Басалаева Татьяна Алексеевна

г. Калуга

 

Война. Как это страшно. Папа и все наши близкие родственники мужчины ушли на фронт. Остались одни женщины с детьми.

Октябрь 1941 г. Фронт подошел к Калуге. Началась эвакуация. У нас заболела сестренка Шура. Помочь нам некому. Из деревни Кожухово приехала бабушка и забрала сестру, меня и маму к себе. Вскоре пришли немцы и в деревню. Нас всех выгнали в совхоз и загнали в баню. Там было столько людей, что сидели по очереди. Дня через два всех выгнали из этой бани и погнали дальше до деревни Горбенки. Там нас опять загнали в баню, где мы находились несколько дней.

Однажды ночью, когда была сильная метель, немцы все попрятались по избам, мы с мамой и сестрой ушли из этой деревни. Мы пошли в деревню Рудня к папиной тете. Деревня эта находилась в лесной местности. Тетя приютила нас. Но и туда пришли немцы. Всех чужих их этой деревни выгнали и погнали нас дальше из одной деревни в другую. Кормили нас местные жители, давали кто что мог. Немцы заставляли нас расчищать дороги. Летом пригнали нас к Варшавской дороге, посадили в грузовики и отправили в г. Рославль в пересыльный лагерь. В лагерь свозили людей со всех сторон, в основном молодежь. Даже в лагерь ехали семьями на телегах с вещами, но они были отдельно от нас.

В лагере мы были совсем мало времени. Нас погрузили в товарные вагоны, закрыли двери и отправили в Германию. В г. Гродно в пересыльном лагере провели санобработку, пересадили в другие вагоны и повезли дальше по Германии до г. Вупперталь опять в пересыльный лагерь. В этот лагерь приезжали уполномоченные с заводов и набирали рабочую силу. Нас забрали и увезли в г. Кельн на завод Шмидинг‑верке.

Поместили в лагерь при заводе. В этом лагере было человек около 300 русских, в основном из Смоленской и Калининской областей. Разместили нас в бараках по 30 или 40 человек в комнате. В комнате находились двухэтажные деревянные кровати, покрытые тонкими серыми одеялами. Зимой было очень холодно, и мы ложились по два человека на кровать и на себя клали матрац и два одеяла. Так мы согревались.

Женщины и мужчины находились в разных бараках. Кухня была на территории лагеря, где работали русские женщины под присмотром немецкой поварихи.

Кормили русских супом из брюквы или шпината, картошки почти никогда не было (сейчас шпинат и брюкву я видеть не могу). Лагерь охраняли немцы‑полицаи. Распорядок в лагере был строгий. По лагерю ходить зря не разрешалось. Нас всех сфотографировали и присвоили номер.

После приезда в лагерь на второй день нас распределили по работам. Я попала в механический цех. Меня поставили работать на токарно‑револьверный станок. Немец‑наладчик показал, как надо работать. Работа была несложная: делали винты и гайки на этом станке. Восьми‑ или десятилетние девочки подметали цех. Всех нас одели в одинаковую спецодежду: брюки и пиджак болотного цвета, обули в ботинки на толстой деревянной подошве, так называемые бутсы. Работали по 12 часов и больше в две смены. Ночная смена после работы на заводе убирала лагерь. Мыли полы в комнатах, убирали территорию – все это под присмотром полицая. На работу, с работы да и всюду нас водили строем. Один раз в неделю нас водили мыться в душ.

Недалеко от лагеря, где мы жили, находились заводы «Гландшютоф», «Форд». На этих заводах лагеря были немного больше нашего. В лагере Форд находились русские военнопленные. Им было хуже нашего. В конце 1943 года и дальше начались сильные бомбежки города американскими самолетами. Бомбили в основном по ночам жилые кварталы города, а заводы не трогали. В 1944 году около завода было построено еще два лагеря. В одном поселили поляков, а в другом – военнопленных итальянцев. Поляки и итальянцы работали в дневную смену, а русские в основном в ночь. Со второй половины 1944 года очень часто бомбили и днем, и ночью. Мы ждали эти бомбежки – на заводе отключали, электроэнергию, все уходили в бомбоубежище, а мы отдыхали.

В январе 1945 года американские войска близко подошли к Кельну, и нас из лагеря снова отправили в пересыльный лагерь г. Вупперталь, а оттуда отправили в лагерь г. Хаген на Руре. Там мы работали на железной дороге на разборке завалов после бомбежки.

В апреле 1945 года американские войска заняли город Хаген. Американцы собрали русских и перевезли нас в лагерь перемещенных лиц в г. Дортмунд. Там мы пробыли два месяца, а затем по железной дороге нас из Дортмунда перевезли на советскую оккупационную зону в Магдебурге на Эльбе. В г. Магдебург в лагере № 225 мы проходили фильтрационную комиссию, после чего в августе 1945 года нам разрешили выехать на Родину.

