. Вот они, покрытые снегом знаменитые кавказские вершины.
– Большой Кавказский хребет, – объясняет Курт. – Клухорский перевал.
Да, был такой момент, один из самых тревожных моментов в истории сражения за Кавказ, когда фашисты пробились к Клухорскому перевалу. Клухорский перевал в числе трех самых важнейших кавказских переходов. Необходимо остановить фашистов. «Ни шагу назад!» – таким был грозный тогда приказ.
К Клухорскому перевалу направлялись свежие советские войска – части 9‑й горнострелковой дивизии, отряды Сухумского пехотного училища, другие подразделения. Стали они стеной на пути фашистов. Вступили с врагами в смертельный бой.
Город Киль. Северная Германия. Снова в дом Курта Рюге пришло письмо.
Запрыгал Курт весело на одной ноге. Помчался к своему приятелю Гансюргену. Бежит:
– Привет с Кавказа!
– Привет с Кавказа!
Щупает Курт Рюге конверт, понимает: в конверте лежит фотография.
– Майн фатер! Майн фатер! – кричит Курт Рюге.
Вскрыли они конверт, вынули фотографию. Смотрит Курт Рюге, смотрит Гансюрген – что такое? Не видно на фотографии бравого Фреда Рюге. Не видно других солдат. Холмик изображен на фотографии, деревянный крест. «Фред Рюге» – на кресте написано.
Не прорвались фашисты в Закавказье. Были биты они в горах. Много фашистских солдат погибло. И здесь, на Клухорском перевале, и на подходах к другим перевалам, да и в иных местах.
Боялись теперь в Германии писем с Кавказа. С дрожью открывали конверты. Однако идут и идут издалека письма. В конвертах страшный привет с Кавказа.
Сто ветров
Страшная битва идет с фашистами. Когда они напали на нашу страну, вместе с другими на защиту своей Родины поднялись и народы Кавказа. Были они: из Сванетии и Кахетии, из Абхазии и Аджарии, из Черкесии и Балкарии, из Осетии, Хевсуретии, Имеретин, из Кабарды, Ингушетии, Дагестана, из Карабаха, из Адыгеи, с равнин Апшерона и с берегов Севана – из разных ближних и дальних кавказских мест.
Горцы. Крепкий народ в горах. Ловкий народ в горах. Горячий народ в горах. Каждый с юности честь бережет. Бьет отвага вулканом в каждом.
Доблестно служили они на суше: кто в пехоте, кто в кавалерии, кто в артиллерии, кто в саперах, кто в танкистах, в прожектористах, кто в воинах‑альпинистах.
Доблестно служили они на флоте. Кто в подводниках, кто на катерах‑охотниках, кто на тральщиках, на перехватчиках, на эсминцах, на миноносцах, кто на крейсерах, на плавбазах, кто на лидерах и линкорах.
Бились они у Бреста. Сражались они у Киева, у стен Одессы, у стен Севастополя. Не пустили врагов к Москве. Защитили Неву и Волгу.
Отважно сражались с врагами сыны Кавказа, сыны:
Сванетии и Кахетии,
Абхазии и Аджарии,
Черкесии и Балкарии,
Осетии, Хевсуретии, Имеретии,
Кабарды, Ингушетии, Дагестана,
Карабаха,
Адыгеи,
те, кто с равнин Апшерона и с берегов Севана.
И вот бои за Кавказ. Сражаются горцы, а рядом с ними в общем ряду другие: те, что с полей России, те, что с вершин Памира, с Украины и Белоруссии, из Прибалтики и Молдавии, из Татарии и Башкирии, из Чувашии, из Мордовии, из Бурятии, из Хакасии, с низовьев Лены, с верховьев Бии, – люди ста языков, ста меридианов и ста ветров.
Дружно бьют фашистов советские воины. По‑богатырски бьют!
Почетное место
На Военно‑Сухумской дороге идут бои. Движутся фашисты горными переходами.
– К перевалам! Вперед – к перевалам!
Идут волшебной они дорогой. Там, впереди, царство красот – Домбай.
