Радость регулярных тренировок

В то время моя школа айкидо насчитывала всего восемнадцать месяцев с момента образования, и в ней не было учеников, которые обладали бы поясом выше, чем синий. Черные пояса были только у наших учителей, и они казались нам небожителями. Я никогда даже помыслить не мог, что могу подняться до их уровня. Так я и жил, довольно одержимый и нетерпеливый человек, привыкший достигать целей легко и быстро, – неожиданно для себя регулярно и упорно тренируясь безо всякой особой цели, просто ради самих занятий. Проходили месяцы, но в стабильном ритме моих тренировок ничего не менялось. Это было для меня почти откровением. Бесконечная череда занятий приносила чувство наслаждения именно тем, что была в дзен‑буддистском смысле «ничем не примечательной».

Я ходил на тренировки три или четыре раза в неделю. Занятия шли с семи до девяти часов вечера. Когда приходила пора ехать в спортивный зал (додзе), меня начинали оставлять проблемы и суета уходящего дня. Даже сам процесс складывания белой хлопковой формы успокаивал мое дыхание и приносил чувство умиротворенности. Поездка занимала обычно около получаса. Я ехал через мост в город, преодолевая длинный холм, а затем спускался на длинную и шумную улицу, известную тем, что на ней было много автосалонов. Я поднимался на второй этаж, в зал, и как будто бы попадал в заповедник, в место, которое одновременно было бесконечно родным и знакомым мне и в то же время отличалось от того, что меня окружало в обычной жизни.

Мне все здесь нравилось. Сам ритуал, который всегда был одним и тем же и каждый раз новым: поклон при входе, переодевание в форму ги в раздевалке. Мне нравилось выходить оттуда и видеть, что некоторые ученики уже начали разогреваться. На татами я еще раз с удовольствием кланялся, ощущая его упругость. Мне нравилось занимать свое место в длинном ряду учеников, сидящих на татами в позе сейдза (на коленях). Я любил смотреть, как входит наш учитель, как он и ученики обмениваются ритуальными поклонами. После этого начинались подготовительные упражнения. Во время тренировки я слышал энергичные удары своего сердца.

Так было не всегда. Иногда я чувствовал апатию. В такие моменты я готов был делать что угодно, только бы не оказаться сегодня на татами. Увы, иногда я уступал. И я проводил вечера впустую, занимаясь всякой ерундой.

Однако я хорошо знал, что стоит мне преодолеть апатию, как я буду вознагражден маленьким чудом. Я понимал, что как бы ни чувствовал себя, поднимаясь по лестнице на второй этаж в додзе, через два часа, после сотен бросков и падений, я выйду из зала, полный энергии и таких позитивных ощущений, что даже самый унылый вечер будет казаться мне полным волшебства.

Я повторюсь: эта радость не была напрямую связана с моим прогрессом в занятиях или достигнутыми целями. Для меня, например, было полной неожиданностью, когда однажды после марафонской тренировки в выходной день учитель пригласил меня и еще одного ученика в тренерскую и вручил нам коричневые пояса, обозначавшие вторую степень в айкидо. Однажды вечером спустя год после этого события четверо наиболее продвинутых обладателей коричневых поясов, включая меня, туманно заговорили о том, что, возможно, когда‑нибудь мы сможем получить и черный пояс. Эта мысль и волновала, и пугала. Когда после этого разговора я пришел на тренировку, то испытал новое чувство: честолюбие, который незаметно стало пожирать меня изнутри.

Возможно, это было совпадением, но через три недели после разговора все мы – четверо его участников – получили различные травмы: перелом пальца ноги, порванная связка в локтевом суставе, сломанная в трех местах рука и выбитое плечо (у меня). Эти травмы послужили для нас хорошим уроком. После выздоровления мы вновь вернулись к спокойным, неамбициозным тренировкам. И только через полтора года мы все четверо получили черные пояса.

Это не значит, что мы тренировались без усердия. Помните: пофигист добирается до первого «плато» и комфортно пребывает там, перестав трудиться. Несмотря на все наши недостатки, мы все‑таки постоянно совершенствовались, а значит, твердо шли по пути мастерства. В отличие от пофигиста, мы упорно трудились и делали все, что было в наших силах, чтобы в полной мере постичь искусство айкидо. И мы хорошо усвоили печальный урок. Теперь мы даже хотели оставаться на нашем очередном ровном «плато» столько, сколько это было необходимо. Амбиции, конечно, все равно бурлили в нас, но они были укрощены. Мы снова наслаждались процессом тренировок. И полюбили свои «плато». Мы прогрессировали.

Этот фундаментальный парадокс жизни особенно ясно проявляется в боевых искусствах. Однако, я думаю, он присутствует и в других видах человеческой деятельности: мышлении, физической активности, эмоциональной сфере и духовной жизни. И несмотря на ту безжалостную и, к сожалению, эффективную борьбу нашего общества с мастерством, среди нас все еще находятся миллионы людей, которые, достигая вершин в работе, любят процесс не меньше, чем результат. Жизнь у таких людей обычно особенно яркая и приносит им настоящее удовлетворение.

«Для меня это минуты наивысшего счастья, – рассказал мне один мой друг‑писатель. – Это минуты, когда вся чепуха уходит куда‑то. Как только я вхожу в кабинет, то чувствую радость. Это мои книги на полках, это особый запах рабочего места. И все элементы начинают соединяться в тех произведениях, которые я уже создал и только собираюсь написать. Даже если я провожу за работой всю ночь, я не испытываю усталости. Ведь меня ждут все тридцать три удовольствия – от написания одного‑единственного предложения до придумывания нового сюжета».

