Страница одиннадцатая

 

Сегодня узнал о чудовищном преступлении: вместо подопытных животных – морских свинок и кроликов, – в Гигиеническом институте используют людей!

Это страшно…

 

* * *

 

Все подопытные делятся на две категории. Первая категория – это добровольцы. В Гигиеническом институте культурно обращаются, хорошо кормят, не заставляют работать. Многие узники идут сюда с надеждой сносно пожить последние недели своей жизни.

Вторая категория – это те, кого назначают, это люди, обреченные на ежедневные пытки и уничтожение.

На практике особой разницы между этими категориями я не замечаю, ибо обоих постигает один конец. Тайна института не должна выйти за стены блока.

 

* * *

 

Институт Вейгл из Кракова прислал вакцины. Их нужно испытать на людях и улучшить.

 

* * *

 

Ввиду того, что микроб тифа невозможно сохранять в стеклянной трубке, для хранения служат подопытные люди, каждый из них является живым рассадником микроба тифа.

 

Страница двенадцатая

 

Для определения эффективности вакцины берут сто узников – «кроликов» – и восьмидесяти из них делают предохранительные прививки. Через пятнадцать дней, после последнего ввода вакцины, им вводят в вену пять кубических сантиметров вирулентной крови больного тифом. Параллельно такое же количество зараженной крови получают и те двадцать подопытных, которым предохранительная прививка не делалась и которые исполняли роль так называемых свидетелей.

По истечении сорока пяти дней свидетели умирали, ибо человек, получивший такую дозу зараженной крови, как правило, не выживает. Чтобы вызвать смерть, достаточно одной десятой кубического сантиметра зараженной крови.

Если вакцина действовала, то через два‑три месяца некоторые из восьмидесяти оставались в живых. В таком случае их ликвидировали внутрисердечным фенольным уколом.

 

* * *

 

Проводится опытное испытание лекарства Б‑1034, которое должно применяться при больших нагноениях.

Безрезультатно.

 

* * *

 

Из Берлина поступило срочное задание: найти способ лечения ожогов, вызванных фосфоритными бомбами, которые сбрасывали американцы. Фирма «Монтгауз‑Дрезден» прислала свой препарат от ожогов.

Выбрали пятьдесят русских, здоровых. Обожгли им спины фосфором и термитом. Лечебные средства фирмы «Монтгауз‑Дрезден» оказались малоэффективными. На оставшихся в живых изучали, как быстро заживают раны.

Все выжившие были ликвидированы.

 

* * *

 

Из Малого лагеря привезли четыреста узников и взяли у них много крови. Большинство из них умерли или ослепли.

 

* * *

 

Проводятся и другие секретные опыты, но о них мне ничего неизвестно.

 

Страница тринадцатая

 

«Хитрый домик» работает с полной нагрузкой. Каждая минута – один труп…

Печь не успевает сжигать тела умерщвленных, и остывшие трупы, словно бревна, складывают штабелями во дворе крематория. Бешеными темпами приводится в исполнение людоедский четырехлетний план «обезлюживания» Европы.

 

* * *

 

Что такое «хитрый домик»?

Внешне «хитрый домик» напоминает пункт по медицинскому осмотру прибывших. Все, как положено в подобных заведениях: в большом зале чистота, порядок. На стенах медицинские плакаты и фотографии. Узников встречают люди в белых халатах – «медицинская комиссия». Только может быть слишком громко играют динамики. Вновь прибывшим предлагается раздеться. В следующей комнате эсэсовские палачи, одетые в белые халаты, щупают живот, заглядывают в рот, справляются о состоянии здоровья. Ответы записывают в отдельные карточки. Это успокаивает. Бдительность жертвы притуплена. После взвешивания подводят к стене к прибору для измерения роста. «Медик» направляет голову, опускает планку. В подвижную часть ростомера вмонтирован пистолет. Эсэсовцу остается только нажать на спусковой крючок…

– Следов нет? – осведомляется старший, когда труп убран и кровь смыта. – Ввести следующего!

 

Страница четырнадцатая

 

Наконец‑то я раскусил главного врача. Адольф Говен не только изверг, он еще и садист, варвар двадцатого века. Сегодня я был в его кабинете. На стене под черной шторкой небольшое окошко. Через него видно, как в соседней комнате здоровые люди вдыхают пыль древесного угля, загрязняя свои легкие. Неужели в Бухенвальде мало туберкулезных? Так нет, ему необходимы туберкулезные от угольной пыли! Эти жертвы нужны для личных целей: Говен пишет докторскую диссертацию на тему: «Роль угольных частиц в новообразовании туберкулеза легких и задержке развития туберкулеза».

 

* * *

 

Настал мой черед, я слишком много знаю о Бухенвальде. Сегодня мне вручили повестку: явиться завтра к восьми утра в политический отдел. Все кончено. Кто же меня выдал? Кажется, я все делал аккуратно. А может быть, и нет? Меня мучит сомнение… Задернул ли я в кабинете Говена черную занавеску?..

Еще вчера я мечтал и надеялся…

 

* * *

 

Такую же повестку получил и Вальтер Крамер.

 

Страница пятнадцатая

 

Я не был ни фашистом, ни коммунистом, ни социалистом, ни националистом. До концлагеря общественная жизнь меня не интересовала, я самоустранялся от нее, считая себя нейтральным. Но от общественной борьбы, так же как и от воздуха, отгородиться нельзя. Она всюду, она сама жизнь. И пока я и подобные мне поняли эту простую истину, нам пришлось увидеть море крови и реки слез.

В мире всегда боролись и будут бороться две противоположности – добро и зло. Люди, не смотрите на эту борьбу глазами посторонних наблюдателей. Выступайте против зла, против всех проявлений жажды власти, против нацизма и черной тучи войны. Уничтожайте зло в самом зародыше, не давайте ему развиться, взять верх над вами, над вашими мечтами, над вашими жизнями. Раздавливайте зло общими усилиями. Люди, объединяйтесь! Помните – в мире нет нейтральных! Судьба государств в ваших руках!

Я не хочу делать ни обобщений, ни выводов. В этой тетрадке только факты. Мир должен знать черное нутро фашизма. И суду Истории, суду Правды вместе с немыми свидетелями – с миллионами мужчин, женщин, стариков и детей, замученных, расстрелянных, казненных и сожженных в крематориях, – пусть послужат и эти мои скромные записи, где каждая строка написана человеческой кровью.

 

…Пайкс задумался, а потом крупным почерком написал на обложке: «Я верю, что придет время и фашизм, как позорную грязь, смоют с лица немецкого народа, и гитлеризм, словно черная шелуха, отстанет и упадет в бездну небытия, покрытый позором забвения. А очищенная и возрожденная немецкая нация снова засияет своим золотым сердцем, принося радость всем людям земли».

Он прочитал исписанные страницы и подписался:

«Карл Пайкс».

Потом, тщательно завернув свою записную книжку в промасленную бумагу и кусок тонкой резины, он уложил маленький пакет на дно цветочного горшка. Через несколько минут небольшой ежикообразный кактус снова стоял на окне Гигиенического института. А Пайкс, печально вздохнув, отправился в свой блок. Он знал, что уже больше никогда не побывает в этом помещении. Продолговатая бумажка из спецотдела уводила туда, откуда не возвращаются…