Доходы войска запорожского низового

Главными источниками доходов войска запорожского низового, кроме естественного богатства обширного черноземного края, были: военная добыча, внешняя и внутренняя торговля, винная продажа, дань от перевозов, подымная подать и, наконец, царское хлебное и денежное жалованье.

Первым и прямым источником доходов войска запорожского низового была военная добыча, получаемая ими на войне с турками, татарами и поляками. Отправляясь в каждый поход, запорожские казаки давали присягу перед святым Евангелием на то, что ни один из них ничего не утаит из военной добычи, а все добытое добро доставит в курень для раздела между всем товариществом[1070]. Возвратившись из похода и отдавши «хвалу всесильному Богу и молебное благодарствие Пресвятой Богородице Деве», запорожские казаки «дуванились» всей добычей, конями, рогатым скотом, овцами и всем, что приводили и приносили с собой[1071]. Как велика была эта добыча, разумеется, сказать нельзя, так как количество ее зависело как от размеров похода, так и от удачи на войне. По обычаю лучшую часть добычи казаки отдавали на церковь, а оставшуюся от этого часть паевали между собой, после чего кто тот же час прогуливал свою долю, а кто прятал ее на черный день[1072].

Вторым источником доходов войска запорожского низового была всякого рода и вида торговля, внешняя и внутренняя. «Запорожские казаки, – пишет исследователь Калачев, – получают знатную сумму от купцов, поставляя от Сечи разные товары по Днепру в Очаков и Кинбурн, а также оттоль с приходящих кораблей, как оные случается, что в сухменное время и шед Очаковским лиманом, выше устья Буга, в разлив, называемый Козий, Днепровскими гирлами, иногда не проходит без облегчения с них на лодки. А случается притом, что турки с купцами и договоры имеют поставлять товары до Очакова, а не до Сечи»[1073]. Все торговцы, купцы и промышленники, отвозившие разные товары и привозившие их в Сечь, торговавшие по слободам, деревням и зимовникам, вносили известную плату в войсковую скарбницу или на войсковую старшину: от куфы муки или харчевых припасов рубль, от рыбы, пойманной на Буге, три первые десятка «наколи» на полковника, писаря и есаула, находившихся при рыбных заводах, и четыре других десятка на сечевую старшину; если же рыба была продана или утеряна раньше отделения от нее части для чинов войска, то с рыболовов взыскивалась стоимость ее деньгами. Чтобы взимать пошлину с торговых людей, на всех запорожских базарах присутствовали особые начальники, войсковые кантаржеи: они смотрели за правильностью весов и мер, назначали цену за привозимый товар и собирали пошлину с торговцев в войсковую скарбницу.

Особенно большую пошлину давали шинки; шинки чрезмерно были распространены в земле запорожских казаков; по вольности своей жизни все запорожские казаки имели право варить мед, пиво, брагу и заниматься продажей спиртных напитков[1074]; оттого по документам сечевого архива 1770 года во всех владениях запорожских казаков насчитывалось больше 370 шинков, которые распределялись так: в Сечи – 73, в паланке Самарской – 83, Протовчанской – 78, Кодацкой – 74, Орельской – 45, в Микитинском перевозе – 10, в Каменском базаре паланки Ингульской – 10. Все эти шинки, читаем у Скальковского, в общей сложности, приносили войску 1120 рублей в год, полагая арендной платы за простой шинок без лёха 2 р. 50 коп. и с лёхом, то есть походным погребом, где можно было держать пиво и мед, по 4 р. 50 коп. Сумма эта разделялась на 45 паев и распределялась между войском следующим образом: кошевому, судье, писарю, есаулу, 38 куреням, войску, церкви, довбышу и пушкарю пополам – по 24 рубля и 51 копейке с денежкой на всякий пай[1075]. Кроме этого, с приезжавших в Сечь ватаг из Малороссии, Крыма и Польши, если они привозили белое вино или водку, также взимали пошлину на церковь и старшину: на старшину, в том числе довбыша и пушкаря, с каждой куфы по рублю; сверх денег брали и так называемое «поставное вино» по одному ведру, называвшемуся у казаков квартою, с того, кто покупал вино или водку, или с того, кто сам продавал их, на кошевого, судью, писаря, есаула, довбыша, пушкаря, куренных атаманов и духовных лиц, – всего числа 7 ведер; только заплативший эту двойную пошлину мог продавать свой товар, но и то не иначе, как по объявленной Кошем цене[1076].