Дошли фашисты до горной поляны Ганичхир. Здесь развилка дорог. К двум разным перевалам идут дороги. Налево – Клухорский, направо – Марухский. Хочешь – иди к Марухскому, хочешь – ступай к Клухорскому.
Фашисты хотят и туда и сюда.
Разбился отряд на два подотряда. Группа – налево, группа – направо. Продолжают фашисты путь.
Ждут главные фашистские части, как там первый отряд прошел. Не приходит ответа от первого.
Новый к Ганичхирской поляне спешит отряд.
Появились фашисты на горной поляне. Здесь две дороги. Налево, направо. К двум разным перевалам идут пути. Желаешь – сверни к Клухорскому, желаешь – иди к Марухскому.
Желают и туда и сюда фашисты.
Разбился отряд на два подотряда. Группа пошла налево, группа пошла направо. Продолжают фашисты путь.
Ждут там, внизу, от отряда сообщений. Не отвечает второй отряд.
Новые силы идут к Ганичхиру. Вышли к поляне. Видят: дорога идет направо, видят, дорога идет налево.
Смотрят налево – а там партизаны. Смотрят направо – и тут партизаны.
Партизанские здесь засады.
– Партизаны! Партизаны! – кричат фашисты.
Вступили фашисты в бой. Однако засады на то и засады – получили сполна фашисты.
Побежали назад захватчики.
Лишь собрав новые силы, пробились все они к Ганичхиру. Прошли по лесам, по скалам. Сообщили: уничтожены партизаны.
Дошли наконец до красот, до Домбая. Вот турбаза, вот горный лес.
Смотрят налево, смотрят направо. И вдруг!.. И там засада, и здесь засада. И здесь партизаны, и там партизаны.
– Партизаны! – кричат фашисты.
Вступили фашисты в бой. Однако засады на то и засады – плачевен конец отряда.
Немалый здесь, в Домбае, на Ганичхире, на подходах к Клухорскому и Марухскому перевалам, нанесли партизаны урон фашистам. Действовал в этих местах партизанский отряд из города Карачаевска. Отряд назывался «Мститель».
Посылали фашисты сюда всё новые и новые пополнения. Пробились все же враги и к Клухорскому, и к Марухскому перевалу. Даже стали к югу спускаться, вниз. Не ушли далеко фашисты. Ни там, на Марухском, ни здесь, на Клухорском. Встретили грозно врагов перевалы. Разбиты фашисты. Уничтожены. Остались навечно лежать в горах.
Лежат на Клухорском, лежат на Марухском. Все же не так обидно. Не где‑то в долинах, не где‑то в низинах. Лежат высоко в горах.
Лист осенний
Гитлеровскими войсками, наступавшими на Кавказ, командовал фашистский генерал‑фельдмаршал Лист.
Кончилось лето. Приблизилась осень. Не достигли фашисты намеченных целей.
Клялись фашисты взять Грозный, вступить в Баку.
Застряли фашисты.
По‑прежнему грозно высится Грозный. За горами, за долами лежит Баку.
Дали фашисты слово прорваться к Сочи, к Сухуми, к Поти, к Батуми.
Застряли фашисты. Споткнулись у моря. Как до Луны, далеко до Сочи.
Кричали фашисты, что горы осилят, возьмут Тбилиси. И все Закавказье тоже.
Застряли фашисты. Не прорвались через Кавказские перевалы. Все так же в мечтах Тбилиси. И все Закавказье тоже.
Сорвались фашистские планы. Заслонили советские люди грудью своей Кавказ.
Разгневан Гитлер провалом Листа.
Мчит из Берлина курьер в Россию. Срочный приказ в кармане:
«Снять Листа!»
«Снять Листа!!»
«Снять Листа!!!»
Смещен, впал в немилость фельдмаршал Лист. Узнали наши солдаты о грозном приказе Гитлера. Осень начиналась как раз на дворе.
Смеются солдаты.
Назвали генерал‑фельдмаршала Листа: «Лист осенний».
Советским осенним военным ветром сорван фельдмаршал Лист.
Горегляд
Погнали с Кавказа наши войска захватчиков.
Прибыл в один из артиллерийских расчетов после ранения новенький. Наводчик. Сержант. Горегляд – фамилия.
