Цикл стихов «Простые вещи»

Сергей Редков

Книга стихов «Простые вещи»

 

Цикл стихов «Карантин»

Окно

 

Самая

Подвижная часть квартиры – окно:

Всегда в нём что-то происходит.

 

Всегда оно

Похоже на аквариум,

Где рыбки – дни,

Мелькают плавником рассветов.

 

Машин огни,

Окурком брошенные вдаль,

Обозначают ночь.

 

Окно – как сон,

И я смотреть его

Не прочь.

 

Вот веток пальцы

Хватают с неба

Голос птиц.

 

Случайные прохожие

С повязкой белой

Вместо лиц.

 

Порывы ветра.

И дождей, танцующих по крышам,

Звон.

 

И словно пропасть – пустота

Испуганных

Других окон.

 

Ясный день

 

И на войне бывает ясный день.

И в дни страданий солнце ярко светит.

И зайчик солнечный за беды не в ответе,

Когда беспечно скачет по воде.

 

А где-то пули жизни угрожают,

И бомбы разрушают чей-то дом…

Скворец поёт, не ведая о том,

Как человечество себя уничтожает.

 

Весенние цветы покрыли поле.

Стволы деревьев соком налились.

И птичьи пары устремились ввысь,

Ведь жизни – не до наших слёз и боли…

Паутина

 

С потолка свисает паутина,

Сигаретным дымом колыхнулась.

То замрёт над люстрою картинно,

То, как мим, изобразит сутулость.

 

Лёгкому подвластна дуновенью:

Дверь ли хлопнет, я махну рукою –

Изовьётся змейкой и, мгновенно,

Задрожит, лишённая покоя.

 

Но обманчива изящная воздушность,

Мнимая податливость коварна:

Лишь лицо уроните в подушку,

Пропадёте глупо и бездарно.

 

Белые потянутся к вам нити.

Спустится паук на одеяло.

И никто не крикнет вам: «Не спите!

Чтобы в душу не вонзились жвала».

Сон

 

Мне снились опавшие листья,
Мне снился осенний парк.
Луч солнца скрывался по лисьи
В туманный над прудиком пар.

Неслышимо птицы галдели.
Секунда тянулась как мёд.
На лавочках тихо сидели
Все те, кто уже не умрёт.

Они безучастно глядели
На ветер, качающий прут.
И листья безвольно летели
В холодный чернеющий пруд.

 

Настольная лампа

 

Настольная лампа – настольное солнце.

В лучах оживают блокноты, тетради.

В блокнотах английское: manager, sensor…

В тетрадях по-русски: «Доколе же, братья!».

 

В лучах оживают сомненья, вопросы…

Кометой пылинки снуют непрестанно.

А нервы разбухли и стали как тросы,

Что крепко стянули все стены у зданья.

 

В лучах оживает заваленный угол

Измученной вечным обедом кухни.

Часы на стене мажут стрелки по кругу,

А стрелки завязли, запели: «Эй, ухнем!».

 

А стрелки застряли. Состарились. Стёрлись.

А жизнь убегает с азартом гасконца.

Печалюсь? Едва ли. Равно мне не всё ли?

Ведь лампа сияет над миром, как солнце!

 

Где лампа, как солнце, там будут и тени.

Полночные окна, как чёрные дыры.

Дрожит огонёк из комфорки в смятении,

И больше вселенной пустоты в квартире…

 

Самоизоляция

 

Не каждый сможет несколько недель

Побыть наедине с самим собой:

Не спрятаться под панцирем из дел,

Привычной не прикрыться суетой.

 

Ходить по кругу будешь, спать и есть,

Мечтая пробежаться по росе.

И то, что ты на самом деле есть,

Предстанет пред тобой во всей красе.

 

М всё, что ты когда-то натворил,

Придёт к тебе – до мелкого грешка.

– Сейчас меня нет дома, – говори,

И прячься, изолировавшись, в шкаф.

 

Спустя месяц

 

Сегодня утром за окном – туман.

Мой разум тонет, словно в молоке.

Включаю телевизор – там обман:

Внушает мне экран, что я – лакей.

 

Ругаюсь. Выключаю, бросив пульт.

Иду на кухню выпить витамин.

Но тишина страшнее свиста пуль.

Включив, смотрю в экран, как на камин.

 

Потом смотрю в окно, а там – туман.

Пойду на кухню, кофе заварю.

За пачкой сигарет полез в карман,

Но тут же вспомнил: «Я же не курю!».

 

Сознанием стараюсь не поплыть:

Расслабишься, и мысли убегут.