Видную статью войсковых доходов запорожских казаков составляло также «мостовое», то есть сбор с проезжавших купцов, торговцев, промышленников и чумаков за перевоз через реки, речки и рукава запорожских вольностей. Калачев пишет об этом так: «Сбирают они с купечества не меньше половинной части против таможенных сборов, под видом не так чтоб учрежденной от них тарифы, а берут они за перевоз войсковыми лодками, а на сухом пути, через реки, за мосты, ибо во всей их земле нет ни единого моста, или хотя бы на малейшем протоке гати, с которых бы не собиралось на полковника той паланки, в дачах которой есть переезды, с порожней телеги по копейке. А также за безопасность в пути, от их людей за конвоевание приставленного одного человека к едущему обозу, с войсковым перначем или булавой, а больше прикрепленной на булаве войсковой печатью; однако ж хотя б сего конвоя кто и не требовал, но ему дают и он должен расплатиться непременно, по точности их установления»[1077]. Из множества перевозов в пределах вольностей запорожских казаков особенно известны были: Мишуринорогский, Кодацкий, Микитинский, Каменский, Кизыкерменский – все пять через реку Днепр, Бугогардовский через реку Буг к Мертвоводу; у первых переправлялись преимущественно купцы малороссийские, ехавшие из Украины на Дон или в Крым, и купцы татарские, ехавшие из Крыма в Сечь и Украину; у вторых переправлялись большей частью купцы польские и малороссийские, ходившие в Очаков и обратно из Очакова, а также в Запорожье и обратно. Запорожские казаки брали от всякой телеги и от всякой скотины за перевоз через реки и делили эти доходы между старшиной и всем войском. Количество платы взималось в разное время и с разных возов различно: с пустого воза в Микитинской заставе по копейке, с нагруженного воза от 2 до 10 копеек, кроме того, за конвой до Микитина особо 8 рублей, до Кодака 12 рублей да «некоторый» ралец конвойному[1078]; в 1774 году за перевоз у Микитинской заставы брали с ехавших в Крым и обратно из Крыма «с пароволовьего воза по 60 копеек, а с двух пар по 1 рублю и 20 копеек»[1079]. Для сбора пошлин у переправ существовала особая старшина, состоявшая из шафарей, подшафариев, писарей и подписариев. Эти сборы за переправы так увлекали сечевое товарищество, что оно старалось делать перевозы и вне своих пределов, во владениях крымского хана, на речках Белозерке, Рогачике, Кайрах, на Днепре у Кизыкерменя, и собирать за них мостовое[1080]. Крымские ханы иногда давали на то свое согласие, и запорожцы пользовались «мытом» с перевозов за границей собственных вольностей[1081]. Трудно и даже невозможно определить с точностью всю цифру годового дохода, получаемого запорожским Кошем за перевозы через реки: это зависело от большего или меньшего движения чумаков, торговцев и купцов, последнее же, в свою очередь, зависело от урожая соли, улова рыбы, обилия степной травы, безопасности проездов по диким татарским степям и т. д. В 1774 году с июня по январь месяц собрано было за перевоз в Гарде 850 рублей, следовательно, в течение всего года гораздо выше 1000 рублей, но гардовый перевоз считался самым незначительным перевозом, так как в нем не было даже и особого шафаря. В переправе на Мишурином Роге запорожские казаки, если верить показанию историка Малороссии Маркевича, в свое время собирали 12 000 рублей ежегодной пошлины[1082].