Узнал фамилию новенького командир орудия – вздохнул тяжело.
Узнал фамилию командир батареи – покачал головой.
Другие, кто был в расчете, посмотрели на прибывшего трижды косо. Куда же в артиллерию с такой‑то фамилией. Горе‑гляд! Можно представить, какой из него наводчик. Понимают бойцы в расчете: не жди отныне в бою удачи.
А удача очень была нужна. Начинался разгром фашистов. Тут, при начале, артиллерии первое слово. От нее, от ее удач, другие пойдут удачи. Разобьют артиллеристы, разрушат укрепления неприятеля, подавят мощью своей врага – легче танкам пойти вперед, легче подняться на штурм пехоте.
1 января 1943 года наступление началось. Один из главных ударов советские войска наносили на город Моздок.
Сюда, под Моздок, и прибыли артиллеристы. Заняли солдаты и пушки свои места. Стал Горегляд к прицелу.
Загрохотали, взорвали криком округу пушки.
Вбросил заряжающий в ствол снаряд. Впился глазами в прицел наводчик.
Наводит. Наводит. Наводит. Выстрел!
Вбросил заряжающий в ствол снаряд. Снова впился глазами в прицел наводчик.
Наводит. Наводит. Наводит. Выстрел!
Три дня гремело кругом сражение. Три дня громыхали по фронту пушки.
Не устояли фашисты. Ворвались наши войска в Моздок. Ворвались, дальше пошли на запад.
После прорыва поздравляли солдат с победой. Отмечали и артиллеристов.
– Ну, кто там из лучших?
Лучшей из лучших оказалась батарея, в которой сражался сержант Горегляд.
Получали бойцы награды.
Получает медаль Горегляд.
Шепот идет вдоль строя:
– Наша фамилия – артиллерийская. Горе‑гляд! На горе фашистам такая фамилия.
Получают награды воины. Звучат и звучат фамилии. Простые и сложные. Веселые. Грустные. Забавные. Строгие. Разных народов и разных наций. Звучат и звучат фамилии. На горе фашистам, на страх врагам!
Сто красавиц
Гимнастерка. Сапожки. Юбочка. Из‑под пилотки волосы на пробор. Это Марина Чечнева.
В рядах нашей армии на Северном Кавказе сражался женский авиационный полк. Это был полк легких ночных бомбардировщиков. Летали девушки на самолетах По‑2.
Досаждали По‑2 фашистам. Самолет маленький, верткий. И истребитель не сразу в небе его найдет, и в ночной темноте зенитка не сразу в прицел возьмет.
Из фанеры и из легкой авиационной материи – перкали – сделан По‑2. «Рус фанер» – называли его фашисты. Есть поговорка: «Мал золотник, да дорог». Это, наверно, как раз про По‑2 поговорка.
В боях на Тереке, на Кубани, особенно прославился женский полк.
Вот только один пример. Было это во время боев у Моздока. Советские летчики получили задание разбомбить фашистскую переправу через реку Терек. Важной была переправа. Охраняли надежно ее фашисты. Возле переправы зенитки, словно гвозди, кругом натыканы. Не раз летали бомбить переправу наши дневные бомбардировщики. Встречали фашисты их ураганным огнем. Бомбить приходилось с больших высот. Мимо цели ложились бомбы.
Тогда разрушить переправу поручили женскому ночному полку. На боевое задание полетели Марина Чечнева и штурман Ольга Клюева. Ночь. Темнота.
Подлетели девушки к Тереку. Хоть и ночь, хоть и темнота, однако определили фашистские зенитчики над Тереком самолет. Рванулись снаряды в небо. Бросает Чечнева свой По‑2 то выше, то ниже, то вправо, то влево – сбивает прицел у фашистских пушек. Вырвались летчицы из огня. Ушли за Терек куда‑то дальше. «Значит, не к нам летели, не к переправам», – решили фашистские зенитчики.
Ушли летчицы вдаль, за Терек. Набрали там высоту. Затем развернулись и тихо, приглушив мотор, стали возвращаться снова к реке, к неприятельской переправе. Не ожидали фашисты, что самолет вернется. Проморгали. Недоглядели. Девушки неожиданно для них сбросили бомбы. И прямо в цель. Взлетела в воздух фашистская переправа.
