Глава двадцать вторая 13 страница

Сойти на берег было нетрудно, поэтому Герберт и Гедеон Спилет, признанные лучшими охотниками колонии, с рассветом отправились в лес и через два часа вернулись со связками уток и куликов. Топ творил чудеса, и благодаря его проворству и усердию они не упустили ни одной птицы.

В восемь часов утра «Бонадвентур» поднял якорь и при попутном ветре, который заметно свежел, понёсся к мысу Северная Челюсть.

— Я ничуть не удивлюсь, — вдруг сказал Пенкроф, — если с запада подует штормовой ветер. Вчера закат был багровым, а утром на небе появились «кошачьи хвосты», а они не сулят ничего хорошего.

«Кошачьими хвостами» называют длинные облака, разбросанные в зените и напоминающие лёгкие хлопья ваты; они не спускаются ниже пяти тысяч футов наш уровнем моря и обычно предвещают бурю.

— Ну что ж! — произнёс Сайрес Смит. — Помчимся на всех парусах и поищем убежище в заливе Акулы. Думаю, что там «Бонадвентуру» не будет угрожать опасность.

— Совершенно верно, — подтвердил Пенкроф, — к тому же на северном берегу скучно — одни дюны.

— Я бы охотно провёл не только ночь, но и весь завтрашний день в этом заливе, — добавил инженер, — его стоит осмотреть как следует.

— Полагаю, что нам волей-неволей придётся это сделать, — ответил Пенкроф, — поглядите-ка, что творится на западе! Черным-черно!

— Во всяком случае, при попутном ветре мы успеем добраться до мыса Северная Челюсть, — заметил журналист.

— Ветер-то попутный, — отозвался моряк, — а лавировать придётся, иначе в залив не войдёшь, и делать это лучше засветло: ведь мы не знаем, какое там дно!

— Дно там, вероятно, усеяно рифами, — подхватил Герберт, — если судить по южной части залива Акулы.

— Вам виднее, Пенкроф, — сказал Сайрес Смит, — мы на вас полагаемся.

— Будьте покойны, мистер Сайрес, — ответил моряк, — зря рисковать не стану! Пусть лучше меня пырнут ножом, только бы нутро «Бонадвентура» не пострадало.

«Нутром» Пенкроф называл подводную часть судна, ведь он дорожил ботом больше, чем своей жизнью.

— Который час? — спросил Пенкроф.

— Десять, — ответил Гедеон Спилет.

— А сколько миль осталось до мыса Северная Челюсть, мистер Сайрес?

— Около пятнадцати, — сказал инженер.

— Через два с половиной часа, — сказал моряк, — то есть в половине первого, мы выйдем на траверз мыса. Досадно, что прилив в эту пору схлынет и настанет отлив. Трудно, пожалуй, будет войти в бухту против течения и ветра, вот чего я боюсь.

— Тем более, — сказал Герберт, — что сегодня полнолуние и что сейчас, в апреле, будут сильные приливы и отливы.

— Как по-вашему, Пенкроф, — спросил Сайрес Смит, — нельзя ли бросить якорь у оконечности мыса?

— Бросить якорь у самого берега, когда вот-вот разразится буря! — воскликнул моряк. — Да вы что, мистер Сайрес! Захотели по своей охоте ко дну пойти?

— Как же быть?

— Постараюсь продержаться в открытом море до начала прилива, то есть до семи часов вечера, и если ещё не совсем стемнеет, попытаюсь войти в залив; не удастся — ляжем в дрейф на всю ночь, а на заре я проведу бот в бухту.

— Повторяю, Пенкроф, мы полагаемся на вас, — сказал Сайрес Смит.

— Эх, — вздохнул Пенкроф, — стоял бы здесь маяк, нам плыть по морю было бы куда легче!

— Верно, — поддержал Герберт, — но сейчас на берегу нас не ждёт заботливый друг, никто не разожжёт костра, не укажет нам пути в бухту!