Немаловажную статью войсковых доходов составляла также подать «дымовое», взимавшаяся запорожскими казаками с так называемых «сидней», считавшихся подданными сечевого товарищества и живших в восьми окружных паланках по селам, деревням и зимовникам; подать, накладывавшаяся на подданных войска, была постоянная и временная: постоянная до 1758 года ограничивалась 1 рублем с семьи, а с 1758 года по 1770 год – 1 рублем 50 копейками. При трудности исчислить все женатое население запорожского войска трудно, разумеется, определить и maximum этого рода подати; если взять за норму всего женатого населения по зимовникам 12 250 человек[1083], то получим, при взимании одного рубля с человека, 12 250 рублей и, при взимании полутора рубля, 18 375 рублей. Временные налоги, взимавшиеся с женатых казаков, простирались от 300 до 500 рублей с паланки, но они накладывались только в исключительных случаях – когда войско поднималось большим походом на Турцию, Крым и Польшу или посылало депутацию в русскую столицу по особо важным делам.

Судебный штраф, взимавшийся деньгами, скотом, лошадьми за какой-нибудь проступок с виновных, также составлял доход войска запорожского; он шел или в пользу всего войска, или одного куреня, или войсковой старшины: «за тягчайшую вину приковывают к столбу и убивают его до смерти, а богатство его берут на войско; у них всякий начальник за продерзость в малейшем хотя воровстве или приметя волокитство за женским полом, волен того преступника лишить всего имущества в собственный свой карман, какого бы то капиталу он ни был, а никому за то не ответствует»[1084], – пишет о том князь Мышецкий.

Наконец, последним источником доходов войска запорожского низового было денежное и хлебное жалованье, получавшееся сперва от польского, а потом от русского правительства. От литовско-польского правительства впервые назначено было денежное жалованье запорожскому войску в 1576 году королем Стефаном Баторием, как об этом свидетельствуют малороссийские летописцы: «Тогда ж и запорожским казакам учредил атамана кошового и все их началы, и всем казакам, как городовим, так и запорожским, давал жалованье на год по чирвонцю и по кожуху, чем казаки на долгое время били очень дополни»[1085]. Сколько потом давалось жалованья запорожцам и прибавлялось ли оно или уменьшалось – об этом ни летописцы, ни современные польско-литовскому господству в Южной Руси источники не говорят. Известно лишь, что это жалованье далеко не всегда исправно присылалось в Сечь, потому что государственная казна Речи Посполитой очень часто оказывалась пуста; эта неисправность подавала повод запорожцам делать набеги на мусульманские земли и вместе служить основанием для оправдания в глазах польского правительства в их враждебных действиях против мусульман. С тех пор как запорожцы объявили себя поборниками православия и ненавистниками католицизма, они лишились денежного жалованья, дававшегося им польским правительством; зато стали получать его от русского. Но с какого именно года они стали получать денежное, а вместе с ним и хлебное жалованье от Москвы, определенно неизвестно; правдоподобно, однако, что это могло быть со времени присоединения Малой России к Великой, то