Записная книжка Карла Пайкса 10 страница

 

* * *

 

Февраль 1941 года. Из Бухенвальда отправили транспорт в составе четырехсот голландцев. Их отвезли в Маутхаузен. Всех отправили в газовые камеры.

 

* * *

 

Труба крематория стала дымить каждый день.

 

* * *

 

Желающим покончить самоубийством охранники выдают небольшие веревки. Какая забота!

 

Страница восьмая

 

На все жалобы и протесты эсэсовцы говорят одно:

– Никто из вас, прохвосты, отсюда живым не выйдет!

 

* * *

 

22 июня 1941 года. Весть о войне с Советской Россией, словно взрыв бомбы, потрясла всех узников. Политические с тайной надеждой вслушиваются в первые фронтовые сводки.

Большинство из нас уверены, что первый успех фашистов случаен – просто дань внезапности.

Лагерь ждет резких перемен на Восточном фронте.

 

* * *

 

Август. Сообщения с Восточного фронта разбивают наши мечты. Русские города падают один за другим. Бронированная стрела нацистских войск стремительно движется к сердцу России, к Москве.

Рушится последняя надежда.

Неужели коричневая паутина оплетет весь земной шар?

 

* * *

 

Лагерь становится многонациональным. Прибывают и прибывают транспорты: французы, голландцы, испанцы, югославы, чехи, венгры, болгары, греки, румыны, бельгийцы, норвежцы, датчане, австрийцы, итальянцы, поляки и другие. Здесь, словно в музее, собраны представители чуть ли не всех стран Европы.

Фашистские танки идут к Москве. Политические заключенные в отчаянии. Наглые заявления эсэсовцев, что отсюда никто живым не выйдет, приобретают реальную силу.

В отчаянии полторы тысячи политических пошли на проволоку…

 

Страница девятая

 

Сентябрь 1941 года. Сегодня видел первых русских. Комиссары. Сильные, молодые, рослые. Их было десять человек, скованы цепями. Комиссаров сопровождал конвой из сильно вооруженных гестаповцев в штатской одежде.

Комиссаров привели не в лагерь, а прямо в отдел гестапо. Потом, окровавленных, погнали в район эсэсовского городка, где был оборудован тир.

Нас поразило, что русские гордо, даже очень гордо шли на свою смерть. Один из них разорвал на груди рубаху и что‑то прокричал. Другие стали рядом и запели «Интернационал».

Растерявшиеся эсэсовцы открыли стрельбу из пистолетов.

 

* * *

 

16 сентября 1941 года. Пасмурный дождливый вечер. Тысячи узников на вечерней поверке. Идет монотонная перекличка. И в это время на наших глазах вдоль колючей проволоки эсэсовцы ведут колонну измученных людей. По всему аппель‑плацу, словно электрическая искра, пробежала новость: русские! Их было около трехсот человек. Эсэсовцы погнали их мимо лагеря, по направлению к конюшне, которую узники окрестили «хитрый домик». Вскоре оттуда зазвучали автоматные очереди.

Рапортфюрер прекратил перекличку, включили репродукторы. Но выстрелы все равно были слышны. Тогда нас заставили петь. На кучу камня взобрался капельмейстер и взмахнул рукой. Десятки тысяч голосов уныло подхватили издевательскую песню, написанную по заказу коменданта:

 

Ох, Бухенвальд…

Я не могу тебя забыть,

Потому что ты судьба моя.

Кто тебя покинет,

Только тот оценит,

Как прекрасна свобода…

 

Мы пели несколько часов подряд. В этот дождливый вечер все триста русских были расстреляны.

Когда нас распустили и мы шли к своим блокам, крытые черные машины двигались к крематорию. Они везли трупы,

 

* * *

 

18 сентября. Меня отправили на работу в штрафную команду чистить отстойники нечистот. Рядом со мной трудился политзаключенный голландец номер 3416. Разговаривать между собой мы не имели права. Унтершарфюрер Домбек не отходил от нас ни на один шаг.

Одна из решеток канализационной трубы оказалась чем‑то забитой. Домбек велел расчистить. Мы взяли лопаты и спустились.

Решетка оказалась забитой человеческими костями. Мы сразу догадались, что это кости тех, расстрелянных позавчера вечером. Видимо, при кремации кости окончательно не сгорели. На черепных коробках отчетливо краснели кровеносные сосуды.

Мы расчистили решетку и спросили Домбека:

– Куда деть кости?

Изверг усмехнулся и приказал разбросать кости русских по огороду и перекопать его.

Когда Домбек ушел на обед, мы с голландцем вырыли у здания хлорной станции яму и погребли девять полных тачек.

 

Страница десятая

 

Октябрь 1941 года. Началось массовое поступление русских военнопленных. Они гибнут тысячами.

«Хитрый домик» и крематорий работают теперь на полную нагрузку.

 

* * *

 

Декабрь 1941 года. Вдруг вспомнили о нас. Меня переводят на работу в Гигиенический институт, который спешно создается в Бухенвальде. С радостью иду. Как я истосковался по любимой работе!

Начальник института, майор СС Адольф Говен, культурен, вежлив и, кажется, не похож на других, носящих кости черепа в петлице.

 

* * *

 

Вот подробности возникновения института.

По приказу Гиммлера в Берлине состоялось закрытое заседание специальной комиссии из представителей Верховного командования вооруженными силами Германии, Медико‑санитарного управления. Верховного суда СС и личного посланца Гиммлера. На заседании обсуждался вопрос о борьбе с эпидемией тифа, вспыхнувшей в войсках Восточного фронта. На заседании постановили создать в Бухенвальде Гигиенический институт, подведомственный войскам СС, для развертывания исследований тифозной инъекции и производства лечебной эффективной сыворотки для немецких солдат, больных сыпным тифом.

Для института отвели три блока – сорок шестой, пятидесятый и шестьдесят первый. В сорок шестом разместилось клинико‑санитарное отделение. Для института не жалеют средств, он оснащается последним усовершенствованным оборудованием и с большой роскошью. Только один сорок шестой блок имеет отличный диагностический центр, прекрасную лабораторию и помещение для приготовления сыворотки.