На другое утро Толюн проснулся рано. Мать и отец только на работу ушли, а сестра ещё спала. Посмотрел Толюн на окна. За окнами серый туман, свет не пропускает. Толюн свесил с кровати ноги. Вспомнил, как Анюта его за волосы таскала, и захотелось ему стать большим – не потом, через несколько лет, а сразу: был маленький, а встал – большой.
Слез Толюн с кровати, оделся, снял с гвоздя своё пальтишко, сунул ноги в ботинки и вышел из тёплой комнаты.
За их домом сразу начинался бугор, поросший травой. На бугре паслись две козы: одна старая – Груня, другая помоложе – Маня. Посмотрели козы, как взбирался Толюн, ничего не сказали, только помотали бородами и опять принялись щипать траву. А Толюн уж на бугор взобрался и стал оглядываться. С бугра видно речку, а у речки старая мельница. Толюн спустился вниз, обошёл мельницу и постоял возле неё, задрав голову вверх. Мельница давно уже не работала. Кое‑где доски подгнили, отвалились, и сквозь дыры гляделось серое небо.
«Надо бы починить, она бы заработала, завертела крыльями», – подумал Толюн и зашагал дальше.
Дорога пробиралась через скошенный луг и поднималась к чёрному, вспаханному полю. Спросить бы Толюна, зачем и куда он идёт, а он и не знает. Идёт и идёт. Уж так устроена дорога: только на неё вступишь, как она поведёт человека вдаль.
На дороге ёлочкой лежат следы от машин. Толюн старается ступать по ёлочкам – так идти веселее. Сзади ветерок ему в спину дует: шагай, мол, проворней.
Толюн и шагает проворно и напевает Анютину песенку:
– Эй, моряк, ты слишком долго плавал,
Я тебя успела позабыть!..
Встретился Толюну на дороге чёрный бычок. Хотел бычок спросить его, куда это он в такую рань собрался?
Только поднял бычок свою тяжёлую морду, облизал языком тёплые от парного молока губы, а Толюн уже за гору повернул. И не стало его видно.
БОЛЬШИМ ПЛОХО
Пока спускался Толюн к лугу, ветерок прогнал туман. Показалось солнце. Покатился по зелёному лугу солнечный луч, заскользил и нырнул в холодную речку. Поднялось солнце над лесом и заглянуло в крайний дом.
Проснулась Анюта. Глянула – брата рядом нет. Посмотрела под стол, залезла на печку, но и там его не было. Куда девался?
– Вот непутёвый! – рассердилась Анюта. Вышла на крыльцо и крикнула: Толюн! Э‑э! Толю‑у‑ун!
Никто не ответил. Она ещё громче:
– Толюу‑у‑у‑ун! Иди скорей, каша простыне‑е‑ет!
На другом конце села какой‑то молоденький петушок ответил, словно передразнил: «Толю‑кук‑у‑ун!»
«Куда это он убежал?» – подумала Анюта.
Беда с маленькими: за ними только смотри, а то убегут, и ищи их. Большим плохо. Большие всегда за маленьких в ответе. Ушёл Толюн. Нет его ни за домом, ни на пригорке, ни за пригорком. А вдруг он в речку упал, вдруг утонул?..
Забежала Анюта к бабушке Клане, а та ничего не знает.
– А в избе‑то хорошо поглядела? – спросила бабушка. – Может, где наверху схоронился?
– Я весь дом облазила… – всхлипнула Анюта. – Убёг он.
– Куда же это он убёг?
– Не знаю.
– Погоди‑ка, погоди! – всплеснула руками бабушка Кланя. – Ведь это он в лес утёк. Я ему вчера за грибами сказку рассказывала. А он‑то: «Пойду, говорит, Лесовика разыщу». Я‑то его пугаю, говорю: «Нельзя. Заблудишься!» Непременно он теперь пошёл Лесовика искать – убёг в лес.
– Как же, бабушка? Где теперь его найти? А мне в школу надо.
– Погоди, Анюта, погоди плакать. Денёк‑то вишь какой светлый. Дождь‑то не дожжит. Походит, побродит и домой вернётся.
– А если его в лесу медведь задавит?
– Ну чего ты. Вытри глаза‑то. Не задавит. Медведь‑то уж сытый. Ты вот что… Ты отцу с матерью ничего не говори. А то нам попадёт! Ты дома посиди – тишком.
Вернулась Анюта домой. Заглянула в печку, где горшок с кашей стоял.
«Не перепрела бы. Может, одной кашу поесть?»
Взяла Анюта ложку, да каша в горло не идёт. Бросила ложку, выбежала на улицу.
Куры по двору гуляют, разгребают кучки мусора. Им и дела нет, что Толюн пропал.
Подошла свинья к забору, почесала розовую спину и тут же улеглась. Захотелось ей на солнышке погреться. Солнышко осеннее, редко из‑за туч показывается – когда же погреться, как не теперь.
И такой стоял тихий, прозрачный денёк, что казалось, будто все должны радоваться солнышку и ничего плохого не может случиться.
Побежала Анюта к дровянику. Открыла дверь: темной сыростью на неё оттуда повеяло…
– Толюн! – позвала она.
Никто не ответил. Заплакала Анюта и пошла искать пропавшего брата.
ЧТО ДУМАЛА ПЕНОЧКА‑ТЕНЬКОВКА
Пеночка‑теньковка вспорхнула на ветку и увидела маленького человека.
«Пень‑тинь‑тинь!» – испуганно закричала птичка.
Человек сошёл с дороги, поднял голову и двинулся прямо к дереву.
«Наверно, ко мне», – подумала птичка и на всякий случай перелетела на другое дерево. А человек не пошёл за ней – он замер около тонкой берёзы. По стволу полз жучок.
«А‑а, он хочет съесть жука», – догадалась птичка. Но человек почему‑то не стал есть жука. Он завернул его в берёзовый листик, положил в спичечную коробку и пошёл дальше.
Под высокой сосной устроилась семья маленьких грибков, маслят. Человек стал на четвереньки, долго смотрел на них, а потом осторожно стал вытаскивать их из земли – каждый грибок вместе с чёрной грибницей – и прятал их в карман.
«Ишь какой запасливый, как белка», – подумала птичка.
Пошагал человек дальше, а тут кочки стали попадаться – хлюп, хлюп под ногами. Наклонился человек и увидел ярко‑красные ягодки брусники. Попробовал – понравились.
«Никак не наестся, – подумала пеночка. – Пасётся, как корова».
Маленький человек сначала собирал бруснику горстями, а потом, став на колени, пополз, выбирая спелые ягоды прямо ртом. Наелся человек брусники, утёрся рукавом, дальше пошёл. А под ногами листья так и шуршат. Красивые листья – жёлто‑красные, и на каждом пять острых пальцев. Это клён их потерял. Человек взял кленовый лист и воткнул себе за ремешок на кепке.
«Хитрый. Как сойка хоронится. Хочет, чтоб я его не узнала», подумала пеночка.
А человек повернул в сторону, зашагал прямо к кустам папоротника. И полез напролом, точно большущий медведь.
«Куда же ты? Вернись!» – закричала пеночка‑теньковка.
И долго над лесом разносилось её жалобное «пень‑тинь‑тинь! пень‑тинь‑тинь!».