 

С первых дней войны

 

Безобразова (Курсакова) Александра Павловна

ур. пос. Еленский завод Хвастовичского р‑на, проживает там же

 

В 1941 году ровно в четыре часа началась война. Мы детьми были и не верили, что будет очень и очень страшно.

Я испытала ужасы войны с первых ее дней. Сперва бомбежка, потом стрельба.

Сперва пришли немцы. В сентябре месяце 1941 г. они уже были у нас в поселке. В январе 1942 г., в субботу, наш поселок окружили, со всех сторон поставили автоматы, стали стрелять и поджигать. Это было очень страшно, горел поселок, была большая паника.

Кругом был большой снег, больше метра, люди бежали кто в погреба, кто под пули. Скот мычал, свиньи орали, люди кричали, плакали. Это ужасно и страшно. Целую ночь пылало пламя поселка.

Только когда кончился пожар, стали искать, где можно обогреть детей и покормить. И только остались после пожара детский сад, столовая, магазин, больница и завод. Вот в этих помещениях разместились жители, которые остались в живых.

Здесь нам пришлось две недели пожить, и опять приехали немцы, выгнали всех на улицу, и начали поджигать.

Больше находиться было негде. До рассвета стояли у огня и потом поехали в деревни, которые еще не сожгли. Наша семья: мама, я, брат, сестра с двумя своими детьми, одному было год и 8 месяцев, а второму 6 лет, поехали в деревню Шляпное. Всю дорогу (а деревня была в трех километрах от завода) ехали спокойно, а перед деревней, не доезжая одного километра, немцы строчили с автоматов как пчелы.

У мамы в руках была банка – ее разбили.

Потом, когда дошли до патруля, нам показали, что надо поднять руки кверху.

Потом нас разместили в доме, где уже было две семьи. Спали только сидя. Нас, детей, попросили, чтобы полезли на печку, и нас никуда не выпускали. Есть было нечего.

Ничего взять дома мы не могли – только то, что было надето на нас. А через месяц нас эвакуировали в деревню Подбужье, это 40 км от деревни Шляпное. Мы ехали на санках три дня.

На дорогах, когда у пожилых не было сил идти, их расстреливали на глазах. Голодные, холодные, охраняемые немцами, люди еле передвигались. Немцы смеялись и фотографировали. Когда мы приехали в Подбужье, там оказалось очень много эвакуированных. Село Подбужье было большое, и в каждом доме жило по пять семей вместе с животными. Мало того, что был страшный голод и холод. Кроме всего, пришел и брюшной тиф.

Немцев здесь не было, но были полицаи. Людей умирало очень много, но, видно, наша семья осталась живая благодаря моей маме. Она умела шить. Мы один раз в день могли есть мамалыгу. А когда растаял снег, мы пошли собирать старую картошку. И здесь нас увезли, не сообщив об этом нашим родителям.

Сперва нас держали в Хвастовичах, потом повезли в Теребень, после нас погрузили в вагоны и повезли в Брянск. Везде – брянский лес. Ой, как трудно было глядеть, как немцы, вырубали наши леса. Очень обидно было. Нам не хотелось жить на свете.

Привезли в Брянск и кинули в лагерь. Там находились и девять человек военнопленных. Все с нашего завода. Был страшный голод. Люди умирали – их вывозили машинами. Не было сил даже ходить. Привозили один раз в день баланду. В 1943 г. нас ночью погрузили в вагоны, в которых возили скот. Закрыли и повезли.

Ночью нас привезли в Германию. Там нас поместили в бараки. Наутро нас погнали в баню. Потом проверяли рентгеном, брали кровь. Каждое утро нас в шеренгу выставляли. Приезжали немцы и выбирали. Всех нас разбили, и я осталась одна.

Я была худая – одни кости и кожа. Таких, человек десять, собрали отдельно. Нас никто не брал, и решили везти на аккумуляторную фабрику в Берлин.

Когда везли, немцы говорили, что нас везут на фабрику, где делают хорошие конфеты. А когда привезли на место, мы просто стали задыхаться от запаха кислоты – это была химическая фабрика. А потом нас привезли в лагерь.

Там уже было 352 человека. Все было окружено проволокой – будки, собаки кругом. И бараки с деревянными койками двухъярусными. Были специальные костюмы, на которых было написано «ОСТ» на рукавах, спине, груди большими буквами. Голод ужасный. Один раз в день еда – баланда из шпината, маленький кусочек хлеба, и тот с жилками, или с брюквой баланда. Работать заставляли 16 часов, а тех, кто работал по 8 часов немцы брали работать себе на квартиру. Работа была тяжелая: выгружали баржи. В цехах тоже была очень тяжелая работа. Мой номер 362.