— Да, кстати, дорогой Сайрес, — обратился к инженеру Гедеон Спилет, — мы даже не поблагодарили вас, а ведь, по совести говоря, нам бы ни за что не увидеть острова, если бы не костёр…

— Костёр? — с удивлением переспросил Сайрес Смит.

— Речь идёт о том, мистер Сайрес, что нам туго пришлось на борту «Бонадвентура», — ответил за журналиста Пенкроф, — когда мы возвращались домой. Мы наверняка прошли бы мимо острова, если бы вы не позаботились, не зажгли костра на площадке возле Гранитного дворца в ночь с девятнадцатого на двадцатое октября.

— Да, да, конечно… — проговорил инженер, — мысль была удачная!

— А вот сейчас некому оказать нам такую услугу, разве только Айртон догадается, — добавил моряк.

— Да, некому! — подтвердил Сайрес Смит.

А несколько минут спустя, оставшись вдвоём с журналистом на носу судна, инженер тихо сказал:

— Знаю лишь одно, Спилет, что в ночь с девятнадцатого на двадцатое октября я не зажигал костра на площадке возле Гранитного дворца, да и нигде в ином месте!

 

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

 

 

Ночь в море. — Залив Акулы. — Признание. — Подготовка к зиме. — Ранняя зима. — Холода. — Колонисты работают дома. — Полгода спустя. — Фотографический снимок. — Неожиданность.

 

Всё произошло именно так, как предвидел Пенкроф, — чутьё не обмануло его. Ветер всё свежел и, разразившись бурей, достиг скорости сорока — сорока пяти миль в час;[10] парусники, застигнутые таким ветром в открытом море, обычно спешат взять рифы и убрать брамселя. Было около шести часов вечера, когда «Бонадвентур» пришёл на траверз залива Акулы, но начался отлив, и судну не удалось войти в бухту. Капитан Пенкроф, вынужденный держаться в открытом море, при всём желании не мог бы добраться даже до устья реки Благодарения. Итак, зарифив грот и поставив кливер, он выжидал, повернув бот носом к суше.

К счастью, несмотря на бешеные порывы ветра, море, защищённое берегом, разбушевалось не очень сильно. Нечего было опасаться валов, удары которых гибельны для маленьких судёнышек. Да и «Бонадвентур», вероятно, не перевернулся бы, ибо был нагружен балластом по всем правилам, но огромные валы обрушивались на палубу и могли разбить судно. Пенкроф — опытный моряк — приготовился к бою. Он безгранично верил в достоинства своего бота, но всё же ждал утра с некоторым беспокойством.

За всю ночь Сайресу Смиту и Гедеону Спилету ни разу не удалось остаться с глазу на глаз, а между тем, судя по словам, которые инженер шепнул журналисту, следовало поговорить о новом проявлении таинственной силы, по-видимому управляющей островом Линкольна. Гедеона Спилета неотступно преследовала мысль о новой загадке — о костре, горевшем на взморье. Ведь не приснился же ему костёр! Герберт и Пенкроф тоже его видели! Костёр помог им в непроглядной тьме определить положение острова; они не сомневались, что его разжёг инженер, а теперь, извольте-ка видеть, Сайрес Смит решительно утверждает, что он тут ни при чём!

Журналист дал себе слово обсудить всё это с инженером, как только они вернутся домой, и убедить Сайреса Смита, что в тайну необходимо посвятить всех. Быть может, надо сообща исследовать остров Линкольна!

Как бы то ни было, но в эту ночь огонь не появился на побережье у входа в неисследованный залив, и бот до утра дрейфовал в открытом море.

Когда на востоке появились первые проблески зари, ветер чуть утих и переменил направление на два румба, что позволило Пенкрофу без труда провести бот по узкому проливу. Часов в семь утра «Бонадвентур», обогнув мыс Северная Челюсть, осторожно миновал пролив и вошёл в бухту, обрамлённую глыбами застывшей лавы самых причудливых очертаний.

