2020-06-10
60
1976 год стал для китайцев незабываемым. Он был отмечен целой цепью важнейших событий. Один за другим скончались несколько государственных деятелей. В районе Таншаня произошло страшное землетрясение, в котором погибло и пострадало несколько сот тысяч людей. И общество тоже кипело. В апреле на площади Тяньаньмэнь в Пекине собралось несколько сотен тысяч людей для выражения протеста. Их выступление было подавлено. В октябре же был совершен переворот в верхах, «Банда четырех» прекратила свое политическое существование, и тогда было объявлено об окончании «Великой культурной революции».
После десяти лет бедствий пережить еще и события этого года – прямо‑таки невероятно, как вынес все это китайский народ.
Бедствия Китая были слишком велики, и поистине нелегко было быть китайцем.
Политическая борьба не ограничивалась рамками верхушки общества, она докатывалась до семей обычных людей и сотрясала душу каждого человека. Погиб от несправедливости глава государства, а сколько простых людей вынужденно оставили свой дом и умерли в несчастье! Так называемая «классовая борьба» всю страну перевернула вверх дном, и сотни миллионов людей пострадали от этого настолько, что вряд ли можно это выразить словами.
Но в конце концов все это закончилось.
А конец этот, 1976 год, был столь трагическим, что потряс небо и землю, вздрогнули человеческие сердца и пролились слезы.
Осень того года. Вершина горы Сишань в Фушуне. Темная ночь.
Сидя на глиняном кане, три старика беседовали о древности и событиях нынешних дней, горевали о бедствиях народа и выражали надежду. что произойдут сдвиги к лучшему. Мерцал огонек масляного светильника, тени людей на стене то вырастали, то делались маленькими. Было уже заполночь, а старики все не унимались.
Вспоминали Человека Дао Странствий с Облаками, о том, что говорил он о событиях Поднебесной. Два титана, под влиянием которых проходило развитие новейшей истории Китая, умерли один за другим в последние два года, но влияние их еще не исчезло. До единства страны, до процветания нации было еще очень далеко.
С конца династии Цин старики повидали уже много смут, сменявшихся затем переменами, вот и теперешняя смута, хотя и длилась целые десять лет, скоро должна завершиться.
Старики чувствовали удовлетворение, что в период всех бедствий, которые произошли в государстве, в период беспощадных гонений на буддизм и даосизм, они все же выполнили великую задачу воспитания преемника. Тысячу лет без перерыва передававшиеся секреты Школы Драконовых Ворот будут продолжать передаваться дальше. Их молодой ученик овладел полнотой мастерства. Совершенствование в выплавлении, продолжавшееся четырнадцать весен и осеней, дало блестящий результат. Для того, чтобы Великое Дао вышло в Поднебесную, нужно было только ждать перемен к лучшему в будущем.
И старики готовились к этому будущему заранее.
Ван Липин будет особой, ключевой фигурой в истории Школы Драконовых Ворот, ему предстоит многое сделать.
Ван Липин изучал Дао не в отшельничестве, а в миру, а вернее сказать, и там и там. Он и Учителей не покидал, и дома родительского не оставлял, был отшельником и мирянином одновременно – внутри даос, а снаружи мирянин.
Вернувшись из странствий с облаками, он опять жил дома. Зарплата у родителей была очень маленькая, а ртов в семье много, так что жилось им чрезвычайно трудно. Вскоре Ван Липин поступил на работу учеником рабочего, чтобы кормиться самому и как‑нибудь облегчить бремя родителей.
А родителей у него было больше, чем у обычных людей: те, что его родили, и те, что дали ему «второе рождение» – Дед и Отцы‑Учителя. И кормить всех родителей было трудно. А если говорить о возрасте, всем давшим ему «второе рождение» было за восемьдесят, так что о них надо было заботиться прежде всего.
Из своей ежемесячной очень маленькой зарплаты Ван Липин на жизнь тратил мало, это уже стало привычкой. Получив зарплату, он прежде всего думал о Деде и Отцах‑Учителях, покупал самые нужные в хозяйстве вещи и тащил в хижину на горе Сишань. Родители его в этом поддерживали и одобряли. В то время все жизненно необходимое, как продукты, так и мыло, спички и т.п., выдавались по числу прописанных. И родители всегда старались немного сэкономить, чтобы Липин мог отнести на гору. Родители очень переживали, что не могут помогать старикам больше, слишком уж ограниченны были их средства.
Старики, живя в пещерах, привыкли к трудностям. И во время странствий они не брали у людей ни денег, ни пищи. И даже излечивая от болезней и избавляя от бед, не просили вознаграждения. Сейчас на Сишане они развели огород, где выращивали зерно и овощи, сами собирали топливо, в общем, жили самостоятельно. Когда Ван Липин что‑нибудь приносил, старики всегда благодарили и извинялись, они боялись стать обузой для семьи Ван. А Ван Липин всегда со смехом отвечал: «Да дома еще есть, нам хватит, а то, что Учителя попользуются этим, для нас будет радость».
В любое время года Ван Липин ходил в рабочей одежде, но не в такой промасленной и грязной. как у других, а в очень аккуратной и чистой. Питался по большей части солеными и свежими овощами, очень просто. В отношениях с людьми он был очень гармоничен и свободен, но не болтлив, походил на скромную девушку. Чистый сердцем, не питающий материальных желаний, он был слит с Природой, погружен в Чистый Покой, а выглядел румяным и веселым.
Опять кончилась зима, земля встречала весну.
По горло сытые горестями люди тоже раскрыли глаза, увидели синее‑синее небо, зеленую‑зеленую землю и свет надежды.
Как во вселенной обращение звезд постоянно, так и в человеческом обществе Истина, Добро и Красота не могут быть разрушены насовсем.
И в хижине на вершине горы Сишань восстановилась прежняя атмосфера. Старикам уже не нужно было прятаться, каждый день приходили люди, просившие «почтенных докторов» полечить, и сами они развели возле хижины и цветы и огород, так что все вокруг расцветало.
Днем Ван Липин был на работе, вечером же отправлялся к старикам и по‑прежнему непрерывно совершенствовался.
Весенний дождик льет всю ночь, а утром подует ветерок, тучи разойдутся, вот уже и безоблачно и ясно.
На работу Ван Липин ходил радостно. Отношения между рабочими стали гораздо непринужденнее, чем раньше, разговоры свободнее. Однажды Ван Липин услышал, что его товарищи говорили о буддизме и даосизме, что, вот, мол, монахов в монастыри снова возвращают, что правительство даже само подвигает людей на то. чтобы они становились «монахами», что такие «монахи» получают зарплату, днем ходят на работу, а вечером возвращаются домой, правда ли, нет ли.
Слушая эти толки, Ван Липин внешне был спокоен, внутри же у него все волновалось. После работы он побежал прямо на гору, чтобы поскорее сообщить новость Учителям и порадовать их.
Он взбирался по склону быстрыми шагами. Далекие горы мягко вырисовывались на краю неба, розово‑красное вечернее солнце заволакивало все вокруг своим светом. У берега реки стоял задумчивый бык, тянувший шею к прозрачному потоку, пролетела с юга стая гусей, медленно растаяла в воздухе.
Ван Липин невольно засмотрелся на эту весеннюю акварель. На память пришли строчки древних стихов:
Скрылось солнце за тысячи ли,
Стало узким бескрайнее небо…
Он не помнил, чьи это строчки и удивился, почему они всплыли сейчас. Невольно.
Дед‑Учитель знал наизусть немало древних стихов, и многим из них научил Ван Липина, и сейчас должны были бы вспомниться какие‑нибудь более радостные, славящие весну стихи.
В мире людей благовонья
В апреле уже на исходе,
А у храма в горах начинает
Цветение персик свое.
Вечно горюют люди,
Когда весна уходит,
Будто не знают, что снова
Сюда возвратится она.
Весна пришла в горные монастыри. это верно, скоро наступит весна для буддизма и даосизма.
…Я когда‑то с цветами равнял
Снег сходящий в стихах,
Ну, а ныне в стихах все цветы
Я равняю со снегом
Ну, хорошо, весна – это цветы, а цветы – это весна, распускаются сто цветов, весна повсюду. А все‑таки, чьи же это строчки? А, вспомнил, это стихи поэта эпохи Южных Династий, Фань Юня. Они называются «Разлука». Такие хорошие стихи, и почему такое название?
