2020-06-10
66
После Лоугуаня Учителя и ученик перевалили хребет Циньлин, переправились через реку Ханьшуй, прошди через горы Мицаншань и вступили в Сычуаньскую. котловину. Трудности и опасности дороги путников не печалили. Природа, как ни в чем не бывало, жила своей жизнью, и они радовались этому.
Двигаясь по окаймляющим котловину горам в юго‑западном направлении, через несколько дней пришли в Циншань
Горы Цинчэн расположены на юго‑западе уезда Гуаньсянь. Название их –Зеленая стена – происходит от того, что зеленые горы смыкаются с четырех сторон на манер крепостной стены. По преданию, Хуанда отдал эти горы в удел Воину Пяти Пиков (Уюэ Чжан Жэню), поэтому они называются еще Чжанжэньшань. Это одно из десяти священных мест даосизма, «Девять келий Бессмертных, проникших в Небо». Здесь жили отшельниками и совершенствовались в выплавлении Бессмертные Небожители Чжан Даолин, Фань Чаншэн, Сунь Сыма, Ду Гуантин и другие. Путники прошли Чжанжэнь гуань (Место Созерцания Воина), Чаншэнгуань (Место Созерцания Долгожителя), Тяньши дун (Пещеру Небесного Наставника), Байюньси (Ключ Белых Облаков), но нигде не встретили даосов. Тогда они покинули Цинчэн и двинулись в сторону Эмэя.
Эмэй, видный издалека, окутан не только туманом, но и атмосферой таинственности и святости.
Горы Эмэй тянутся от гор Миншань и внезапно вздымаются тремя красивейшими и очень крутыми пиками – Большим, Средним и Малым. Дугообразное расположение гор стало причиной их названия – Брови Красавицы. Эмэй входит в число «36 священных мест даосизма», он считается «Местом, где Пустая Душа соединяется с Небом», или где «Душа переходит на Небо Высших Чудес». Он входит также в число Четырех Великих гор буддистов и называется Гуанминшань – Горы Просветления.
Путники поднимались по дороге в гору. Встречавшиеся им монастыри были в бедственном состоянии. Не курились свечи, монахи разбежались, все разбито. При виде этого сердца стариков наполнились печалью.
Буддизм родился в Индии 2500 лет назад. Основатель его Шакья Муни, то есть «Святой из рода Шакьев».
Шакья Муни был сыном царя и наследником престола. У него было все – жена, слава, богатство, аристократическое происхождение, карьера, мир и согласие в семье. Но он узнал, что все это временно, что все это уйдет, не пребудет вечно. Он хотел понять причину и смысл этого, найти дорогу к тому, чтобы отмести треволнения и страдания, превзойти рождение и смерть. И ради этого оставил все, что связывает обычного человека, отказался от титула и богатства, от славы, власти, любви. В двадцать девять лет он стал отшельником, занялся самосовершенствованием, перенес много трудностей. Через шесть лет, сидя в медитации под деревом Бодхи, получил просветление.
У Будды есть учение о «Четырех Благородных Истинах». Эти Истины – Страдание, Стяжание, Угасание, Путь. Высший идеальный мир, который достигается самосовершенствованием – Нирвана.
После смерти Будды буддизм начал распространяться по всем сторонам, а внутри себя разделился на множество группировок, прежде всего на высший клерикальный и массовый. Последний разделился потом на буддизм Большой и Малой Колесниц Спасения – Махаяну и Хинаяну. Буддизм Хинаяны ставит целью достижение мира арханов и превосхождение рождения и смерти через личное самосовершенствование. Буддизм Махаяны говорит о спасении всего живого и о совместной переправе на другой берег. В Махаяне считается, что буддийская дхарма не имеет границ и все верующие в нее могут стать буддами, число их может быть равно числу песчинок в Ганге. Махаяна делится еще на секты Пустоты и Реальности – Шуньяваду и Йогачару. Часть сект буддизма Махаяны, объединившись с брахманизмом, породила тантризм. Тантризм отличается от экзотерических религий своей мистичностью и закрытостью.
В первом веке нашей эры буддизм двумя путями пришел в Китай. Один путь – из Западной Индии в Пакистан и Афганистан, затем через Синьцзян на Центральную Китайскую равнину. Потом из Китая он был передан в Корею и Японию. Это система классических канонов на китайском языке. Другой путь – из Индии в Непал и затем в Тибет, а далее во внутренние земли. Буддизм, переданный из Тибета, называется ламаизмом, впослелствии он распростарнился в Монголию и в Сибирь. Это система классических канонов на тибетском языке.
На юге буддизм распространялся с Цейлона в Тайланд, Бирму, Лаос, Вьетнам и другие страны, а также в китайскую провинцию Юньнань и некоторые другие места. Это система классических канонов на палийском языке.
Через девятнадцать веков буддизм распространился в Западных государствах.
Слушая рассказы Учителя‑Деда об истории буддизма, Ван Липин поражался тому, как он хорошо знает буддизм. А до сих пор речь всегда шла об учении даосизма. В странствии с облаками старики систематически рассказывали ему о возникновении и развитии китайской традиционной культуры, причем осью всего обучения был «Дао цзан». В «Дао цзвне» пять с лишним тысяч цзюаней (свитков), 72 дисциплины, астрономия и география, произведения мудрецов Ста Школ, философия и история,
политика и военное дело, земледелие, ремесло, служба и торговля, Пять Элементов и предсказания судьбы, шаманство и медицина, гадания по триграммам и физиогномика и многое другое. И о какой бы дисциплине или ее разделе ни заходила речь, о какой бы династии или эпохе ни говорилось, Дед и Отцы, излагали все очень логично, без запинок цитируя классические каноны. Важнейшие каноны они знали наизусть, что Ван Липина всегда поражало. Он думал о том, сколько же богатств вмещают головы стариков, это океан безбрежный, бездна небесного пространства, безначальная и бесконечная, неизбывная и неисчерпаемая, просто невероятно.
А Дед продолжал рассказ.
После прихода в Китай буддизм смешался с учением Лао‑цзы – Чжуан‑цзы и с вэйско‑цзиньским учением сюаньсюэ, постепенно в нем образовалось восемь больших школ: Фасин (Сущности Дхарм), Фасян (Свойств Дхарм), Тяньтай, Хуаянь, Цзиньту (Чистой Земли), тантризма и Чань. Но куда бы буддизм ни приходил, как бы ни были велики происходившие в нем метаморфозы, основной дух его сохранялся.
