2020-06-10
72
Православие
Греческая религия есть не что иное, как ненависть к Риму. Эта ненависть чрезвычайно сильна и может захватить целиком. Эта ненависть неизлечима, потому что она не имеет ничего общего с разумом или наукой. Что касается протестантизма, то отношение к нему далеко не такое же, хотя в догматике он гораздо дальше отстоит от православия.
Я говорил с графом Салтыковым о стремлении Петра I объединить греков. «Я уверен, – сказал он совершенно искренне, – что все, что он делал, он делал только ради того, чтобы понравиться французскому двору, ибо Вы прекрасно понимаете, что он просто не мог всерьез помышлять о чем‑либо, столь далеком от политики».
Говоря о церковном календаре, другой министерский сановник (Татищев, который сегодня министром в Палермо) сказал, что «одна только мысль праздновать Пасху с латинянами может привести ко всеобщему мятежу».
Впрочем, нет ничего более неверного. Какое‑то время спустя я говорил на эту тему с одним из самых лучших умов этой страны, графом Петром Толстым, который, пожав плечами, сказал мне, что император может все, что захочет.
Совсем недавно за обедом у графа Строганова говорили об аббате Голицыне, который в настоящее время совершает миссионерское служение в Америке. Княгиня Голицына, сидевшая за столом, засмеялась при упоминании его имени. Когда сказали, что скоро он должен вернуться в Россию, я воспользовался случаем и спросил у этой госпожи, сохранит ли господин аббат право наследования в России и будет ли обладать гражданскими правами?
– Нет, нет, – ответила она, сопровождая свои слова жестом человека, отлучающего от Церкви, – он утратил все свои права.
– Но позвольте, – возразил я, – мы знаем, что потомок дома Головкина, например, является протестантом и тем не менее пользуется всеми гражданскими правами. Граф Федор Головкин – протестант, потому что случай заставил его родиться в протестантской стране. [При этом кто‑то добавил, что он даже вполне явно попечительствует протестантской церкви.] Никто его в этом не упрекнул, он был министром, придворным церемониймейстером и в настоящее время чувствует себя преспокойно. Что касается аббата Голицына, то ему, в свою очередь, довелось родиться в католической стране, и он исповедует католическую религию. Так в чем же, простите, разница?
Княгиня не проронила ни слова, а я не настаивал…
В детстве я прочитал интересный рассказ о стремлении Петра I воссоединить все Церкви. Один старый профессор математики поведал мне о том, что в Париже он был знаком с доктором из Сорбонны, у которого Петр I попросил почитать его научное исследование. Этот доктор рассказывал профессору, что, взяв его работу на прочтение, Петр спустя несколько дней сказал ему:
– Это просто здорово, Вы правы. Как только я прибуду в Россию, я прикажу взять на вооружение этот проект.
– Но, Ваше Высочество, – возразил доктор, – мне кажется, Вы слишком торопитесь. Прежде всего надо узнать, одобрят ли эту идею русские епископы.
Услышав это, Петр пришел в чрезвычайное негодование:
– Если они посмеют мне перечить, – сказал он, – я побью их палкой.
* * *
Когда‑то патриарх всея Руси был значительной фигурой, и с ним, ввиду его сильного влияния на народ и совершенной неприкосновенности, должен был считаться сам император. Она была такова, что император, решивший призвать на суд патриарха, совершившего тяжкие ошибки, не нашел никакого средства для того, чтобы судить его; для того чтобы суд был сведущим, ему пришлось созвать всех патриархов‑схизматиков. Петр I упразднил это звание и стал абсолютным властителем. Все церковные дела вела организация, именовавшаяся Святейшим синодом.
Формально в Синоде председательствует архиепископ Санкт‑Петербургский, но по существу дела там вершит весьма важный государев чиновник, именующийся прокурором Святейшего синода. Он присутствует на всех заседаниях и, хотя не имеет права решающего голоса во всем, что там обсуждается, все выслушивает, на все высказывает свое мнение и всему мешает. Какой‑либо церковный указ обретает силу только после его подписи, которую предваряет решение о том, что принятое должно быть исполнено. Это главенство совсем не похоже на то, которое отличает английского короля. По существу патриархом является сам император, и я нисколько не удивляюсь тому, что когда‑то на Павла I нашла причуда самому совершить богослужение.
