Четтан, день тринадцатый. Меар, день тринадцатый

 

Чёткость мыслей вернулась ко мне, когда вулх спешил по следу. Бугры мышц под серой шкурой мерно вздымались и опадали. Вулх бежал, а усталости просто не существовало. Отчётливый запах указывал дорогу.

Вулх нагонял хорингов.

Я взглянул, где нахожусь, и, к моему удивлению, вулх послушно вскинул голову, оторвав нос от земли. На бегу я огляделся. Всё та же унылая, усеянная валунами равнина. Только теперь я часто заранее знал, что именно кроется за очередным булыжником. Если там что-нибудь крылось. Видеть стало необязательно. Слух, и главное — запахи. Это казалось важнее, чем зрение.

Послушный моей воле, вулх остановился.

Вот так-так! Выходит, теперь я могу управлять этим телом? Ну-ка…

Шаг вперёд. Поворот. Прыжок.

Тьма! Получается. Получается! Я теперь не просто пробуждаюсь в вулхе, я сам становлюсь им. Это же… Это же то, о чём я мечтал всю сознательную жизнь!!

Такого оборотня, как я, изловить и убить будет очень непросто. Держитесь, Чистые братья… И на вас нашлась управа. Разумный вулх, хладнокровный и расчётливый, умеющий обойти любую ловушку и способный расставлять свои. Вооружённый памятью и знаниями человека, и впридачу — чутьём и слухом вулха. И его звериной силой.

Впервые я задумался, что в сравнении с людьми кажусь высшим существом. Неудивительно, что люди нас ненавидят, и поэтому убивают. Люди всегда убивают чужаков и непохожих на себя.

Однако не стоит терять драгоценные минуты. Сколько времени прошло после пересвета?

Я задрал голову и взглянул в непривычное красноватое небо. Вообще-то небо было синим, но не таким насыщено-синим, как при Меаре. Блеклым. И, как я уже сказал, красноватым. И Четтан вовсе не напоминал клюквину, как обычно бывало на восходе.

Вулху эта картина успела за много кругов впечататься в естество, так что он даже не задумывался о подобных вещах. Моран же в мире красных дней только осваивался, поэтому ему всё было безумно интересно. К примеру, чахлые кустики травы казались не тёмно-зелёными с серыми оттенками, а розоватыми. Но, в основном, всё равно зелёными. Розоватый оттенок ускользал от глаза, но совсем не пропадал.

Итак, Четтан, судя по высоте, взошёл часа два назад. Долго же я пребывал джерхи-где… Сверившись с непонятным человеку чувством, я убедился, что от Знака меня отделяет добрых пять миль. Вулх пошёл по следу хорингов, но, скорее всего, не сразу. Как только Моран стал пробуждаться, наверное. А до того что делал? Кажется, сгорал от желания помочь Морану, но не понимал, что нужно делать. От Знака ушёл, чтоб Тури не перехватила. И ждал. А когда Моран, я то есть, подал первый знак присутствия, скорее всего неосознанный, уловил моё страстное желание догнать хорингов и немедленно бросился по следу. Молодец, серый брат! Умница. Мысленно чешу тебя за ухом.

Чёткое и явственное прикосновение руки заставило меня затормозить в четыре лапы. Рука коснулась шерсти, провела раз-другой по голове, почесала за правым ухом и исчезла.

Будь я человеком, я бы отвесил челюсть. Это что же, теперь я могу мысленно чесать себя за ухом? Сознание Морана гладит тело вулха — каково, а?

Кажется, пробудившаяся память вместе со слиянием звериной и человечьей сущности в изменчивом теле оборотня готовят мне ещё немало неожиданностей. Спокойно, Моран. Всё только начинается…

И я снова припустил по следу. Словами это действие не передать. Нет у людей таких слов и таких понятий, чтоб описать сотканный из сотен запахов след прошедшего хоринга. Любой след. Это абсолютно иной способ восприятия — для меня, кстати, тоже совершенно новый. Я просто предоставил частичке своей натуры заниматься тем, чем она занималась всю жизнь. Всю свою звериную половину жизни.