Больше Ван Липин о странном появлении стихов уже не думал. А думал о том, что Дед и Отцы‑Учителя снова встречают весну своего дела, и это очень здорово.
Это дело всей их жизни –совершенствоваться в трудностях, чтобы были продолжатели Великого Дао, чтобы оно распространялось в Поднебесной. У них только одно стремление – чтобы человечество узнало истину бесконечности космоса и то, что человек имеет в нем свое место и свое значение, что у него есть светлый путь к своему уделу. Но сколько же среди живущих есть таких, кто способен понять эту истину и личным примером проводить ее в жизнь?
И когда внутри самого человечества идет непрерывная война, народ загнан в угол, да и природе наносится ущерб, наука, техника, интеллект в каком‑то смысле сделались уже орудием самоуничтожения человечества, кому еще нужна великая мудрость, проповедуемая буддизмом и даосизмом?
А весна и поворот судьбы – разве не дают они людям новых надежд?
В таких раздумьях Ван Липин незаметно подошел к дверям хижины кузнеца. Тут он подобрался, сосредоточился и подошел уже с улыбкой, как ни в чем не бывало.
Наставник Чистого Покоя возился перед входом с цветами и деревьями. Увидев Ван Липина, он обернулся к хижине и крикнул: «Юншэн пришел!»
Из дверей тотчас же появился Дед‑Учитель, в одной руке одежда, которую он латал, а другую тянет обнять Ван Липина. И Наставник Чистой Пустоты пришел из‑за дома с огорода, руки в земле, приговаривает: «Только что Учитель тебя поминал, велел мне зелени нарвать, а ты уж тут как тут!»
Ван Липин помахал коробкой, которую держал в руках: «А я сегодня принес вам кое‑что вкусненькое – соленый арахис, чтобы жилось веселее!»
Дед завел Ван Липина в хижину, а Наставник Чистой Пустоты пошел собирать зелень. Потом Отцы‑Учителя занялись приготовлением ужина. Ван Липин же отобрал у Деда одежду: «Я починю».
Наставник Чистого Покоя сказал: «Учитель, а когда Вы успели и этому Юншэна научить?»
«Это называется „Яблоко от яблони недалеко падает“», – встрял Наставник Чистой Пустоты.
«Это называется „самоучка“», сказал Ван Липин. Иголка так и ходила в его руках.
Посмотрел Дед, как ловко работает ученик, а потом вполголоса спросил: «Сынок, а что вчера не приходил?»
Ван Липин прыснул со смеху и поклонился: «Учитель, Вы постарели, путать начинаете. Я ведь вчера вместе с вами на гору ходил, а когда вернулись, вместе медитировали, дождик еще шел, как это Вы забыли то, что было всего полсуток назад?»
Оба Отца‑Учителя посмотрели на Деда, но ничего не сказали.
«Да, вспоминаю, было такое, а может и не было, вчера от сегодня не отличишь, и вправду поглупел от старости». Говоря это, Дед не спускал с Ван Липина глаз.
«Ну, ладно, – невозмутимо сказал Ван Липин, – завтра купим тетрадку, записывайте в нее все, что происходит, так все и выяснится».
«Нет уж, нет уж, не надо, тетрадка денег стоит, а тебе деньги надо собирать, они еще понадобятся». Дед чуть помрачнел.
Ван Липин этого не заметил и, продолжая работать иголкой, сказал: «Деньги вещь внешняя, зачем их копить?»
Подошел Наставник Чистого Покоя и повернул разговор в другую сторону: «Учитель хотел сказать, что тебе семью надо кормить, например, жениться будешь, как без денег обойдешься?»
Ван Липин перестал шить и поднял голову. Невольно покраснев, сказал: «Учитель опять надо мной смеется».
Все четверо засмеялись. Наставник Чистой Пустоты отвернулся и украдкой вытер уголки глаз.
«Кушать подано!» –громко объявил Наставник Чистого Покоя. На столике, стоящем на кане, уже были расставлены чашки и разложены палочки, тут была и каша, и зелень, и арахис. Все уселись вокруг и ели с большим аппетитом.
Во время еды Дед сказал: «Зелень в огороде растет отлично, больше ничего покупать и приносить не надо, приходи просто каждый день есть, и все».
И два Отца‑Учителя сказали: «Мы будем ждать тебя к ужину, дома родителям скажи, чтобы не ждали».
Ван Липин дождался, пока старики кончили есть, убрал и помыл посуду, и потом только торжественно сказал: «У меня есть хорошая новость».
Дед его перебил: «Не надо говорить, мы все знаем. В Поднебесной дела так устроены, что десять лет берег восточный, десять лет берег западный, Инь опускается, Ян поднимается, упадок доходит до предела, начинается расцвет, это все причинно обусловленные дела. А мы все живем по другой мерке, нам только Великое Дао надо строго блюсти – и все. Время уже не раннее, ступай‑ка ты домой, чтобы родители не беспокоились».
Почесав затылок, Ван Липин распростился со стариками. Они проводили его за порог. Дед опять наказал: «Приходи каждый день, раньше будешь уходить, раньше домой возвращаться».
С тех пор сразу после работы Ван Липин спешил к старикам. У них всегда все к его приходу было готово. Как только он появлялся, старики начинали суетиться, словно что‑то еще надо было сделать, да только делать было нечего, будто много надо было сказать, но ничего не говорилось.
Ван Липин чувствовал, что что‑то назревает, но что – он не знал. Это непонятное ощущение появилось в нем с того самого дня, когда Дед «напутал». Да еще те строчки, неизвестно как появившиеся у него в голове, они тоже были источником этого ощущения.
Что же может случиться?
Неужели старики знают, что в связи с изменением обстановки их горячее желание вернуться в пещеры, которые они давно покинули, не может исполниться?
А почему Наставник Чистого Покоя так пошутил, сказал, что мне надо жениться? Неужели одного меня здесь оставят, разлучатся со мной?
Про себя Ван Липин понимал, что на его уровне ощущения не обманывают. Он ничего не может скрыть от Учителей, а Дед и Отцы тоже от него ничего скрыть не могут. Но все четверо люди, из плоти и крови, у них есть чувства, и чувства искренние, чистые, глубокие. Чтобы они расстались? Ван Липин не верил, не желал, не допускал, что такое может действительно произойти. Это было просто невыносимо, от этих чувств душа болела, и боль была гораздо острее той, которую он испытывал в процессе совершенствования в выплавлении, гораздо мучительнее. Ван Липин испытывал еще одно из страданий человеческой жизни.
А разве не то же самое чувствовали старики? Они достигли уже преклонных лет, ни родственников. ни детей у них не было, но они глубоко и искренне любили людей. А любовь к своему внуку и сынку Ван Липину, который вырос на их глазах, на которого полтора десятка лет тратили они кровь своего сердца, шаг за шагом привлекая его к себе, была так велика, что выразить ее в словах не представлялось возможным. Сейчас же им предстояло расстаться, и разве не было это для них огромным горем?
Но решено было сделать именно так, молча решено.
И ни один решения не нарушил, все строго охраняли плотину, поставленную на пути чувств.
В один из дней Ван Липин справился с работой пораньше и с завода сразу зашел в магазин. Купил две пары матерчатых туфель, они были очень прочные и предназначались для двух Отцов‑Учителей. Потом зашел в магазин готового платья и выбрал кофту и штаны старого фасона, кофту с застежкой посредине, а штаны широкие, свободные, это предназначалось Деду. Завернув все хорошенько, направился на гору.
Вечернее солнце окрашивало западный угол неба, воздух был необычайно свеж.
Старики ждали его прихода у порога.
Ван Липин приблизился. Он увидел силуэты стариков. А еще то, что несколько ив перед хижиной, которые выросли вместе с ним, были заново окопаны, земля под ними окучена валиком и залита водой.
Все четверо задумчиво глядели на эти деревья, никто не произносил ни слова. Как будто вспоминали, как сажали из здесь много лет назад.