Были часто бомбежки. Во время бомбежек выгоняли в бомбоубежище.

Многие в лагере травились и вешались.

Однажды, когда бомбили, мы решили сделать побег с одной девушкой. Она была старше меня, ее звали Шура, она из Бобруйска Могилевской области, из Белоруссии. Нас встречал один русский – это был друг Шуры. Она знала, что ее могут разоблачить, о ее вредительстве. Если бы нас нашли, тогда бы расстреляли, но нам в то время было уже все равно.

Я ничего не знала, куда меня везли, но только знала, что мы едем дальше от Берлина. Мы хотели устроиться на работу у хозяина. Но других брали, а я была очень плохая, поэтому меня не брали. Они не хотели меня бросать.

А потом нас устроил на работу полицай в туберкулезный лазарет ухаживать за больными. Мы согласились. Нас перевели в барак. Барак был неплохой, там работали западные украинцы. Барак был на территории лазарета, ходили свободно куда хочешь. Питание было хорошее, но больные много не кушали. Прежде, чем приступить к работе у нас проверяли здоровье. Самое страшное было для меня заболеть.. Но все было хорошо, я оказалась здоровая.

И еще мне пришлось немного ухаживать за больными. Одна немка меня пожалела, и меня отправили на работу на кухню. Здесь я стала поправляться. Но была недолго. Придя утром на работу, увидела, что немцы сильно волновались и на балконах вывесили белые простыни. В этот момент я узнала, что это значит: это они сдавались. Через два дня приехали наши танки.

Природа была очень хорошая. Весь лазарет в соснах. Город назывался Штеттин. День, когда пришли наши солдаты, до сих пор стоит в моей памяти.

Как они нас встречали, сколько было слез и радости! Они нам давали все: и продукты, и цветы, и одежду. И стали устанавливать комендатуру. Шурин друг ушел. Она искала его, но мне кажется, он ушел с солдатами на Берлин. Оказалось, мы жили от Берлина не более трехсот километров. Это я после узнала. Но радоваться нам пришлось недолго.

Немцы пропустили наших солдат на Берлин. И тут же вышли с танками и машинами и перебили нашу комендатуру и солдат. Стали искать всех русских, кто остался. Двух раненых солдат мы, с одной девушкой Раей спрятали среди туберкулезных. Она была из Ворошиловградской области, с 100 шахты. Она тоже была малолетней. Когда нас с ней нашли немцы, повели на расстрел. Это нужно пережить. Но, видно, не судьба умереть мне в Германии. Три раза на меня наставляли оружие, но я осталась жива и благодарна Господу Богу, что он меня спасал.

Раз, просто как ястреб появился самолет и началась бомбежка. И нам пришлось скрыться. Трое суток мы с Раей сидели в колодце, забыли про еду. Только гремели «катюши». На третьи сутки мы услышали крики. Это были наши. Они делали прорыв. Когда мы вышли из колодца, все горело и по трупам ехали танки. Мы стояли как мертвые, когда подъехали к нам, стали спрашивать. Мы просили, чтобы взяли нас на танки, и сказали, что там в лазарете есть два солдата. Мы показали, где они находились. Их забрали, и нас увезли. После боя танкисты поехали на отдых. Там мы с солдатами отдыхали в деревне.

А после они поехали на Эльбу, а нас сдали в комендатуру одному солдату, чтобы нас отвел. Это было вечером. Нас накормили. А утром увезли на машине в распределительный лагерь г. Фост. Там нас поселили с Раей в однокомнатную квартиру, дали талоны в столовую на питание. Дома охраняли солдаты. Отсюда вывозили людей на родину. Здесь было много народу, которых проверял КГБ. Только после проверки отправляли.

Пока находились в лагере – работали на разборке и упаковке станков в Россию. Нас долго не хотел отправлять комендант, все говорил, что мы умрем в России с голода. Но как хотелось на свои камни! Только бы домой – и умереть.

Я вернулась. Родителей не оказалось, но чужие люди меня не бросили. Я плакала день и ночь. Вернулась, в чем была: ни одежды, ни обуви не было. Но уже было не страшно. Завод не работал, его только восстанавливали. Там работал родственник моей сестры по мужу, брат. Он когда узнал, что я приехала, пришел и забрал меня к себе в комнату.

О моих родных никто не знал, говорили, что они погибли. Но в августе 1945 г. они вернулись. Это было большой радостью для меня, и мне захотелось жить и учиться. Жизнь продолжается.