— Отменный рейд, тут мог бы разместиться целый флот! — воскликнул Пенкроф.

— Примечательнее всего здесь то, — заметил Сайрес Смит, — что берега залива образованы двумя потоками вулканической лавы, очевидно, с каждым извержением её накапливалось всё больше. Поэтому залив превосходно защищён: должно быть, даже во время шторма море тут спокойно, словно озеро.

— Верно, — ответил моряк, — ветер может ворваться сюда только через узкую горловину между двумя мысами, к тому же северный мыс прикрывает южный, так что, шквалам сюда вторгнуться трудновато. Ей-богу, наш «Бонадвентур» мог бы тут целый год спокойно простоять на якорях.

— Залив для него великоват! — заметил журналист.

— Ваша правда, мистер Спилет, — сказал моряк, — для «Бонадвентура» он великоват; но я думаю, что если флоту Соединённых Штатов понадобится надёжное убежище в Тихом океане, то лучшего и не найти!

— Мы будто попали в пасть акулы, — заметил Наб, — намекая на очертания залива.

— В самую пасть, старина Наб! — отозвался Герберт. — Нечего бояться — акула нас не проглотит.

— Да я, Герберт, и не боюсь, — ответил Наб, — но всё же залив мне не по душе. Очень уж тут мрачно!

— Что же ты, Наб, делаешь, — воскликнул Пенкроф, — порочишь мой залив, а я ведь собрался было преподнести его в дар Америке!

— Как вы думаете, глубоко ли здесь? — осведомился инженер. — Ведь то, что подходит нашему «Бонадвентуру», пожалуй, не подойдёт бронированным судам.

— Проверить нетрудно, — ответил Пенкроф.

И моряк бросил в воду самодельный лот — длинный линь с железным грузилом. Этот линь, а в нём было около пятидесяти морских саженей, размотался до конца, но лот дна не коснулся.

— Ну, наши бронированные суда войти могут, на мель не сядут, — заметил Пенкроф.

— Действительно, — согласился Сайрес Смит, — тут настоящая пучина; но ведь остров вулканического происхождения, и потому нет ничего удивительного, что в морском дне попадаются такие глубокие впадины.

— Берега залива возвышаются словно отвесные скалы, — заметил Герберт, — я думаю, Пенкроф не достал бы дна, брось он у их подножия верёвку в пять-шесть раз длиннее.

— Всё это хорошо, — сказал журналист, — но, по-моему, вашему порту, Пенкроф, кое-чего недостаёт.

— Чего именно, мистер Спилет?

— Выступа, выемки, чтобы выбраться на берег; стена такая гладкая, что по ней и не вскарабкаешься.

И действительно, к высоким, крутым стенам из лавы, окружающим залив, нельзя было подступиться. Словно то были неприступные валы бастиона или берега норвежских фиордов, но ещё суровее. «Бонадвентур» шёл вдоль стен, чуть ли не касаясь их, но путешественники не обнаружили ни единого выступа, который помог бы им сойти на берег.

Пенкроф утешался тем, что в случае надобности можно будет миной подорвать стену; потом, решив, что в заливе делать больше нечего, направил бот к выходу из бухты и около двух часов пополудни очутился в открытом море.

— Уф! Наконец-то! — воскликнул Наб и вздохнул полной грудью.

Очевидно, нашему славному негру было не по себе в огромной акульей пасти!

От мыса Челюсть до устья реки Благодарения насчитывалось не более восьми миль. Распустив паруса, «Бонадвентур» взял курс на Гранитный дворец и поплыл, Держась на расстоянии мили от берега. Громады скал из застывшей лавы вскоре сменились живописными дюнами, где некогда чудом спасся инженер. Там сотнями водились морские птицы.

Около четырёх часов пополудни бот обогнул слева островок Спасения, вошёл в пролив, отделяющий островок от побережья, а в пять часов якорь «Бонадвентура» вонзился в песчаное дно устья реки Благодарения.

