2020-07-01
83
Не успела королева отойти от ворот на десяток шагов, как человек, закутанный в синий каррик, чье лицо скрывала клеенчатая шляпа, судорожно схватил ее за руку и увлек к наемной карете, стоявшей на углу улицы Сен-Никез.
Этот человек был граф де Шарни.
Карета была та самая, в которой вот уже более получаса ожидало все королевское семейство.
Все думали, что королева предстанет перед ними удрученная, обессиленная, чуть живая, но издевательский удар, который она нанесла экипажу Лафайета, с таким чувством, будто ударила его самого, изгладил из ее памяти все — недавние опасности, перенесенную усталость, допущенную ошибку, потерянное время и последствия, которые могла иметь эта задержка.
В десяти шагах от наемной кареты слуга держал повод коня.
Шарни достаточно было указать на коня пальцем, как Изидор тут же вскочил верхом и галопом умчался.
Он поехал в Бонди, чтобы заранее заказать лошадей.
Королева прокричала ему вслед несколько слов благодарности, но он их уже не услышал.
— Едем, государыня, едем, — сказал Шарни с той почтительной непреклонностью, которую так прекрасно умеют проявлять в решающие минуты воистину сильные люди. — Нельзя терять ни мгновения.
Королева села в карету, где были уже король, Мадам Елизавета, ее королевское высочество, дофин и г-жа де Турзель, то есть пять человек; Мария Антуанетта села в глубине кареты, взяла на колени дофина; рядом с ней разместился король; Мадам Елизавета, ее королевское высочество и г-жа де Турзель устроились на переднем сиденье.
Шарни захлопнул дверцу, поднялся на козлы и, чтобы сбить с толку возможных соглядатаев, приказал повернуть лошадей; карета миновала улицу Сент-Оноре, проехала бульварами до площади Мадлен и далее, до заставы Сен-Мартен.
Дорожная карета была там: она ждала по ту сторону заставы, на дороге, ведущей в сторону бойни.
Дорога эта была безлюдна.
Граф де Шарни спрыгнул с козел и распахнул дверцу наемной кареты.
Дверца большой дорожной кареты была уже распахнута. По обе стороны от подножки стояли г-н де Мальден и г-н де Валори.
Все шестеро пассажиров мгновенно вышли из наемной колымаги.
Затем Шарни отогнал эту колымагу к обочине и свалил ее в канаву.
Далее он вернулся к большой карете.
Первым в нее сел король, за ним королева, за нею Мадам Елизавета, после Мадам Елизаветы дети, после детей г-жа де Турзель.
Г-н де Мальден вскочил на запятки, г-н де Валори устроился возле Шарни на козлах.
Карета была запряжена четырьмя лошадьми; повинуясь цоканью языка, они пустились рысью; возница поставил их четверкой.
На церкви Сен-Лоран пробило четверть второго. До Бонди был час езды.
Перед конюшней уже стояли лошади, взнузданные и готовые для упряжки.
Рядом с лошадьми ждал Изидор.
Кроме того, на другой стороне дороги стоял наемный кабриолет, запряженный почтовыми лошадьми.
В этом кабриолете находились две горничные, принадлежавшие к прислуге дофина и принцессы.
Они надеялись взять напрокат экипаж в Бонди, но это им не удалось, и они сговорились с хозяином этого кабриолета, который продал им свой экипаж за тысячу франков.
Сам хозяин, довольный совершенной сделкой, явно желал поглядеть, что будут делать дальше простушки, заплатившие ему за эту развалину целую тысячу франков: он ждал, попивая вино в почтовом трактире.
Он увидел, как подъехала карета короля, которой правил Шарни; Шарни слез с козел и приблизился к дверце.
Под плащом кучера на нем был форменный мундир, а в сундучке под сиденьем козел лежала его шляпа.
Король, королева и Шарни договорились заранее, что в Бонди Шарни пересядет внутрь кареты, на место г-жи де Турзель, а та вернется в Париж одна.
Но при этом позабыли спросить мнение г-жи де Турзель.
Итак, король изложил ей суть дела.
Г-жа де Турзель, помимо своей великой преданности королевскому семейству, славилась еще и тем, что в вопросах этикета была подобием старухи г-жи де Ноайль.
— Государь, — отвечала она, — моя обязанность состоит в том, чтобы присматривать за королевскими детьми и не расставаться с ними ни на секунду; значит, я не расстанусь с ними, если только не получу на этот счет особого приказа вашего величества, что, впрочем, было бы неслыханным делом.