есть с 1654 года. В прошении гетмана Хмельницкого на имя царя, состоящем из 23 пунктов, в последнем пункте говорится: «Также и на тех, которые за порогами Коша берегут, чтоб его царское величество милость свою изволил показать, понеже нельзя его самого без людей оставить»[1086]. Дело идет о «корме и порохе», которых гетман просил у царя для 400 стражников, живших в городе Кодаке; о том же мог просить Хмельницкий царя и за запорожцев. В 1654 году, 19 марта, пишет Самуил Величко, малороссийские посланцы говорили в Москве, что с Украины в Запорожье «на кошевых казаков запасы хлебные и зелье и пульки посылаются», а в крепость Кодак в это же время отправлялись арматы, зелье, пушки и хлебные запасы; в актах 1661 года говорится, что «низовые казаки в 8 милях от Сечи «благодарно» приняли царское жалованье, но сколько его было, неизвестно[1087]; в тех же актах под 1668 годом говорится о жалованье «2000 р. да сукон разных цветов сто связок немецких», в 1675 году им выдано было 500 червонцев жалованья, 150 половинок сукон, 50 пудов свинцу и зелья тож; в 1676 году запорожцы писали Самойловичу, что царь Алексей Михайлович посылал гетману указы «ссужать запорожцев против их надобья борошном», но что он об этом забывает[1088]; в 1693 году запорожцы жаловались гетману Мазепе, что добавочного жалованья им «по два алтына, албо и болей грошей да по аршину сукна на казака» совсем недостаточно[1089]. В 1708 году обыкновенное жалованье запорожских казаков определялось в 10 000 рублей в год[1090]. В 1734 году, когда запорожцы из-под власти Крыма перешли вновь под скипетр России, тогда с точностью определилось и количество денежного жалованья, отпускавшегося им на войско: «А за службу их запорожских казаков, получать жалованья на все войско 20 000 ежегодно»[1091]. Из дошедшего до нас «росписания» 1740 года видно, сколько кому выдавалось царского жалованья в запорожском войске: кошевому атаману – 600 р., судье, писарю и есаулу по 300 р., обозному – 100 р., полковнику – 100 р., полковому есаулу – 50 р., священнику – 40 р., прапорщику полковому – 30 р.[1092], есаулу при обозном – 20 р., подъесаулу при обозном – 20 р., пушкарю – 15 р., довбышу – 15 р., куренным атаманам и казакам на всех 4000 р., итого – 6150 рублей[1093], – читаем у Миллера. С 1742 года цифра этого жалованья низведена была до 4660 р., а с 1759 года и до конца существования Сечи возвышена до 6660 р.[1094] По росписи 1768 года это жалованье, 6660 р., распределялось несколько иначе, чем показано выше; а именно: кошевому атаману – 70 р., судье – 60 р., писарю – 50 р., есаулу – 40, писарю и довбышу – 30, войсковым канцеляристам – 12, тридцати восьми куренным атаманам – 1020 р., или 27 р. на каждого, товариществу 38 куреней – 5320 р., или по 140 р. на каждый курень, начальнику сечевой церкви – 5, подначальнику – 3, иеромонахам – 5, дьяконам – 3, уставщику – 3, свечкарю – 1, ктиторам – 4, школярам – 3, пономарне – 10, семи старшинским слугам по 1 р. на каждого – 7 р., кухарям – 2 р.; кроме того, подарок офицеру, что казну привозил, – 5 р., унтер-офицеру при нем – 2, солдатам – 6, атаманам, что с жалованьем приезжали, – 20, а всего 6660 р.[1095], читаем об этом у Скальковского.