Страдание, Стяжание, Угасание и Путь – Четыре Благородные Истины буддизма. Страдание – это общая оценка жизни человека. Человеческая жизнь – сплошное страдание. Человек выше других живых существ. но место его в космосе невысоко, он не может освободиться от страданий круговорота рождений и смертей. Будды и все живое делятся на «Четыре Святых» и «Шесть Обычных». Будды, бодисатвы, пратьекабудды и шраваки (достигшие прозрения через чтение сутр) – это Четыре Святых. Небо, люди, архаты, животные, демоны и ад – это Шесть Обычных. Над человеческими существами есть более высокие существования. Человек рождается в этот мир с плачем и покидает его под горестный плач других. Рождение – страдание, старость – страдание, болезнь – страдание, смерть – страдание, разлука с любимым – страдание, соединение с нелюбимым – страдание, недостижение желаемого – страдание, а еще душевные и физические страдания от Пяти Сканд. Некоторые из перечисленных Восьми Страданий сопровождают человека всю его жизнь. Пять Сканд – это Рупа (Ощущения), Ведана (Восприятия), Санжня (Различение), Самскара (Действия), Виджняна (Сознание), они составляют пять элементов человека. Но человек по своей сущности пуст, и все во вселенной – пустота, все создается благодаря карме. Что соответствует ей, –то наличествует, что не соответствует, – то отсутствует, наличие – это карма. Соответствие не имеет собственной природы, не имеет сущности, совершенно пусто. Смысл «страдания» в том, что человек не может удержать внешние для себя вещи..
Стяжание – это корень всех страданий человеческой жизни. Пока человек не пробудился, он не понимает принципа вещей‑событий, не знает, что Тьма вещей вселенной пуста. Бездну его желаний трудно заполнить, жадность его ненасытна, отсюда его беспокойство, страдания, продолжающиеся всю жизнь. Не понимая причины страданий, нельзя познать мира пустоты.
Угасание указывает на пути и методы устранения беспокойства, освобождения от страданий. превосхождения колеса перерождений и достижения пустоты. Если идти в направлении, противоположном направлению человеческой жизни, можно «угаснуть» и достичь состояния будды. Для этого важно научиться «воздержанию, непременности и мудрости». Забыть все вожделения и переживания, чтобы ни одна мысль не тревожила сердца, – вот что называется «воздержанием». Полное пробуждение, чтобы и внутри и снаружи все было ясно, – это «непременность». Когда к вещам относятся соответственно карме, – это «мудрость». Три эти вещи восполняют друг друга, служат друг для друга и субстанцией и функцией. Когда человек в результате самосовершенствования приходит к воздержанию и устанавливается в пустоте, где нечего опустошать, у него непременно рождается мудрость и он может достичь другого берега. Пробуждение бывает постепенное и мгновенное. Когда после долгого совершенствования в Дао постепенного пробуждения составишь неразрывное целое с космосом, наступает ключевой момент, когда вдруг все становится понятным. Это и есть мгновенное пробуждение.
Путь – это мир, который достигается после «угасания». Когда человек благодаря нирване превзойдет рождение и смерть, освободится от всех треволнений и страданий Колеса Перерождений, он вступает в Западный Мир Предельной Радости, в рай.
Этот процесс так описывается бодисатвой Гуаньинь:
Все, что было в ощущеньях,
Погружается в поток забвенья,
Как только погружаемое умолкает,
Двух лиц покоя и движения
Различение не рождается,
И так все больше.
С ощущением прекращения ощущаемого,
Прекращения ощущения не удержать.
Когда сознание сознаваемого пусто,
Пустота сознания предельно полна,
Опустошение опустошаемого исчезает,
Порождение исчезновения утихает,
Как исчезнет настоящее и будущее,
Вдруг наступает превосхождение,
Что в мире, что вне его, –
Все в полноте ясности.
Тут Человек Беспредельного Дао остановился и взглянул на Ван Липина: “То, о чем говорится в последних строчках, ты сам уже испытал. В том мире Предельной Радости, о котором говорит буддийский патриарх, ты уже побывал. Тот пресветлый путь, что ты видел после смерти, и есть тот Великий Путь Запада. По буддийскому учению, ты Просветленный, а у нас, даосов, ты называешься «живым мертвецом». Сейчас ты знаешь только, что во вселенной есть места убежищ, но чтобы вернуться в эти места насовсем, надо продолжать совершенствование в выплавлении. И Человек Беспредельного Дао опять продекламировал несколько строк:
Карму предков хочешь узнать–
Она в том, как живется тебе сейчас.
Хочешь карму потомков узнать –
Она в том, что творишь ты сейчас.
Ван Липин слушал внимательно, и каждое слово Деда‑Учителя было ему понятно. Он ничего не сказал и ничего не спросил. У него был уже собственный практический опыт единства истин даосизма и буддизма, доказательство этого ему было дано простое, ясное и исчерпывающее. Кроме даосского учения, есть еще буддизм, это он теперь знал..А когда все понятно, и слова излишни, надо учиться совершенствованию в выплавлении.
Взять даосизм или буддизм – ищут они ответа на один и тот же вопрос – как человеческую эфемерность трансформировать в космическую вечность, как человеческую ограниченность трансформировать в космическую безграничность. В чем сущность космоса? Будда называл ее «Пустотой», Лао‑цзы – Дао. В чем высший идеал человека? Буддисты говорят – вступление через нирвану в «Мир Предельной Радости». Даосы говорят – достижение через совершенствование в выплавлении «Высшего из Трех Миров», «превращение в небожителя». Разная музыка – одна и та же работа, это равно драгоценно.
Беседа с Учителем‑Дедом раскрыла перед Ван Липином новые горизонты.
За Небесами есть еще Небеса!
На Эмэе рассказы почтенного наставника о буддизме заставили Ван Липина еще острее почувствовать безграничность космоса и безбрежность мудрости. Сколько скрыто еще во Вселенной неизвестного, сколько сокровищ, сколько тайн ждет, чтобы их раскрыли!
Большая часть поверхности земного шара покрыта морями и океанами, а на дне океана – существует давным‑давно затонувший материк? И на том материке была некогда блестящая цивилизация?
А какие же все‑таки тайны хранят египетские пирамиды?
А почему все христианские храмы имеют купольную крышу?
А что же, предки человека произошли от обезьяны или вскарабкались на сушу из воды? А все религии говорят, что человек создан богом. Миф это или правда?
Мир полон чудес и тайн. И все эти вопросы, похожие на загадки влекут к себе Ван Липина. Ему хочется раскрыть загадки космоса и человека.
Долго беседовали Учителя с учеником у кумирни, а потом поднялись и двинулись дальше в гору.
Они пошли не по старой дороге, а выбрали такое место, где скалы стояли стеной и где нога человека не ступала.
Ван Липин подумал, что Учителям тяжело видеть опустевшие и разрушенные храмы вдоль дороги, в этих же безлюдных местах сохраняется прежняя естественность, которая дает прирост сердечному шэнь. У него было предчувствие, что впереди их ждет какое‑то важное дело. А старики тем временем уже карабкались вверх, так что раздумывать было некогда, он полез за ними следом.
Пробираясь сквозь заросли и карабкаясь по утесам, путники добрались вскоре до одного места на склоне. Здесь была тенистая зелень, журчал ручей, цвели удивительные цветы и благоухали травы. На деревьях резвилась стая макак. Они то с криком гонялись друг за другом, прыгая и раскачиваясь на ветках, то рвали плоды, то усаживались ловить блох. Тут был их мир. Когда ветки вдруг зашевелились, макаки мгновенно насторожились. Малыши бросились к матерям, спрятались у них на груди и затихли, с любопытством выглядывая наружу.