Большие мохнатые лапы впечатывали мозолистые подушечки в каменистую почву. Хоринги продолжали идти на запад, к горам. К У-Наринне. Прыгать в магическую пустоту, как люди-маги из свиты Седракса, они не собирались. Этому я мог только порадоваться. Я чувствовал, куда они идут, потому что их путь практически совпадал с моим, но я не мог понять, откуда они явились ко второму Знаку. След терялся в пустоте.

Почему-то это казалось мне невероятно важным — то, что путь хорингов и мой путь совпадают. Хотя бы частично, уже на подходе к У-Наринне. Не поэтому ли они за нас с Тури заступились?

Горы оставались всё ещё далёкими, но я уже чувствовал лёгкий подъём. Местность повышалась. Силуэты отдельных камней-скал стали принимать всё более причудливые очертания. Видимо, здесь чаще гулял ветер, чем на равнине внизу. И был сильнее. Отчего-то вдруг стало больше растительности — невысокие корявые деревца с плоскими треугольными листьями размером в ладонь попадались там и сям, а зачастую росли прямо на возвышающихся скалах, вгрызаясь узлами корней в неподатливый камень. Деревья пахли незнакомо: вулх таких ещё не встречал. И Моран не встречал, хотя попутешествовал по миру немало.

Длинный розовый язык сам собой свесился набок; захотелось пить. С чутким носом вулха эта проблема решилась мгновенно. Чистый, чуть-чуть солоноватый запах привёл меня к очередной скале, в трещине которой скопилась лужица жёлтой дождевой воды. Вода оказалась и вправду солоноватой на вкус, напитавшись из каменного ложа за дни, прошедшие с последнего дождя.

А хоринги неутомимо шагали к горам, безошибочно отыскивая путь в природном лабиринте. Они почти не задерживались; только однажды вулх набрёл на место их короткого отдыха. Несколько крошек хиумы да обглоданные косточки пары куропаток — след обеда на скорую руку. Кости и крошки вулх с удовольствием слопал, вызвав негодующее карканье четвёрки ворон. На ворон он покосился — презрительно и в общем-то равнодушно. Вулх, не я. Мы пребывали с ним в одном теле, но это не мешало иногда совершить что-нибудь своё…

И я погнал его-себя вперёд, хотя очень хотелось полежать на прогретом песке у выщербленной скалы. Но времени почти не оставалось, и следовало поторапливаться.

Так я и плёлся за отрядом хорингов, то бегом, то трусцой, то шагом, отвлёкшись только раз, чтоб поймать жирного кролика и сожрать его вместе с мехом. На время трапезы я, Моран, благоразумно удалился ненадолго во Тьму. На этот раз — по собственному желанию. И вернулся, когда сам того захотел. Похоже, ещё день — и моя власть над телом и душой станет полной. Хотя некоторая раздвоенность ещё какое-то время будет преследовать меня, это точно.

Слизывая остатки крови с морды, я согнал вулха с места и направил по следу. Вулх охотно повиновался.

Морану вкус крови не понравился. Куда приятнее пить пиво… Но бежать стало легче, с этим не поспоришь.

Когда Четтан стал клониться к горам и налился густой закатной краснотой, вулх заметил, что след стал свежее. Хоринги пошли медленнее, похоже, выбирая место место для отдыха. Вряд ли они решат весь синий день просидеть на месте, но они ведь не оборотни, и им нужен хоть недолгий отдых.

Четтан спрятался за далёкими пиками, и багровые сумерки наполнили долину. Причудливые скалы из белых превратились в розоватые, ветер утих, и вскоре вулх почувствовал далёкую стоянку. Хоринги вели себя очень тихо, но зверь их всё равно слышал. И чуял. На всякий случай, я стал осторожнее, замедлился и стал потихоньку подкрадываться.

Близилась темнота, недолгое время, когда Четтан уже сядет, а Меар ещё не взойдёт. Время звёздного неба. Жаль, мне всё некогда им как следует полюбоваться. Вид тёмного, как уголь, неба в светлых точках, перечёркнутого бледной искрящейся полосой, похожей на батистовый шлейф лиспенской модницы, внушал мне невольный трепет и настраивал на торжественный лад. Почему-то хотелось стать чище и добрее под взглядом далёких звёзд.