Как быстро летит время! Деревья стали высокими и пышными, а Ван Липин из маленького мальчика превратился в мужчину, наставники же стали Бессмертными старцами.
Со свертком в руках Ван Липин подошел к старикам и не окликнул их, как обычно, ноги его подогнулись, он упал на колени.
Наставник Чистого Покоя поспешил поднять его, ворча: «Это что же такое? Почему не слушаешься, почему опять деньги зря тратишь?»
«У ученика одно желание – чтобы Наставники приняли подарки». У Ван Липина перехватило дыхание.
«Заходи в хижину, надо поговорить»,–Наставник Чистого Покоя потянул Ван Липина за руку, и все вошли вслед за ним.
Уселись на кане и снова без слов глядели друг на друга. И Учителя и ученик понимали: что должно случиться, то случится.
Дед крепко взял Ван Липина за руку, другой рукой ласково потрепал его по волосам и сказал: «Сынок, ты устал за день, ступай пораньше домой, отдохни».
Старики встали. Ван Липин тоже невольно поднялся, поклонился, сложив руки, и очень тихо сказал: «Пусть Наставники берегут себя. Ученик прощается».
Пятясь, он вышел из хижины. Через несколько шагов, видя, что старики все еще стоят неподвижно, повернулся и стал быстро спускаться с горы.
Стемнело. Ван Липин шел, сам не зная куда. Внезапно до слуха его донеслись звуки ивовой дудочки, тягучие, плавные, мелодия с характерным ритмом.
За стенами дворца
У обочин пути,
Ароматы травы вознося к небесам,
Унесет ветерок звуки дудки моей
Далеко‑далеко, куда солнце ушло.
И устои Небес,
И глубины морей
Будут знать, что расстались надолго друзья.
Только кубок вина и остался со мной,
Чтобы в ночь расставанья рассеять тоску.
Ван Липин понял, что это мелодия песни Ли Шутуна (впоследствии монаха Хун Ифа). Знал ее только Наставник Чистого Покоя, а в миру она была давно забыта. Как же горько было услышать в этот час песню, которая называлась «Проводы уходящего».
Глотая слезы и не разбирая дороги, Ван Липин шел, куда глаза глядят, к «устоям Небес и глубинам морей». Ноги заплетались. «Устои Небес», «глубины морей» – они ведь здесь, а впереди бескрайняя тьма.
Он упал на землю и забылся сном.
Не осознавая, сколько прошло времени и где он находится, Ван Липин почувствовал вдруг в себе необыкновенную легкость, вокруг был такой покой, такая свежесть.
Он стоял у подножия зеленой горы. Потом двинулся по старой дороге вверх. Усталости как не бывало. Невдалеке показалась старая сосна, под ней в непринужденных позах лицом друг к другу сидели три человека. Ван Липин подумал, что раз есть здесь такие небожители, то не мешало бы посетить их.
Выйдя вперед, он снизу поклонился им: «Истинные Мужи наверху, а потомки их беспокоят».
Те трое ничего не ответили, как будто бы и не слышали. Ван Липин вгляделся попристальней и тогда только различил, что это не кто иные, как Дед и Отцы‑Учителя. Сам не свой от радости, он поспешил спросить: «Почему почтенные Учителя тут сидят?»
Дед приказал ему сесть и, не торопясь, сказал: «Лин Лин‑цзы, мы получили повеление оставить горы и обучать тебя в качестве Восемнадцатого Транслятора Школы Драконовых Ворот Полной Истиннности. Это было пятнадцать лет назад. Мы учили тебя, как завещали патриархи, все правила поведения, принципы и приемы мастерства, все секретные техники Школы Драконовых Ворот переданы тебе. Ты учился успешно, и наша миссия завершена. Пользуясь тем, что Поднебесная успокаивается, мы возвращаемся в свою пещеру. Ты же временно остаешься дома, мы соберемся снова на горах, когда исполнится накопление заслуг. Это судьба Учителей,. ни ты, ни мы не можем ее нарушать. Хотя мы любим друг друга, иногда приходится терпеть боль разлуки».
Эти слова поразили сердце Ван Липина в самое больное место, слезы невольно хлынули из глаз, он задохнулся от горя.
«Вы были так милостивы к своему ученику, как же снесет он разлуку? И вы все уже в преклонных годах и нуждаетесь в помощи ученика. За вашу милость и доброту ученик не сможет отплатить вам, даже если будет жить вечно. Расстаться сегодня для ученика невыносимо трудно, он хотел бы следовать за Учителями, не отходя от них ни на шаг».
Этих слов не выдержали и старики. Они залились слезами.
Наставник Чистого Покоя отер слезы и твердо сказал: “Мы пресытились горестями и страданиями и потому расчувствовались, как дети. Сынок, ты не такой, как мы, у тебя есть родители, есть братья и сестры. Хоть ты и совершенствовался и вступил на Путь, человеческий Путь тоже нарушать нельзя. Ноша, которая лежит на твоих плечах, тяжелее нашей, и если будешь вот так вот убиваться, как снесешь ее? О том, как будем жить мы, тебе не следует беспокоиться, и в такой разлуке нужно показать себя героем».
Слезы у всех высохли. Наставник Чистой Пустоты сказал: «Сынок, нам очень жаль оставлять тебя одного. Но в этом труде, как бы он ни был тяжел, мы не можем заменить тебя, ты один в силах его свершить. Мы ждем от тебя, что ты возвратишься в суетный мир, мир безбожия, претерпишь все испытания и сделаешь все совершенно один, это очень трудная задача. Здесь нужна твердая решимость и несгибаемая сила духа».
Дед поднялся, взял Ван Липина за руку и все четверо медленно пошли по горе. Вдруг со старой сосны взлетел белый журавль. Издав протяжный клич, он умчался в небо. Настроение у всех сразу переменилось, снова увидели красоту света и услышали звуки музыки Бессмертных. Человек Беспредельного Дао начал читать стихи патриарха Цю «Весна, омывающая сад»:
Беззаботна великая мудрость,
Безудержно она в проявленьях
Доверяет свободе своей,
В этой вольности тайна сокрыта.
Под сосною на камень главу
Преклоняет поэт подгулявший–
Это зреет высокая песнь
Под луной на ветру.
То ли дудка нефритовой девы поет,
То ли отрок златой рукавом
Помавает, танцуя,‑
Провожают хмельного
До входа в великую тайну.
За вратами ж ее
Погружается разум в глубины,
И безбрежным стает,
Потому что податлив и гибок.
Сокровенья чудес не опишешь
Земными словами,
Человеку дает сокровение ход в Небеса.
Суета позабыта, не помнится время,
Одиноко в горах
Совершенствует тело и дух.
Это сплав шэнь и ци,
Опусканье‑подъем Инь и Ян,
А потом –по земле беззаботно
Бродит он, небожитель‑сянь,
И легко и охотно,
Без всякой корысти
И без мук и усилий,
Словно балуясь кистью,
Пишет стихи.
Налетевшее вдруг облачко унесло стариков. Сложив руки, Ван Липин поклонился им вслед.
Проснулся он дома. в своей постели, а сон свой помнил. как будто все было наяву. Он понял, что все вот так уже и решено, что пусть все лучше идет своим чередом, и настроение у него улучшилось. Но он по‑прежнему думал, что возраст у стариков высокий, а путь им предстоит дальний. Чтобы облегчить дорогу, он пошел на вокзал и купил билеты на поезд, купил также немного фруктов, а затем побежал на гору.
Старики заранее все прибрали, чисто вымели и в хижине и во дворе. Поистине, пришли на пустое место, после себя оставили ту же пустоту. Ван Липин увидел, что Дед в новой одежде, а Отцы в новых туфлях, что чувствуют они себя бодро, прямо‑таки помолодели. И за фрукты не стали его ругать, сложили в котомки – и все.
Ван Липин сказал: «Чтобы пополнить личный опыт Учителей в отношении бренного мира, прошу их на этот раз поехать на поезде». Вытащив билеты, он протянул их Наставнику Чистого Покоя.
Старики засмеялись. Дед сказал: «Ладно, будь по‑твоему. Мы, три старых отшельника, тоже понюхаем то, что Человек Дао Странствий с Облаками называет круглыми железными ногами».