Так как высшей духовной власти больше не существовало, люди постепенно отвыкли испрашивать особые дозволения на те или иные случаи жизни, ибо такое дозволение есть благодать, а право благодатного наделения таким дозволением принадлежит только высшему духовному лицу. Однако поскольку довольно часто такие дозволения весьма желанны и даже необходимы, решили просто освободиться от необходимости испрашивания подобных дозволений, что само по себе удобнее и дает такой же результат. Известно, например, что в греческой Церкви соблюдают два или три поста, но никто не обращает на это должного внимания. Кроме того, там, как и у нас, обращают внимание на некоторые степени родства, при наличии которых брак между родственниками возбраняется, однако поскольку порой очень хочется взять в жены двоюродную сестру, так и поступают, несмотря на запрет, причем такой брак сохраняет свою силу, хотя это и большой грех; говорят, что закон, воспрещающий браки между родственниками (за исключением случаев, оговоренных в Книге Левит), всего лишь церковный, и в то же время о законе, который запрещает разводиться, говорят, что он божественный. Трудно представить что‑либо более изобретательное…
Именно печально известный Петр III обобрал духовенство. Кое‑кто утверждает, что эту мысль ему внушила его жена, подвигшая его осуществить этот замысел, потому что он уже правил, а она хотела пробудить ненависть к своему мужу, дабы потом внезапно этим воспользоваться. Как бы там ни было, но Петр III завладел имуществом духовенства. В соответствующей преамбуле грабительского указа было сказано, что исполнению духовных обязанностей Церкви, царствие которой не от мира сего, не должно мешать управление земными благами и т. д. Через тридцать лет то же самое сказали в другой стране, и это всегда будут повторять всюду, где пожелают сделать нечто похожее.
Петр III отнял от Церкви (я имею в виду черное духовенство) миллион душ, или крепостных, а точнее говоря, девятьсот с лишним тысяч. Во всей империи едва ли наберется две тысячи монахов, которым государство платит не более двадцати пяти рублей.
Что касается белого духовенства, то здесь я не могу назвать точного числа, но знаю, что оно огромно и совершенно не пользуется уважением. Черное духовенство – это монахи, которых тоже немало. И те, и другие почти всегда являются потомками крепостных или священников, и, таким образом, здесь мы поистине имеем дело с коленом Левия, хотя не столь уважаемым, как древнее.
* * *
В одном из лучших домов Санкт‑Петербурга русские рассказывали мне о том, как в одном кабаке заспорили между собой два молодых человека. Когда дело дошло до взаимных оскорблений, один обозвал другого «поповичем», однако последний, защищаясь, сказал: «Это неправда, я сын пахаря» (т. е. крестьянина).
Монахи, по крайней мере отчасти, более образованны, чем «попы», и даже по виду не так презренны. Меня уверяли, что некоторые даже знают французский, читают все подряд и являются большими шалопаями. Трудно сказать, как оно на самом деле, учитывая, что представители обоих духовных званий совершенно отъединены от остального общества.
Могу, по крайней мере, сообщить то, что мне рассказала одна дама из высшего общества: совсем недавно согласно обычаю этой страны к ней для совершения тайны исповеди пришел один монах, который, ожидая ее, пустился говорить на французском такие непристойности, что его пришлось выставить за дверь.
Монахи не женятся, белое же духовенство, напротив, всегда вступает в брак, и если кто‑нибудь из них становится вдовцом, его силой постригают в монахи. Если же священник двадцати пяти или тридцати лет от роду теряет жену в расцвете сил и обаяния, его тоже обрекают на безбрачие и затвор во благо его души, что так же разумно, как и все прочее.
Епископ получает от государства не более десяти тысяч рублей, но имеет значительные преимущества, и я слышал от одного католического архиепископа, что архиепископ Петербурга, имея строго определенное вознаграждение в десять тысяч рублей, получает около шестидесяти тысяч рублей годового дохода. Быть может, это несколько преувеличено, но нет сомнения в том, что некоторые преимущества весьма существенны: например, погребения в Александро‑Невской лавре выглядят поистине вызывающе. Расходы на такое погребение могут доходить до полутора тысяч рублей звонкой монетой, и, кроме того, имеется существенная побочная прибыль: карета и лошади, например, которые должным образом перевозят покойника к месту захоронения, принадлежат Церкви.
Основное богатство того и другого духовенства составляют добровольные пожертвования. Белое духовенство почти не имеет иных средств к существованию.
Один сенатор сказал мне как‑то, что он устроил хороший приход одному священнику. «Но каким образом одно прелатство (он употребил именно это слово) может быть лучше другого?» – спросил я. «Это зависит от ситуации, – ответил он. – Если приход стоит на большой дороге, он приносит больше дохода. Там больше проезжих, больше и подают».
Общее число лиц, принадлежащих духовенству (включая тех, кто вообще связан с этим сословием), превышает сотню тысяч, а монахи не набирают дозволенного им числа (что примечательно). Во всей Российской империи насчитывается двадцать восемь тысяч православных церквей, а число иноверческих церквей мне неизвестно.
В настоящее время все пожертвования церквам были изъяты и преобразованы в капитал, который разместят в банке для поддержания священников. В одной губернии для перестройки деревянной церкви в каменную собрали пожертвования в сумме тридцати тысяч рублей. Губернатор взял их, сказал, что деревянная церковь тоже хороша.
