2020-07-12
138
Получив высочайшие повеления и снабженный целой массой инструкций и наставлений, преподанных военным министром князем Долгоруким и графом Нессельроде, князь Горчаков оставил Петербург и 7 июня прибыл к своей главной квартире, расположенной в Кишиневе.
Военным генерал-губернатором Бессарабии генералом от инфантерии Федоровым были ко времени сосредоточения армии к Пруту и еще до приезда князя Горчакова приняты меры по усилению наблюдения за дунайской границей, по приведению
в оборонительное состояние крепостей Килии и Измаила и по обеспечению войск подвозом продовольствия и прочими хозяйственными потребностями. В Леове и Скулянах были устроены для переправы через Прут надежные мосты на судах, которые в течение суток могли быть поставлены на воду. В Измаиле навели мост на плотах длиной в 180 сажен и заготовили на такое же протяжение плоты, которые могли быть двинуты по назначению в любое время21.
Князь Горчаков, одобрив все эти распоряжения, приказал, по представлению командующего Дунайской флотилией контр-адмирала Мессера, принять следующие меры для наблюдения за Дунаем и его рукавами22:
1. Всю линию постов пограничной стражи от Рени до Сулина обратить в военную передовую цепь.
2. Ввиду бывшего полноводия употребить на посты лодки пограничной стражи.
3. Всю линию постов разделить на отделения, дать им наставление о месте сбора по тревоге и о том, куда отступать в случае нападения превосходящих сил.
4. Ввиду недостатка людей на Дунайской флотилии выделить из нее пять лодок с полным числом экипажа и подкрепить этими лодками с двумя пароходами линию пограничных постов, разместив их следующим образом:
а) 2 лодки — на обоих берегах Килийского рукава, при разделении его с Сулинским, чтобы перекрестным огнем оборонять вход в этот рукав;
72
б) 2 лодки — по сторонам Сулинской брандвахты и одну иметь в Сулине;
в) одному пароходу быть в Рени, крейсируя оттуда до крепости Тульчи и обратно, а другому — в Сулине, производя крейсерство также до крепости Тульчи и обратно. Целью крейсерства ставилось наблюдение за исправностью постов и оказание в случае надобности последним помощи.
Эти распоряжения вызвали серьезную критику со стороны лично осмотревшего течение нижнего Дуная князя Меншикова. Острова Четаль, Лети, Св. Георгия и другие вследствие разлива реки оказались под водой; посты пограничной стражи наполовину разрушенными, а уцелевшие наполненными водой; те 3—4 человека, которые на них находились, каждую минуту рисковали быть затопленными или захваченными турками, если бы они того пожелали. Лодки на постах встречались очень редко, отступление с постов возможно было только у входа и выхода из Килийского рукава, отделенных пространством в 60 верст, и эти-то два пункта собственно и следовало охранять23. В то же время князь Меншиков свидетельствовал о безотчетном и не оправдываемом обстановкой страхе, который господствовал в Измаиле и отчасти разделялся князем Горчаковым в ожидании нападения с того берега Дуная на эту крепость турок или некрасовцев, а также оспаривал желание употребить для защиты ее Дунайскую флотилию.
Вообще способ употребления флотилии в дело вызвал обширную переписку между командующим войсками и начальником Главного морского штаба. Князь Горчаков хотел видеть в тяжелых и неповоротливых канонерских лодках, с трудом подвигавшихся на веслах против течения, легкие крейсера и желал при помощи их обеспечить себя от вражеских поползновений на нижнем Дунае; князь Меншиков предлагал ему смотреть на канонерские лодки как на плавучие батареи, которые могут принести большую пользу при форсировании переправы для обстрела противоположного берега, и советовал беречь для этого случая как лодки, так и пароходы.
Выходили недоразумения и по вопросу об укомплектовании флотилии экипажем до полного состава. Князь Александр Сергеевич находил невозможным сделать это при помощи людей Черноморского флота, тем более что он считал совершенно излишними для надобностей Дунайской армии все 27 лодок. Князь Меншиков предлагал снять с некоторых лодок экипаж для пополнения им полного комплекта экипажей на других лодках. Это заставило князя Горчакова назначить на флотилию недостающих людей от Модлинского полка24.
В ожидании своего вступления в княжества командующий войсками нашел нужным объединить начальствование над войсками
73
в районе между реками Прут и Днестр, а также над Бессарабскими крепостями, Дунайской флотилией и пограничной и карантинной стражами в лице генерала Лидерса, на которого возлагалась охрана части нашей границы по нижнему Дунаю.