Только теперь открыли огонь зенитчики. Да поздно. Далеко уже наш По‑2.
– До новых встреч! – прокричали девушки.
Отважно сражались советские летчицы. По два, по три, иногда по пять боевых вылетов совершали за ночь. Доставалось от них фашистам. Как только не крестили фашисты советских летчиц:
«Ночные совы!»
«Ночные дьяволы!»
«Ночные ведьмы!»
Смеются девушки:
– Ладно! Пусть будет так.
Не раз отличались советские летчицы в бою с фашистами, многие Героями Советского Союза стали. Вот только некоторые из них: Марина Чечнева, Евгения Руднева, Наталия Меклин, Ольга Санфирова, Руфина Гашева, Магуба Сыртланова, Евгения Носаль, Надежда Попова, Полина Гельман, Мария Смирнова, Екатерина Рябова…
Сто красавиц. Сто невест. Сто отважных лихих сердец.
Два обеда
Сражался с фашистами на Кавказе летчик Вадим Фадеев. Рост у Фадеева семиэтажный. Огромная рыжая борода.
Была у Фадеева необычная справка. Значилось в ней: «Отпускать по две порции питания». Ниже стояла подпись: «Генерал Красовский».
Поражались другие. Впервые справку такую видят. Смотрят на рост Фадеева – верная очень справка.
Такова у нее история. Принимал Вадим Фадеев участие в воздушном бою. Сбил неприятеля. Начал атаку наземных фашистских позиций. Но попал под сильный огонь вражеских зениток. Получил пробоины самолет. Пытался Фадеев «дотянуть» до своего аэродрома, до своих. Не хватило у самолета силы. Приземлился летчик на нейтральной полосе. Как раз между нашими и фашистскими окопами.
Открыли фашисты огонь по советскому истребителю, по нашему летчику. Чудом добежал Фадеев до советских траншей.
Влетел Фадеев в окоп. От огня укрылся. Но тут же подумал: «А как самолет? Добьют самолет фашисты».
Глянул Фадеев на бойцов. И те на него с удивлением смотрят. Все произошло так стремительно, так неожиданно. Не каждый ведь день случается, чтобы прямо с неба летчик вбежал в окоп.
Посмотрел на бойцов Фадеев, потянулся к одному, показал на винтовку:
– Дай‑ка, друг, на минуту.
Протянул боец винтовку. Взял ее Фадеев. И вдруг!.. Секунда – и он на верху окопа. Глаза горят. Борода развевается. Полнеба занял семиэтажный рост.
– Вперед! – закричал Фадеев. Бросился по направлению к самолету.
Отошли бойцы от секундного оцепенения.
– Ура! – И устремились вперед за летчиком.
Увлек Фадеев бойцов в атаку. Добежали они до самолета. А тут недалеко уже и фашистские окопы. Понимает Фадеев: впереди важная высота. А вдруг удача? Рванулся вперед. Бежит Фадеев, за ним солдаты. Ворвались солдаты в фашистские окопы. Перебили фашистов. Перемахнули через окопы. Заняли важную высоту.
Высота была и важной и грозной. Долго не давалась она советским бойцам. А тут раз! – и высота наша.
Узнали высшие пехотные командиры о взятии высоты, о героизме летчика Фадеева. Доложили авиационным начальникам.
Награжден был Фадеев. А к награде получил и справку на два обеда. Сам генерал Красовский – командующий воздушной армией – ее подписал.
Отважно сражался с фашистами летчик Вадим Фадеев. Более двадцати самолетов противника сбил он в воздушных боях. Прошло немного времени, и он был удостоен звания Героя Советского Союза.
На день опоздала награда, звание. Погиб накануне в бою с врагами летчик Вадим Фадеев.
Двенадцать тополей
Шли упорные бои на Кубани. Как‑то командир одного из полков посетил стрелковое отделение. Двенадцать бойцов в отделении. Застыли в строю солдаты. Стоят в ряд, один к одному. Представляются командиру:
– Рядовой Григорян.