Все оплачиваемое духовенство кончает тем, что с ним поступают таким же образом.
Священники
Екатерина не вернула духовенству владений, отнятых у него Петром III, но хотела извлечь его из тьмы невежества, в котором оно пребывало и с которым она сталкивалась почти везде. Она открыла несколько университетов, академий и семинарий, в частности в городе Киеве, где сыны русских священников, единственные (как у евреев) кандидаты на священнический сан, должны были в какой‑то мере постигать богословие и церковно‑славянский язык, являющийся языком литургии русской Церкви.
Обер‑прокурор Синода князь Александр Голицын решил заставить русское духовенство учиться и тем самым придать ему больший лоск, однако для этого дела ему недоставало преподавателей. Так как молодые семинаристы кое‑что смыслили в латыни, преподавателями богословия им назначили протестантов‑мирян. Однако эти лютеране признавали исхождение Святого Духа от Отца и от Сына, признавали причащение только под двумя видами, а также исповедовали прочие заблуждения, которые ненавязчиво внушали своим слушателям, несмотря на данное ими обещание не касаться спорных вопросов. Высказывалось мнение, что иезуиты лучше держали бы свое слово, если бы они его дали. В это время они пользовались большой благосклонностью властей. Обер‑прокурор Голицын оказывал большую поддержку идее преобразования коллегии, расположенной в Полоцке, в университет (или в академию; русские употребляют эти два слова, не делая особого различия между ними), и вскоре разрешение было получено.
Обратились к генералу ордена Фаддею Брзозовскому, который решил посоветоваться с Римом. Ожидая решения, русские почли это дело улаженным, и Филарет решил узнать, кто именно из отцов иезуитов будет преподавать и книгой какого автора он собирается пользоваться. Генерал ответил, что если все это действительно свершится, то преподавателем богословия назначат о. Ж.‑Л. Розавена, который возьмет за основу теологию Сарданья и не станет касаться ни проблемы исхождения Святого Духа, ни чистилища, ни первенства римского епископа. В ту пору о. Розавен преподавал логику (что во Франции называют философией) в петербургском дворянском пансионе, и его учениками были почти одни только русские. Когда он перешел к преподаванию этики и рассуждениям о том, какое поклонение надо воздавать Богу, он доказал, что католическая религия является единственно истинной, а в качестве человека, выступающего против этого утверждения, он представил одного мусульманина, который от своего имени приводил аргументы деистов, схизматиков и еретиков, направленные против католической религии. В назидание этому бедному мусульманину он разбил все их доводы. То же самое о. Розавен сделал бы и по отношению к протестантам, но ни в коем случае не затрагивая трех спорных положений. О. Филарет, который не заглядывал так далеко, очень хвалил деликатность о. Розавена в преподавании логики и ожидал, что так же дела будут обстоять и в преподавании богословия. Тем не менее он пожелал посмотреть книгу Сарданья, и в этой связи генерал ордена предоставил ему экземпляр книги.
Впрочем, замысел, связанный с преподаванием о. Розавена, не осуществился, и лютеранин‑мирянин снова стал возглавлять кафедру богословия в семинарии Александро‑Невской лавры.
Тем не менее вскоре стало ясно, что такое положение никуда не годится, и на о. Филарета оказали такое воздействие, что он в конце концов согласился взять на себя это преподавание. Как он справлялся без соответствующих курсов логики и теологии? Очень плохо, но русские не сознавались в этом. Тем не менее они очень хорошо видели, что надо что‑то менять в обучении духовенства. Из тех, кто собирался стать попами или представителями белого духовенства, они отказались делать что‑либо, хоть в какой‑то мере подходящее, и ограничились образованием молодых монахов.
Граф де Местр предрекал, что если однажды русское духовенство начнет учиться, оно превратится в философов, что, собственно, и стало сбываться в среде монахов стараниями князя Александра Голицына. Он хотел, чтобы они играли определенную роль в литературном мире, и заставлял их учить не греческий или еврейский, которые почти никто из русских священников не знает, а современные языки, математику и все разделы физики, и вот из таких людей и станут поставлять высшее духовенство и епископов, которые будут знать немного обо всем, кроме Священного Писания, логики и теологии.
Граф Александр Толстой смеялся над неразумием добрых и благочестивых русских, которые вообразили, что их монахи, пусть даже и приобретшие некоторый лоск, смогут соперничать в науке с каким бы то ни было иным христианским духовенством, будь то католическое или протестантское.
Таково положение русского белого духовенства, и так как эти священники имеют жен и детей, их никогда нельзя будет вытащить из их невежества, потому что они сами не смогут или не захотят учиться.