При виде людей вожак стаи раскрыл пасть и обнажил острые зубы, а потом с громким криком ринулся в их сторону. За ним толпой бросились все обезьяны.
Увидев это наступление, Человек Беспредельного Дао не мог удержаться от смеха. Обернувшись он сказал: «В странствиях по Эмэю обезьяны всегда развлекают, только пугать их не надо». Остальные сосредоточились и ухватились покрепче за свои котомки. Между тем обезьяны, поняв, что людей мало, стали их окружать. Пришлось путникам пускать в ход мастерство левитации. Они рванули вперед и через мгновение оказались на высокой скале в нескольких десятках метров от этого места. Одураченные обезьяны кинулись было вслед за ними, только где же им было их догнать?
Ван Липину обезьянки показались забавными, он толкнул вниз камень, лежавший возле него. Обезьяны решили, что на них нападают и снова с криками бросились на них, да так быстро, что путникам пришлось вспрыгнуть на дерево. Обезьяны последовали за ними и стали прыгать с ветки на ветку, да только противников там уже не было, они незаметно спустились и стояли уже в сторонке. Обезьяны в конце концов утомились и угомонились, признав поражение, а путники, посмеявшись, двинулись дальше.
Они остановились у подножия утеса. Внизу под их ногами плыли разорванные облака. Утес был высотой в добрую сотню метров, кое‑где росли на нем удивительные деревья и лианы. Цепляясь за стволы лиан, кусты и траву, они полезли в лоб на вертикальную скалу. Там, где растений не было, приходилось искать расщелины и вмятины в камнях, вжиматься в скалу всем телом.
На середине подъема они вдруг услышали наверху чей‑то голос, прозвучавший гулко, словно большой колокол: «Пришли дорогие гости, упустил возможность встретить их далеко от дома!»
Ван Липин поднял голову и посмотрел вверх. Там, среди облаков, цеплявшихся за макушку утеса, стоял на ветру даос с длинной бородой в развевающихся одеждах, похожий на небожителя. Горный ветер спирально поднимался снизу вверх, а этот даос посылал звуки своего голоса против ветра! Без сомнения, это был человек необычный.
Вскоре путники выбрались на вершину. Здесь даос встретил их и пригласил в свою пещеру. Обе стороны обменялись церемонными приветствиями и расселись в порядке старшинства.
И действительно, даос оказался человеком совсем не обычным. Это был 118‑летний отшельник, давно живший на Эмэе в уединении. Его монашеское имя было «Человек Дао Странствия с Облаками». Хотя годами он был старше всех остальных, но даосом стал позже, чем Учителя‑Отцы, а потому велел Ван Липину называть себя Учителем‑Дядей. Этот даосский святой жив и до сих пор, сейчас ему 139 лет. Раз в три года г‑н Ван Липин непременно выбирает время, чтобы навестить Дядю.
Человек Дао Странствий с Облаками уже пять или шесть десятков лет не спускается с гор. В последний раз он сказал Ван Липину, что раньше люди подымались в гору верхом или на носилках, а сейчас подымаются, сидя на круглых ногах. При этих словах он нарисовал рукой окружность, и Ван Липин догадался, что речь идет об автомобильных колесах. Ван Липин пригласил его спуститься вниз, походить, посмотреть на жизнь. Но старик решительно отказался: «Нет, с этой горы спускаться нельзя».
Порвав с миром и живя в глуши гор, почтенный даосский небожитель не обращал никакого внимания на хаос в Поднебесной, на все треволнения суетного мира. Он был с головой погружен в единственное дело – совершенствование в Дао.
Лао‑цзы говорит: «В действии учеба каждый день что‑то прибавляет, а Дао в действии каждый день что‑то убавляет, убавленное еще больше убавляется. и так доходит до недеяния, отсутствуют деяния, а нет ничего несделанного». Учеба состоит в накоплении, надо накапливать ежедневно, ежемесячно, тогда только можно стать всезнающим эрудитом. При совершенствовании же в Дао целью является покой, здесь главное – сохранить единое, «закрыть свой вход (рот), затворить свои врата (глаза)», прекратить суетные мысли. В безмыслии и бездумье сущность в полноте ясности, когда все утихает, появляется мастерство. Достигнешь таких высот, ум станет как светлое зеркало или ясная луна, все сокровенные, чудесные, таинственные принципы Тьмы вещей космоса будут ясно видны сидящему в пещере. Отсюда и слова: «Не выходя из дверей, знает Поднебесную, не выглядывая в окно, видит Небесное Дао».
За горами есть еще горы!
Велика Поднебесная, и в ней всегда есть высокие люди.
Великая прямота подобна кривизне, великая ловкость подобна неискусности, великое красноречие подобно косноязычию, великая мудрость подобна глупости..
И есть еще такие люди, с глазом мудрости, распознающим истину, не болтающие о мучениях и страданиях, а проходящие тысячеверстные пути, поднимающиеся на отвесные горы, чтобы посетить Истинное на Абсолютной Вершине, спросить о Дао у хранителя пещеры. Это значит, что подобное притягивается к подобному и люди ищут себе подобных.
Человек Дао Странствий с Облаками, всей душой радовавшийся появлению Ван Липина, представителя молодого поколения, рассказал ему потом одну историю, случившуюся с ним давно.
Это было несколько десятилетий тому назад, Поднебесная тогда тонула в смуте, ни конца ни краю ей видно не было. В такие времена всегда выныривают новые люди, вынашивающие грандиозные планы..
Хотя дела в Поднебесной, где сталкивались разные силы, шли все хуже, здесь, на Эмэе, вдали от суетного мира, по‑прежнему царил покой. Каждый день, как и раньше, слышались звуки древних колоколов и деревянных рыб, по которым монахи отбивали такт во время молитв, виднелись дымки, курящихся в кумирнях свечей, по всем тропинкам непрерывной нитью тянулись паломники.
Человек Дао Странствий с Облаками, сидя в своей пещере и зная, что беспорядок в суетном мире будет тянуться еще долгие годы и месяцы, каждый день предавался совершенствованию в покое, а в оставшееся время ходил далеко в горы, в безлюдные места, где собирал целебные цветы и травы, знаменитые горные снадобья, а также и дикие плоды, которыми питался. Во время редких и неожиданных дождей с ветром ему случалось иногда найти место, откуда можно было созерцать фиолетовое сияние Будды, которое бывает только на Эмэе. Он бродил, куда глаза глядят, пути его были неисповедимы, редко кто и тень его видел, и никто не знал, что на этой знаменитой горе живет в отшельниках человек, сопричастный миру небожителей.
Однажды во время ночной медитации у Человека Дао Странствий с Облаками появилось странное предчувствие. Он знал, что днем его посетят два важных лица и что не принять их нельзя, так назначено судьбой.