До отхода поезда было еще много времени, и Ван Липин сбегал домой, попросил мать напечь лепешек. Узнав, что старики уезжают, матушка Ван тоже не могла удержаться от слез.
На горе старики уже ждали его с котомками за плечами. Дед отдал ему чудесную черепашку, чтобы он поселил ее у себя дома. Видя, что черепашка совершенно спокойна, Ван Липин поднес ее к лицу, поцеловал, а потом пустил в ладонь, чтобы она попрощалась со стариками.
Еще раз оглянулись на старую хижину кузнеца, на цветы и деревья перед ней, на все вокруг, поклонились всему этому и стали медленно спускаться с горы.
На вокзале их ждали все члены семьи Ван от мала до велика. Вслед за Ван Липином старики поднялись в вагон, он подробно объяснил Наставнику Чистого Покоя, как нужно делать пересадку, а потом сошел и остановился на перроне. Матушка Ван почтительно передала в окно лепешки и опять прослезилась.
Поезд тихо тронулся, со слезами на глазах, старики махали в окошко руками. Матушка Ван, опираясь на руку дочки, все плакала, плакала и дочка. Поезд медленно удалялся. Ван Липин стоял на перроне недвижно, без слов и без слез, в голове его было пусто.
Полтора десятка лет они четверо провели вместе, любили друг друга безгранично, виделись и утром и вечером, это был их мир. Сейчас старики уезжали от него на поезде, и стук колес усиливал его тоску. Старики всю дорогу безучастно смотрели в окно, без слов переглядывались и снова молчали, а поезд все нес их вперед.
Дорога прошла спокойно. Если трудности и возникали, всегда находился кто‑то, чтобы помочь Старики и не замечали особо, кто им помогал, молчали всю дорогу.
Очень скоро добрались они до Циндао, откуда двинулись на восток, и вот уже вновь стоит перед ними гора Лаошань.
Пятнадцать лет назад они простились с землей предков, а с тех пор, как заходили сюда во время странствий с облаками, тоже прошло уже семь лет. И вот они снова здесь. Чувства стариков бушевали, как море у подножья горы. Только вот ученика не было с ними рядом, и даже втроем старики чувствовали себя одиноко.
Не обращая ни на что внимания, они направились прямо к пещере Вечной Молодости. Дорога была хорошо знакома, а шли тяжело. Когда до пещеры оставалось уже недалеко, Человек Беспредельного Дао сказал: «Там кто‑то есть». И тут же из пещеры появился человек. Старики так и ахнули – это был их Юншэн. Сначала они подумали, что это его Янский дух, и только когда он бросился вперед принимать их котомки, поверили, что это он сам. И за руки его тянули, и щупали, а уж целовали, целовали! Поистине, не виделись день, а словно прожили в разлуке три года.
Человек Беспредельного Дао спросил: «Сынок, мы ведь прибыли на летающей тележке, как же ты сумел нас обогнать?»
Увлекая стариков в пещеру, Ван Липин говорил: «Я ведь провожал вас всю дорогу, разве почтенные Учителя не заметили?»
Старики словно проснулись. И вправду, всю дорогу кто‑то тепло о них заботился, но они думали о другом и упустили это из виду. Переглянувшись, они невольно засмеялись. Глядь, а в пещере уже чисто выметено, все нужные в хозяйстве вещи по порядку расставлены, даже четыре тростниковые циновки аккуратно расстелены. Значит, Юншэн пришел уже давно.
Дед с интересом спросил: «Сынок, дело мы тебе уже разъяснили, зачем же ты опять сюда явился возиться со стариками?»
Ван Липин сказал: «Дедушка и Отцы устали в дороге, садитесь, пожалуйста, отдохните. „Дело“, естественно, ученик сделает, как было ему сказано. Да вот только одну вещь он не совсем понял, поэтому и поплелся следом на гору, попросить почтенных наставников дать разъяснение».
Все четверо уселись в позе лотоса на циновках и Дед‑Учитель опять спросил: «Что непонятно?»
Ван Липин сказал: «С тех пор как ваш ученик стал изучать Дао, чтобы продвинуться по Великому Пути, Наставники учили меня сохранению чистого покоя и чистой пустоты, постепенному отказу от материальных желаний, отсечению порочных мыслей, разрыву с суетой, чтобы ничто не могло нарушить Пустоту. Ученик прошел все испытания, много лет изучал Дао, понял его принципы и стал таким, каков он нынче. Зачем же почтенные Учителя опять велят ученику оставаться в суетном мире, ведь чтобы соблюдать Великий Путь, надо покончить с путем человеческим? Вот чего ученик не мог понять, сколько об этом ни думал».
Старики переглянулись, с улыбкой закивали головами. И Человек Беспредельного Дао неторопливо заговорил: «Ученик поистине неглуп. Ты подумай сначала, могло ли в Поднебесной, не говоря уж о школе Драконовых Ворот, быть такое, чтобы седовласые Учителя двух поколений учили одного ученика? А еще подумай, десять лет длилась смута в Поднебесной, ни один человек утром не знал, что будет вечером, сколько было людей, желавших войти в эти врата, да дороги не нашли, а тебя, много лет изучавшего Дао, увели в связи с этим в горы, разорвали все связи с суетным миром, разве это так просто?
На столько лет мы увели тебя в странствия с облаками, почему же снова вернулись на твою родину, опять заставили тебя терпеть трудности этого суетного мира? Если говорить о наших чувствах к тебе, то наши отношения нельзя сравнить даже с отношениями отца к сыну. Мы уже старики, нам идет девятый десяток, горечь этой разлуки невыносима для нас, несколько десятков лет не было у нас такого горя, мы, старики, обливаемся слезами! Оставить тебя одного в суетном мире, чтобы ты опять шел по пути человека, это не нами решено, обстоятельства складываются так, что нельзя поступить иначе».
Все тихо слушали эти разумные и с большим чувством произносимые слова Человека Беспредельного Дао. А он продолжал:
«Порядок круговращения мира разумен и предопределен, его Пружина сокровенна и ее не раскрыть словами. Со времен патриарха Цю прошло восемьсот с лишним лет. Были с тех пор и расцветы и упадки, но заложенная им традиция не прерывалась. Дао пронизывает вселенную, растекается повсюду широчайшим и глубочайшим потоком, сокровенное и всепроникающее. По разным причинам мы удалились от мира, жили отшельниками на горах и в лесах, посвятили всю жизнь самосовершенствованию, только одному этому. А в распространении Великого Дао мы преуспели очень немного. Не потому, что не занимались этим, а потому, что время этому не благоприятствовало. Мы совершенствовались несколько десятков лет, чтобы сделать в конце жизни одно дело, всего за пятнадцать лет передать Дао тебе. На тебя же ляжет двойная задача – расширять и распространять Великое Дао, когда настанет время».
Человек Беспредельного Дао посмотрел на Ван Липина долгим проникновенным взглядом и продолжил с глубокой верой:
«Пройдет несколько лет, и религиозное сознание человечества пробудится вновь. Связь Неба и человека станет среди мирян средоточием всех поисков. И тогда вся мудрость, накопленная китайской цивилизацией, творческие потенции, скрытые в даосской культуре, снова будут открыты мирянами и широко разольют по миру свой свет. И тот, кто будет распространять даосскую культуру, должен быть, во‑первых, истинным ее знатоком, а во‑вторых, иметь личный опыт в мирских делах. Без этих двух условий задача не может быть решена успешно. Ты понял, Лин Лин‑цзы?»
Слушая тонкий анализ Деда‑Учителя, Ван Липин словно пробудился от глубокого сна. Сложив руки в поклоне, он сказал: «Слова Учителя, словно ветер, разогнали остатки туч. Ученик все понял».
Человек Беспредельного Дао сказал ласково: «Когда вернешься, тебе придется скрывать свой свет, „соединять свет с пылью“, быть самым обычным, простым человеком, уважающим родителей, любящим братьев и сестер, живущим в мире с соседями. мягким, уступчивым, старательным и бережливым, хорошим семьянином. Надо ни с кем не соперничать, быть добрым к людям и накапливать никому не видные заслуги тайными благодеяниями. Умение жить с людьми проистекает из истинной разумности. Сближение с живыми существами коренится в верности. Интересным питай вдохновение, неинтересным пестуй волю, возвращайся к простоте и безыскусности, ищи радость в Небесной истинности. А попросту говоря, хорошенько работай, по‑доброму относись к людям, а когда заведешь семью, живи дружно, спасай от смерти, поддерживай больных, помогай Небу в осуществлении Дао. А соскучишься по нас, приходи повидаться. Здесь и твой дом тоже».