Однако правительство, стыдясь, что православное духовенство так сильно уступает католическим священникам, постановило, чтобы в главной церкви каждого города каждое воскресенье по меньшей мере четверть часа читалась проповедь. Священник читает или, выучив наизусть, сказывает какой‑либо отрывок из какой‑либо книги, переведенной с немецкого, латинского или французского, выкладывая все, как может. Если он знает один только русский (а таких священников триста против одного), он выстраивает свою проповедь по гомилиям русского архиепископа Платона, а также по Амвросию или другим монахам.
* * *
Когда исповедник собирается должным образом исповедовать порядочного человека (это всегда происходит у последнего), они, не чинясь, усаживаются друг перед другом, и священник, не вдаваясь в подробности, спрашивает о соблюдении заповедей. Кающийся ничего не сообщает в деталях. «Не случалось ли Вам как‑либо нарушить шестую заповедь?» – спрашивают у него.
«Да, каким‑то образом», – отвечает он, и на этом все заканчивается, хотя, быть может, за десять лет, в течение которых он не исповедовался, ему довелось запятнать себя всевозможными мерзостями.
Сегодня хозяин одного из лучших домов в этой стране сказал мне, что самая долгая исповедь длится не более четырех минут. Если священник не удосуживается задать даже общие вопросы, тем хуже для него. Тогда ему ничего не говорят.
Когда однажды я удивился необычайной легкости такого предприятия, а еще больше – неизменно совершающемуся после этого причащению, князь Г. ответил мне в самый разгар обеда: «Все это – совершенно необходимая формальность. Впрочем, если есть на самом деле что‑то слишком серьезное, то им об этом не говорят».
Прошлым летом одного батюшку (человека духовного, но сильно подверженного винопитию) позвали к умирающему причастить его перед смертью. Священник был пьян. Он тут же отправился в путь, но по дороге потерял Святые Дары.
Все это произошло во владении и на глазах одной весьма почтенной дамы, которая мне это и поведала. Кроме того, она добавила, что архиерей, в подчинении у которого этот священник находился, не отважился сообщить о случившемся Синоду, полагая, что в таком случае этому священнику наверняка придется расстаться с его саном, а он как‑никак отец семейства, который не имеет возможности заработать на жизнь ни чем иным, кроме нынешнего ремесла.
Иногда русские помещики устраивают в своих владениях нечто наподобие театра и заставляют играть в нем своих камердинеров и лакеев, а если недостает какого‑нибудь актера, то и приходского священника.
«В настоящее время в одном из моих имений разыгрывают те самые скабрезности, которые играют здесь на театре. Главный актер – наш священник» (граф Сергей Румянцев). На то удивление, которое я ему выразил, он ответил:
– А что прикажете делать, если нам иногда приходится поколачивать их?
– Но позвольте, какое же Вы имеете право? – спросил я.
– Да, конечно, этого нельзя делать, но это делается.
…Вся армия, генералы, офицеры, солдаты – все всегда причащаются. Назначается день какой‑либо Постной недели (так же, как день проведения парада), в который первый и второй полковые батальоны пойдут в церковь (два раза в день), в парадной форме, но без оружия, с офицерами во главе. В день принятия исповеди их разделяют на группы по тридцать человек в каждой. Встав перед такой группой, священник восклицает:
– Во время поста вы вместо елея смазывали себе голову обычным маслом, а также совершали много других грехов.
– Господи, помилуй! – раздается в ответ, после чего священник произносит формулу отпущения, затем подходит вторая группа, потом третья и т. д., а на следующий день совершается общее причащение. За исповедь и причащение солдаты ничего не платят священнику, но все остальные должны платить. Один из наших слуг был на исповеди; а потом кто‑то из наших пансионеров спросил его:
– Завтра мы идем причащаться, ты пойдешь с нами?
– Я не могу, – ответил он.
– Почему?
– У меня только рубль, поп сказал, что его я должен ему за исповедь, а еще один рубль за причащение, но у меня нет больше денег.
– Ну что ж, тогда ты с нами не пойдешь.
* * *
О. Анджолини решил отремонтировать церковь при нашей коллегии в городе Витебске и сделал из нее подлинное чудо. В его распоряжении находился подрядчик по строительным работам, человек весьма умный, который попросил священника отпустить его к семье, обещая вернуться в конце шестой недели. Он уехал и не вернулся. Через год или два о. Анджолини отправился в поездку и остановился в одном большом поселении. Однажды, прогуливаясь, он увидел вдали православного священника: длинные волосы, ниспадающие по плечам, роскошная борода, подрясник, перехваченный поясом, а поверх его – ряса с широкими рукавами (зеленая, красная или фиолетовая – не важно: каждый священник выбирает цвет по своему вкусу), в руках посох. Все его одеяние, очень красивое, источало строгое величие. Поравнявшись с о. Анджолини, священник снял свою широкополую шляпу и приблизился к нему с видом старого знакомого.
– Вы не узнаете меня? – спросил он.
– Нет.
– Я ваш бывший подрядчик.
– А теперь вы священник?
– Да.