Трое суток колонисты не были дома. Айртон ждал их на берегу, а дядюшка Юп радостно бросился им навстречу, посапывая от удовольствия.

Итак, друзья закончили полное обследование побережья, не обнаружив ничего подозрительного. Если на острове и жило некое таинственное существо, то оно, вероятно, пряталось в чаще непроходимых и ещё не исследованных лесов, на полуострове Извилистом.

Обсудив все эти вопросы, Гедеон Спилет и инженер решили, что следует указать друзьям на все те странные происшествия, которые случились на острове, особенно на последнее, самое необъяснимое.

Когда они заговорили о костре, зажжённом кем-то на берегу, Сайрес Смит не мог удержаться, чтобы в двадцатый раз не переспросить журналиста:

— Да не ошиблись ли вы? Не приняли ли вы за костёр сноп огня, вырвавшегося из кратера вулкана, или падающий метеор?

— Нет, Сайрес, — ответил журналист, — это был костёр, зажжённый человеком. Впрочем, спросите Пенкрофа и Герберта. Они тоже видели его и подтвердят мои слова.

И вот несколько дней спустя, вечером 25 апреля, когда все колонисты собрались на плато Кругозора, Сайрес Смит обратился к ним с такими словами:

— Друзья мои! Считаю своим долгом указать вам на некоторые странные явления, и мне хотелось бы знать ваше мнение о них. Эти, я бы сказал, сверхъестественные явления…

— Сверхъестественные! — воскликнул моряк, дымя трубкой. — Стало быть, наш остров можно назвать сверхъестественным?

— Нет, Пенкроф, но безусловно — таинственным, ответил инженер, — хотя, может быть, вам и удастся объяснить то, чего мы со Спилетом до сих пор не в силах понять.

— Расскажите же, в чём тут дело, мистер Сайрес, — попросил моряк.

— Так вот! Можете ли вы понять, — продолжал Сайрес, — как я, чуть было не утонув в море, очутился в четверти мили от берега, причём я понятия не имею, как добрался до пещеры.

— Вероятно, в беспамятстве… — заметил Пенкроф.

— Это немыслимо, — возразил инженер. — Далее. Можете ли вы понять, каким образом Топ разыскал ваше убежище, — ведь оно находится в пяти милях от той пещеры, где я лежал!

— Ему помог инстинкт… — сказал Герберт.

— При чём тут инстинкт? — перебил его журналист. — В ту ночь лил дождь и бушевал ветер, а Топ явился в Трущобы сухим и чистым.

— Далее, — продолжал инженер. — Можете ли вы понять, что за непостижимая сила выбросила из воды нашего пса после схватки с дюгонем?

— Нет, признаюсь, не могу, — сказал Пенкроф, — как и не могу понять, кто вспорол брюхо дюгоню, ведь рана была ножевая…

— Далее, — продолжал Сайрес Смит. — Можете ли вы, друзья, понять, каким чудом угодила дробинка в тело пекари, каким образом море выбросило, на наше счастье, ящик с необходимыми вещами, хотя мы и не обнаружили следов кораблекрушения; по чьей воле бутылка с запиской попала к нам в руки именно в тот день, когда мы впервые пустились в плавание; почему оборвался фалинь и пирога, плывя вниз по реке Благодарения, подоспела в тот миг, когда мы в ней так нуждались; как случилось, что после нашествия обезьян лестница упала из двери Гранитного дворца, и кто, наконец, автор той записки, которую Айртон, так он, по крайней мере, утверждает, никогда не писал?

Сайрес Смит, ничего не упуская, перечислил все странные происшествия, случившиеся на острове. Герберт, Пенкроф и Наб переглядывались, не зная, что ответить, ибо впервые все эти события предстали перед ними как звенья одной цепи и несказанно поразили их.

— Ей-богу, вы правы, мистер Сайрес, — воскликнул, наконец, Пенкроф, — трудно объяснить всё это!

— Так вот, друзья мои, — продолжал инженер, — добавлю ещё один факт, не менее странный и непонятный.