Я вдруг подумал, что звёзды — это братья наших Близнецов, Четтана и Меара. А маленькими кажутся либо оттого, что слишком далеки, либо они просто меньшие братья…

М-да. Что сказал бы Унди на это? Рассмеялся бы? Или по обыкновению поскрёб бы бороду, воздел палец к потолку (или к небу, в зависимости от того, где мы бы с ним находились) и выдал что-нибудь вроде: «Знает мышь, где сало зарыли!» или «Если стал плохо слышать — проверь, не лезут ли из ушей мозги.» В смысле — не слишком ли я стал умён, мол, проще нужно быть. И добрее.

Тьма подкрадывалась, как карса к ягнёнку. Бесшумно, незаметно и неотвратимо. Я вдруг подумал, что могу снова потерять память на некоторое время, а, значит, нужно переждать превращение где-нибудь недалеко от стоянки хорингов, а потом уж идти прямиком к ним.

Последние лучи Четтана проводили меня во Тьму, и перед тем, как раствориться в остающемся вулхе, я вдруг сообразил, что знаю, как зовётся время звёздного неба, когда оба светила за горизонтом, одно — ещё, второе — уже.

Это время зовётся «ночь». Но убейте меня джерхи, если я понимаю, откуда мне это известно!

Уже в теле человека я встал на колени и потряс головой, пытаясь обрести ясность мыслей. Над головой мерцали звёзды, холодные, как гнилушки, и такие же тусклые. Миром владела Ночь.

Прошло, кажется, совсем немного времени. Ночь стёрла с неба над горами последние краски четтанского дня и обратила взор к востоку, где ей предстояло вскоре умереть от синих стрел Меара. Я тоже взглянул на восток.

— Эй, анхайр! — сказали мне спокойно и негромко. — Хватит прятаться, выходи.

Я вздрогнул. Хоринги. Вот, Тьма, я ведь совершенно безоружен и наг! Руки машинально ощупали бляшки на ошейнике и вшитую в кожу бусину, но чем это могло сейчас помочь?

— Иди, не бойся. Мы не станем причинять тебе зло — по крайней мере, сразу. Ты ведь сам считаешь, что нам нужно поговорить, не так ли?

И я вышел из-за причудливо изломанной ветрами скалы. Хорингов было двое: один, похоже, совсем юный, второй явно постарше, но угадывалось это скорее по повадкам, чем по внешнему виду. Возраст хоринга вообще-то можно определить разве что по глазам… По крайней мере, так говорили предания и все свитки, которые мне довелось прочесть.

Молодой хоринг держал наготове лук, и я понял, что лучше не делать резких движений. Не то стрела с белым оперением станет итогом моей бестолковой и бессмысленной жизни.

Старший хоринг внимательно взглянул на меня и потянулся к сумке, висящей на боку.

— Держи!

Он бросил мне одежду. Тонкой кожи брюки и рубашку, похожие на костюм джурайских фехтовальщиков, короткие сапожки, больше смахивающие на женские, но моего размера, и плащ. Поймав плащ, я чуть не задохнулся от удивления: это был мой любимый глухой плащ, по которому я уже успел истосковаться с тех пор, как покинул Дренгерт!

Ну, хоринги, ну дают!

Единственное, что слегка раздражало меня, это отсутствие оружия. Гурунарских ножичков и хадасского кинжала под плащом. Но Тури они сейчас нужнее… Точнее, не сейчас. Сейчас она как раз станет карсой. Нужнее четтанским днём. Как там она, кстати? Как Ветер и Корняга? Надеюсь, с ними всё в порядке.

— Пойдём. Меня зовут Роэн. Его, — хоринг указал на молодого товарища, — Халимор. Как зовут тебя, мы знаем.

Молодой хоринг коротко кивнул. В его взгляде не было ненависти, только лёгкое любопытство. Похоже, он действительно ещё совсем юн. Даже по людским меркам.

— Как вы меня нашли? — спросил я зачем-то.

Роэн улыбнулся одними губами; глаза его остались холодны.

— Мы знали, что ты идёшь за нами. Но с вулхом говорить бессмысленно. Поэтому мы дождались превращения.

— Знали? — поскучнел я. — Где я потерял осторожность? Во время охоты?

— Мы знали, что ты пойдёшь за нами, ещё у Знака. Во время разговора с Аншаном.