Сейчас ведь главное – навеки не забыть,

Кто я такой и как меня зовут…

 

Масштабы

 

Я меньше микроба – я даже с Луны не заметен,
С Венеры – едва различима планета моя,
А с края галактики Солнце – далёкий маяк,
Что еле мерцает в туманной дали предрассветной.

А силы вселенной играют в игрушку такую,
Что космос гудит и бурлит, как вскипевший бульон.
Гигантские звёзды, взрываясь, теряют протон,
И в этих масштабах

                        я просто

                                           не

                                                     существую.

Я меньше песчинки, и в мире моём – всё тленно,
И как ни старайся, но лоб упирается в гроб,
Но что-то внутри говорит – я не просто микроб,
И мыслью творю чудеса не слабее вселенной!

Когда-нибудь…

 

Когда-нибудь и это всё закончится.

Из комнаты во двор сбежать захочется.

Взглянуть на небо (в небе – благодать!).

И если даже тучи – не роптать.

 

Чтоб ни болезни, ни война, ни зáговор,

Не помешали ясным днём уехать зá город.

Пьянеть от счастья, падая в траву,

И думать: «Хорошо, что я живу!».

Пытка вдохновением

В четыре утра,
Как армада люфтваффе,
Ко мне прилетают
Сюжеты из шкафа.

От этих сюжетов
Отбиться хочу –
Я как из зенитки
Словами строчу.

Когда попадаю –
Сюжеты горят.
Зарубками строчки
Царапаю в ряд.

А если промажу –
Польётся вода…
Шедевры слагаю…
А спать-то когда?!!

Отрицательные числа

 

Муссирую после обеда
В своей

          голове

                       тему:
О чём ещё может поведать
Коор-

            динат

                                    система?

Вот есть – натуральные числа.
Предметы считают ими.
Тем числам живётся не кисло –
Их знают в Мадриде и Риме.

Но туча над ними нависла.
Тревогу ответ не развеет:
Что будет, когда эти числа
Залезут

          нуля

                    левее?

Куда приведут – не знаю
Изгибы

          моей

                     мысли,
Но минус – не отрицает
Загробную

               жизнь

                           чисел.

Там будут всё те же задачи.
(Работа для чисел – награда)
Считать ими станут сдачу,
Рассчитывать

                    путь

                            снаряда,

Число посчитают грядок,
Легко рассчитают синус...
Там будет такой же порядок,
Но только

          со знаком

                         «минус».

 

 

Танец дьявола

 

  16 мая. Телеканал «Культура».
Трансляция концерта «Ночь кино».
Танец дьявола из сериала «Иствудские ведьмы».

Самый лучший оркестр и солисты
Украшают вечерний концерт.
После песен, спокойных и чистых,
«Танец дьявола» – на десерт.

Вихри звуков то бьют, то гладят,
Забирая над душами власть.
И скрипачка в бордовом платье,
Словно Кáрмен, играет в страсть.

И срывает какая-то сила
С человека приличий покров:
Зло бывает чертовски красивым,
Будоражит и душу, и кровь.

От восторга весь зал рукоплещет,
Повторить это действо веля.
И грохочут ладони зловеще,
И в овациях тонет Земля…

 

Ржавый меч

Каждый день мне звонят из банка.
Предлагают кредит, ипотеку,
Чтобы слаще сгущёнки с баранкой
Стали мне все земные утехи.

Мне внушают, что буду я счастлив,
Если съем творожок понежнее,
Разъясняя (как будто я в яслях!),
Что покупки той нет важнее.

Продавцы мне бросают сети
И, влезая в мои кошмары,
Мне кричат: «Ты живёшь на свете
Лишь для скупки услуг и товаров,

Чтобы в отпуск слетать за границу,
О рабочей забыв круговерти,
Чтобы после – пахать до больницы
И долги отдавать до смерти».

Только душу губить я не стану.
Не польщусь я на вашу заразу.
Вы продайте мне (да, это странно)
Ржавый меч – я куплю его сразу.

Без пять гэ интернета, без опций,
Без колонок, наушников, камер –
Настоящий, чтоб грелся на солнце,
Чтоб я трогал его руками.

Кто-то скажет: «Кукухой поехал!
Зачудил, словно муха в сотах».
Ваш сарказм для меня не помеха.
Я хочу ржавый меч – и всё тут!