— Какой же, мистер Сайрес? — с живостью спросил Герберт.

— Вы утверждаете, Пенкроф, — продолжал инженер, — что, возвращаясь с острова Табор, увидели костёр, пылавший на берегу острова Линкольна?

— Точно так, — ответил моряк.

— И вы твёрдо уверены, что видели огонь?

— Разумеется.

— А ты, Герберт?

— Ах, мистер Сайрес, — воскликнул Герберт, — огонь блестел, как звезда первой величины!

— Быть может, это и была звезда? — допытывался инженер.

— Ну нет, — возразил Пенкроф. — Ведь тяжёлые тучи застилали небо, да и разве звезда могла повиснуть над самым горизонтом? Мистер Спилет тоже видел костёр, пусть он подтвердит наши слова!

— Должен прибавить, — заметил журналист, — что огонь горел очень ярко, напоминая сноп электрического света.

— Совершенно верно… — воскликнул Герберт, — и, без сомнения, горел на площадке у Гранитного дворца.

— Так вот, друзья мои, — сказал Сайрес Смит, — в ночь с девятнадцатого на двадцатое октября ни я, ни Наб не разводили костра на берегу.

— Как, вы не… — И поражённый Пенкроф даже не закончил фразы.

— Мы не выходили из Гранитного дворца, — ответил Сайрес Смит, — и если в эту ночь на побережье горел костёр, мы тут ни при чём.

Пенкроф и Герберт остолбенели от изумления. Нет, они не могли обмануться: в ночь с 19 на 20 октября они действительно видели огонь, горевший на берегу.

Да! Пришлось согласиться: всё это было окружено тайной! Некая непостижимая сила, благосклонно относившаяся к колонистам, очевидно, владела островом Линкольна и вовремя приходила им на помощь. Друзья сгорали от любопытства. Уж не скрывается ли таинственное существо где-нибудь в заповедном месте? Вот что нужно было узнать, и любой ценой!

Сайрес Смит напомнил товарищам о том, как странно вели себя Топ и Юп, бегая вокруг колодца, который спускался из дома прямо к морю, и признался, что обследовал колодец, но не обнаружил ничего подозрительного. Колонисты закончили беседу, решив в первые же весенние дни обыскать весь остров.

С того вечера Пенкроф стал задумчив и озабочен. Ему всё казалось, что на острове, который он до сих пор считал своей собственностью, теперь появился ещё один хозяин, и что всем им волей-неволей приходится ему подчиняться. Они с Набом часто толковали о загадках острова Линкольна, а так как оба были суеверны, то в конце концов почти поверили, что остров во власти какой-то сверхъестественной силы.

Подошёл май, напоминающий ноябрь в Северном полушарии, и потянулись ненастные дни. Надвигалась ранняя суровая зима. Поэтому надо было, не откладывая, подготовиться к зимовке.

Впрочем, колонисты во всеоружии встречали и самые сильные холода. У них был немалый запас самодельной одежды, а многочисленное стадо муфлонов в избытке снабжало их шерстью, необходимой для изготовления грубой, но тёплой материи.

Разумеется, Айртона тоже одели по-зимнему. Сайрес Смит предложил ему с наступлением холодов переселиться в Гранитный дворец, где было гораздо уютнее, чем в корале, и Айртон обещал перебраться, как только закончит все работы. Он сдержал слово и переселился в середине апреля. С той поры Айртон стал жить вместе со всеми колонистами; он был услужлив, держался скромно, но вид у него был печальный, и он никогда не принимал участия в развлечениях товарищей.

Почти всю зиму — третью зиму на острове Линкольна — колонисты не выходили из дома. Бушевали бури, свирепствовали ужасающие ураганы, утёсы содрогались под натиском ветра. Огромные волны, казалось, вот-вот зальют остров: корабль, случайно бросивший якорь у берега, непременно разбился бы о скалы. Дважды во время шторма река Благодарения разливалась и грозила снести мосты и мостики. Колонистам даже пришлось укрепить мосты, наведённые на побережье и исчезавшие под водой всякий раз, когда волны били о берег.