Если раскинуть эту цифру – 6660 рублей – на все запорожское войско, то есть на 10–12 тысяч человек средней численности, то царского жалованья окажется слишком недостаточно даже для первой необходимости казаков – содержания лошадей в военное время. Оттого запорожцы ежегодно просили о прибавке жалованья войску, жалуясь на незначительную сумму отпускаемых им русским правительством денег и на трудные времена жизни; но правительство или вовсе оставляло эти просьбы без удовлетворения, или же делало прибавки лишь в виде временного пособия и то лишь за особые военные заслуги.

Для сохранения общей войсковой казны у запорожских казаков существовала так называемая скарбница и заведена была опись, «особливый войсковий скарбець и табель войсковий»; для этой цели содержалась особая «неподвижная» скрыня при сечевой церкви на руках войскового судьи. Эту казну могли считать и расходовать старшина и куренные атаманы лишь с общего согласия стариков; без стариков же никто ни из старшин, ни из куренных не смел касаться, в противном случае виновного казнили смертью, а все имущество его отбирали на войско, невзирая на то, значный он или простой казак[1096].

Вместе с денежным жалованьем выдавалось запорожским казакам и хлебное жалованье, а также боевое «зелье», свинец и порох; до 1759 года им отпускалось по 1000 пудов муки и «по военной узаконенной пропорции крупы», а с 1759 года 1300 четвертей муки и крупы вместе, свинцу же и пороху по 50 пудов отдельно. Хлебное жалованье распределялось следующим образом: кошевому – 15 четвертей муки и 2 четверти круп, судье – 15 четвертей муки и 2 четверти круп, писарю – 12 четвертей муки и 2 четверти круп, есаулу – 10 четвертей муки и 1 четверть круп, войсковой жинцелярии – 10 четвертей муки и 3 четверти круп, пушкарю и довбышу вместе – 6 четвертей муки, начальнику церквей – 5 четвертей муки, пономарне – 2 четверти муки, школе – 4 четверти муки, ктиторам сечевым – 2 четверти муки, стадникам войсковым – 2 четверти муки, 38 куреням по 32 четверти муки, 1 четверти и 6 четвериков круп; всего 1300 четвертей муки и 85 четвертей круп[1097].

Кроме царского хлебного жалованья запорожские казаки получали продовольственные запасы еще из Киево-Межигорского и собственного Самарско-Николаевского монастырей; так, в 1759 году, 4 сентября, из монастырских мельниц по Самаре и Самарчику отправлено было в Сечь, на войсковую канцелярию, по «едной бочке пшона пшеничного да и ржаного» на войсковых, присланных с нарочным из Сечи в монастырь, подводах[1098]. Как распределялся свинец и порох, за неимением указаний, нам неизвестно; известно лишь то, что некоторую часть его получали и сечевые школяры, жившие тем же общинным началом, как и все низовые товарищи[1099]. Свинцу и пороху, так же как денежного и хлебного жалованья, слишком было недостаточно для всего запорожского войска; оттого запорожцы частью сами делали его, а большей частью, так как свой порох был плохого производства, покупали у поляков, украинцев, турок, татар, армян и даже жидов[1100].

Где и как выдавалось денежное и хлебное жалованье запорожским казакам, об этом дают понятие подробные акты сечевого архива, отрывочно сохранившиеся до нашего времени. После перехода запорожских казаков из-под власти крымского хана в 1734 году в Россию, запорожцы, по ходатайству своего благодетеля, киевского генерал-губернатора, графа Вейсбаха, денежное жалованье получали лично в Петербурге. Делалось это таким образом. Ежегодно из Сечи в столицу отправлялась депутация из 20 человек «знатного войскового товарищества» – полковника, писаря, есаула и 17 куренных атаманов; эта депутация ехала сперва в Киев или (с 1750 года) в Глухов, в Глухове представлялась гетману, от которого получала прогоны и дорожные листы и потом уже пускалась в Москву или Петербург. Прибыв в столицу, депутация размещалась на казенный счет по квартирам, потом представлялась императору или императрице и, пока происходила формальность выдачи жалованья, знакомилась со столичными вельможами, одаривала их привезенными из Сечи подарками, принимала сама от них «презенты», потом получала денежное жалованье, иногда милостивые подарки – медали, кафтаны, сукно, бархат, шубы; в то же время испрашивала лист на хлебное жалованье, свинец и порох, которые отпускались, по ассигновке от провиантской канцелярии и от конторы главной артиллерии и фортификации, из кременчугских магазинов, и доставлялись в Сечь казенными судами и людьми «за надлежащим конвоем». Под конец депутация вновь представлялась ко двору, удостаивалась видеть «высокомонаршее лицо» и наконец уезжала обратно из столицы в Сечь.