— Но откуда, Смутные дни? Я сам этого тогда ещё не знал! — я слегка повысил голос, изумляясь всё сильнее.

Роэн слегка качнул головой.

— Когда живёшь долго, начинаешь видеть события ещё до того, как они произойдут. Не удивляйся, анхайр. Тебе этого не понять, хоть ты и проживёшь дольше любого человека. Но по сравнению с нами твоя жизнь — миг. Так что прими всё как есть, и пойдём к костру.

Я направился за хорингами, привычно придерживая полы плаща. Впервые я заметил, что на звёздном пересве… ночью холоднее, чем любым днём. Даже синим, облачным и дождливым.

Остальные хоринги сидели вокруг костра, задумчиво глядя на пламя. Это и я любил. Есть в мире вещи, на которые можно глядеть бесконечно, сколько на свете не живи. Например, живой огонь. Или морские волны, что одна за другой накатываются на песчаный берег.

— Здравствуй, анхайр Моран, — обратился ко мне предводитель Старших. Я узнал его. Его звали Ульфенор. Это он говорил с магом Аншаном у Знака.

— Здравствуйте, Старшие, — сказал я, стараясь вложить в приветствие всё почтение, на которое был способен.

А ведь совсем недавно я и в бреду подумать не мог, что буду беседовать с хорингами вдали от Дренгерта и вообще от Юбенских земель. Да ещё ночью, когда на небе вместо одного из Близнецов таинственно светят тысячи синеватых звёзд, и шепчут на ухо загадки высей.

Интересно, почему среди звёзд нет ни одной красной, как Четтан? Надо будет спросить у хорингов, если получится.

— Ты пришёл поговорить с нами, — Ульфенор коротким плавным движением обернулся ко мне и в упор взглянул. Прямо в глаза. — Так говори.

Я задумался. Мыслей было много, но все какие-то непричёсанные, неоформленные в слова. С чего начать? С того, что я слышал прошлым синим днём у Знака?

— Я вижу, ты не вполне готов к разговору, — бесстрастно сказал Ульфенор. — Мы понимаем тебя, анхайр. Садись. Такие речи не пристало стоя произносить и стоя выслушивать. Садись, выпей и говори, что думаешь. Можешь даже не слишком стараться говорить красиво — мы поймём.

Я опустился на плоский камень, нагретый Четтаном за день. Приложился к походному кубку из рога — питьё хорингов было прохладным и чуть сладковатым; кажется, оно восстанавливало силы и отгоняло сон и усталость. В походе — незаменимая вещь. Вкусным я бы его не назвал — просто оно ни на что не было похоже.

— Вчера я слышал много разного, там, у Знака, — начал я осторожно. — Как я понял, мы все идём в одно и то же место.

— Ты правильно понял, анхайр. Мы идём в У-Наринну. Но не жди, что мы тебе откроем глаза на всё, что уже произошло, на всё, что происходит, и на всё, что ещё только может произойти. Этого мы не сделаем, неважно почему.

— Я догадываюсь — почему. В У-Наринне каждый должен действовать по велению сердца и разума, и лучше заранее ничего не знать. Так?

— Почти. Что касается тебя — так. Что касается остальных — отнюдь.

— Ладно. Могу я спросить, почему вы вдруг изменили отношение ко мне и… — я замялся, — моей спутнице?

— К девушке-мадхету? Но ты уже слышал — сначала мы приняли вас за посланцев Седракса. А Седракс наш враг, причём враг заклятый, с которым невозможны компромиссы и соглашения. Он рвётся к власти, и мы ему мешаем. Мой народ почти исчез с лица мира — отчасти стараниями Седракса. Кстати, если Седракс победит в этот раз, та же участь ждёт и вас, оборотней.

Кроме того, не забывай, что первыми на вас напали хоринги, но не мы. На вас напал Иланд, а он молод и неопытен.

Ульфенор вдруг печально вздохнул.

— Был молод и неопытен. Следовало всего лишь предупредить его о нашем пути. Тогда он, Винор и Лейси остались бы в живых. Да и Фиссен с Аэд Шанаром — тоже.

Речь шла о трёх хорингах, убитых мной и Тури на перевале. И о тех, что полегли позже, когда мы сумели ускользнуть из Сунарры. Я искоса взглянул на хоринга-вожака. Похоже, он не собирался мстить мне за смерть сородичей.