Ван Липин кивал головой: «Ученик запомнил».
Продолжил Наставник Чистой Пустоты: «Юншэн, сынок, твой Дед, когда начал учить меня и твоего Отца‑Учителя Чистого Покоя, часто повторял: Труден ум, трудна и глупость, а еще труднее переход от ума к глупости. Сделаешь ход вперед – отступи назад, только так сохранишь покой сердца. Тебе сейчас известно слишком многое, и многие вещи обыкновенные люди не могут принять и неспособны понять. Ты молод и силен. Ни в коем случае нельзя соперничать с обыкновенными людьми, это процесс шлифовки сердечной природы, надо научиться вести себя естественно с людьми высшими, средними и низшими. Это то, о чем Лао‑цзы говорил: „Прозревший Дао не отличается от темного“. Мы оставляем тебя для осуществления Дао в миру, тоже следуя этому принципу естественности. И мы не объяснили тебе эту трудную задачу, а хотели, чтобы ты сам постепенно в ходе жизни ее понял, именно для того, чтобы ты не потерял естественности. Замысел был такой, чтобы тут схитрить, не объяснять тебе ничего. Кто знал, что глупости в тебе совсем нет, а как можно без глупости подняться в еще более высокий мир?»
Ван Липин со смехом сказал: «Ну, в результате таких стараний Учителей ученик будет еще неглупее». Тут и старики расхохотались.
Наставник Чистого Покоя сказал: «Ты один оставлен в миру, там тебе очень одиноко, поэтому давай‑ка назовем тебя „Отшельником в миру“».
Старики захлопали в ладоши: «Отлично!»
Человек Беспредельного Дао взял Ван Липина за руку, и все вышли из пещеры. Но увидев вздымающиеся горы, зеленые сосны и кипарисы, слыша плеск волн у берега, посвистывание ветра в горах и голоса птиц, он опять вспомнил стихи патриарха Цю «Без суетных мыслей» и прочитал их Ван Липину:
Пришло в движенье Дхармы колесо,
И вот уж ветер мудрости родится,
В нем беспредельность с чистотой ее
И холодом, в которой ци искрится.
Докучных мыслей рой исчез,
Чревоугодье, алчность, вожделенье –
Их нет следа, зато взамен
Спокойное величье мысли духа,
Глубин ее нельзя копьем измерить.
Удары била возвращают время.
Уж поздно навещать учителей,
Пора подумать о пути обратном.
Журавль приносит весть и зов
От тех, кто полной истиной владеет.
На облако сажусь и поднимаюсь
Ко Млечному Пути.
Учителя и ученик вернулись в пещеру, совершили церемонию поклонения патриархам, Ван Липин опять поклонился каждому Учителю и пошел с горы вниз.
Глава восемнадцатая
Бодисатва
В нескольких долгих беседах с авторами этой книги г‑н Ван Липин нb словом не упомянул о расставании с Учителями. И только в самом конце, когда мы снова к нему «пристали», он с трудом рассказал нам, как все на самом деле было. В то время он чувствовал себя так же, как по воскресении из мертвых после «сухого голодания», еще раз пришлось ему опуститься на самое дно пропасти человеческой жизни. При проводах Учителей на вокзале и в поезде они не обменялись ни единым словом, слез тоже не лили. Только по возвращении с Лаошаня, когда начинал вспоминать прошлое, сердце щемило все сильнее и сильнее. В самое трудное и трагическое время люди не плачут, плакать они начинают потом. После Лаошаня он заболел, заболел очень серьезно, больше двадцати дней ушло на поправку. И старики на Лаошане в это время болели. Даже при рассказе об этом глаза у Ван Липин опять покраснели.
Возможно, сказанное не соответствует образу безмятежного даоса, стремящегося порвать все связи с обусловленным миром, с образом, который мог сложиться у читателя? Никто из участников учебных семинаров, которые устраивает г‑н Ван Липин, не может забыть, что когда в течение определенного времени Учитель живет вместе с учениками, когда они занимаются вместе самосовершенствованием, возникает интересное явление психологического заражения. Будь то старый немощный человек, или хронический больной средних лет, или тоскующий юноша, надо всеми словно ветерок весенний пролетает, без следа исчезает боль, тоска, печаль, потерянность, люди непостижимым образом становятся веселее, радостнее, превращаются в стайку играющих детей, становятся вдруг новыми людьми. Еще интереснее то, что у учителя и учеников сонастраиваются «биологические часы». Если вечером г‑н Ван Липин не спит, ученики и не пытаются заснуть; а если не спят ученики, г‑н Ван Липин тоже не заснет. Поэтому две стороны начинают «противоборствовать», и лишь когда г‑н Ван Липин установит «истинную норму», все мирно засыпают.
Г‑н Ван Липин рассказывает: даосы учат о слиянии микрокосма с макрокосмом, с точки зрения всего человечества, это слияние человечества с космосом. В отношении же отдельного человека, это не только исчезновение рубежей между ним и природой, но еще и исчезновение рубежей между людьми. А совместное совершенствование в выплавлении – это безмолвное общение между людьми, это общее возбуждение мышления, молчаливое согласие душ, это эмоциональное слияние. Совершенствование в выплавлении гармонизирует взаимоотношения между людьми, это хороший способ установления близости, дружбы, взаимной поддержки.
Ван Липин совершенствовался вместе со своими Учителями полтора десятка лет. Не только мысли и чувства их были слиты воедино, воедино была слита вся их жизнь. Г‑н Ван часто говорит, что в нем слились шесть природ – отца, матери, троих Учителей и его собственная. Вполне понятно, что после расставания обе стороны почувствовали и как им было больно.
И разве это не один из видов философской антропологии?
В системе нашего образования, особенно начального и среднего, ученики с учителями с утра до вечера вместе, но не всегда у них получается эффект, которого г‑н Ван Липин достигает в своих учебных занятиях всего лишь за двадцать коротких дней. Почему же? Потому что кроме устной и письменной формы связи с учащимися, г‑н Ван Липин добивается слияния душ и жизней. Если бы наше школьное образование могло извлечь из этого урок, в методике преподавания, возможно, тоже была бы найдена дорога «без формы и без материи». Такая методика была бы чрезвычайно важна для воспитания в детях способности любить.
Для совершенствования в выплавлении внутреннего мастерства очень важно воспитание Дэ. Некоторые совершенствующиеся связь между мастерством и Дэ объясняют так: больше будешь совершать добрых дел – больше накопишь Дэ, таким образом будет больше людей, которые в душе тебе благодарны, желают счастья, и в бесформенном поле мысли, образованном множеством народу, твое мастерство, естественно, сможет возрастать быстрее. На самом деле, здесь затрагивается лишь очень маленькая часть проблемы. Совершенствование внутреннего мастерства – это совершенствование сердечной природы, воспитание чувств, процесс очищения души. В ежедневных сидячих медитациях тело и ум постепенно погружаются в мир покоя, гармонии, равновесия, чистоты, самозабвения и слияния со всем живущим. Все беспокоящее, агрессивное, разрушительное, грязное, своекорыстное полностью размывается, исчезает, как дым. При постоянной погруженности тела и ума в этот мир, в этом безмолвии сами собой возникают вещи добрые, прекрасные, истинные, которых не может запятнать никакая грязь, это похоже на глаз, который не может вместить в себя песчинку.
Когда г‑н Ван Липин рассказывал авторам книги о своих ощущениях в процессе многолетнего самосовершенствования, он говорил, что самым глубоким из них было то, что сердце невольно и неосознаваемо становилось все мягче, все невыносимее для него становилось видеть зло и несчастья.