– Как так?
– Когда я приехал к своей матушке, священник в нашей деревне только что умер, и мой хозяин, здешний помещик, помня о том, что я довольно хорошо знаю церковно‑славянский язык, послал меня к епископу с письмом и тремястами рублями на мое рукоположение, и вот теперь я священник здешнего прихода.
…Русские священники, по‑видимому, не испытывают большого почтения к Святым Дарам.
Время от времени к иезуиту о. Анджолини, духовно окормлявшему итальянцев Петербурга, приходил в гости один русский священник. Однажды зимой он пришел к нему в шубе, подбитых мехом сапогах, которые были надеты поверх других, и в медвежьей шапке, как и принято в этой стране. В передней он оставил все это убранство и вошел в кабинет к о. Анджолини. Когда визит завершился, он снова надел все это на себя, но позабыл меховые сапоги. Через некоторое время о. Анджолини вышел в переднюю и увидел эти сапоги, стоявшие в углу. Он осмотрел их и в одном сапоге обнаружил свиток. Это была большая русская епитрахиль с карманом, в котором он увидел Святые Дары: вероятно, священник нес их какому‑нибудь больному или от него. О. Анджолини был сильно озадачен. Что делать? Он нашел для епитрахили более достойное место, а вечером, когда его гость пришел за своими сапогами, он сделал ему наставление, которое тот воспринял со смехом.
– Я совсем не хотел идти к вам в епитрахили, – сказал он. (Надо отметить, что она напоминает монашеское одеяние кармелитов, но ниспадает только спереди, а вверху имеет отверстие, через которое ее и надевают.)
– Я свернул ее и положил в сапоги, а потом и забыл об этом.
– Но ведь там лежали Святые Дары.
– Ну да так что ж из того? Всего доброго.
* * *
Не стоит слишком удивляться, узнав, что русские несильно уважают своих священников. В Полоцке господин де Кристин рассказывал мне о том, как граф Марков обходится со своими батюшками и как он причащается.
Хотя русское дворянство не соблюдает многочисленных постов, установленных в их Церкви, тем не менее в течение трех дней, предшествующих исповеди и причащению, дворяне постятся, и в дом два раза в день приходит священник, чтобы совместно читать принятые в таком случае молитвы. Однако некоторые благочестивые русские совершают эти молитвы в церкви.
Священник приходил в понедельник на Страстной неделе, а также в последующие дни, но так как священников никогда не принимают в салонах (кроме протопопов и монахов), он оставался в прихожей с прислугой, потому что граф еще не пришел из часовни. Хозяева не вышли на совершение молитв, и на протяжении двух часов батюшка попеременно молился, пил водку и болтал с прислугой, а потом ушел.
Наконец наступает вечер среды, время исповеди. У графа собрались гости, до двух часов играли в карты, а потом дворецкий объявил, что господин зовет к ужину (потому что граф никогда не был женат). Кончили играть, граф подал руку какой‑то даме, и, когда они через переднюю шли в столовую, он сказал ей: «Прошу прощения, мадам, но мне надо сказать два слова его преподобию». Они останавливаются, граф достает из бумажника двадцать пять рублей (в ту пору это составляло пятьдесят франков) и, протягивая их священнику, громко говорит: «Ваше преподобие, это за мои грехи, как в прошлом году». Поп взял деньги и начал читать формулу отпущения грехов, а когда закончил, граф уже снова держал даму под руку.
На следующий день все отправились в церковь и там причастились, граф первым. Такой удобный подход – вполне обычное дело в России.
…Адмирал Кутузов был суровым человеком. В его дворце были часовня и русский священник при ней. Один из наших пансионеров, граф Войнович, сын черноморского адмирала, сказал мне, что в Пасхальную ночь он находился в гостиной, где собралась вся семья Кутузова, ожидая полуночи, чтобы идти в часовню. Пробило полночь, но священник не появился.
– Отыщите его, – сказал адмирал.
Отправились на поиски, но нигде не обнаружили.
– Сейчас мы быстро его найдем, – сказал Кутузов. – Пойдите в кабак, наверняка он пьет там с дворниками.
Так и оказалось. Священника привели.
– Отведите его на конюшню, – сказал адмирал. – Пусть получит двадцать пять ударов кнутом и тотчас начинает службу.
Вот так русские уважают свое духовенство. Когда Суворов в 1799 г. переходил через Альпы, в Павии, что в Ломбардии, находился госпиталь русских солдат, хотя гарнизон был австрийским. Однажды русскому капеллану при госпитале понадобилось о чем‑то поговорить с немецким генералом, в ведении которого этот госпиталь находился. Священника ввели в большой зал на первом этаже и попросили там подождать генерала. Служанка, очень захотевшая посмотреть, как выглядит русский священник, спряталась за стеклянной дверью и оттуда стала его разглядывать. Оставшись в зале, священник подошел к камину, на котором стояли два серебряных подсвечника, снял их оттуда и спрятал в широкие рукава своей рясы. Вскоре пришел генерал, выслушал священника и уладил его дело.