Особой инструкцией князь Горчаков подтверждал генералу Лидерсу мирный характер нашего занятия княжеств, указывал, что столкновение с турками возможно лишь при условии личного их перехода в наступление, объявлял волю государя не переходить через Дунай и предписывал дать полную свободу плавания по этой реке торговым судам всех наций, не исключая и плавающих под турецким флагом.
«В случае же, — заканчивал он свою инструкцию, — если бы Турция, пользуясь отдалением наших сил в княжества, осмелилась сделать вторжение в пределы империи со стороны Тульчи или Исакчи, то вы должны заставить неприятеля дорого поплатиться за подобную дерзкую попытку»25.
1
3 июня в Петербурге был получен отказ Решида-паши подписать условия, предложенные в письме графа Нессельроде от 19 мая. На другой день состоялся высочайший манифест о занятии нами княжеств26.
«Истощив все убеждения и с ними все меры миролюбивого удовлетворения справедливых наших требований, — излагалось в манифесте, — мы признали необходимым двинуть войска наши в Придунайские княжества, дабы доказать Порте, к чему может вести ее упорство. Но и теперь не намерены мы начинать войны; занятием княжеств мы хотим иметь в руках наших такой залог, который бы во всяком случае ручался нам в восстановлении наших прав.
Не завоеваний ищем мы: в них Россия не нуждается. Мы ищем удовлетворения справедливого права, столь явно нарушенного. Мы и теперь готовы остановить движение наших войск, если Оттоманская Порта обяжется свято соблюдать неприкосновенность православной церкви. Но если упорство и ослепление хотят противного, тогда, призвав Бога на помощь, Ему предоставим решить спор наш и с полной надеждой на всемогущую десницу пойдем вперед за веру православную».
Одновременно с этим князю Горчакову было повелено вступить в пределы княжеств и занять их «со всевозможной быстротой». Подтверждая ранее данные указания не переходить Дуная и избегать столкновения с турками, командующему войсками особенно рекомендовалось не раздроблять, с одной стороны, войск, но с другой — «наблюдать со всей бдительностью за турецкой
74
границей и за нижним течением Дуная для предупреждения всякого покушения турецких войск вторгнуться в собственные пределы наши»27.
Со смешанным чувством надежд и опасений, воинственного пыла и какого-то тяжелого предчувствия встретила Россия весть о новых и мало для кого понятных военно-дипломатических мерах против Турции. Святые места, восточный вопрос, посольство князя Меншикова, враждебность Запада — все это успело облететь все уголки нашего обширного отечества
и произвести свое впечатле- Генерал-лейтенант
ние. Чувствовалась какая-то Сержпутовский (начальник
неестественность положения, артиллерии Дунайской армии) какая-то неопределенность
целей, недосказанность официальных известий. Полумеры, к которым вынужден был прибегнуть решительный в целях поддержания затронутой чести России государь, наводили на него тяжкое раздумье и приводили к внутренней борьбе между тем, что он полагал необходимым сделать для поддержания достоинства страны, и тем, что он, окутанный паутиной двадцатилетней односторонней политической системы, принужден был делать. Настроение императора Николая было самое грустное и тревожное; он неоднократно приказывал избегать всего, что может привести к необходимости «драки, чего искренно желаю избежать по неисчислимым того последствиям»28.
Государь, поставленный с самого начала кризиса на ложный путь и не имея сил от него отклониться, инстинктивно сознавал всю фальшь своего положения; с этого времени он постепенно начал терять веру в тот фундамент, на котором в течение двадцати пяти лет строил здание своего царствования, и это сделало последние годы жизни великого монарха беспримерными по трагизму. С тех пор императора Николая лишь в редкие минуты можно было видеть веселым; тяжкие думы и впечатление большой душевной борьбы не сходили с его лица вплоть до кончины.
В русском обществе наравне со всекритикующим кружком высшего чиновного мира Петербурга29, не признававшего необходимости для России вмешиваться в дела Ближнего Востока,
75
проглядывала надежда на выполнение там нашей исторической миссии, смешанная с сознанием искусственности принятой системы и с опасением войны с западными державами. «Много гадостей делается на Святой Руси, — писал князь Вяземский Северину30, — но зато прорываются и такие дела, которых нескоро встретишь в других краях. Как все это кончится? По моему скудному разумению, в негоциациях, хотя будь они ведены умным и хитрым человеком, как Меншиков, все успеха нам быть не может. Англичане заодно с французами всегда нас пересилят, потому что турки им доверяют, а нам не верят. Англия и Франция могут действовать и действуют на Турцию торговлей, так называемым просвещением, а мы не имеем над ней этого торгового влияния. Мы можем налечь на нее только физической силой. Следовательно, когда обстоятельства того требуют, и нужно брать силой, а не словами. Не признается время удобным для действия, то лучше смотреть сквозь пальцы, а не затевать прений, которые кончатся победой в пользу противников». Со своей стороны Аксаков писал Тургеневу31: «Кажется, будет война. Обстоятельства увлекают нас против воли. История возьмет свое: я ожидаю великих событий». Это такое происшествие, говорил Хомяков32, которого последствия трудно предвидеть. «Cette guerre, — писал тот же Хомяков приятелю иностранцу, — nous est imposée par les devoirs de notre fraternité avec les chrétiens d’Orient. Quelqu’en soit la marche, le triomphe du principe est indubitable»33.