У Лао‑цзы в «Даодэ цзине» говорится о «Дао» и «Дэ». «Дао» – это корень Прежнего Неба, это корень и источник космоса. Из «Дао» рождается Тьма вещей, имеющих форму и материю, способных рождаться и исчезать. Сущность «Дао» последующие поколения даосов обощили в виде десяти характерных черт: «чистого небытия», «беспримерной чистоты», «спонтанности», «простоты», «примитива», «легкости», «чистого покоя», «недеяния», «мягкости и слабости», «несоперничества».
Когда эти черты воплощаются в человеке, это и есть «Высшее Дэ». «Высшее Дэ» – это антропомофизация «Дао». Когда «Дао» воплощается в человеке, это называется «Дэ».
В «Лао‑цзы» говорится: «Высшее Дэ не удерживает, а потому обладает притягательной способностью». И еще: «Отверстое Дэ пусто, оно следует только Дао».
Это означает, что высшее «Дэ» спонтанно, у него нет формы, нет следов, по которым можно его найти, нет истоков, которые можно исследовать, оно внутреннее, потайное, не видное снаружи, ненарочитое, спонтанно возникающее.
Если же искусственно, нарочито, формально, то это «Низшее Дэ». «Низшее Дэ не упускает возможности удержать, а потому в нем отсутствует притягательная способность». Когда повсюду делают вид, что проявляют Дэ, считать это Дэ нельзя.
«У Высшего Дэ нет деяний, нет и несделанного».
Наставники часто говорили Ван Липину, что совершение хороших дел за вознаграждение не считается добродетельным поступком. Если сделал доброе дело и, хотя и не стремишься к вознаграждению, сам в своем сердце это отметил, это называется «Янским Дэ». А когда сделал доброе дело, но сам об этом не знаешь, это называется «Иньским Дэ».
Нам очень хотелось привести трогательные примеры того, как г‑н Ван Липин в течение девяти лет жизни в своей семье помогал Небу в распространении Дао, упорядочивал мир и спасал людей, но когда мы затронули этот вопрос, Ван Липин смутился, посмотрел на нас недоуменно, как бы говоря: «Да разве стоит об этом упоминать?»
Лишь позже мы поняли, что сочувствие, сопереживание, милосердие, взаимопомощь и тому подобные прекрасные вещи у человека с «Высшим Дэ» принадлежат подсознанию, можно сказать, что они у него интуитивны.
В «Лао‑цзы» говорится:
Когда Дэ, рожденное от Дао, сберегается, силы, формирующие живые существа, делают их совершенными. По этой причине среди Тьмы существ нет таких, чтобы не почитали Дао, не уважали бы Дэ. И не по чьему‑то приказу, а всегда и спонтанно. Потому что когда Дэ, рожденное от Дао, сберегается, когда взращивается то, что его питает, прекращается то, что его отравляет, когда пестуется то. что его регулирует, оно живет, но не проявляется, действует, но не обосабливается, возглавляет, но не чинится. Это называется сокровенным Дэ.
Еще говорится:
У совершенномудрого человека нет постоянного сердца, его сердце составляют сердца всего народа.
Обладающий «Высшим Дэ» считается совершенномудрым. Когда совершенномудрый ведет жизнь обычного человека, смешивается с суетным миром, это еще более высокий уровень человеческой жизни, он называется «бодисатва».
О бодисатвах сказано:
Мог переправиться на ту сторону, однако остался на этой, чтобы исполнить долг.
И г‑н Ван Липин, горячо любящий всех людей и все живое, слитый воедино с природой и исследующий загадки космоса, общества и человеческой жизни, естественно и просто начал свою повседневную мирскую жизнь. В семье он почитал родителей, к которым испытывал глубокие чувства. В медитациях он часто обращал свою мысль в направлении, обратном течению времени, и перед его глазами одна за другой проплывали видения того, с какой любоью мать его вынашивала, выкармливала, как шила ему одежду и готовила пищу, как тяжело работала, чтобы вырастить всех их, шестерых детей. Видения были такие ясные, такие реальные, что не могли не растрогать Ван Липина. Когда человек в детстве окружен материнской любовью, он словно греется в лучах солнца, чувствует себя спокойно, естественно, ему не о чем тревожиться. Но когда человек вырастает и вспоминает, как были тогда добры к нему родители, разве может он не растрогаться родительской любовью? А у Ван Липина чувства к родителям были сильнее, чем у обычных людей, ибо благодаря технике «возвращения к младенчеству, вспоминания прошлого» он мог возвращаться в прошлое и видеть истинное положение вещей.
А сколько крови сердца истратили на него Дед и Отцы‑Учителя! Он не обманет их надежд, но, кроме того, как бы хотелось ему выразить им свою сыновнюю почтительность! Но Учителя были далеко.
Дед‑Учитель часто ему говорил: «Выражая сыновнюю почтительность к родителям, ты выражаешь сыновнюю почтительность своим учителям». И он переносил свое чувство к трем старикам на родителей и всех пожилых людей вообще. Жизнь родителей он рассматривал как часть собственной жизни. Нынешняя жизнь есть всего лишь Посленебесная жизнь человека, а его Прежденебесная жизнь на самом раннем этапе зачинается непосредственно матерью и отцом. Хотя после рождения человек отделяется от отца и матери, корень его остается в них, отсчет судьбы ведется от них. Поэтому уважение к родителям на самом деле является укреплением фундамента собственной жизни. И когда даосы говорят о почтении к старикам, это не просто гуманистическое, этическое требование, в этом заключен еще более глубокий жизненный смысл. По понятиям даосов, жизнь человека создается Природой, поколениями предков, эволюцией многих пространственно‑временных факторов, она не изолированна, она звено в цепи причин и следствий, точка в сети связи многих факторов или точка на шаре.
Ван Липин все время жил со стариками, то с родителями, то с тестем и тещей. Он часто рассказывал им разные истории, иногда так и засыпал, как в детстве, в ногах на постели матери.
В двадцать девять лет Ван Липин женился на молодой работнице со своего завода по имени Тун Минь. На этом этапе старый стиль брака был весьма силен.
Матери Ван Липина и Тун Минь с детства росли вместе, как родные сестры. Они еще тогда договорились так: если уж мы не сестры, так будем сватьями. И, поистине Небо следует желаниям людей, через десять лет в семье Ван родился мальчик, а в семье Тун девочка, с детства они росли вместе, вместе играли, хорошо друг друга понимали. Потом Ван Липин поступил в ученики к даосам, а девочка Тун думала, что он учится у «почтенных докторов» какому‑то ремеслу. Она и представления не имела, что этот мальчик, с которым они играли в прятки, уже начал приобщение к тайнам Дао, и любила его как простого человека. Ван Липин по наказу Учителей вернулся к мирской жизни и как обычный человек должен был жениться. Зная доброту девушки, он хотел сразу все ей объяснить, но не посмел и с тех пор сильно беспокоился. По счастью, Небо всегда помогает, и эта пара любящих в конце концов поженилась. В день свадьбы наставники, естественно, пришли поздравить ученика. Они явились рано‑рано, но чтобы народ не переполошить, не показались всем, их ясно видел один Ван Липин. После окончания церемонии наставники попрощались и отправились назад, а перед уходом Дед шепнул ему на ухо, что через год родится мальчик.
Во время медового месяца Ван Липин все‑таки отступил от своих привычек, он был хорошим мужем. Но изменить образ жизни, который сложился более чем за полтора десятка лет, всегда очень трудно. Каждый раз глубокой ночью он потихоньку вставал и сидел в медитации до рассвета.
Потом жена это обнаружила и сначала особого внимания не обратила. Но как же ей было не встревожиться, когда это стало повторяться изо дня в день? Пришлось ей каждый вечер следить за тем, чтобы Ван Липин ложился. Он не спорил, слушался. Жена радовалась и сладко засыпала.
Однажды ночью, когда она крепко спала, Ван Липин опять потихоньку поднялся и сел в позу лотоса для медитации. Он не заметил, когда жена проснулась, а она, обнаружив, что мужа опять рядом нет, зажгла свет. Он недвижно сидел в позе лотоса. Видя, что глаза и рот мужа плотно закрыты, вид безучастный, жена протянула руку к его ноздрям – а там не следа дыхания. Перепуганная женщина разрыдалась.