Священник стал медленно спускаться по лестнице, но служанка оповестила генерала о том, куда подевались подсвечники. Генерал вышел на балкон, находившийся прямо над воротами, через которые должен был проходить священник, велел стоявшему там часовому арестовать его и препроводить обратно в сопровождении четырех солдат. Поп вернулся, его обыскали, подсвечники изъяли, а генерал написал записку начальнику госпиталя, в которой сообщил о произошедшем. Затем он приказал солдатам отвести священника в госпиталь. Прочитав записку, начальник госпиталя сказал: «Принесите скамью и дайте его преподобию двадцать пять ударов кнутом».
Солдаты взяли его преподобие за руки и за ноги и ничком положили на скамью. Подошел капрал, поцеловал ему руку, как того требует обычай, дал ему положенное количество ударов кнутом, снова поцеловал руку и разрешил убираться восвояси…
[1] С. К. Викторовский. История смертной казни в России. М., 1912, стр. 17.
[2] А. И. Клибанов. Реформационные движения в России. М., 1960; см. также Н. А. Казакова и Я. С. Лурье. Антифеодальное движение на Руси XIV – начала XV в. М. – Л., 1955, стр. 39, 56.
[3] «Русская старина», кн. I, 1885, стр. 190.
[4] «Русское прошлое», кн. III, 1923, стр. 37; «Русская историческая библиотека», т. VI, 1874, стр. 775–776.
[5] «Полное собрание русских летописей» (ПСРЛ), т. IV. СПб., 1848, стр. 159.
[6] В. И. Жмакин. Жизнь и деятельность митрополита Даниила. М., 1881, стр. 184–192. См. также А. А. Зимин и Я. С. Лурье. Послания Иосифа Санина. М. – Л., 1959.
[7] В. И. Жмакин. Указ. соч., стр. 410.
[8] Ард. Попов. Суд и наказание за преступления против веры и нравственности по русскому праву. Казань, 1904 стр. 44.
[9] И. И. Смирнов. Восстание Болотникова 1606–1607 гг. М., 1951, стр. 35.
[10] Дело М. Башкина изложено в Актах Археографической экспедиции (ААЭ), т. I, № 239.
[11] И. А. Малиновский. Кровавая месть и смертная казнь. Томск, 1909, стр. 39.
[12] «Акты исторические» (АИ), т. I, № 154.
[13] И. С. Бердников. Краткий курс церковного права, т. II. Казань, 1913, стр. 981.
[14] В. О. Ключевский. Сказания иностранцев о московском государстве. М., 1866, стр. 122.
[15] С. К. Викторовский. Указ. соч., стр. 107.
[16] «Полное собрание законов» (ПСЗ), т. IV, стр. 1910.
[17] Следственные материалы по делу Г. Талицкого напечатаны Г. Есиповым в книге «Раскольничьи дела XVIII в.» (т. I. СПб., 1861, стр. 59–84); см. также Н. Б. Голикова. Политические процессы при Петре I. M., 1957, стр. 134–145.
[18] «Русский вестник», кн. 2, 1871, стр. 718.
[19] «Описание архива святейшего Синода», т. II, ч. 1, 1722, № 187, приложение XXIV; т. X, 1730, № 33; см. также Н. Тихомиров. Московские вольнодумцы начала XVIII в. и Стефан Яворский. – «Русский вестник», 1870, кн. 9; 1871, кн. 2 и 6.
[20] «Описание архива святейшего Синода», т. I, № 494. Г. Есипов. Раскольничьи дела XVIII в., т. I, стр. 7‑51; см. также А. Н. Филиппов. О наказаниях по законодательству Петра Великого М., 1891, стр. 203.
[21] «Русский архив», 1867, стр. 1708–1720.
[22] «Православный собеседник», кн. IV, 1910, стр. 296.
[23] «Исторический вестник», кн. VII, 1885, стр. 102.
[24] В. Г. Белинский. Сочинения, т. X. М., 1955, стр. 214.
[25] «Житие протопопа Аввакума…», стр. 108; см. также Ард. Попов. Суд и наказание за преступления против веры и нравственности. Казань, 1904, стр. 55.
[26] «Русское слово», кн. 8, 1861, стр. 14.
[27] «Костромская старина», 1890, стр. 24.
[28] А. И. Иванов. Соловецкая монастырская тюрьма. Соловки, 1927. Описанию Соловецкой тюрьмы посвящены следующие работы: М. Колчин. Ссыльные и заточенные в Соловецком остроге в XVI–XIX в. М., 1908; В. И. Немирович – Данченко. Соловки. СПб., 1875; А. С. Пругавин. В казематах. СПб., 1909; М. Н. Гернет. История царской тюрьмы, т. 1–5. М., 1951–1956; Д. Венедиктов. Палачи в рясах. М., 1923.