— Можешь не бояться нашего гнева, анхайр. Мы понимаем, что Иланд загнал вас в тупик, и глупо с его стороны было ждать от вас покорности. Свою жизнь каждый продаёт подороже. Вы оказались сильнее, потому что больше похожи на людей, чем мы. Что ж, такова воля Вечности. Я преклоняюсь перед Иландом — он хотел спасти народ хорингов, но ему не повезло. В его смерти и смерти его друзей больше виноват я, не предупредивший никого из молодых магов об уходе в Путь. Я хотел сделать всё сам… Быстро же пришло время первой расплаты с Вечностью!

Я вздрогнул. В словах Ульфенора сквозила странная безжалостность к себе и к миру. У людей не бывает такого отношения к событиям — бесстрастного, абсолютно непредвзятого. Хоринги же были явно способны на подобные оценки и мысли.

— К тому же, Тил и Ганион отомстили вам за Иланда, Винора и Лейси. И за Фиссена с Аэд Шанаром. А значит, между нами больше нет счётов.

Я взглянул на остальных хорингов. Вроде бы я даже узнал двоих, тех, кого видел перед смертью. Они смотрели на меня совершенно спокойно, без зла, лишь с хорошо заметной грустью. Тьма! На убийцу Тури я бы не смог глядеть без ненависти, и уж точно никто не обнаружил бы у меня в глазах грусти. Наверное, это потому, что я не хоринг, а оборотень, а оборотни слишком похожи на людей.

— А Тил и Ганион тогда всё ещё считали нас посланцами Седракса, или уже…

— Посланцами Седракса, — отрезал Ульфенор. — Иначе вас бы не тронули.

— Понятно, — кивнул я. — Ещё вопрос: вы знаете того, кто отправил нас с Тури в Каменный лес?

— Знаем. Вас отправил Ассанг. Ты, скорее всего, встречал его под одной из масок, и, конечно, под другим именем. Думаю, что под именем Лю-чародея.

Я усмехнулся. Что ж! Унди мог бы мною гордиться. Как я и ожидал, Лю — тоже всего лишь маска. Маска мага по имени Ассанг. Ну и имя, прости добрая динна! Вильту такое носить. Или змею какому-нибудь. Так и чудится что-то холодное, скользкое и с раздвоенным языком.

— К Лю… э-э-э, Ассангу, надо понимать, вы не питаете столь тёплых чувств, как к Седраксу?

Ульфенор с интересом взглянул на меня.

— Ты непрост, анхайр. Разговор ты начал как ривский извозчик, а теперь перешёл на слог менестреля.

Я развёл руками: «Ну, извини! Мысли в кучу собрал. Отчего же не изъясняться красиво?»

— Что до Ассанга — с Седраксом его не сравнить. Начнём с того, что он не человек, а, значит, его успех в У-Наринне ударит не по нам, а по людям. Легко понять, что в случае нашей неудачи мы сделаем всё, чтобы помочь Ассангу.

«Не человек! — я даже вздрогнул. — Но кто? Явно не хоринг. Оборотень? Вряд ли. Ведь его видели в разное время и я, и Тури. А хотя, почему нет? То, что мы его видели и во время Четтана и во время Меара говорит лишь об одном: он и не анхайр, и не мадхет. Кто сказал, что не бывает иных оборотней? Я и о мадхетах-то до недавнего времени толком ничего не знал. И, кроме того…»

Если Лю-Ассанг — оборотень, становится понятно, почему он послал именно нас, ведь мне его выбор всё время представлялся на редкость странным и необычным. Общая же природа Лю и нас всё легко объясняла.

— Если ты гадаешь, кто такой Ассанг, я скажу лишь одно: оборотень, но не такой, как ты или Тури. Подробности не спрашивай, они тебе ни к чему, да и никто из нас тебе ничего всё равно не скажет.

— Ладно, — пожал плечами я. — Спрашивать не стану.

В голове у меня уже оформилась очень интересная мысль, но я не спешил её высказывать. Успеется.

— Кто ещё, кроме Седракса, вас и нас направляется в У-Наринну? — спросил я, пристально глядя Ульфенору в глаза.