Причинять я не стану боли,
Не нарушу я правил и сводов,
Лишь почищу тот меч, и – в поле!
Чтоб махать им вдали от заводов…

Властелины базара и крови,
Я не с вами, а с тем, кто вечен.
Жаль, меча того ржавого кроме,
Мне отбиться от вас больше нечем.

 

Тебе, Рио-Рита

 

Душа моей бабушки

                            днём

                         прилетает в парк –

            прогуляться в нём,

взглянуть на танец

                          влюблённых пар,

послушать музыку

        (из глаз динамика –

                           фокстрот и вальс,

шагами грузными

           спешит за скрипками

                                       контрабас).

 

Желает бабушка

       сесть на скамеечку

                                    под

                                          дýбом,

и вспомнить дедушку,

                        его голос,

                                  волосы,

                                             губы.

Увидеть как,

         ложась на клеть,

                                     Кобеи зацвели,

И посмотреть на облака

                             не с неба,

                                              а

                                                 с земли.

 

Но из динамика

                    кричит белугой

                                   ВИА «Рамштайн».

                              Для слуха

                                          бабушки

«Рамштайн» не музыка –

                            падение

                                      железных штанг.

 

И всё не так. 

          И всё – не то:

                              ни лавочки,

                                              ни дуба.

Не вспоминаются никак

                                ни дед,

                                      ни волосы,

                                               ни губы.

 

Уходит бабушка

             в свой светлый мир.

                            В душе – обида:

– А где же вальс?

                 А где фокстрот?

                                       И Рио-Рита,

                                                     И Рио-Рита…

 

 

Дневник

Ни строчки не пишется. Я изнемог.
С небес не спускается Муза…
Напротив окна – магазин. Из него
Просрочку бросают в мусор.

Представил блокаду – я книгу читал
О бедственных днях Ленинграда.
Там если бы пищей бросаться кто стал,
Что было бы

с этим

гадом?

И дело не в брошенной в грязь колбасе,
А в строчках, что жгут непрестанно:

«Савичевы умерли.
Умерли все.
Осталась

одна

Таня».

И что сочинить на бумаге я смог,
Словесной просрочки кроме?
Ничто из написанных мною строк,
Сильнее тех слов не тронет.

 

Ирония на тему

Иногда я завидую снегу –
Его тело всего лишь растает,
И ручьём по земле станет бегать,
И травой по весне восстанет.

А моё…
Вот не будем об этом.
Когда в небо глядишь – не до плоти.
Если тело вдруг стало поэтом –
Что способно его испортить?

 

 

***
А почему, скажи, весна
такая разная?
Шальная в детстве,
в юности – развязная.

Встречает зрелости приход
цветущей повестью.
Смягчает старости печаль
цветком над пропастью.

Цветов и песен у неё,
и грёз – несметно!
Как будто хочет убедить,
что жизнь – бессмертна.

Лаская тёплым ветерком,
куда-то манит.
И я твержу: «На этот раз –
нет, не обманет!».

 

 

Цикл стихов «Простые вещи»

 

Простые вещи

 

Осенний дождь, спадающий на плечи.
Затихший город. Опустевший парк.
Окон мерцающих ночные свечи,
И сдвоенная тень влюблённых пар.

Дома. Деревья. Улочки пустые…
Простые вещи, к ним привычен глаз.
Но до чего же эти вещи не простые,
Для тех, кто видит их в последний раз.

… Луч солнца на стене. Горшок с геранью.
Беседка. Стол. Зелёная трава.
Светлеющее небо утром ранним,
Улыбки, взгляды, лица и слова –

Какие же простые, с виду, вещи!

 

***

Не веселит мой взгляд
Родной пейзаж неброский.
Осенние поля –
Былых цветений роскошь.

С упрямством короля
Красот от них не требуй.
Осенние поля –
Большой поднос для неба.

Листве упасть веля,
Холодный ветер дует.
В осенние поля
На целый день уйду я.

Похожи на цыплят
Вдали рулоны сена.
Осенние поля –
Для вьюг январских сцена…

 

Превращения

 

Коптится Земля
на вертеле.
Складками гор
лоб хмурит…
Когда я вдыхаю ветер, то
Сам становлюсь
бурей.

Морозы сменяются вёснами,
Печкой
греется лето…
Когда я любуюсь
звёздами –
Сам становлюсь
планетой.

Меняет рассвет иллюстрацию:
На море – дорожка искрится…
Когда я
мечтаю о странствиях,
Могу
превращаться
в птицу.

Земля,
наигравшись стихиями,
Врезалась в море
мысами…
Когда вы прочтёте стихи мои –
Стану на миг я
мыслями.