[29] Описание тюрьмы суздальского Спасо – Евфимиева монастыря см.: А. С. Пругавин. Монастырские тюрьмы. М., 1905; «Суздаль и его достопримечательности». Суздаль. Изд. Владимирской архив ной комиссии, 1912.
[30] Г. Антипин. Крепость Кирилло – Белозерского монастыря. Кириллов, 1934, стр. 34–38.
[31] Н. П. Розанов. История Московского епархиального управления, ч. II, кн. 2, М., 1876, стр. 153.
[32] Павел Алепский. Путешествие Антиохийского патриарха Макария в России, – «Чтения ОИДР», кн. 4, 1896–1897, 1900.
[33] И. А. Чистович. Феофан Прокопович. СПб., 1878, стр. 166–168.
[34] Там же, стр. 173.
[35] И. А. Чистович. Указ. соч., стр. 348, 365.
[36] «Русский архив», кн. II, 1873, стр. 1780.
[37] «Русский архив», 1867, стр. 1139–1155.
[38] Там же, стр. 1160.
[39] М. С. Попов. Арсений Мациевич и его дело. СПб., 1912.
[40] М. Н. Гернет. История царской тюрьмы, т. 2, стр. 486.
[41] О. И. Дубасов. К истории противоцерковного движения. – «Древняя и Новая Россия», 1878, № 8, стр. 312.
[42] Н. И. Барсуков. Соловецкое восстание. Петрозаводск, 1954.
[43] «Исторические записки», т. 31, 1955, стр. 96, 102.
[44] Там же, стр. 129–130.
[45] М. Н. Гернет. Указ соч., т. 2, стр. 488.
[46] Д. Венедиктов. Указ. соч., стр. 90. 86.
[47] «Деяния 3 Всероссийского миссионерского съезда в Казани». Киев, 1897, стр. 90.
[48] М. Гернет. Указ. соч., т. 2, стр. 481.
[49] Там же, стр. 475.
[50] «Древняя и Новая Россия», кн. 8, 1878, стр. 313.
[51] М. Гернет. Указ. соч., т. 2, стр. 331.
[52] Отчет обер‑прокурора Синода за 1909 г. СПб., 1910, стр. 22.
[53] «Ежегодник Музея истории религии», т. IV. Л., 1960, стр. 118.
[54] АИ, т. I, № 98.
[55] М. С. Попов. Арсений Мациевич и его дело. СПб., 1912, стр. 376.
[56] ААЭ, т. IV, № 249.
[57] Доп. АИ, т. V, № 186.
[58] Доп. АИ, т. XII. № 86.
[59] К. Маркс. Ст. Разин. – «Молодая гвардия», кн. I, 1926, стр. 125.
[60] ПСЗ, т. I, № 503.
[61] Н. А. Вроцкий. Утес Стеньки Разина. – В кн.: В. И. Лебедев. Крестьянская война под предводительством Степана Разина. М., 1955, стр. 148.
[62] «Чтения ОИДР», кн. I, 1872, стр. 172.
[63] «Русский архив», кн. II, 1871, стр. 443.
[64] «Последование в неделю православия». СПб., 1869, стр. 25–29.
[65] Текст отлучения опубликован в журнале «Церковные ведомости», № 8, 1901.
[66] В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 20, стр. 22.
[67] Л. Н. Толстой. Полное собрание сочинений, т. 34, 1952. стр. 247.
[68] «Правда», 19. IV 1912 г. Документы об отлучении академика А. А. Маркова от церкви опубликованы в сб. «Вопросы истории религии и атеизма», № 2. М., 1954, стр. 397–411.
[69] «Деяния поместного церковного собора 1917–1918 гг.» кн. XIX, стр. 72.
[70] А. Мень. Расизм перед судом христианства. – «Журнал Московской патриархии», 1962, № 3, стр. 22–23.
[71] Е. Карманов. Христианство и расовая дискриминация. – «Журнал Московской патриархии», 1962, № 2, стр. 35–37.
[72] В. Д. Бонч‑Бруевич. Знамение времени. М., 1921, стр. 76.
[73] Д. Цветаев. Из истории иностранных исповеданий в России в XVI–XVII ее. М., 1886, стр. 41.
[74] «Чтения ОИДР», кн. III, 1884, разд. II, стр. 13–14. 118.
[75] Н. С. Тихонравов. Квирин Кульман. – «Русский вестник», кн. XI, XII, 1867, стр. 568–593; см. также сб. «Русское государство в XVII в.». М… 1961, стр. 327.
[76] «Русский архив», 1867, стр. 1152; см. также Н. Д. Сергеевский. Наказание в русском праве. СПб., 1887, стр. 126–127.