Разумеется, вихри с дождём и снегом, напоминавшие смерч, натворили немало бед на плато Кругозора. Особенно досталось мельнице и птичнику. Колонистам то и дело приходилось спешно чинить повреждения, спасая от гибели пернатых.

Нередко в те дни, когда разыгрывалась непогода, ягуары, бродившие парами, и стаи обезьян, подгоняемые голодом, подходили к плато; самым ловким и смелым ничего не стоило перебраться через ручей, тем более скованный льдом. Колонисты опасались, как бы от хищников не досталось огородам, полям и домашним животным, и всегда были начеку: нередко приходилось выстрелами из ружья отгонять непрошеных гостей. Конечно помимо этих забот у зимовщиков всегда находилось множество всяких дел, ибо они непрестанно занимались благоустройством своего жилища.

Иногда, даже в эти холодные дни, они отправлялись поохотиться на Утиное болото. Гедеон Спилет и Герберт с помощью Юпа и Топа поднимали целые тучи уток, куликов, чирков, чибисов и шилохвостей и били их без промаха. Добраться до этих мест, изобилующих дичью, было нетрудно — либо по дороге, ведущей к порту Воздушного шара через реку Благодарения, либо обогнув мыс Находки; словом, охотники удалялись от дома на две-три мили, не больше.

Так миновали четыре самых суровых зимних месяца — июнь, июль, август и сентябрь. Вообще же обитатели Гранитного дворца не очень страдали от непогоды, так же как и обитатели кораля, который стоял не на таком открытом месте, как Гранитный дворец, и был с одной стороны защищён горой Франклина, а с других — лесами и высоким скалистым берегом; разбиваясь об эти преграды, шквалы теряли свою сокрушительную силу. Поэтому бури принесли коралю совсем незначительный урон, и деятельный, умелый Айртон всё быстро исправил, прожив там несколько дней во второй половине октября.

Никаких таинственных происшествий зимой на острове не случилось. Ничего загадочного не произошло, хотя Пенкроф и Наб готовы были видеть нечто таинственное в каждом пустяке. Топ и Юп больше не вертелись вокруг колодца и вели себя спокойно. Цепь сверхъестественных явлений словно оборвалась, хотя обитатели Гранитного дворца вечерами часто говорили о них и не меняли решения обыскать весь остров, вплоть до самых неприступных его уголков.

Но одно важное событие, чреватое роковыми последствиями, внезапно нарушило все планы Сайреса Смита и его товарищей.

Случилось это в октябре. Приближалась весна. Живительные лучи солнца обновили природу, и на опушке леса, среди хвойных деревьев, уже зазеленели крапивные деревья, банксии, деодары.

Читатель помнит, что Гедеон Спилет и Герберт много раз фотографировали остров Линкольна.

Однажды, дело было 17 октября, около трёх часов пополудни, Герберт решил воспользоваться ясной погодой и запечатлеть на фотографии всю бухту Соединения, раскинувшуюся против Гранитного дворца от мыса Челюсть до мыса Коготь.

Чётко вырисовывалась линия горизонта, дул лёгкий ветерок, и море кое-где покрылось лёгкой рябью, а вдали походило на безмятежно-спокойное озеро; то тут, то там на его глади вспыхивали яркие блики.

Герберт поставил фотографический аппарат на подоконник в большом зале Гранитного дворца, откуда открывался широкий вид на берег и бухту. Сделав по всем правилам снимок, юноша пошёл проявить его в тёмный чулан.

А когда он вернулся и при ярком свете разглядел негатив, то заметил, что на линии горизонта чернеет еле заметное пятнышко.

«Пластинка с изъяном», — подумал Герберт.

Но всё же он решил рассмотреть пятнышко в увеличительное стекло, вынутое из подзорной трубы.

Юноша взглянул на снимок и вскрикнул, чуть было не выпустив его из рук.