Тот глаз не отвёл. Встретил мой взгляд, еле слышно постукивая сапогом по камню. Я ничего не смог прочитать по взгляду — совершенно ничего. Будто глядел в пустоту. Хоринг долго молчал, словно взвешивал — стоит меня посвящать, или не стоит.

Наконец Ульфенор ответил:

— Мне об этом ничего не известно. Что, конечно, ничего и не гарантирует. В Каменный лес может придти кто угодно.

Ульфенор нахмурился — наверное, вспоминал прошлые Смутные дни. Это было первое проявление хоть каких-то чувств с момента нашей встречи.

— Кто угодно, — вздохнул я. — Понятно.

Хоринг взглянул на меня, словно на гусеницу, жрущую его яблоко.

— Понятно? Что тебе может быть понятно, анхайр? Ты знаешь о том, что за последние круги Седракс уничтожил больше магов, чем ты когда-либо встретишь? Он устранял всех, кто мог направиться в У-Наринну, кроме тех, кого намечал взять в Путь с собой.

— Людей?

— Не только. Впрочем, я понимаю тебя: ты прожил все свои круги за Юбеном, в самом сердце страны людей. Откуда тебе знать об остальных?

— Мне бы очень хотелось знать, — вырвалось у меня невольно. Получилось очень горячо и… искренне, что ли? Но я действительно хотел знать о мире куда больше, чем знал на самом деле. Скорее всего, эту смутную жажду знания пробудил во мне Унди Мышатник, упокой Тьма его нетрезвую душу.

— Хотелось бы? — Ульфенор вздохнул и опустил глаза. — Всё правильно. Именно поэтому мы с тобой и разговариваем. В противном случае ты валялся бы со стрелой в горле у Знака или попал бы в лапы к Аншану, а это немногим лучше, уж поверь.

— Уж верю, — отозвался я эхом. — Таких, как он, я прекрасно изучил. Пришлось.

В сущности, Аншан ничем не отличался от Чистых братьев, разве что при всём был ещё и магом. Кстати, кажется, я вспомнил его. Он служил наёмником именно у Чистых братьев в Плиглексе. Круга четыре назад, или пять. Надо сказать, охотником он был отменным, не зря из Плиглекса мне пришлось убираться в Дренгерт. Хвала небу, убрался вовремя, не возбудив ничьих подозрений.

— Старший, — наконец решился я. — У меня есть предложение… возможно оно покажется тебе смешным или чересчур самонадеянным. Возможно. Я ведь знаю слишком мало, да и то обо всём приходится догадываться самому, а я не безгрешен, могу и ошибиться.

Хоринги слушали внимательно, и заметно оживились уже к середине моей цветистой речи.

— Если я скажу глупость — что ж, буду рад, если вы меня поправите. Если рассмеётесь и прогоните — я не обижусь, хотя это будет очень непросто, не обидеться. И всё же я скажу, иначе мысль о том, что я мог что-то сделать и не сделал, будет мучить и грызть меня всю оставшуюся жизнь, хоть жизнь моя и кажется вам очень недолгой.

Итак. Там, в У-Наринне, я обещаю не поднимать оружие против вас, хорингов, и спутницу свою Тури сумею убедить в том же. А если получится — то и Лю. До тех пор, пока наш общий враг Седракс и его спутники не выйдут из игры. И желал бы услышать нечто похожее и от вас.

Сказав это, я набрал полную грудь воздуха и упрямо нагнул голову, готовый встретить всё, даже дружный издевательский хохот. Потому что происходящее сильно напоминало мне вторжение едва научившегося ходить карапуза с деревянным мечом в компанию отдыхающих после битвы воинов с предложением немедленно отдать ему, карапузу, все карамельки, и тогда деревянный меч милостиво не обрушится на головы воинов.

Но хоринги остались совершенно серьёзны.

— Другими словами, ты предлагаешь нам союз до разгрома Седракса, а там — как сложится?

— Да.

Ульфенор покачал головой, не то с сомнением, не то восхищённо.

— Ты удивляешь меня, анхайр. Если бы я не знал о тебе всего, я решил бы, что ты не впервые направляешься в светлую У-Наринну и по дороге очень убедительно разыгрываешь из себя неопытного новичка.

Я ждал. Понимать это как согласие, или нет, джерх забирай?