Королеву охватила дрожь нетерпения. У нее были две причины желать, чтобы Шарни сел в карету: королева видела в нем надежную защиту, женщина предвкушала радость от его соседства.
— Дорогая госпожа де Турзель, — сказала королева, — мы вам беспредельно признательны; но вам нездоровится, вас подвигло на это путешествие только преувеличенное чувство преданности; останьтесь в Бонди, а потом, где бы мы ни очутились, вы приедете к нам.
— Государыня, — отвечала г-жа де Турзель, — пускай король прикажет: я готова выйти из кареты и, если понадобится, остаться на большой дороге; но лишь прямой приказ короля заставит меня не только пренебречь своим долгом, но и поступиться своим правом.
— Государь, — воззвала королева, — государь!
Но Людовик XVI не смел вынести суждение в этом важном деле; он искал лазейку, спасительный выход из положения, отговорку.
— Господин де Шарни, — спросил он, — вы, значит, никак не можете остаться на козлах?
— Я могу все, чего пожелает король, — сказал г-н де Шарни, — но только мне придется остаться либо в офицерском мундире, а в этом мундире меня уже четыре месяца видят на дороге, и любой меня узнает, либо в каррике и шляпе, как кучеру наемной кареты, а это платье чересчур убого для такой элегантной кареты.
— Садитесь в карету, господин де Шарни, садитесь, — предложила королева.
— Я возьму на колени дофина, Мадам Елизавета — Марию Терезию, и все уладится наилучшим образом… Мы слегка потеснимся, вот и все.
Шарни ожидал решения короля.
— Невозможно, дорогая, — изрек король. — Подумайте, ведь нам предстоит проехать девяносто лье.
Г-жа де Турзель стояла, готовая повиноваться приказу короля, если король прикажет ей выйти, но король не смел отдать такой приказ, потому что мельчайшие предрассудки весьма живучи при дворе.
— Господин де Шарни, — сказал графу король, — а не могли бы вы занять место вашего брата и скакать впереди, чтобы затребовать лошадей?
— Как я уже говорил королю, я готов на все; только позволю себе заметить, что лошадей обычно заказывают курьеры, а не капитаны первого ранга; это отклонение от правил удивит почтовых смотрителей и может причинить нам огромные неприятности.
— Это верно, — согласился король.
— О Господи, Господи, — прошептала королева, изнемогая от нетерпения.
Потом она обратилась к Шарни.
— Поступайте, как знаете, граф, — сказала королева, — но я не желаю, чтобы вы нас покидали.
— Я сам этого не хочу, государыня, — отозвался Шарни, — но я вижу только одно средство.
— Какое? Скажите скорей! — вырвалось у королевы.
— Вместо того чтобы садиться в карету, взбираться на козлы и скакать впереди, я поеду вслед на почтовых лошадях, одетый простым путешественником; поезжайте, государыня, и не успеете вы проехать десять лье, как я буду в пятистах шагах от вашей кареты.
— Значит, вы вернетесь в Париж?
— Разумеется, государыня, но до Шалона вашему величеству нечего опасаться, а перед Шалоном я вас догоню.
— Неужели нет никакого другого средства? — с отчаянием проговорила Мария Антуанетта.
— Увы, — вздохнул король, — я его не вижу.
— Тогда не будем терять времени, — сказал Шарни. — Ну-ка, Жан и Франсуа, на ваши места! Вперед, Мелькиор! Форейторы, лошадей!
Г-жа де Турзель, торжествуя, снова уселась, и карета помчалась, а за ней кабриолет.
В пылу столь важного спора никто не спохватился, что нужно раздать виконту де Шарни, г-ну де Валори и г-ну де Мальдену заряженные пистолеты, которые были приготовлены в ящике внутри кареты.
Что же происходило в Париже, куда во весь опор поскакал граф де Шарни?
Один парикмахер по имени Бюзби, живущий на улице Бурбон, вечером навестил в Тюильри одного из своих друзей, который нес там караул: этот друг много наслушался от офицеров о бегстве, которое, по уверениям офицеров, должно было состояться этой ночью; вот он и рассказал об этом парикмахеру, у которого крепко-накрепко засела в голове мысль о том, что план этот существует на самом деле и что побег короля, о котором так давно идут толки, должен произойти в течение ночи.
Вернувшись домой, он рассказал жене о том, что слыхал в Тюильри; недоверие женщины передалось ее мужу, и в конце концов он разделся и лег в постель, махнув рукой на свои подозрения.