 

Манежик

Стучится в окошко ветка,
Младенцу мешая спать…
Манежик – первая клетка.
И мне её
не
      сломать.

Вторая – грудная клетка.
Из плоти не вырваться мне.
Болею. Лежу на кушетке.
Но в мыслях – лечу на коне!

Квартира – на лестничной клетке.
Железная дверь – на засов.
Запутана жизнь моя в сетке
Тугих часовых поясов.

С работы домой возвращаясь,
Всё реже смотрю в небосвод.
На ужин себя угощаю
Тарелкой густых несвобод…

Отлипнет от рук моих тесто.
Рассыплется дней драже,
И где-то найдётся место
Свободной
моей
душе.

 

Старые открытки

 

Смотрю на старые открытки
В салоне антиквара:
Весь тротуар ещё без плитки,
На нём застыли пары.

Хронометр с цепочкой
У гражданина с шляпой.
Его малышка дочка
Сказала что-то папе.

За городом – полянка.
Цветут в усадьбах вишни.
Нарядная крестьянка
Застыла у афиши.

Смотрю в окно и вижу
Похожие картины:
Закат над парком рыжий
И пруд, заросший тиной.

Как и тогда, гуляют
По тротуару пары.
Собаки дружно лают
И затевают свары.

Как и тогда, беспечно
Малыш в песке играет.
И кажется – навечно
Ничто не исчезает.

 

Мысли после Питера

Что ни дом – то музей, что ни урна – то ваза,
Из металла, из камня гирлянды цветов.
Тех цветов завитки так приятственны глазу,
Что полжизни на них любоваться готов.

Каждый взгляд, каждый вздох погружает в искусство:
Вот луч солнца блестит на кувшинках литых.
Этот листик исполнен настолько искусно,
Что не радуют больше живые цветы.

После стройных скульптур мне не нравятся люди.
Мне не нравятся звуки обыденных фраз.
Мне не нравится фрукт, что приносят на блюде –
В натюрморте та груша изящней в сто раз.

Посмотреть на закат не зови меня боле,
Не волнуют меня в белом цвете сады.
С Эрмитажем сравнится ли дикое поле?
Как же мало в природе родной
красоты!

Каждый раз в эту роскошь хочу возвращаться,
Где из мрамора лица застывших святых...
Но зачем, не пойму, в моё сердце стучатся
Луговые цветы... Живые цветы...

 

После концерта

 

Я был на концерте в Капелле.
Там люди о боге пели.
Душа словно полнилась фресками,
Когда шёл обратно по Невскому.

Навстречу, в колготках-сетках,
Какие-то
малолетки.

Дымок сигаретный вился.
Я с неба на землю спустился.
И голос обжёг, как пламя:
– Мужчина, пойдёмте с нами!

– Недорого. С вас только пиво, –
Они говорили игриво,
И руки
клали
на плечи.

– Отстаньте! Испортили вечер!

Я был, между прочим, в Капелле –
Там люди о боге пели…

 

Философский этюд

 

Холодный разум говорит,
Что в жизни всё бывает:
Кого-то убивают,
А где-то – дом горит.
И, хоть поставь стальную дверь,
Не обойдёшься без потерь.

А сердце, вздрогнув, говорит,
Что есть большая разница,
Когда тебя касается
И у тебя – болит.
А так – не страшен с жизнью бой,
Когда все беды – не с тобой.

А если у тебя пожар,
И некуда бежать,
И ноги вдруг откажут?
Что ум холодный скажет?

… Когда кошмары все сбылись,
Не философствуй, а борись.

 

***

– Познай себя! – сказал философ, –
Открой сокровищ тайных кладь!
Познай, и никаких вопросов
Не нужно будет задавать.

Увидишь ты себя иначе,
Заткнёшь своим кошмарам пасть.
Поймёшь, что в мире этом значат
Твои желания и страсть.

Измеришь чувства, взвесишь разум,
Прощупаешь рентгеном грудь,
Раскроешь все секреты разом,
И мудрость озарит твой путь.

Не станет больше белых пятен,
В душе разгаданной твоей.
Ты будешь познан и понятен.
И прост. Как жук, как муравей …

– Познай себя! – твердит философ.
– Не надо, – отвечаю я, –
Желаю жить среди вопросов
И грозных таинств бытия.

Я размышлять хочу украдкой
Над призрачным движеньем лиц.
Останусь лучше я загадкой,
А не статистикой таблиц.

 

Невидимый град Китеж

 

Нет-нет, град Китеж не на дне –
Он в каждом: он в тебе, во мне,
И в каждом, из глубин веков,
Сияет свет его икон.