– Рядовой Григорян.
– Рядовой Григорян.
– Рядовой Григорян.
«Что такое?» – поражается командир полка.
Продолжают доклад солдаты:
– Рядовой Григорян.
– Рядовой Григорян.
– Рядовой Григорян.
Не знает, как поступить командир полка, – шутят, что ли, над ним солдаты?
– Отставить, – сказал командир полка.
Семь бойцов представились. Пятеро стоят безымянными. Наклонился к командиру полка командир роты, показал на остальных, сказал тихо:
– Тоже все Григоряны.
Посмотрел теперь командир полка удивленно на командира роты: не шутит ли командир роты?
– Все Григоряны. Все двенадцать, – сказал командир роты.
Действительно, все двенадцать человек в отделении были Григорянами.
– Однофамильцы?
– Нет.
Двенадцать Григорянов, от старшего – Барсега Григоряна до младшего – Агаси Григоряна, были родственниками, членами одной семьи. Вместе ушли на фронт. Вместе они воевали, вместе защищали родной Кавказ.
Один из боев для отделения Григорянов был особенно тяжелым. Держали солдаты важный рубеж. И вдруг атака фашистских танков. Люди сошлись с металлом. Танки – с одной стороны, Григоряны – с другой. Лезли, лезли, разрывали воем округу танки. Без счета огонь бросали. Устояли в бою Григоряны. Удержали рубеж до прихода наших.
Тяжелой ценой достается победа. Не бывает войны без смерти. Не бывает без смерти боя. Шесть Григорянов в том страшном бою с фашистами выбыли из отделения.
Было двенадцать – стало шесть. Продолжали сражаться отважные воины. Гнали фашистов с Кавказа, с Кубани. Затем освобождали поля Украины. Солдатскую честь и фамильную честь донесли до твердынь Берлина.
Не бывает войны без смерти. Не бывает без смерти боя. Трое погибли еще в боях. Жизнь двоим сократили пули. Лишь самый младший, Агаси Григорян, один невредимым вернулся с полей сражений.
В память об отважной семье, о воинах‑героях в их родном городе посажены двенадцать тополей.
Разрослись ныне тополя. Из метровых саженцев гигантами стали. Стоят они в ряд, один к одному, словно бойцы в строю – целое отделение. Память вечная Григорянам!
Письмо
Вот бежит по краю поля с сумкой кожаной боец. Это почта полевая. Это он – ее гонец.
Пришло как‑то в армию, сражавшуюся на Кубани, письмо из Ивановской области, из города Вичуга. Написала его молодая девушка, одна из работниц местной текстильной фабрики. Задало это письмо задачу. На конверте написано: «Самому смелому из бойцов». А в самом письме: «Хочу с вами переписываться». И тут же фотография приложена. Смотрит на вас красавица из красавиц.
Попало письмо в 40‑ю отдельную мотострелковую бригаду, в 1‑й батальон этой бригады, в 1‑ю роту.
Переполошилась рота. Кому же удача такая выпадет? Кто же самый смелый у них боец? Попробуй здесь выбор сделать.
Пришло письмо как раз в те дни, когда погнали наши войска с кавказской земли фашистов. Освобождены были Нальчик, Ставрополь, Черкесск, Пятигорск, Армавир. Предстояло сражение за Краснодар. Город Краснодар – признанный центр Кубани.
Вот и решили бойцы: кто первым из них в Краснодар ворвется – тому и письмо, и почет, и слава.
Началось освобождение Краснодара. Их 40‑я отдельная мотострелковая бригада вместе с другими частями 11 февраля 1943 года овладела станицей Старо‑корсунской, затем Пашковской. Рванулись войска на штурм Краснодара. Целый день упорство врагов ломали. Сломили, ворвались в город.
Отличилась 1‑я рота в боях. Смотрят бойцы: где же тот, кто в город ворвался первым?
– Завьялов? Бердыев? Козлов? Терещенко? Возможно, другие?
Кто же в город ворвался первым? Все дружно сражались. Вместе ворвались. Кому же вручать письмо?
Гадают солдаты. Вдруг новый приказ для роты – атаковать, не стоять на месте, захватить городскую железнодорожную станцию.