Так делалось до 1751 года; с этого года указом 26 ноября установившийся порядок получения жалованья запорожскими казаками был изменен. Гетман граф Кирилл Разумовский нашел[1101], что за дальним расстоянием столицы от Сечи поездки запорожцев за жалованьем сопрягались с большими трудностями, и потому по его предписанию и по решению Правительствующего сената определено было на будущее время: «тому запорожскому войску повсегодно отпускать и ассигновать денежное жалованье стац-конторы из тамошних ближних мест, хлебное жалованье провиантской канцелярии с кременчуцкого магазейна, порох и свинец канцелярии главной артиллерии и фортификации из ближних же мест, и отсылать в киевскую губернскую канцелярию, а той канцелярии все оное жалованье, как денежное и хлебное, так порох и свинец, на 1751 год отправить и впредь повсегодно отправлять к тому запорожскому войску в Сечу через нарочных казенными судами и людьми за надлежащим конвоем и отдавать кошевому атаману и всему войску с расписками… а присланным от запорожцев в Москву или Петербург нарочным (то есть депутатам) кормовых, на питье, дрова и свечи, також при отпуске им жалованья и прогонных денег, то оного давать им не надлежит, для того что к получению оного жалованья как ныне, так и впредь присланных от того войска запорожского уже не будет»[1102]. Запорожцы справедливо считали подобное распоряжение немилостью для себя, а для всего войска – страшным затруднением. Затруднение это шло как от обычного в то время волокитства и формализма дел, так и от личного настроения киевского генерал-губернатора; в то время киевским генерал-губернатором был Михаил Леонтьев, до глубины души ненавидевший запорожцев. На этот раз он употребил от себя все возможное, чтобы сделать неприятное запорожским казакам: казаки получали жалованье вперед за год, но прошел 1751 год, а жалованья не было, прошла и первая четверть 1752 года, а жалованье все так же не было доставлено в Сечь. Тогда запорожцы обратились с жалобой на Леонтьева гетману графу Кириллу Разумовскому, в которой писали, что «жалованья от киевского генерал-губернатора Леонтьева, по многократным требованиям, к ним, запорожцам, в присылке еще не имеется». Гетман, прочитав жалобу запорожцев, сделал предписание генерал-губернатору отпустить войску запорожскому деньги «без всякого медлительства»; на это предписание Леонтьев отвечал Разумовскому, что деньги еще не получены из белгородской канцелярии и потому не могут быть выданы запорожцам. Так запорожское войско ждало своего денежного жалованья до 21 июня 1752 года: только в это время прибыл в Сечь поручик Фролов с 1 капралом и 12 солдатами на пяти подводах и привез казакам их войсковое денежное жалованье[1103].