Он стоял в лесу, занимаясь дыхательными упражнениями, когда на склоне горы показался человек. Старый даос понял, что пришел первый, и не стал «закрываться щитом», превращаясь в невидимку, но в сторону пришельца не смотрел и по‑прежнему с закрытыми глазами вбирал в себя шэнь.
Пришелец был лет сорока с лишним, очень рослый, с широкими бровями и величественными манерами, одет в серую куртку из грубой материи, очень просто, но от него веяло смелостью и энергией.
Увидев на вершине горы среди леса старика с румяным лицом и седыми волосами, который занимался циркуляцией ци, пришедший тотчас понял, что это человек необычный. Он направился прямо к нему, очень вежливо поклонился и сказал: «Дао вечно, небожитель спокоен».
Человек Дао Странствий с Облаками чуть приоткрыл глаза, остро взглянул на него и с усмешкой сказал: «Великий поход, устали в дороге»1.
При этих словах сердце пришельца встрепенулось, но виду он не подал.
«Позвольте спросить, может быть, почтенный наставник – Человек Дао Странствий с Облаками?»
«Бедный даос действительно зовется так».
«Смею утрудить преждерожденного просьбой сказать о делах государства».
«За расцвет и упадок Поднебесной отвечают государственные мужи. Бедный даос не обладает талантами, живет уединенно в глуши гор, о мирских делах не слышит, что может сказать о государственных делах».
«Над страной беда, весь народ будет страдать от нее. Преждерожденный пережил много расцветов и упадков, много видел и много знает, прошел поперек все небо и землю, сердцем проник в сокровенные их пружины, и далеко и близко известно его имя, все в мире почитают его. Надеюсь, что не станет отговариваться, прошу сказать что‑нибудь».
«Если восток не светел, светло на западе, затемнился юг – есть еще север. На северо‑западе может родиться, на северо‑востоке может двинуться вперед.2 Благодаря огромному таланту и великой стратегии правителя гигантские планы могут развернуться, великое дело может совершиться, не мешало бы бедному даосу погадать подробнее».
Даосский небожитель из горной глуши и великий блестящий талант – они говорили утром на Эмэе, говорили о небе и земле, о реках и горах, о будущем государства, о расцвете и упадке нации, говорили кратко, только о самом важном, но сказанное полностью совпало. Гость был рад и иногда весело смеялся.
В конце он сказал: «Глубокий невежда получил просвещение, много узнал полезного. Но дел очень много, приходится прощаться». Сложив руки перед грудью, он совершил поклон и удалился. Человек Дао Странствий с Облаками проводил его взглядом.
Затем он отправился в лес на другую гору, чтобы там в спокойном месте заняться пестованием шэнь. И тут вдруг появился еще один человек. Лет около пятидесяти, высокий, стройный, прямой, как палка, одет в военную форму, видом важный, со строгим лицом и пронзительными глазами.1 Этот человек долго жил внизу и часто ходил в гору на прогулку. А нынче решил посетить даосского небожителя, вот только не думал, что встретит его в этом месте.
Встретившись, они церемонно поклонились друг другу. Пришелец тоже попросил Человека Дао Странствий с Облаками коротко сказать о великих делах Поднебесной.
«А как по Вашему, сударь, можно умиротворить Поднебесную?» – в ответ спросил его Человек Дао Странствий с Облаками.
«По моему непросвещенному мнению, главное состоит в „Великом Учении“ („Да сюэ“). Дао Великого Учения в просветлении светлого Дэ, в любви к народу, в том. чтобы следовать высшей разумности. У вещей есть корень и верхушка, у событий есть начало и конец. Будешь знать первое и второе – приблизишься к Дао. Расставить все вещи по своим местам, сделать мысли разумными и сердце правильным, усовершенствовать себя и устроить семью – и Поднебесная упорядочится. Важнейшее из важных – исчерпывающе применять эти принципы в том месте, где события и вещи только начинаются, обнаруживать их в тот самый момент, когда происходит первое движение мысли».
«Хорошо. В Китае есть старинное учение о единстве Неба, земли и человека. Оно составляет корень конфуцианства, даосизма и буддизма, которые взаимно дополняют друг друга. Отсюда же исходит и учение г‑на Сунь Ятсена о Трех Народных Принципах, эта новая волна нашего времени. Небо движется по закону Дао, кто следует ему, тот процветает, кто идет против – погибает, это неизменный принцип. Что же касается великих дел Поднебесной, – что долго было в соединении, непременно разделится, что долго было разделено, непременно соединится, это формула циркуляции».
«Мэн‑цзы сказал: „В Небе не бывает двух солнц, у народа не бывает двух царей“. В таком смысле?»
«Разделение раздваивает, соединение приводит к единству. Перемены не останавливаются, все непрерывно меняется, как черты гексаграмм в движении по кругу. Самое мягкое в Поднебесной одолевает самое крепкое в Поднебесной. Знающий свою мужественность сохраняет свою женственность. Знающий свою славу сохраняет свой позор и может служить для Поднебесной долиной горного ручья».
Пришелец, поняв, что Человек Дао Странствий с Облаками перечисляет его недостатки, не хотел больше слушать и нетерпеливо спросил:
«Прошу сказать о делах будущего».
«Когда на Юге разгорается Огонь, порождается расцвет Воды».
Видя, что общего языка не найти, пришелец распрощался и спустился с горы.
Досказав историю, Человек Дао Странствий с Облаками сказал:
«То, что два человека в один и тот же день поднялись на гору, чтобы посетить меня, само по себе это необычно. Я все рассказал о Небесной Пружине, а далее все должно было проверяться на опыте. С тех пор я скрываюсь, никому больше не показываюсь и не спускаюсь с горы. Больше говорить нельзя, скажешь больше – непременно будет вред. И нынешние бедствия, дойдя до критической точки, начнут исчерпываться».
Ван Липин, затаив дыхание, слушал рассказ столетнего Учителя о делах прошлого, и в душе его росло уважение к нему..
Человек Беспредельного Дао сказал: «Каждый из этих двух лиц возглавил одну сторону, и Поднебесная на время умиротворилась. Такие великие смуты, как сейчас, в китайской истории бывали редко. С тех пор как Цинь Шихуан объединил Поднебесную, порядок и смуты чередовались, шли вперемежку.Как я смотрю, на протяжении всей истории расцвет был лишь тогда, когда были совершенномудрые правители, да светлые государи. А еще нужны для этого новые законы и строгая дисциплина, нужно, чтобы чиновники защищали народ. чтобы расцветали все ремесла, защищался бы великий покой, распространялось бы везде правильное ци. Если управление идет по правильной колее, смута сама по себе расцвести не может».
Здесь Ван Липин спросил: «Хотелось бы услышать, что уважаемые наставники скажут о Дао управления страной».