Приказ есть приказ – снова в атаке, в бою солдаты.
– Ну что же, – решили солдаты, – кто ворвется первым на станцию, тот и письмом владеет.
Захватили герои станцию. Кто же здесь первым оказался?
– Дуров? Шакуров? Сергеев? Пшадов?
Рядом стоят и другие.
Все были в первых. Кому же вручать письмо?
Вновь не решили тогда солдаты. Новый приказ получает и рота, и весь батальон, и вся бригада: штурмовать, не стоять на месте, овладеть главной улицей Краснодара – Красной.
– Улица Красная! Улица главная! Вот тут уж судьба рассудит.
Ворвались солдаты на улицу Пролетарскую, а затем и на главную – улицу Красную.
Где же ответ на солдатский вопрос?
«Все были в первых, все были в равных», – звучит ответ.
Кому же вручать письмо?!
Гадали солдаты, гадали. Решали, решали. Решили так: пусть общим будет письмо для роты.
Послали ответ они в город Вичуга. Написали: «Милая девушка, все тут у нас в героях. Выбирай хоть Петрова, выбирай хоть Козлова. 1‑я рота. С красноармейским приветом». И тут же одна за одной стояло сто подписей на листе бумаги.
Не осталось письмо без ответа. Сразу прибыло сто ответов. Сто разных лежат конвертов. На каждом конверте новой, иной рукою:
«1‑я рота. Бойцу‑герою».
«Ахтунг! Ахтунг!»
Летчик‑истребитель капитан Александр Покрышкин находился в воздухе. Внизу, изгибаясь, бежит Адагум. Это приток Кубани. Новороссийск виден вдали налево. Справа осталась станция Крымская.
Впился летчик глазами в стекло кабины. Зорко следит за землей, за небом. Голову влево, голову вправо. Голову кверху, голову вниз. Поправил очки, шлемофон, наушники. Вновь повел головой по кругу. Снова – то вверх, то вниз.
В наушниках послышалось:
«Ахтунг! Ахтунг!» («Ахтунг» означает «внимание».)
Речь немецкая.
«Ахтунг! Ахтунг!»
Голос тревожный.
«Что такое? – подумал Покрышкин. – Что же случилось там у фашистов?»
Снова повел головой налево, повел направо. «Что же такое тревожное там у фашистов?»
И вдруг:
«Ахтунг! Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
Вот так «ахтунг!». Слышит Покрышкин: «Покрышкин в воздухе!» Услышали «ахтунг!» на других наших самолетах. Услышали фашистский «ахтунг!» и внизу, на нашем командном пункте.
Ясно нашим, почему раздается фашистский «ахтунг!». Ясно и фашистским летчикам, почему их предупреждают.
Двадцать самолетов врага сбил над Кубанью летчик Покрышкин. (А до этого – над Днестром, над Днепром, над Донбассом, над Доном – и еще двадцать.) Вчера лишь в одном бою над станцией Крымской уничтожил Покрышкин четыре неприятельских «мессершмитта». Четыре в одном бою!
«Ахтунг! Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
Начал войну Покрышкин в ее первый суровый час. В небе над Прутом, над нашей границей.
Здесь и сбил он в воздушном бою свой первый самолет противника.
Отсюда и начался путь Покрышкина. За первым сбит второй самолет врага. Вот третий. Вот сбито два самолета в одном бою. Вот сам подбит зенитным огнем противника.
Снова бои, победы.
Вот снова чуть не погиб. Правда, не в воздухе, на земле. Налетели фашисты на наш аэродром. Покрышкин попал под бомбы. Рядом ударили бомбы. Смерть?! Нет, жизнь! – не взорвались бомбы.
Снова полеты, бои, победы.
Снова смерть продышала рядом. То чуть не погиб при взлете – остановился, заглох в самый важный момент мотор. То был подбит в воздушном бою зенитчиками. Снова на землю падал. Попал в окружение. Неделю шагал к своим.
Новый полет. Ударила пуля в воздушном бою в наушники. Один сантиметр от смерти.