А Ван Липин открыл глаза и, как ни в чем не бывало, засмеялся: «Чего плачешь? Что тут плохого?»
Ван Липин был в некотором затруднении – ну, как же ей объяснить? Этого ведь в двух словах не скажешь! Все знали, что он проводил все свое время с тремя стариками, беженцами из голодных районов собственно Китая. Но он же был тогда всего только тринадцатилетним мальчиком, очень добрым, он заботился о стариках – и только. О великой тайне этих отношений даже родители совсем не все знали, а другие люди не знали и подавно. Дед‑Учитель перед расставанием еще раз ему подтвердил, что нельзя ничего никому раскрывать, пока не придет время. Жена задавала ему некоторые вопросы, касающиеся изучения Дао, но ему приходилось отмалчиваться или отвечать уклончиво в надежде, что она привыкнет и все само собой уладится.
А у жены, в свою очередь, подозрения усиливались. Так как муж толком ничего не объяснил, она все больше сомневалась. Днем на работе постаралась отдохнуть, а ночью, когда потушили свет, глаз с мужа не спускала, наблюдала, что там на этот раз он будет выделывать со своими руками и ногами.
Но на этот раз Ван Липин мирно и спокойно спал до самой зорьки. Обрадованная жена стала упрекать себя, что раньше спала слишком крепко и оставляла ему «лазейки». В апогее ее скрытой радости дверь комнаты отворилась, и вошел Ван Липин! Она обернулась к кровати, а там – никого. Повернулась опять к мужу – вся обувь у него в грязи, а брюки сзади совсем мокрые.
Увидев, с каким подозрением смотрит на него жена, Ван Липин невольно опять рассмеялся. Разуваясь, он сказал: «Вышел по нужде, а там дождь, как из ведра». Жена уж не знала, где правда, где ложь, где реальность, а где иллюзия. Все перевернулось, запуталось, она то мужа подозревала, то себя начинала подозревать.
«Этот человек поистине не как все», – часто говорила она самой себе. Он мало читал книги и газеты, но часто что‑то писал в тетрадках. По правилам, муж не должен иметь секретов от жены, так что посмотреть, что такое там муж пишет, она тоже имела право. Муж тетрадок никогда не прятал, они лежали на полочке в тумбочке у изголовья кровати. Но ни у нее, ни у кого из домашних никогда и мысли не возникало почитать эти тетрадки. Одна тетрадка заканчивалась, он брал другую и снова писал. В ее глазах муж был любознательным и умным человеком. Обычно он ни о чем не расспрашивал, но ни одно событие от него не ускользало. Говоря о делах заводских, домашних, делах друзей, а при случае и о важных государственных делах, он всегда попадал в точку, а особенно верно предсказывал события, которые должны были произойти в будущем. Он всегда знал, когда к ним придут гости. В этих случаях купит побольше овощей, вернется домой – тут неожиданные гости и пожалуют.
Однажды после обеда молодые супруги собирались пойти за покупками, как вдруг Ван Липин остановился у самой двери и велел жене скорей бежать к матери, сказал, что она сильно заболела и ее собираются отправлять в больницу. Жена разозлилась. Она была у матери в обед, все было там в порядке, как это за такой короткий срок она могла сильно заболеть? Но видя серьезность мужа и то, что он туда бросился, с недоверием и тревогой все‑таки побежала вслед за ним. Только добежала до дверей, слышит – внутри шум, это как раз все домашние несут мать в больницу. Узнав, что случилось, она разволновалась до слез. Ван Липин же, наоборот, казался спокойным. Он взял руку тещи в свою и окликнул ее: «Мама!» Веки закрытых глаз старушки дрогнули и чуть приоткрылись, дыхание стало ровным. Ван Липин продолжал: «Вроде бы, Вы чувствуете себя очень хорошо, вставайте‑ка и походите, посмотрим».
Старушка и вправду села, поднялась, опираясь на руку Ван Липина, сделала несколько шагов, все увереннее и увереннее. Цвет лица изменился, глаза оживились, стали живее, чем до болезни. Все вокруг сначала ахнули, потом обрадовались, заговорили, что старушке предсказана долгая жизнь, не должна была она заболеть. Одна только Тун Минь стояла в задумчивости. Ван Липин улыбнулся ей и, смеясь, сказал: «Ну, все еще не понимаешь, что случилось? Мама так по тебе скучала, что заболела. Ты пришла – и лучше ей стало». Тун Минь не могла ни смеяться, ни плакать.
На второй год после свадьбы у них действительно родился мальчик. С его рождением чудеса стали происходить постоянно. Мальчика отдали в ясли, и каждый раз как он там раскричится, Ван Липин тут же об этом узнавал и бежал сказать жене, работавшей в том же коридоре, чтобы она скорей к нему сходила. Сначала Тун Минь думала, что мужу сообщала нянька из яслей. Порасспросила, оказалось – ничего подобного. Но муж продолжал каждый раз безошибочно сообщать ей, когда нужно было бежать к ребенку.
Тун Минь решилась порасспросить поподробнее, постараться понять. На сей раз Ван Липин искренне признался жене: «По правде говоря, мне даже и самому непонятно, как я это узнаю. Это как в детстве, когда мы играли в прятки, я смутно чувствовал, где нужно искать. Когда вырастаешь, конечно умеешь чувствовать больше, чем в детстве, особенно в том, что касается кровной связи отца и сына».
Тун Минь вдруг вспомнила: точно! Когда они были маленькие, то куда бы ребятишки ни прятались, в какие бы потаенные места ни залезали, Ван Липин всегда мог их найти, словно дух, видящий демонов, с детства он был такой сообразительный. Вспомнив это, она почувствовала, что все это, как будто бы, вполне объяснимые вещи. Но был всегда в них какой‑то оттенок таинственного, оставлявший в недоумении, было это или не было, никогда нельзя было сказать точно. Но, несмотря ни на что, муж человек добрый, серьезный, чрезвычайно благородный душевно, всегда готовый помочь другим – другого такого днем с огнем не сыщешь!
Таковы милосердие и любовь между людьми, мирские чувства – быть в них, но уметь их превосходить, не запачкаться, не остановиться, сохранить глубину и чистоту в постоянном вращении колеса Дхармы. Но и не показывать своего отличия, не обнаруживать своего света, не выставлять напоказ чистоты и возвышенности, они могут исчезнуть бесследно, как лед под лучами солнца. Слить воедино беспорядочный суетный мир и пустое Великое Дао – это все равно что рыбе дорваться до воды, все равно что воде обрести рыбу. Небо должно отразиться в глубине, чтобы мир обрел полноту.
Совершенствование в Дао в отшельничестве и в миру сильно отличаются. В отшельничестве дни большей частью проходят в установлении соответствия с небом, землей, солнцем и луной, в миру же – в установлении взаимоотношений с целым сонмом живых существ. Как гармонизировать отношения со множеством живых существ – у даосов есть относительно этого свой собственный взгляд. Об этом рассказывается в даосской книге «Фан чжун шу» («Искусство правильного ведения дома»).
«Фан чжун шу» – это китайское даосское учение о человеческой жизни, учение о человеке. Вернее, это целый комплекс совершенных и систематических учений и приемов совершенствования, предназначенный для гармонизации взаимоотношений между людьми.
«Фан чжун шу» делится на двенадцать глав, основные из них – это главы о морали, о Великой Пустоте Тайсюй, о Великом Пределе Тайцзи, о Трех Стихиях Цай, о жизни человека, о родителях, супругах, братьях и сестрах. Рассказывается в них преимущественно о том, как путем совершенствования космоса человеческого индивида систематизировать жизнь человека, упорядочивать ее, преобразовывать, пестовать, рассказывается о ее составе. Эти пять сюжетов, пронизывающих друг друга, составляют совершенную систему даосской философии жизни, важной составной части даосской культуры.
Название книги «Фан чжун шу» сейчас некоторые толкуют как «Искусство внутренних покоев», понимая его в узком смысле, как руководство по сексуальной жизни. Но в действительности эта тема составляет лишь часть главы о супругах.