Вбежав в комнату, где работал Сайрес Смит, он протянул ему негатив и лупу и указал на пятнышко.

Сайрес Смит всмотрелся в точку, черневшую на снимке, и, схватив подзорную трубу, бросился к окошку. Он навёл трубу на подозрительное пятнышко. Рассмотрев его, он опустил руку и произнёс одно лишь слово:

— Корабль!

И действительно, на горизонте вырисовывался корабль.

 

Часть третья

ТАЙНА ОСТРОВА

 

 

ГЛАВА ПЕРВАЯ

 

 

Гибель или спасение? — Срочный вызов Айртона. — Важный спор. — Это не «Дункан». — Подозрительный корабль. — Необходимо принять меры. — Корабль приближается. — Пушечный выстрел. — Бриг становится на якорь! — Наступление ночи.

 

Два с половиной года прошло со знаменательного дня гибели воздушного шара, а его пассажирам, выброшенным на остров Линкольна, всё ещё не удалось установив связи с внешним миром. Однажды журналист попытался воспользоваться для этой цели птицей и, написав несколько слов, доверил крылатой вестнице тайну их исчезновения, но вряд ли можно было рассчитывать на то, что послание попадёт к людям. За эти годы только один Айртон, при уже известных читателям обстоятельствам присоединился к маленькой колонии. И вдруг нежданно-негаданно в день 17 октября на вечно пустынной глади моря показалось судно!

Не могло быть и сомнения: в виду острова шёл корабль! Но пройдёт ли он мимо или приблизится к острову? Через два-три часа всё выяснится.

Сайрес Смит и Герберт тотчас же позвали Спилета, Пенкрофа и Наба в большой зал Гранитного дворца и поделились с ними новостью. Схватив подзорную трубу, Пенкроф поспешно оглядел горизонт и обнаружил чёрную точку как раз в том месте, где на фотографической пластинке виднелось еле заметное пятнышко.

— Тысяча чертей! Да это действительно корабль! — произнёс он без особого, впрочем, восторга.

— А куда он направляется? В нашу сторону? — осведомился Гедеон Спилет.

— Трудно что-либо утверждать, — ответил Пенкроф. — Пока из-за горизонта видны только мачты, а корпус ещё не показался.

— Что же нам делать? — воскликнул юноша.

— Ждать, — ответил Сайрес Смит.

Несколько часов колонисты хранили молчание, отдавшись бурному потоку мыслей, чувств, страхов и надежд, порождённых этим происшествием, самым значительным со дня их прибытия на остров Линкольна.

Конечно, нельзя было сравнивать наших колонистов с теми злополучными жертвами кораблекрушения, которых море выбрасывает на бесплодный остров, где надо отвоёвывать у мачехи-природы право даже на самое жалкое существование и где человека терзает неотступное желание вернуться на обитаемую землю. В первую очередь был бы огорчён разлукой со своим островом Наб, да и Пенкроф тоже, чувствовавшие себя здесь такими счастливыми и богатыми. Оба они свыклись со своим новым существованием, они жили среди своих собственных владений, которые силою человеческого разума как бы приобщились к цивилизованному миру. Но ведь корабль — это вести с материка, это, быть может, частичка родины, и вот он теперь с каждой минутой приближается к ним, на его борту находятся люди, существа им подобные, — как же было не затрепетать сердцам колонистов при виде этого судна.

Время от времени Пенкроф брал подзорную трубу и подходил к окну. Отсюда он, напрягая всё своё внимание, всматривался в очертания судна, которое теперь находилось в двадцати милях к востоку от острова. Значит, нечего было и думать, что оттуда заметят сигналы. Поднять флаг? Но флаг не увидят, звуки выстрелов не услышат и не разглядят дыма костра.