Еще труднее было получить запорожцам хлебное жалованье, порох и свинец: вместо того чтобы доставить хлебное жалованье в самую Сечь казенными судами и людьми, запорожцам велено было принять его из кременчугского магазина; запорожцы возражали, что это составляет для них великую трудность, потому что для «привозу оного в Кош надобно до 400 подвод, коих в Сечи Запорожской взять неоткуда, к тому же и расстояние того магазейна от Сечи до 300 верст числится»1. Вследствие этого они находили, что проще, удобнее и без затруднения можно было бы получать хлебное жалованье в самой Сечи из магазина новосеченского ретраншемента, «из которого и пред сим во все почти годы оное им производимо было» и в котором во всякое время можно было найти 3000–4000 четвертей хлебного продовольствия. Но на это им возражал князь Семен Волконский, занимавший в то время видное место по провиантской части на юге: он указывал запорожцам на кременчугский хлебный магазин, а к новосеченскому приказывал вовсе не касаться, чтобы оставить запасы его на другие, более необходимые и экстренные случаи. Запорожцы, однако, настаивали на своем, и в 1751 году сделано было распоряжение отпускать им хлебное жалованье из магазина новосеченского ретраншемента; однако на этот раз они встретили новое затруднение со стороны обер-провиантмейстера магазина: без особого указа главной провиантской канцелярии он не желал выдавать запорожцам хлебного жалованья; только в 1752 году, 18 сентября, запорожцы получили провиант из магазина новосеченского ретраншемента за 1751 год. А между тем еще 24 июля 1752 года, по просьбе запорожских казаков, посланной ими гетману Разумовскому, и по доношению гетмана от 4 апреля в Коллегию иностранных дел, последняя, через Правительствующий сенат, сделала по этому поводу следующее категорическое постановление: «Просят иные запорожцы, чтоб для получения денежного жалованья дозволено было им посылать в Москву или Санкт-Петербург по прежнему обыкновению старшину с 20 человеками знатного войскового товарищества и оным бы по-прежнему производить кормовие и на питье, дрова и свечи, також при отпуске жалованья и прогонные в оба пути деньги, которых уже давать не велено и которое отрешение дачи они, запорожцы, почитают себе за крайнюю обиду, через посылку же за тем жалованьем в Москву или Санкт-Петербург нарочных, не точию они какой труд, но еще высочайшую ея императорского величества милость признают, будучи удостоиваны видеть высокомонаршое ея императорского величества лицо; а хлебное жалованье просят же получать из новосеченского магазейна, из которого и пред сим во все почти годы оное им производимо было. Гетман при том же с своей стороны представляет, или дозволить им запорожцам по-прежнему посылать нарочных, или же производить даванное число присыланных денег, кои отрешени, також бы о беззамедлительном произвождении денежного жалованья и об отпуску хлебного из новосеченского магазейна и генералу Леонтьеву подтвердить. Коллегия иностранных дел рассуждает, что когда запорожцы, не ставя ни в какой себе труд, желают по-прежнему присылать в Москву или Санкт-Петербург нарочных, особливо же в таком их намерении, чтоб тем присланным удостоиться представленным быть пред ея императорское величество для отдания им всенижайшего и подданнического ея величеству поклона, еже оны за высочайшую ея величества милость и авантаж себе признавают и тем пользоваться хотят, то им в том отказать и лишить их оного не надлежит, в каковом рассуждении на таковую присылку по-прежнему нарочных в Москву или Санкт-Петербург для получения денежного жалованья им, запорожцам, и позволить можно, токмо б тех присланных старшины с войсковым товариществом и служителми их, то есть во всей свите было не больше 20 человек (как то и определениями правительствующего сената 1742 года, августа 4 и 21 чисел постановлено), а правительствующему сенату через сие коллегия иностранных дел представляет, дабы соизволено было приказать надлежащее всему войску запорожскому денежное жалованье, також будущим в присылке чинам с служителми их против прежних дач кормовие и на питье, дрова и свечи, при отпуске их жалованные и прогонные как тем присланным, так и будущим с ними для препровождения оной жалованной всему войску денежной казны в конвое, обер-офицеру с солдаты, во оба пути деньги статс-конторе здесь, в Санкт-Петербурге или в Москве, где случится, отпускать и по писанному от коллегии иностранных дел сообщению выдавать оным, будущим в присылке запорожцам и конвойному офицеру сполна. Хлебное же жалованье, також порох и свинец, по вышеписанному прежнему правительствующего сената определению, казенным коштом киевской губернской канцелярии в самую Сечу к ним, запорожцам, отправлять, а не так, как выше значит. Они, запорожцы, пишут, что киевский генерал-губернатор Леонтьев определил им самим из кременчуцкого магазейна хлеб принимать, еже он, генерал-губернатор, не по силе правительствующего сената определения и в напрасную им, запорожцам, тяготу учинил, о которой до самой Сечи казенным коштом отправлении, яко же и без замедлительном на 1751 год всего жалованья отпуске, буди еще оного не учинено, соизволено б было из правительствующего сената к оному генерал-губернатору Леонтьеву подтвердить и притом ему, Леонтьеву, определить хлебное жалованье как на означенный 1751 год ныне отпустить, так и впредь повсегодно отпускать, по представлению запорожцев, не из кременчуцкой, но по способности из новосеченского магазейна»[1104].

Это было писано в 1752 году, 24 июля; наступил 1753 год, и повторилась та же история: хлебного жалованья в Сечи за 1752 год вновь не было получено. Тогда запорожцы, с кошевым атаманом Павлом Ивановичем Козелецким, отправились в киевскую губернскую канцелярию и просили выдать им хлебное жалованье из новосеченского магазина; но новосеченский обер-провиантмейстер Смецкий указывал им на переволочанского коменданта бригадира Кошелева, ведавшего новосеченскими и ближайшими к нему хлебными магазинами. Запорожцы обратились к Кошелеву; Кошелев сперва отказал им вовсе в выдаче провианта, а потом согласился, но, не зная, из какого именно магазина дать, обратился за решением этого вопроса в главную провиантскую канцелярию. Но вопрос был разрешен указом иностранных дел коллегии 13 января 1753 года. В начале этого года из Сечи в Петербург отправлена была депутация с полковником Данилом Гладким во главе, за получением денежного жалованья войску запорожскому; денежное жалованье было выдано депутатам в столице, а о хлебном было строго предписано в киевскую губернскую канцелярию – выдать «без замедления»; депутация приняла это распоряжение на обратном пути из Петербурга, и хлебное жалованье скоро было выдано[1105].