— Лиэнн куома шерх при наэнна, — сказал вдруг один из хорингов у костра — кажется, тот, которого звали Тил. — Но шерх, но куома. У-Наринна санн-ма оти.

— Куома при одэ, — ответил Ульфенор, едва заметно пожав плечами. — Да-эс анхайрэ но куома. При анхайр. Шелл оти Седракс санн-ма туа но.

Унди когда-то учил меня меня Старшей речи. Кажется, я оказался неспособным учеником. Я понял всего лишь несколько слов и совершенно не уловил смысла сказанного. Жаль.

— Хорошо, анхайр, — сказал Ульфенор, вновь обращаясь ко мне. — Пока с Седраксом не будет покончено, хоринги не тронут ни Лю, ни тебя, ни Тури. Если такое время вообще наступит…

Кажется, хоринг не верил, что Седракса можно победить. Ну и зря. Я не знал Седракса, хотя догадывался, что он очень силён. Но почему-то был глубоко убеждён, что свалить с ног можно любого великана, нужно просто знать, как.

И ещё я вдруг понял, почему хоринги исчезают из мира.

Потому что у них мышление побеждённых. Побеждённых и обречённых. Они идут в У-Наринну, заранее не веря в успех.

Лучше бы не ходили вовсе.

А я не сдамся, будь там хоть дюжина Седраксов! И драться буду до последнего. Весёлый задор битвы уже охватил меня, и в ушах отрывисто звенели боевые кличи. Эй, хоринги! Я живу мало, слышите? И поэтому мне нужно успеть победить. Хотя бы один раз в жизни. И я добьюсь этого, иначе получится, что я жил зря.

— Прекрасно, Старший, — сказал я и слегка поклонился, сам себе изумляясь. Ульфенор тут же встал, торопливо, но с достоинством и поклонился в ответ.

— Опорожним чашу союза, анхайр Моран. — Хоринги у костра зашевелились, зашарили по заплечным мешкам. — Конечно, лучше было бы это проделать вместе с Ассангом, ну, да и так неплохо.

Извлечённая из мешка чаша была куда богаче и красивее рога, из которого я пил в самом начале. Золочёный металл тускло отливал в лучах восходящего Меара, тонкая резьба обвивала чашу сплошной прихотливой лентой. И напиток был другой, слаще и крепче, кажется, даже с толикой спиртного. Ну, той штуки, что живёт в пиве и умеет здорово веселить, когда её в тебе скапливается достаточно много.

Оторвавшись от края чаши, я поглядел в глаза Ульфенору и зачем-то сказал:

— Мне бы действительно не хотелось, чтобы вы ушли навсегда, хоринги. Мир станет без вас скучнее и тусклее. Возвращайтесь, даже если это будет вам дорого стоить.

Ульфенор не ответил. Он пристально смотрел в небо, где гасли самые яркие из звёзд, растворяясь в густой синеве меарского дня.

Хоринги остались у костра, бросающего в небо яркие стремительные искры. Путь Старших — это путь Старших, он лишь ненадолго совпал с моим. Мы договорились о союзе, и пора было расходиться. До Каменного леса, до светлой У-Наринны, которая всех рассудит. Кстати, почему светлая? Ведь мы идём в Ночь.

Наверное, потому, что даже Ночи не под силу погрузить во тьму колдовской Каменный лес.

Меня даже накормили в дорогу — еда хорингов, как и всё у них, была необычной. Очень сытной и ни на что не похожей. Я простился со всеми, отвесив вежливый поклон, и ушёл к горам. Ульфенор подарил мне узкий клинок, с украшенной крохотными топазами рукояткой. Он был меньше гурунарских метательных ножей, и легче, а от совершенности работы неведомого мастера просто захватывало дух. Я с сожалением вернул его Ульфенору.

— Старший, я польщён подарком. Но на пересвете я стану вулхом, а звери не носят ни одежды, ни оружия.

— Ты перестал быть только зверем во время Четтана, Моран. Думаю, ты отыщешь способ сохранить до следующего пересвета и одежду, и этот клинок. Возьми его. Это дар мира, а дары никогда не возвращают прежним хозяевам. Удачи тебе… и до встречи в У-Наринне, какой бы она не получилась.

— Спасибо, Ульфенор. До встречи.