Тем не менее было совершенно ясно, что остров, над которым господствовала гора Франклина, не мог ускользнуть от взора сигнальщиков, сидящих на мачте корабля. Но с какой стати судно пристанет к пустынному берегу? Разве не по чистой случайности очутилось оно в этой части Тихого океана, там, где на географических картах не указывается никаких земель, если не считать островка Табор, да и то он лежит в стороне от обычного курса, которым следуют суда дальнего плавания, направляющиеся к Полинезийским островам, к Новой Зеландии и берегам Америки?

Этот вопрос вставал перед каждым членом колонии, и ответил на него неожиданно для всех Герберт.

— А вдруг это «Дункан»? — воскликнул он.

Имя «Дункан», как помнит читатель, носила яхта лорда Гленарвана, который высадил Айртона на островке Табор и должен был рано или поздно вернуться за ним. А ведь этот островок находится довольно близко от острова Линкольна, и судно, державшее курс на остров Табор, так или иначе пройдёт в виду колонистов. Оба острова разделяет всего сто пятьдесят миль по меридиану и семьдесят пять по параллели.

— Необходимо предупредить Айртона и срочно вызвать его сюда, — заметил Гедеон Спилет. — Только он, один может нам сказать, «Дункан» это или нет.

Все согласились с мнением журналиста, и он, подойдя к телеграфному аппарату, связывавшему Гранитный дворец с коралем, выстукал следующие слова:

«Приходите немедленно».

Через несколько мгновений раздался ответный звонок.

«Иду», — сообщал Айртон.

Колонисты вновь обратили взоры на корабль.

— Если это «Дункан», — сказал Герберт, — Айртон конечно, сразу же его узнает, ведь он сам плавал некоторое время на этой яхте.

— И если узнает, — добавил Пенкроф, — вот-то взволнуется, бедняга.

— Да, — согласился Сайрес Смит, — но теперь Айртон может вступить на борт «Дункана» с гордо поднятой головой, и я от души желаю, чтобы это действительно оказалась яхта лорда Гленарвана, вряд ли другое судно может с добрыми намерениями явиться сюда! Недаром же эти места пользуются дурной славой, и я опасаюсь, как бы нам не нанесли визит малайские пираты.

— Мы будем защищать наш остров! — воскликнул Герберт.

— Конечно, дружок, но было бы лучше, чтобы нас не вынуждали к защите, — с улыбкой заметил инженер.

— А знаете что? — вдруг произнёс Гедеон Спилет. — Ведь остров Линкольна не нанесён на географические карты даже последних выпусков и, следовательно, мореплавателям неизвестен. И не кажется ли вам, Сайрес, что именно поэтому судно, случайно обнаружившее новую землю, скорее предпочтёт обследовать её, нежели пройти мимо?

— Разумно сказано, — заметил Пенкроф.

— Вполне согласен с вами, — подтвердил инженер. — Можно даже поручиться, что любой капитан сочтёт прямым своим долгом отметить, а значит, и обследовать землю, ещё не занесённую на карту, а наш остров как раз и является такой неизвестной географам территорией.

— Ну хорошо, — заметил Пенкроф, — предположим, что судно подойдёт сюда, станет на якорь в нескольких кабельтовых от острова, что же мы тогда предпримем?

Общее молчание было ответом на этот вопрос, поставленный в упор. Но после недолгого размышления Сайрес Смит произнёс своим обычным спокойным тоном:

— Вот что мы предпримем, друзья, вот что мы обязаны предпринять: мы установим связь с кораблём и покинем наш остров, водрузив здесь флаг Соединённых Штатов. А затем мы вернёмся обратно в сопровождении тех, кто выразит согласие последовать за нами, чтобы превратить наш остров в колонию и принести в дар Американской республике новый и весьма полезный клочок земли в этой части Тихого океана.

— Ур-ра! — закричал Пенкроф. — Да, мы сделаем нашей родине неплохой подарок. Освоение острова уже почти закончено, все части его окрещены, здесь имеется естественная гавань, здесь есть источники пресной воды, прекрасные дороги, телеграфная линия, верфь и даже фабрика, значит, остаётся только одно — нанести остров Линкольна на карту!