А вот и вовсе нелепый случай. На Кавказе. На горной дороге. Ехал Покрышкин в кузове грузовика. Ветер вольный бежит навстречу. Виды краше один другого бегут навстречу. И вдруг на спуске, на повороте, сорвалась машина в пропасть. Опередил на секунду Покрышкин падение машины. Выпрыгнул на ходу.
Снова полеты, полеты, бои, победы.
И снова нелепый случай. Летел Покрышкин пассажиром. Вдруг катастрофа. Самолет на кусочки. Покрышкин цел.
Снова полеты, полеты, полеты. Снова бои, победы.
Все больше их. Больше. Вот уже сбито сорок фашистских самолетов.
Бежит, нарастает счет: 41, 42, 43, 44, 45… 51, 52, 53, 54, 55…
«Ахтунг! Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
От первого до последнего дня войны сражался отважно с фашистами летчик.
59 самолетов врага сбил в воздушных боях летчик‑истребитель Александр Иванович Покрышкин.
Стал он Героем Советского Союза.
Стал дважды Героем Советского Союза.
Стал трижды Героем Советского Союза.
Слава тебе, Александр Покрышкин, первый трижды Герой в стране!
Кобрик и Киттихаук
Некоторые наши авиационные соединения, сражавшиеся на Северном Кавказе и Кубани, имели самолеты английского производства. Англичане были нашими союзниками. Поставляли нам отдельные виды своего вооружения. В том числе и самолеты‑истребители. Были они двух марок: «аэрокобра», или просто «кобра», и «киттихаук».
Пристала как‑то к летчикам, летавшим на «кобрах» и «киттихауках», собачонка. Приютили ее авиаторы. Стали думать об имени.
– Барбос.
– Жучка.
– Бобик, – идут предложения.
– Не то, не то.
Кто‑то вдруг произнес:
– Кобрик!
Посмотрели летчики на самолеты «аэрокобра»:
– Кобрик?
Понравилось летчикам имя Кобрик.
Прошло несколько дней. Как‑то вернулись летчики из боевого полета, видят, поджидает их еще одна собачонка. Морда веселая. Хвост колечком.
– Много вас тут. Есть у нас уже Кобрик, – говорят ей летчики.
Однако не уходит собачонка. Уселась, смотрит на летчиков. Глаза озорные. Морда веселая. Хвост колечком.
Приютили и эту летчики. Стали думать, как же ее назвать. Кто‑то сказал:
– Киттихаук.
Понравилось летчикам – Киттихаук. Звучит необычно, звонко.
Поселились Кобрик и Киттихаук на военном аэродроме. Стали общими любимцами летчиков.
Провожают дворняжки в полет героев. Встречают друзей с победой.
Возвращаются летчики:
– Здравствуй, Кобрик!
– Привет, Киттихаук!
То‑то радость на летном поле.
Нелегкая жизнь у воздушных воинов. Тяжелые бои с фашистами шли на Северном Кавказе. Особенно упорные – на Кубани. По нескольку боевых вылетов в день совершали военные летчики. Устают от полетов летчики. Сядут на землю. Валятся тут же на аэродроме, прямо у самолетов, с ног. Садятся рядом Кобрик и Киттихаук. Оберегают солдатский сон.
Наступали наши войска. Гнали с кубанской земли фашистов. Перемещались на запад, на новые аэродромы и авиационные соединения.
Взяли летчики Кобрика и Киттихаука к себе в боевые кабины. Поднялись в небо. Когда же совершили посадку на новом месте, случилось вдруг неожиданное.
Выскочил Кобрик из самолета. Глаза злющие‑злющие. Зубы оскалил. Пытались летчики его приласкать. Рявкнул Кобрик и стрелой от людей помчался.
– Кобрик! Кобрик! – кричат летчики.
– Ко‑о‑брик!
Не вернулся Кобрик назад. Не перенес он, видимо, перелета. Не родился, видимо, для полетов. Умчался Кобрик. А Киттихаук остался. Был он по‑прежнему общим любимцем.
Провожал он в полеты летчиков. Встречал из полетов летчиков.
Сидит Киттихаук. Смотрит в бездонное небо. Морда веселая. Хвост колечком.