Бодро и весело между тем тянулось русское воинство, направляясь к берегам Дуная, заветному рубежу, разделявшему две враждебные нации. Среди офицеров с восторгом принималось всякое новое известие, убеждавшее их, что армия двинется вперед. «Самые хладнокровные из нас, — занес в свои записки один из современников34, — не могли равнодушно слышать о дерзости, с какой поступала с нами Порта, подвигнутая сперва тайным, а потом явным подстрекательством Англии и Франции...» В неопределенном положении находился и командующий войсками, постоянно мучивший себя вопросами о том, будет или не будет война, атакуют или не атакуют его турки, и старавшийся удовлетворить сразу многим несовместимым условиям — военной безопасности, сохранению войск и занятию всей обширной территории княжеств, а главное, боявшийся критики в Петербурге, в Варшаве и на берегах Черного моря, откуда обильной жатвой сыпались советы неответственных советников35.
21 июня начался переход наших войск через Прут и форсированное движение их к Бухаресту36. Наступление главных сил37 должно было прикрываться с целью скорейшего занятия Бухареста особым специальным кавалерийским авангардом и незначительным отдельным отрядом (1 батальон и 25 казаков)38, который был
76
направлен в Галац для обеспечения нашего движения от какихлибо поползновений со стороны Дуная39.
1. Авангард под начальством генерал-адъютанта графа АнрепЭльмпта силой в 32 эск., 6 сот. и 16 кон. ор.40 переправился 21 июня через Прут у Леово и двинулся, имея в передовом отряде казаков, одним эшелоном форсированными маршами на Фальчи, Текуч, Фокшаны, Рымник и Бузео к Бухаресту, куда и прибыл 3 июля, выделив от Бузео к Слободзее наблюдательный отряд для прикрытия марша со стороны Дуная. На всем пути в 350 верст авангард имел лишь две дневки41.
2. Главные силы армии были разделены на три колонны:
а) правая колонна под начальством генерал-лейтенанта Липранди силой в 16 бат., 48 пеш. ор.42, окончив переправу через Прут у Скулян 2 июля, направилась для обхода гористого участка Скуляны-Роман на Яссы, Роман, Баксу, Фокшаны, Рымник и Бузео к Бухаресту, куда и прибыла 12 июля;
б) средняя колонна под начальством генерала от инфантерии Данненберга силой в 251/4 бат., 80 ор., 7 сот. и 1 понт. парк43 произвела переправу через Прут у Скулян между 21 июня и 3 июля и двинулась восемью эшелонами на Яссы, Васлуй, Бырлат, Текуч, Фокшаны и Бузео к Бухаресту, куда и прибыла в середине июля.
И, наконец,
в) левая колонна под начальством генерал-лейтенанта графа Нирода силой в 131/2 бат., 32 эск., 5 сот. и 56 ор.44, окончив переправу через Прут у Леова 4 июля, двинулась семью эшелонами к Бухаресту через Фальчи, Бырлат, Текуч и Фокшаны45.
Дойдя до Текуча в трех колоннах, главные силы князя Горчакова продолжали в половине июля дальнейшее следование к Бухаресту уже в двух колоннах:
1) левая — под начальством графа Нирода силой в 81/2 бат., 32 эск., 5 сот., 24 пеш. и 16 кон. ор. и понт. парк46 — на селения Нашалоса, Градишня де Сус, Филонешти и Лучиу47 и
2) правая — под начальством генерала Даненберга — силой в 421/2 бат., 120 пеш. и 8 кон. ор. и понт. парк48 — на Фокшаны, Рымник и Бузео49.
К нашим войскам, вступавшим в княжества, присоединились также молдавские и валахские войска, численность которых совместно с граничарами (пограничная стража) и доробанцами (конная полиция) доходила до 20 000 человек при 14 орудиях. Наибольшее боевое значение по своей численности (свыше 15 тысяч человек)50 имели валахские войска. Впрочем, на эти войска, хотя и хорошо обученные, но руководившиеся собственными частными интересами и не имевшими «воинского духа»51, так же, как и на греческих и славянских волонтеров, в состав которых большей частью входили жадные на добычу искатели
77