Когда же в мире благодать,
Пусть град ваш не спешит всплывать –
Есть риск, что в плотской карусели,
Ваш Китеж станет вдруг Брюсселем,
Содомом станет, Вавилоном,
Где искушать вас будут лоном
Тела прекраснейших блудниц
С невинным трепетом ресниц,
Где честь и совесть будут рушить,
Прибив к банкнотам вашу душу.

Не устоял – тогда встречай
Расплату – горе и печаль.

И если трещина в судьбе,
И нет спасения в себе,
Ты вспомни Китеж-град на дне,
Который видим лишь во сне,
В котором, из глубин веков,
Сияет лик святых икон.

 

Любимое кафе

 

В моём кафе любимом
Весь день царит уют.
Сижу. Печали – мимо!
Мне кофе подают.

Ласкает кресло ситцем,
Но мысль – не о еде:
Я вспоминаю лица
Знакомых мне людей.

Я вспоминаю жесты,
Душевные слова…
На кухне месят тесто,
В печи трещат дрова.

В заваленной кладовке
Сырьё лежит бочком –
Раздроблены головки
У молодых бычков.

Немытые стаканы,
Из пола гвоздь торчит,
Повсюду – тараканы,
И повар зло кричит.

– Как в жизни! – мне сказала
Душа в который раз:
Парадное для залов,
И – скрытое от глаз.

Как много в жизни боли!
Но это всё – потом.
Сейчас уютный столик
Защита мне и дом.

Сижу и вспоминаю
Любимых мной людей.
Я счастлив… Временами…
И дело – не в еде.

 

Римская монета

 

Передо мною – римская монета
Лежит, играя бронзой, на столе.
Античный профиль – символ прошлых лет,
На мой вопрос мне не даёт ответа.

А я хотел узнать, где те ладони,
Что в пальцах зажимали твой металл?
И кто вдоль канта надписи читал?
И чьё тепло хранишь с тех пор ты? Вспомни!

Быть может, обронил тебя патриций,
Иль консул, что не знал тебе цены?
А может, тот бродяга у стены,
Что в катакомбы убегал молиться?

Ответь мне, бесполезная монета,
Когда века пролились как вода,
Все люди те исчезли навсегда?
Иль тень их вечно существует где-то?

Ответь скорее мне, античная монета!

Лежит…
Безмолвная…
Без жизни…
Без ответа…

 

Магнитные бури

 

Иногда в этот мир прилетает безумие,
И соседи в горячке хватают ножи,
И впиваются в сердце слова острозубые,
И приходит война, и калечит всю жизнь.

Беззаботные люди, привыкшие к праздности,
Позабыв о приличии, бьют за пятак.
Даже если ты думаешь, что в безопасности,
Всё равно в этот час будет что-то не так.

У хозяйки на кухне сгорает яичница,
У рабочего на пол упал бутерброд,
У поэта несчастного строчка не пишется,
У правителя – снова бунтует народ.

Как в бутыли, тревога по душам разлита.
И умнейший учёный не в силах понять,
Почему всё хорошее в людях забыто,
И дикарь возрождается в людях опять.

А безумие, здесь наигравшись, уходит.
Проливается солнце в квадраты дворов.
И как пчёлы весной, люди сонные бродят,
Вспоминая значение добрых слов.

 

Шорох за окном

 

Ветер – язык деревьев:
Подует – и слышен шорох.
Но это не шорох, поверь мне,
Скорей, доверительный шёпот
И жалоба: «Жизнь – скоротечна!
Вот только родился и... треснул.
Всего-то четыре столетия –
И стал иль трухой, или креслом,
В котором гнездятся люди –
Зверьки, наводящие смуту.
Да только людей не осудят –
Их жалко: живут ведь – минуту!»

 

Метафизика травы

 

Не ведая, что истина,
Не зная высших сфер,
Жучок ползёт по листику,
Упал, и снова вверх.

Над ним, грозя кручиною,
Несётся птичья трель.
Но манит ввысь жучиная
Неведомая цель.

А где-то в степь врываются
С разбегу поезда.
А в космосе взрывается
Сверхновая звезда.

А жук ползёт по веточке,
Не видя ничего.
Упавшая монеточка
Как солнце для него.

И мысль приходит странная:
– А может, жизни суть
Лишь в том, чтоб жук отчаянный
Закончил этот путь?

А может, войны прошлые,
Ракеты, города,
Не так важны, как сложности
Жучиного труда?