Человек Беспредельного Дао сказал: «Пути управления государством подразделяются на несколько видов – управление, основанное на человеке, на законах. на принципах, на Дао. Управление, основанное на человеке, существовало, когда Небо и земля только разошлись, когда жизнь народа только начиналась, по природе она была простой и чистой, желания тоже были простейшими. В то время были совершенномудрые ваны, которые личным примером вели народ к соответствию с Небом и землей, и государство само умиротворялось. Управление на основе законов – это когда общество уже развилось, появились ремесла, народ разделился на служилых, земледельцев, ремесленников и торговцев, на Три Религии и Девять Течений, жить стали смешанно, началось разделение труда, желания возросли и стали нечистыми, Путь управления государством перешел в колею законов и дисциплины, без этого управлять нельзя. При управлении на основе законов законы должны быть рациональными, должны быть авторитетными, и им должны доверять. а управление должно быть строгим. И чиновники и народ должны подчиняться одним и тем же законам, двойственности законов не должно быть. Лао‑цзы сказал: „То, что спокойно, легко держать; то, признаков чего еще нет, легко рассчитать; то, что хрупко, легко сломать; то, что мелко, легко рассеять. Делай это, пока еще не появилось, упорядочивай, пока еще нет смуты“. Когда общество доходит до такого этапа, оно уже очень сложно. Если по‑прежнему управлять, основываясь на человеке, трудно избежать смут, если управлять на основе законов, полный успех тоже не обеспечен. Тут необходимо появление управления на основе принципов, тогда только может получиться успех. Управление на основе принципов требует, чтобы и правители и управляемые ясно понимали принцип „Сохраняются люди – расцветает государство“, а когда законом становится принцип, а не образец, государством легко управлять. Управление на основе Дао – еще более высокий горизонт, это воспитание народа с помощью Дао, возвращение к простоте и истинности. Человек тут един с Небом и землей, действует по законам без всяких законов, управляет, не управляя. Лао‑цзы сказал: „Как говорит небожитель, если у меня нет деяний, народ сам изменяется, если я люблю покой, народ сам становится правильным. Если у меня нет служения, народ сам богатеет, если у меня нет желаний, народ сам опрощается“. Управление с помощью недеяния – это и есть управление на основе Дао. Это самый высокий этап развития общества, когда управление государством достигает высших границ.
Человек Дао Странствий с Облаками слушал, поглаживая бороду рукой, и под конец сказал: «Управление на основе Дао бывает только в мире небожителей. Неизвестно, сколько лет еще пройдет и сколько еще бедствий придется перенести нашему государству и народу, пока управление на основе Дао станет известно в этом мире».
Слушая рассуждения двух стариков о Дао управления государством, Ван Липин думал о своем когда‑то полученном опыте и понимал глубину этих суждений. Это еще больше укрепило его решимость совершенствоваться в выплавлении.
Глава четырнадцатая
Сны космоса
Учителя с учеником прожили на Эмэе несколько дней. Они беседовали с Учителем‑Дядей о Дао и приемах мастерства, и между ними установилась глубокая симпатия. Учитель‑Дядя и Ван Липин встретились впервые и разница в их возрасте составляла сто лет, но даосы всегда остаются истинными детьми. Учитель‑Дядя полюбил юношу, он брал его с собой в разные неприступные и удивительные места Эмэя и учил приемам самосовершенствования. И Ван Липин в общении с ним не чувствовал никаких «возрастных барьеров» и всегда просил старика поучить его.
А потом путники распрощались с Человек Дао Странствий с Облаками и снова отправились в дорогу. Путь их лежал на восток, они посещали священные места, занимались самосовершенствованием, совершали добрые дела, посещали небожителей, и подобных событий было такое множество, что нет возможности все их описать.
И вот, после долгих странствий наступил наконец день, когда они пришли в то место, где три старика жили раньше, на стоящую у моря гору Лаошань.
Они не были здесь семь лет.
Гора была все та же, все то же было море. Морские волны, накатываясь одна за другой, ударялись о подножье горы, горный ветер шумел в соснах на ее склонах. Все было здесь для стариков знакомым и родным. Но в душе не было прежней радости, наоборот, они ощущали сильную тревогу..
Монастырь Тайцингун (Дворец Великой Чистоты) был не тот, что раньше. Монахи разбрелись неизвестно куда. Во всех других монастырях и храмах видны были следы погромов. Не осталось монахов‑отшельников даже в пещерных кельях на крутом склоне, где редко ступала нога человека. Уже по одному этому можно было судить о масштабах и глубине бедствий, охвативших страну.
Путники подошли в пещере Вечной Молодости. У входа в нее разрослись молодые лианы, а внутри было темно. Они вошли. Человек Дао Чистой Пустоты зажег масляный светильник и смахнул пыль с хранившихся здесь ритуальных принадлежностей. Он сказал Ван Липину, что это то самое место, где когда‑то совершенствовался в выплавлении патриарх Цю, а потом и они все трое. Ван Липин помог Учителю навести в пещере порядок.
Дед‑Учитель расставил в ряд таблички душ патриархов и воскурил перед ними свечи. Все вместе совершили церемонию поклонения. А когда она закончилась, Ван Липин предложил старикам отдохнуть.
Старики оглядывали пещеру, все было до боли знакомо, со всех сторон нахлынули чувства. Невольно вспомнилось, как семь лет назад начался отсюда их путь в тысячу верст и много месяцев, путь на поиски преемника. Сколько за эти годы было трудностей в воспитании ученика, сколько перемен в суетном мире, сколько народных страданий, погром буддизма и даосизма, да всего и не перечислить. Но душам предков они с чистой совестью могли сказать, что в эти страшные годы, скрываясь и таясь, они все‑таки вырастили и воспитали Восемнадцатого Транслятора, тысячелетняя мудрость Школы Драконовых Ворот Полной Истинности, Драгоценность Духа этого мира будет жить, будет передана, развита и наполнена светом. Среди всех несчастий это было великое счастье, и, глядя на юного ученика, старики не могли удержать горячих слез.
Ван Липин хорошо понимал, что творилось в их душах. Он поклонился каждому из них, и глаза его тоже покраснели. Потом, чтобы разрядить настроение, взял Деда под руку и вывел его наружу. Вслед им вышли и Отцы‑Учителя.
Ван Липин обмахнул рукавом большой плоский камень и шутливо поклонился Деду: «Великий муж покорнейше просит почтенного Учителя присесть».Человек Дао Чистого Покоя сразу подхватил: «Этот хитрый обезьяненок всегда такой скользкий, словно угорь, намазанный маслом. А сегодня он что‑то смахивает на важного сановника на государственной церемонии. Надо нам всем держать ухо востро».
Сказал–и облачко грусти словно ветром сдуло, все развеселились. Ван Липин подвинулся к Человеку Дао Чистого Покоя и, обметая сиденье для него, заметил: «Учитель, если я заслужил такую славу, то ведь иначе и быть не могло. В древности говорили, что если сын невоспитан, это вина отца».