«Многие люди делают что‑то, потому им сказали делать это учителя или родители, – говорил призер Олимпийских игр по гимнастике Питер Видмар[5]. – Те, кто берется за какое‑то дело ради денег, славы или медалей, не справятся с ним по‑настоящему эффективно. А вот когда вы открываете в себе собственное призвание, вы уже не ждете, чтобы кто‑то другой решил ваши проблемы за вас. Вы решаете их сами. Конечно, я ставил перед собой какие‑то определенные цели. Но в основе всего лежало то, что гимнастика мне нравилась и приносила настоящую радость. Я вообще‑то никогда и не думал, что когда‑то смогу стать участником Олимпийских игр».

«Для меня важен сам процесс творчества, – рассказывала мне известная художница, которая каждый рабочий день проводит в мастерской по четыре часа. – Когда я берусь за кисти, у меня возникает удивительное ощущение счастья. Мне нравится корпеть над своими работами. Я специально использую это слово “корпеть”. Когда работа выходит хорошо, я чувствую, как она отзывается во мне. Меня вдохновляет сам процесс творчества. Если бы я им не занималась, я бы предала себя».

Когда я был ребенком, мой отец разрешал мне ходить с ним на работу по субботам. Думаю, ходить в офис субботним утром ему было не обязательно. Но его просто тянуло туда. Он работал в страховой компании. И пока отец просматривал почту и документы, я играл с восхитительными вещами тех дней: величественными печатными машинками с прямыми клавишами, ручными механическими калькуляторами, степлерами и дыроколами, а также со старым диктофоном, на котором я мог записывать и воспроизводить свой писклявый голос.

Я любил эти субботние утра, в которых для меня царила тишина, витал запах клея и чернил, ластиков и хорошо послужившего дерева. Обычно я делал бумажные самолетики и запускал их. Но изредка мне удавалось зайти в кабинет отца и просто сидеть там. Я поражался его глубокой концентрации. Он находился в своем мире, расслабленный и в то же время сосредоточенный на открывании конвертов самых разных размеров, прочтении содержащихся в них писем и складывании их в стопки для секретаря. При этом на каждом из них он делал какие‑то пометки. Во время работы губы у него были чуть приоткрыты, дышал он ровно, а его взгляд выражал умиротворение. Его руки двигались очень уверенно и даже как‑то гипнотически. Я помню, что еще тогда, когда мне было не больше десяти лет, я задавал себе вопрос, смогу ли я когда‑нибудь достичь такой концентрации внимания и буду ли получать такое удовольствие от работы. Конечно, мне это было недоступно ни в школе, ни дома во время моих зачастую пустых усилий по выполнению домашних заданий. Даже тогда я понимал, что мой отец – человек с амбициями, который стремится к получению видимого вознаграждения за свою работу, в том числе общественного признания и даже какой‑то славы. Но я также понимал и то, что он любит свою работу: ее ритм, получаемые от нее ощущения и саму ее суть. Коллеги моего отца позже рассказывали мне, что он был одним из лучших в своем деле. Надо признать, его стремление к общественному признанию и славе никогда не материализовалось. Но ведь признание не всегда приносит удовлетворение, а слава для многих становится тяжким испытанием. Любовь к вашей работе, желание трудиться даже при отсутствии видимых наград – это и есть самый верный залог мастерства.

Лицо мастерства

Выражение глубокой сосредоточенности на лице отца в те моменты, когда он отдавался любимому делу, нельзя не сравнить тем, что я видел на лицах всех тех, кто находится на пути к мастерству. Даже если они испытывают при этом муки или страдания из‑за физического напряжения. Жанр спортивной фотографии почти всегда демонстрирует кульминационные моменты – «счастья победы / горечи поражения». Нам снова и снова показывают лица, искаженные от боли или триумфа. Однако мне кажется, что лицо настоящего мастерства – расслабленное и спокойное, возможно, с легкой улыбкой. В действительности те герои спорта, как представляется, иногда переходят в какое‑то другое измерение. Противостоящие спортивному противнику, измученные криками возбужденной толпы, они заставляют казаться простым то, что на самом деле очень трудно и, похоже, выходит за пределы человеческих возможносткй. Этим людям каким‑то образом удается создавать гармонию там, где в другое время царил бы хаос.

Когда я готовил для Esquire специальные разделы, посвященные мастерству, я искал фотографии, которые бы наилучшим образом показывали лицо мастерства. Я пересмотрел сотни снимков самых известных и крупных фотоагентств. И среди ставших уже привычными изображений «счастья победы / горечи поражений» я нашел то, что искал. Бегун Стивен Скотт на последнем повороте дистанции в одну милю. Его лицо безмятежно, его тело расслаблено. Прыгун в воду Грег Луганис на краю доски: его лицо спокойно и сконцентрировано. Гимнаст Питер Видмар, выполняющий вольные упражнения: его тело в чрезвычайно напряженной позе, но лицо задумчивое и невозмутимое. Баскетболист Карим Абдул‑Джаббар, совершающий свой знаменитый «небесный хук» через руки защищающегося соперника: его лицо светится от внутреннего восторга. Абдул‑Джаббар – яркий человек. Я уверен, что он любил деньги, славу и те преимущества, которые приносила ему спортивная карьера. Но «небесный крюк» он любил больше.

Как я уже говорил раньше, цели и планы очень важны. Но они существуют в будущем и в прошлом и недоступны нашим органам чувств. Постоянная практика и тренировки – путь к мастерству – существуют только в настоящем. Вы можете их видеть, слышать, осязать или обонять. Любить ровные участки «плато» – значит любить бесконечное настоящее и спокойно наслаждаться неизбежным прогрессом и достижениями, когда придет их черед (вместо того чтобы жить только их ожиданием). После чего с радостью предвкушать новое «плато». Любить «плато» – это значит любить все самое главное в вашей жизни.

Часть вторая