Системное учение о человеческой жизни исследует весь процесс жизни человека от рождения до смерти. Оно подразделяется на три части – «О зачатии и вынашивании», «О возмужании», «О старении». В главе «О зачатии и вынашивании» говорится о родителях как о Прежнем Небе, о том, как происходит зачатие и вынашивание, как в процессе девятимесячного созревания плода и десяти месяцев после рождения ребенка ежемесячно совершенствуются в выплавлении мужчина и женщина. Современные люди говорят о совершенствовании рождения и воспитания, о зародышевом обучении и т.д. Это близко к данному сюжету, но в главе «О зачатии и вынашивании» все рассматривается глубже и целостнее. Глава «О возмужании» различает в состоянии тела человека несколько этапов. Например, по основанию утраты цельности цзин и крови различаются отроческое тело, тело с утечками, тело с разрушениями, тело одряхлевшее, для каждого состояния приемы совершенствования различны. Глава «О старении» говорит о причинах старения и способах отсрочки старения.
Учение об упорядочении человеческой жизни исследует закономерности естественных изменений в жизни человека и соответствующие им изменения, которые происходят в результате выплавления внутреннего мастерства. Даосы вывели закономерности пяти периодических циклов. Здесь мы поговорим пока о трех из них, о «линии жизни», «линии эмоций» и «линии сердечной природы»». Они показаны на рисунке.
Рис.5. Схема периодических циклов «трех линий» человека
Великое Дао не имеет границ, у линии жизни нет ни начала, ни конца. Но у отдельного человека есть и рождение и смерть. И на линии жизни есть начальная и конечная точки, это жизнь одного человека. Пока человек не умер, линия жизни безостановочно пульсирует. а вместе с ней пульсируют линия эмоций и линия секса. Как только линия жизни приостанавливается, приостанавливаются и линии сердечной природы и эмоций. Кроме этих трех, существуют еще две линии, которые пульсируют и когда человек живет, и когда он умирает, это даосская теория.
Начальная точка линии жизни приходится на момент перерезания пуповины, в это время человек переходит от Прежнего Неба в Последующее Небо, до перерезания пуповины – Прежнее Небо, после перерезания – Последующее Небо.
Две линии, которые продолжают пульсировать и после смерти человека. имеют отношение к пониманию форм существования и обращения человека в космосе, к познанию сущности жизни.
Линия сердечной природы отражает сексуальное возбуждение и способности человека к воспроизведению рода, а также мудрость человека. Человеческое старение и поворот к омоложению и возвращению к состоянию ребенка тоже воплощаются на этой линии. Когда половые гормоны иссякают, наступает старость. В «Фан чжун шу» говорится, что при тренировке мастерства прежде всего следует тренировать линию сердечной природы, возбуждать выработку половых гормонов для обеспечения долголетия.
У женщин наступление менструации знаменует минимум сексуального возбуждения. Начиная с этого дня, через кратное трем число дней, то есть через двенадцать или пятнадцать дней, в момент, когда созревшие яйцеклетки еще не отделились, наступает максимум сексуального возбуждения. У мужчин это определяется путем наблюдений.
Линия эмоций показывает циклические периоды волнового движения человеческих эмоций. Даосы обнаружили, что человеческие эмоции изменяются в соответствии с сексуальным возбуждением, но между ними есть некоторый временной промежуток. За минимумом сексуального возбуждения следует минимум эмоций, а за максимумом сексуального возбуждения – максимум эмоций.
Для всех трех линий существуют закономерности периодических подъемов и спадов. Их можно наблюдать в течение всей жизни, так и по месяцам года и по дням месяца. При одном и том же методе расчета продолжительность периодов каждой линии и величина амплитуды различается у разных людей, тут требуется, чтобы совершенствующийся в выплавлении определял их, ведя постоянные записи. Если сделать развертку линий на рисунке 7а, например, в течение месяца, то получим картину, представленную на рис. 7б.
На рис. 7а мы видели, что у всех трех линий есть экстремальные точки, у них есть также точки пересечения. Когда три линии пересекаются в одной точке, у данного человека это время наибольшей нестабильности.
Когда закономерности изменения трех линий найдены, даосы предлагают для экстремальных точек и точек пересечения неодинаковые приемы совершенствования в выплавлении, это один из видов «фаз огня».
Например, в момент максимума сексуального возбуждения люди легко ссорятся, не могут себя обуздать. При тренировках в это время надо делать упор на занятия «воинственным огнем» («У хо»), то есть упражнения со сдавленным дыханием. Одновременно мужчины занимаются упражнениями по раскрытию каналов с помощью Пяти Внешних Элементов, Мысленными Шариками Восьми Триграмм, а также пестованием сердца и омовением в ручье. Женщины в динамической работе занимаются упражнениями по раскрытию каналов, в статической работе – второй ступенью «мастерства женской Пилюли.
Во время эмоциональных минимумов у людей легче всего возникают беспричинные депрессии, а у молодых людей появляется даже чувство отчаяния. В такое время требуется осторожное пестование, сдерживание сердца, пестование сердечной природы, применение «приема привлечения Бессмертных».
В результате совершенствования в выплавлении сердечной природы закономерность естественных метаморфоз человеческого тела усиливается, таким образом внутренние противоречия, конфликты в человеке могут быть своевременно рассеяны, в теле будет поддерживаться внутренний баланс, человек станет радостным, умным, здоровым, долголетним.
Овладение закономерностями изменений в окружающей человека природе тоже очень помогает в гармонизации отношений между людьми. Говоря словами г‑на Ван Липина, это самая полезная в повседневной и домашней жизни вещь. Например, в период максимума сексуального возбуждения мужчина должен по собственной инициативе заниматься некоторыми домашними делами, дети должны ходить со стариками на прогулки. Маленькие дети в это время очень возбуждаются, дерутся ссорятся, взрослые должны больше за ними смотреть, чтобы исключить неожиданности.
Конечно, при лечении болезней тем более надо учитывать периоды изменения «трех линий» у больных, обычно следует еженедельно проверять «Четыре этапа»: этап подъема Ян, этап спада Ян, этап накопления Инь, этап рождения Ян, чтобы применять разные методы лечения.
В 60‑х годах западные ученые обнаружили явление периодических колебаний у человека и назвали это линиями физической, эмоциональной и умственной активности. Открытие стало использоваться для целей профилактики в авиации. Несколько лет назад эта теория стала модной в Китае, циклы вычислялись даже с помощью компьютеров. Все это выглядело весьма ново, но в даосской книге «Фан чжун шу» еще во времена «Семи Истинных людей Севера» в главе «О закономерностях жизни человека» говорилось о пяти видах закономерностей, и в ней исследование сущности жизни по своей глубине далеко превосходит то, что сделано нашими современниками. К сожалению, это блестящее учение тысячу лет не могло стать достоянием мирян.
Изучив систему и закономерности жизни человека, даосы обращают взгляд в будущее и выдвигают теорию метаморфоз человеческой жизни, предсказывая, какие вредные или полезные перемены могут произойти в будущем в отношениях человека с природой, обществом и в его естественной жизни, и предлагая профилактические меры. Это опять‑таки имеет отношение к содержанию гадания «Бу» из числа «Пяти Искусств», но и само гадание «Бу» также представляет собой самостоятельное совершенное учение. В «Учении о метаморфозах жизни человека» гадание «Бу» преимущественно используется для изучения того, что даосы называют метаморфозами, «обладающими формой», которые можно предвидеть на основе обычного опыта и знаний. Например, согласно «Песне о 60 звуках звукоряда Хуа Цзя» («Лю ши Хуа Цзя наинь гэ»), 1989 год является Иньским годом «Дерева Большого Леса». Иньское «Дерево» соответствует в теле человека желчному пузырю. 1990 год – это Янский год «Земли у Края Дороги», а Янская «Земля» соответствует желудку и поджелудочной железе в теле человека. Таким образом занимающийся узнает, на что ему нужно обратить внимание при совершенствовании в выплавлении, чтобы предотвратить возможные заболевания.
На основе знаний о системе человеческой жизни и ее закономерностях и метаморфозах даосы приступают к осуществлению закономерного и целенаправленного пестования жизни. Совершенствование в выплавлении в это время походит на то, что в китайской медицине называют «выявив симптомы, применить лечение. В зависимости от разных обстоятельств совершенствуются в выплавле