Человек Дао Чистого Покоя уселся на камень. «Учитель, – обратился он к Человеку Беспредельного Дао, – Ты только послушай, это что же значит? Ведь всех нас воспитывал ты».
Подмигнув, Человек Беспредельного Дао ответил «А что тут такого? Я только слышал, он сказал, что ты его хорошо учил, а ты говоришь, что я хорошо учил, так что все правильно.» Ван Липин от восторга всплеснул руками.
Они купались в море солнца и ветра, одна только шутка – и все здесь снова стало их миром.
Человек Дао Чистого.Покоя повернул разговор: «А теперь, Юншэн, пора показать тебе нашу, Трансляторов Школы Драконовых Ворот, реликвию». Он протянул руку ко входу в пещеру, и оттуда тотчас выползла белоснежная черепашка.
Глаза Ван Липина сверкнули, он тотчас хотел схватить ее, но Человек Дао Чистого Покоя удержал его: «Не трогай!»
Черепашка была маленькая, размером всего в ладонь, но ползала быстро. И поползла она прямо к Человеку Беспредельного Дао, вскарабкалась по его одежде наверх. Он вытянул вперед руку, черепашка забралась в ладонь и в ней остановилась, только вытягивала шею, да терлась о кожу, словно ласкалась.
Человек Беспредельного Дао отпустил ее и она поползла к Человеку Дао Чистого Покоя. Тот не стал ждать, пока она на него взберется, взял ее в руки, она снова залезла в ладонь и приласкалась. Человек Дао Чистого Покоя поднес руку к щеке, черепаха стала тереться головой о щеку, как будто шептала что‑то тихонько ему на ухо. Он отпустил ее с радостным смехом. Теперь настала очередь Человек Дао Чистой Пустоты. Черепаха вскарабкалась на него и приласкалась, а он тоже будто что‑то ей шепнул и опустил на землю.
Белая черепаха подняла голову и посмотрела в сторону Ван Липина, а потом быстро‑быстро поползла к нему, взобралась на колени и заворочалась, словно чего‑то ища. Ван Липин тоже протянул ей ладонь, и вползши в нее черепаха затихла, будто давно‑давно его знала.
Видя все это, старики одобрительно кивали головами.
Человек Беспредельного Дао сказал: «Священная черепаха одухотворена. Она знает, что хотя ты пришел сюда впервые, ты из нашей семьи, она ждала тебя тоже как старого друга».
Учитель‑Дед велел Ван Липину положить черепаху на камень и хорошенько рассмотреть, как она движется. На камне черепаха застыла без движения, как в медитации. «Посмотри, в каком направлении солнце? А куда повернута голова черепахи?»
Посмотрел Ван Липин – солнце на юго‑востоке, и черепаха сидит головой на юго‑восток..
Учитель‑Дед велел повернуть ее головой к северо‑западу. Но она тихонько повернулась обратно. И так несколько раз, голова всегда была направлена к солнцу. И Ван Липин подумал, что у черепахи действительно есть душа.
«Лет этой черепахе больше, чем нам всем четверым вместе взятым, – сказал Дед. – Она старая, ей около семисот лет». Ван Липин невольно ахнул.
А Дед продолжал: «Это реликвия Школы Драконовых Ворот, передающаяся Трансляторами из поколения в поколение. До меня она передавалась двенадцать поколений, 680 лет. Эта черепаха впитала квинтэссенцию солнца и луны и сладкую росу Неба и земли, она слилась с природой в одно и умеет гармонировать с Дао. Секрет долголетия в том, чтобы всегда чувствовать Дао, каждодневно откликаться на космические метаморфозы. У этой чудесной реликвии люди многому могли бы поучиться».
Пока шел разговор, белая черепаха, как заметил Ван Липин, чуть шевельнулась и снова застыла головой к солнцу.
«Черепахи только после 360 лет обретают способность вращаться вместе с солнцем, – продолжал Дед, – но могут поворачиваться лишь на половину круга. А целый круг они могут делать после 720 лет. Прежние Трансляторы очень подробно описали все обстоятельства совершенствования этой черепахи, а позже, когда она перейдет к тебе, исследование будешь продолжать ты. Это одна из твоих важных задач».
Ван Липин степенно кивнул.
Учитель Чистой Пустоты указал рукой на спину черепашки и велел хорошенько рассмотреть, что там есть особенного.
Ван Липин внимательно вгляделся, и действительно, что‑то показалось ему в узорах ее панциря необычным. Присмотрелся еще – узор представлял собой круг из восьми триграмм. «Да тут Восемь Триграмм! – невольно закричал он. – Это так и было или это сделали люди?»
Учитель Чистой Пустоты сказал: «Да если бы это сделали люди, что было бы в том удивительного? А вот то, что само собой получилось соответствие Восьми Триграммам, это чудо. И людям следует задуматься. Ведь Восемь Триграмм – откровение, полученное от природы. Еще вопрос – как рисунок Восьми Триграмм оказался на панцире черепахи? Тут надо вспомнить о более широких метаморфозах пространства, это влияние пространственных сил. В пространстве существует Шесть Направлений – верх‑низ, перед‑зад, лево‑право, существуют силы каждого направления, существуют их метаморфозы, их группирование, их прямое и обратное действие, прирастание и подавление. Да плюс еще влияние солнца и луны на все живое, вот и получается Восемь Сил. Отпечатываясь на какой‑то поверхности, они образуют форму двух крестов. наложенных друг на друга со сдвигом в 45 градусов и делящих плоскость на восемь секторов. Так Восемь Триграмм и получаются. Поэтому Восемь Триграмм надо понимать объемно, а не плоскостно. Изучение „Книги Перемен“ – это путь к началу понимания.
Учитель Чистой Пустоты легонько поднял белую черепашку и повернул брюшком вверх: «Посмотри, брюшко разделено на двенадцать частей, они тоже составляют единство, которое можно толковать через числа. Двенадцать – это Двенадцать „Земных Ветвей“, двенадцать месяцев, двенадцать двухчасий в сутках, двенадцать каналов и меридианов. Здесь тоже глубокая космическая подоплека. В этом отношении мы все ученики твоего Деда‑Наставника, попроси его, чтобы он тебе пояснил».
«Мы все ученики этой белой черепашки, –сказал, услышав это Дед‑Учитель, – так зачем спрашивать у меня, почему бы ее не спросить? Не слышали ли Вы, сударь, что сказано в „Побуждении к учебе“ у Хань Юя: „Тот, кто родился раньше меня, должен был и о Дао раньше меня услышать“. Пока с нами эта чудесная черепашка, давайте будем хорошенько учиться у нее».
Дед‑Учитель посадил черепашку на руку и, пристально в нее вглядываясь, сказал: «Прав был Человек Дао Странствий с Облаками, смута в Поднебесной, по‑видимому, будет продолжаться еще несколько лет. И нам нельзя надолго оставаться здесь, придется опять странствовать».
«А как же быть с черепашкой?» – спросил Ван Липин.
«Она сумеет позаботиться о себе лучше, чем мы».