Таким образом, только в 1753 году установился определенный порядок получения запорожскими казаками царского жалованья – хлебного в самой Сечи, а денежного в Петербурге или Москве. Дошедшие до нас в отрывках архивные документы Сечи дают указания, кто в каком году ездил за получением жалованья и чего удостоился в столице. В 1753 году отправлены были полковник Прокофий Максимов, писарь Джевага, есаул Осип Рубан и 17 куренных атаманов; им выдано было войскового жалованья 4660 рублей, полковнику с товарищами на питье, дрова и свечи 200 рублей, на издержку путевых от Сечи до Москвы 127 рублей, подарок полковнику 50 рублей, подарок писарю и есаулу по 36 рублей, подарок 17 куренным атаманам каждому по 18 рублей, итого 5415 рублей; сверх того прогонных денег на доставку запорожскому войску денежного жалованья до Сечи в один путь 141 рубль и 20 копеек, да на конвойных обер-офицера и солдат на четырех ямских подводах от Москвы до Сечи и обратно от Сечи до Москвы в оба пути 51 рубль и 38 копеек. В 1754 году отправлены были за жалованьем в Петербург полковник Василий Золотаревский с товарищами и получили столько же. В 1756 году отправлены были полковник Белый, писарь Андрей Семенов и есаул Иван Кухаревский с 17 куренными атаманами и получили столько же. В 1759 году отправлены были полковник Куликовский, писарь Иван Глоба и есаул Степан Холод с 17 куренными атаманами и получили обыкновенных 6660 рублей да сверх того 2000 рублей прибавки на все войско, в остальном по-прежнему, кроме недоданных «из киевской губернской канцелярии в правительствующий сенат из ямской канцелярии справки прогонов 8 рублев и 80 копеек по недостатку в Москве за множественным разгоном ямских подвод, за наем от Москвы до Киева 5 рублей и 88 копеек», итого 7429 рублей и 68 копеек. В 1761 году отправлены были полковник Григорий Корсунский, писарь Михаил Ус и есаул Василий Пимлин с 17 куренными атаманами и получили всего с собственными подарками 7415 рублей, в том числе, по обыкновению, войсковых 6660 рублей. В 1763 году отправлены были полковник Яков Близнюк, писарь Петр Уманец и есаул Михайло Рудик с 17 куренными атаманами и получили 7088 рублей, потому что раньше того взяли в Москве 327 рублей, итого 7415 рублей, в том числе обыкновенных войсковых 6660 рублей. В 1773 году отправлены были полковник Павлов, писарь Потапенко и есаул Мовчан с 17 куренными атаманами и получили всего 7415 рублей, в том числе обыкновенных войсковых 6660 рублей[1106].

Вначале все наличное жалованье выдавалось войску запорожскому золотой и серебряной монетой, но с 1764 года одной медной[1107]; тщетно запорожцы хлопотали о замене медной на серебряную или золотую, – и до конца существования Сечи им выдавалось жалованье медными деньгами.

Все добываемые войсковые доходы запорожские казаки употребляли прежде всего на общественные дела – покупку боевых запасов, съестного продовольствия, устройства перевозов, содержание духовенства, сооружение лодок, а потом и на содержание всей войсковой старшины. Но часть из войсковых доходов расходилась и по рукам отдельных личностей: считая все земные угодья и все вообще доходы собственностью Коша, запорожское войско не исключало тем и частной собственности; так, например, конь, оружие, разные сооружения, заработанные деньги, полученная после дележа добыча, наконец, царское жалованье составляли личную собственность каждого запорожского низового казака.

Глава 24