Я пристроил клинок на поясе и направился на запад, ломая голову, как облегчить вулху непосильную на первый взгляд задачу: сохранить одежду и подарок хорингов до завтрашнего синего дня. Разве что увязать всё в плащ, свернуть на манер тюка и тащить в зубах целый день. Неудобно, конечно, зато в У-Наринне пригодится. Так и сделаю, пожалуй.

Я обернулся только один раз — когда отдалился на пять сотен шагов. Хоринги сидели вокруг костра, только самый молодой из них по имени Халимор, стоя, глядел мне вослед.

Теперь я знал: ему едва исполнилось шестьдесят семь кругов. Он был втрое старше меня и действительно совсем юн по меркам хорингов.

Местность всё ощутимее поднималась. Ещё снизу, из долины я увидел, что чуть выше по пологому склону начинается лес. Вскоре я вступил в него. Раскидистые деревья с широкими листьями напоминали дубы, огромные дубы, каких предостаточно росло и сразу за Юбеном, и в южных пущах, за Гурунаром. Замысловатые камни, торчащие из земли, продолжали попадаться, но реже, чем прежде. Под сенью деревьев было сумрачно, лиловые тени загадочно таились в зарослях и под камнями. Слежавшаяся подстилка поглощала звук шагов. Впрочем, я умел ходить по лесу не хуже вулха.

Хотя, чего там, хуже, конечно. Но для человека — очень даже неплохо.

Я забирался всё выше и выше. В просветы между ветвями, я иногда разглядывал долину, оставшуюся внизу. Видно было далеко, но мешала сизая дневная дымка, похожая на пересветный туман у реки. Полюбовавшись, я шёл дальше по склону. Огибал редкие обломки скал. И размышлял.

Как там госпожа Тури? Где она? Как знать, вдруг совсем недалеко от меня? Не может же её путь так сильно отличаться от моего? Впрочем, тут можно гадать сколько угодно, а истина всё равно отсидится в норе.

Пища и питьё хорингов придали мне столько сил, что я ни разу не отдыхал до самого вечера. Меар проделал обычный дневной путь по небу, пройдя у меня над головой, и величаво уполз за горы. Сразу стало темнее, но мне ведь и темнота не помеха, не то что дневная тень от гор в лесу. Мир сразу стал другим; под каждым кустом зашевелились призрачные силуэты, замирая всякий раз, когда я бросал на них внимательный взгляд, и принимающиеся шевелиться вновь, едва я отводил глаза в сторону. Обычная игра воображения, то, от чего закоренелый горожанин сходит с ума в лесу. Хвала небу, я горожанином так и не стал, хоть и провёл в городах уйму времени.

Когда тени налились тёмно-фиолетовым, я остановился и сбросил одежду. Завернул куртку, рубашку и сапожки в плащ, а нож хорингов тщательно спрятал в складках одежды. Завернув всё это, я затянул складки плаща горловым шнурком. Получилось очень похоже на дорожный мешок. Потом концы шнурка связал колечком и подёргал для верности. Вышло вполне крепко.

Ну что, вулх? Придётся тащить тебе этот тюк, хоть тресни. До самой У-Наринны, которая уже рядом.

Мне казалось, что идти осталось совсем немного. Возможно, туда доберётся ещё завтрашний, послепересветный вулх. Если ничего не задержит в пути. Например, Стражи Каменного леса. Пять вех мы с Тури миновали, но кто их знает, Стражей. Неизвестно даже, каких именно.

С детства не люблю Стражей.

С востока, из мглы над долиной, вставал Четтан, возвещая о начале четырнадцатого красного дня пути к У-Наринне. Моран покорно отошёл во мрак, велев вулху не двигаться с места до самого своего возвращения. Вулх послушно завилял хвостом. Сначала призрачным, а потом и настоящим, когда превращение завершилось.

Немногим восточнее восемь хорингов, всё-таки просидевшие на одном месте весь синий день, погасили костёр, тщательно засыпали пепелище землёй и прикрыли дёрном, а потом быстро и бесшумно направились вверх по еле заметному склону, к границе лиственного леса. Шли они, отклоняясь вправо, к северу и скоро сошли со следа анхайра Морана.

Ведь путь к У-Наринне у каждого свой.