«Давайте возьмем ее с собой, ладно? У меня на одного Учителя будет больше».
«Ладно»,– согласился Дед‑Учитель и передал черепашку Ван Липину. Тот страшно обрадовался и потерся щекой о ее панцирь.
С тех пор в странствии с облаками появился еще один старейшина 680‑летняя чудесная черепашка.
Они спустились с горы и взяли путь на север. От того, что с ними была черепашка, Ван Липину стало веселей.
Во время странствия, чтобы снаружи ни происходило, черепашка смирно лежала в дорожном мешке, так сказать, занималась самосовершенствованием в уединении. Но когда люди усаживались отдохнуть и выпускали ее, она наслаждалась вместе с ними. Она не ела, не пила, у нее не было испражнений, по‑видимому, это уже было долгожительство с отказом от пищи.
Спустя несколько месяцев путники пришли на гору Даньяй в уезде Пэнлай на северной оконечности полуострова Шаньдун.
Гора Даньяй стоит у самого моря, она невысока, но красива какой‑то изысканной красотой и окутана облаками и туманами. Напротив нее через залив виден остров Чаншаньдао, а к востоку – только безбрежный простор моря. Когда на востоке встает солнце, вода в море и небосвод одного цвета, а красное светило висит в середине, получается невероятная картина. В безветренные дни мелкие волны легонько лижут песок и гальку у подножия горы, словно мать ласкает своего младенца. Отвесные утесы словно вырезаны ножом, а когда задувает северный ветер, наталкиваясь на утесы, он поднимается вертикально вверх, и стоящие на утесе люди его почти не чувствуют.
На вершине горы построена беседка, это повсеместно знаменитая беседка Пэнлай, названная так по имени легендарного Острова Бессмертных. Она пользуется очень большой популярностью. Так как море и небо здесь «смыкаются», когда временами ее окутывают облака с моря, она действительно становится похожа на остров небожителей из другого мира. Видно отсюда очень далеко, влажный морской ветерок ласкает лицо и вдохновляет сердце, появляется такое ощущение, что ты и сам Бес смертный, оставивший бренный мир, позабывший всю его грязь.
C.юго‑восточной стороны у подножья утесов находится знаменитый Водный городок, построенный полководцем минской эпохи Ци Цзигуаном для обучения моряков. Несмотря на то, что прошло с тех пор несколько веков, городок еще сохраняет свой первоначальный облик.
Пэнлай – это остров, образовавшийся в древности. В эпоху Тан он пользовался необыкновенной славой, в эпоху Мин играл роль важного стратегического пункта мореходства, в новое же время потерял былое значение. А вот слава беседки Пэнлай не уменьшается, это место, куда стремятся все туристы.
И вот Учителя с учеником тоже пришли сюда, но в отличие от обычных туристов, пришли не ради этих достопримечательностей, а совсем ради другого.
Во время хунвэйбинского «выметания вон» даосский монастырь на горе был разгромлен. Путники не пошли туда, не пошли они и к беседке, а выбрали на вершине место для медитации и, усевшись лицом к голубому простору, погрузились в созерцание.
Море для людей всегда остается неизмеримо глубокой тайной.
А то, что путники хотели увидеть над морем, было еще более неизмеримой тайной.
Они сели в ряд на землю, закрыли глаза и, сконцентрировав шэнь, начали делать посылы. Постепенно глаза широко раскрылись, руки вытянулись в сторону моря и начали подниматься вверх, тело задрожало мелкой дрожью, почти незаметной, в процессе этого некая могучая сила была послана вдаль к поверхности воды.
Человек Беспредельного Дао начал читать заклинания, вызывая к действию силы сверхъестественные.
Белая черепашка неподвижно лежала рядом с Ван Липин, она тоже ждала метаморфоз поверхности моря.
Поначалу там не было видно чего‑нибудь необычного. Небольшие волны, морские испарения, создающие туманную дымку.
Вскоре туман начал густеть и мало помалу превратился в плотную завесу. А на туманном экране началось движение, возникли какие‑то силуэты, картина то несколько прояснялась, то затуманивалась вновь. Вот горы, вот дворцы, вот лошади с повозками, а вот и люди, все дрожит, мерцает, меняется, словно во сне.
Все четверо сосредоточенно вглядывались, чтобы разглядеть детали этой призрачной картины, не упустить ее метаморфоз, старались прочувствовать и понять ее.
Поначалу картина напоминала утонченный пейзажный свиток китайской живописи, но потом изображение изменилось, словно порыв ветра унес облака. На экране проступила крутая горная вершина. И вдруг она перевернулась. И люди, сталкиваясь, словно в бурном потоке, тоже перевернулись и зависли над телегами и лошадьми. А гора превратилась в несколько изящных и высоких дворцов, которые стали быстро таять и исчезли, как дым. Вдруг опять появились облака, из них выступил парусник, вокруг него были не волны, а что‑то вроде стада баранов, потом показался человек, погонявший их кнутом. У парусника выросли два крыла, одно очень длинное, другое удивительно короткое, будто обломанное.
Все уплыло. Возник южный пейзаж, залитые водой поля, разделенные на аккуратные квадратики, домики под черепицей, буйволы на полях, дети, играющие у деревни, картина спокойной счастливой жизни. Домики во мгновение ока превратились в автомобили и умчались в туман, исчезли в никуда.
Учителя и ученик убрали посыл, призрачные картины над морем исчезли без следа. Море по‑прежнему было спокойно и тихо, небо сияло голубизной, как и раньше, под лучами солнца сверкала морская зыбь.
Старики выглядели озабоченно, и Ван Липин, не понявший истинного смысла содержащейся в призрачных картинах информации, смотрел на них тревожно и вопросительно.
Человек Беспредельного Дао положил на ладонь чудесную черепашку, долго смотрел на нее, потом на море, будто что‑то вспоминал. Ища ниточку, ведущую к пониманию, он погрузился в глубокое раздумье.
«Не посмотреть ли еще раз?»–предложил Наставник Чистая Пустота. Человек Беспредельного Дао кивнул.
Все четверо снова начали посыл, с моря поднялся туман и опять появились картины. Призрачные, мерцающие, эфемерные. Горы, вода, рисовые поля, деревенские жилища, беседки, люди, птицы, животные. Снова и снова сцены и сплетающиеся из них события. И вот опять перевернутая вверх ногами толпа, рассыпающиеся дворцы, реки, похожие на облака. Старики обсуждали увиденное, смысл призрачных видений понемногу прояснялся. И Ван Липин, слушая их, тоже начинал кое‑что понимать.
Оказалось, что картины передавали информацию о «Небесной Пружине», о будущих общественных метаморфозах.