[77] ДАИ, т. X, № 107.
[78] Д. Цветаев. Указ. соч., стр. 308.
[79] Н. Г. Устрялов. История Петра Великого, т. II, прил. IX. СПб., 1863; см. также Д. А. Толстой. Римский католицизм в России, т. I. СПб., 1876, стр. 117.
[80] А. И. Бобрищев – Пушкин. Суд и раскольники – сектанты. СПб., 1902, стр. 73.
[81] Н. Г. Чернышевский. Полное собрание сочинений, т X. М., 1951, стр. 131–132.
[82] «Чтения ОИДР», кн. I, отд. 4, 1866, стр. 165.
[83] Н. М. Костомаров. Русская история в жизнеописаниях, т. II. Изд. 2, М., 1886–1893, стр. 365.
[84] И. Г. Оршанский. Русское законодательство об евреях. СПб., 1877, стр. 18.
[85] Сб. «Пережитое», кн. II. СПб., 1910, ст, р. 1 – 48; см. также Н. Н. Голицын. Законодательство об евреях, т. I. СПб. 1866, стр. 28–42.
[86] «Русская литература в борьбе с религией». М., 1963, стр. 23.
[87] Н. Голицын. Указ. соч., стр. 614–616.
[88] А. И. Герцен. Сочинения, т. VIII. М., 1956, стр. 232–233.
[89] И. Г. Оршанский. Указ. соч., стр. 49.
[90] В. Д. Бонч‑Бруевич. Знамение времени. СПб., 1921, стр. 259.
[91] В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 25, стр. 64.
[92] В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 2, стр. 289.
[93] В. М. Скворцов. Миссионерский посох, т. I. СПб., 1912, стр. 518 (численность раскольников была значительно занижена).
[94] В. М. Скворцов. Миссионерский посох, т. I. СПб., 1912, стр. 518 (численность раскольников была значительно занижена).
[95] Н. Варадинов. История Министерства внутренних дел, т. 8. СПб., 1862, стр. 472–473.
[96] Е. Н. Тарновский. Религиозные преступления в России. – «Вестник права», 1899, № 4, стр. 2 – 17.
[97] В. И. Корецкий. Современное сектантство и его преодоление. – «Вопросы истории религии и атеизма», т. IX, 1961, стр. 45.
[98] «Древняя и Новая Россия», 1878, № 8, стр. 312.
[99] «Собрание постановлений по части раскола, состоявшихся по ведомству святейшего Синода», кн. II. СПб., 1860, стр. 54.
[100] А. И. Бобрищев – Пушкин. Указ. соч., стр. 173–174, 175.
[101] «Миссионерский съезд в Орле 16–24 сентября 1901 г.», Орел, 1902, стр. 172.
[102] «Отчет обер‑прокурора Синода за 1911–1912 гг». СПб., 1913.
[103] «Церковно – общественный вестник», 1913, № 47.
[104] В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 12, стр. 143.
[105] «Стенографический отчет Государственной думы», 3‑й созыв, 2‑я сессия. Заседание 23 мая 1909 г.
[106] Более подробно об этом см. Е. Ф. Грекулов. Православная церковь – враг просвещения.
[107] «Журнал московской патриархии», 1956, № 5, стр. 66.
[108] М. В. Ломоносов. Избранные философские произведения. М, 1950, стр. 397.
[109] П. П. Пекарский. История Академии наук, т. II. СПб., 1873, стр. 603–604.
[110] «Архивное дело», 1938, № 1 (45), стр. 93.
[111] П. С. Иващенко. Народная школа в Белоруссии с конца XIX в., дисс, стр. 54.
[112] Ш. Ганелин. Очерки по истории средней школы. М, 1954 стр. 45.
[113] А. И. Герцен. Собрание сочинений, т. 14, стр. 481.
[114] «Архивное дело», 1930, № 1 (45), стр. 90.
[115] А. Котович. Духовная цензура в России. СПб., 1909, стр. 559.
[116] «Книжные новости», 1937, № 12.
[117] «Литературное наследство», т. 22–24, 1935, стр. 627, 635–673; т. 33–34, 1939, стр. 583–584.
[118] «Материалы по пересмотру действующих постановлений цензуры и печати», ч. I. СПб., 1870, стр. 499–505; В. Прокофьев, Атеизм русских революционных демократов. М., 1955, стр. 88.
[119] «Русская старина», 1903, № 12, стр. 687.
[120] «Вопросы истории религии и атеизма», 1960, № 7, стр. 411–421.
[121] «Вопросы философии», 1958, № 9, стр. 89; см. также «Архивное дело», 1938, № 1 (45), стр. 86–87.
[122] «Историк‑марксист», кн. 8–9, 1935, стр. 65–88.
[123] «Вера и разум», 1901, № 12.
[124] Там же, стр. XI.
[125] Газета «Русь», 1905, № 164.