Читатель может вспомнить здесь о загадочных явлениях, называемых часто «миражами». Наука понимает «миражи» чисто физически, то есть целиком остается в Нижнем из Трех Миров. Она анализирует их появление с точки зрения оптики, например, говорит, что водяные пары в воздухе должны распределяться равномерно. водяные капли должны быть овальными и т.п. Но чтобы пейзажи далеких мест, пронизав этот слой тумана, отразились обратно, нужны еще и другие серьезные метеорологические условия. Поэтому, с точки зрения физики, миражи не то чтобы не могут возникнуть, но возникнуть им очень трудно. Если в одном месте возникло «отражение», в другом обязательно должна быть «реальность», иначе объяснить нельзя.
Даосы не «объясняют» эти «миражи», а «вызывают» их. Объяснения же требует смысл проявляющихся призрачных картин.
Г‑н Ван Липин сказал, что старики‑даосы почти каждый год приходят на берег моря «ставить» и смотреть картины, и смотреть их можно столько времени, сколько нужно. Это вовсе не «редкость, которую не встретишь за тысячу лет», их можно вызывать в любое время. Люди этому не верят, но это можно подтвердить экспериментально. А вот смысл показанных «картин» может быть прочитан только благодаря богатым знаниям и опыту.
Еще в Фушуне старики научили Ван Липина приему «поднимания картин с воды». Было это на большом водохранилище к востоку от города, на берегу которого на солнышке он часто занимался тренировкой. Из‑за небольшой поверхности воды прием было отрабатывать трудно, картины получались нечеткие, сам он видеть их мог, но не был уверен в том, что они видны другим. А теперь, перед безбрежным морским простором можно было развивать свое мастерство, и тут уже наступила большая ясность, тем более, что посыл совершали все четверо одновременно. В общем, с вызыванием картин проблем не было.
Обсуждать эти чудесные явления можно долго, но, если держаться за нынешний уровень знаний и методов, они навсегда останутся «загадкой».
Пусть ощущения говорят, что все пусто, пустота эта не пуста. Космос – это многомерный мир.
Авторы книги спросили, почему же такое, на взгляд обычных людей, исключительное явление, как мираж, может скрывать в себе, да еще и демонстрировать тайны социальных метаморфоз?
«Это сны космоса», – с улыбкой ответил г‑н Ван Липин.
Эти слова, как по волшебству, прояснили сущность проблемы.
Транс, вокруг все туманно‑неясно, но в голове ясность необычайная. Все, что мы видим, преобразилось. Небо и земля, верх и низ, солнце, луна, звезды, острые пики гор и долины, реки, озера, моря, цветы и травы, звери и птицы, ветер, гром, молния, снег, дождь, лед, иней, весна, лето, осень, зима, утро и вечер, холод и тепло, власть, аристократия, чернь, народ, мужчины и женщины, старые и малые – все это течет, смешивается, разделяется, превращается в призраки, нет ни верха, ни низа, ни переда, ни зада, ни левого, ни правого, ни прогресса, ни регресса – один гигантский водоворот засасывает, а потом выплевывает все это. Это кажется хаосом, но в этом есть какой‑то порядок.
У космоса есть свое собственное мышление, своя духовность и бесчисленное количество особых языков.
Земля мала, как песчинка, этот космос тоже мал, как капля воды. У всех есть свой организм, у всех есть свой головной мозг. И этот мозг видит «сны».
Все человеческое тождественно космическому. Истоки человека – в космосе.
У человека сны человеческие, а космос видит космические сны. Люди, владеющие мастерством, могут видеть сны других людей, могут видеть и «сны» космоса. И они понимают и те и другие сны.
В «Си цы чжуань», комментариях к «Книге Перемен», говорится:
Небо поднялось ввысь, Земля опустилась вниз, были установлены триграммы Цянь и Кунь,. низкое и высокое тем самым расставлены по местам, благородство и подлость установлен,.движение и покой обрели постоянство, твердое и мягкое разделены. Когда сходное собирается по подобию, вещи распределяются по группам, рождаются счастье и несчастье. Небо создает образы, земля создает формы, метаморфозы становятся видны.
И еще говорится:
Совершенномудрый человек создал гексаграммы для наблюдения образов, добавил к ним слова, чтобы прояснить счастье и несчастье. Твердое и мягкое друг от друга отталкиваются и рождаются метаморфозы. По этой причине счастье и несчастье – образы потери и получения, раскаяние и жадность – образы беспокойства и тревоги, метаморфозы – образы наступления и отступления, твердое и мягкое – образы дня и ночи. Движение шести черт – Дао трех пределов. По этой причине когда благородный муж спокойно сидит на мест, – это пролог перемен. Что радует и забавляет – это афоризмы к чертам. По этой причине благородный муж сидя в покое, созерцает эти образы и забавляется этими афоризмами. В движении же созерцает их метаморфозы и забавляется гаданием по ним. Потому с Неба ему идет помощь, удача всегда ему сопутствует.
«Книга Перемен» говорит о «созерцании», как о пояснении загадки космоса и человеческой жизни, это можно назвать высшей степенью созерцания.
Корнем космоса является беспредельный хаос, смешанность кома. Затем хаос разделяется в первый раз, полагается начало Инь и Ян. разъединяется чистое и мутное, определяются места Цянь и Кунь. На небе появляются солнце и луна, звезды и планеты, ветер и облака, гром и молния. На земле появляются Восток, Запад, Юг и Север, горы и реки, озера и моря. Между небом и землей появляются летающие и плавающие, животные и растения, человеческое общество. Так расцветает Тьма вещей, все живое. В это время горы становятся горами, воды – водами, а человек – человеком. Среди всех них человек –чем дальше уходит от прошлого, тем хуже видит. Мудрец Чжан Голао, чтобы видеть прошлое ясно и общаться с необыкновенными людьми, скрытыми временем, всегда ездил на своем осле задом наперед. Такой у него был метод созерцания. Многие ученые тоже пользуются этим методом для выяснения происхождения нынешних событий.
Применив такой метод созерцания, даосы, во‑первых, увидели самые истоки разных вещей, происходивших в то время, так как пышная крона большого дерева «начинается с корня». Во‑вторых, увидели, что все происходящее не противостоит друг другу абсолютно, не изолированно друг от друга, что все взаимосвязано, что небо и человек находятся во взаимном соответствии, что они едины. В горе можно созерцать воду, а воде находить гору, в пейзаже можно видеть человеческое.
Есть одно лирическое стихотворение о любви, в нем говорится:
Сначала вылеплю Тебя,
Себя слеплю потом.
Тебя с Собой в комок сомну
И вылеплю опять.
Тебя опять, Себя опять.
. И будешь Ты тогда во Мне,
В Тебе же буду Я..
На вид это маленькое стихотворение примитивно, но в нем заключена великая философская истина, которая восхищает не только тех, кто любит людей, но и тех, кто любит природу.
Даосы же в этом месте опять копают глубже, развивают шире, на месте обычного они видят чудесное, в морских испарениях прозревают социальные метаморфозы.
Вы говорите, что это невероятно?
Если вы поймете теорию единства Неба, земли и человека, теорию взаимосоответствия Неба и человека, то сможете прозреть заложенную в этом истину.
Глава пятнадцатая