Но в постели к нему вновь вернулась озабоченность, усилившись до такой степени, что он уже не мог ей сопротивляться; он соскочил с кровати, оделся и понесся к своему другу, коего звали Юшер; тот был одновременно булочником и сапером батальона секции театинцев.
Он повторил другу все, чего наслушался в Тюильри, и с такой силой сумел внушить булочнику свои опасения относительно бегства королевской семьи, что тот не только поверил, но переполошился даже сильнее своего осведомителя; он спрыгнул с кровати и, не тратя времени на одевание, в одних кальсонах выскочил на улицу, да притом еще так хлопнул дверью, что перебудил добрых три десятка своих соседей.
Было около четверти первого — несколько минут назад королева повстречала в воротах Тюильри г-на де Лафайета.
Граждане, разбуженные парикмахером Бюзби и булочником Юшером, решили нарядиться в мундиры национальной гвардии, пойти к генералу Лафайету и предупредить его о происходящем.
Приняв решение, немедля приступили к его исполнению. Г-н де Лафайет жил на улице Сент-Оноре, в особняке Ноайлей, рядом с монастырем фейанов.
Патриоты пустились в путь и в половине первого прибыли к нему.
Генерал присутствовал при отходе короля ко сну, потом заехал к своему другу Байи предупредить, что король лег спать, далее нанес визит г-ну Эмри, члену Национального собрания, и теперь, вернувшись домой, хотел было раздеваться.
Но тут в особняк Ноайлей постучались. Г-н де Лафайет послал лакея узнать, в чем дело.
Вскоре лакей вернулся и сообщил, что явились не то двадцать пять, не то тридцать граждан, которые желают немедля переговорить с генералом по делу крайней важности.
В те времена у генерала Лафайета было обыкновение принимать посетителей в любое время.
К тому же, в конечном счете, дело, обеспокоившее двадцать пять или тридцать граждан, могло и впрямь представлять важность, и, скорее всего, так и было; поэтому он распорядился, чтобы посетителей впустили.
Генерал лишь натянул фрак, который уже успел снять, и оказался в полной готовности принять депутацию.
Тут сьер Бюзби и сьер Юшер от собственного имени и от имени спутников изложили ему свои опасения: сьер Бюзби основывал их на том, что слыхал в Тюильри, а остальные — на том, что слышали изо дня в день со всех сторон.
Но генерал посмеялся надо всеми этими опасениями и, будучи человеком благодушным и любителем поговорить, рассказал им, откуда пошли все эти слухи, как г-жа де Рошрель и г-н де Гувьон усердствовали в их распространении, как он сам, желая удостовериться в их ложности, присутствовал при отходе короля ко сну — точно так же, если они задержатся еще на несколько минут, они смогут присутствовать при отходе ко сну самого Лафайета, — и под конец, поскольку все его разглагольствования не вполне их убедили, г-н де Лафайет сказал им, что ручается головой за короля и все королевское семейство.
После этого упорствовать в недоверии было уже невозможно; итак, патриоты удовольствовались тем, что спросили у г-на де Лафайета пароль, чтобы их беспрепятственно пропустили по домам. Г-н де Лафайет не преминул оказать им эту любезность и сообщил пароль.
Однако, завладев паролем, они решили заглянуть в зал Манежа, узнать, нет ли чего новенького с этой стороны, а потом осмотреть дворы Тюильри и удостовериться в том, что там не происходит ничего необычного.
Они прошли вдоль улицы Сент-Оноре и собирались уже свернуть на улицу Эшель, как вдруг на них вылетел всадник, скакавший галопом. Поскольку в такую ночь любое событие было достойно внимания, они преградили ему путь скрещенными ружьями и заставили остановиться.
Всадник остановился.
— Чего вы хотите? — спросил он.
— Хотим знать, куда вы едете? — объявили солдаты национальной гвардии.
— В Тюильри.
— Что вам надо в Тюильри?
— Отчитаться перед королем в поручении, которое он на меня возложил.
— В такое время?
— Разумеется.
Один патриот, похитрее, мигнул остальным, чтобы предоставили дело ему.
— Но король теперь спит, — заметил он.
— Да, — согласился всадник, — но его разбудят.
— Если вы имеете дело к королю, — продолжал все тот же хитрец, — вы должны знать пароль.
— Совсем не обязательно, — возразил всадник, — ведь я мог прибыть из-за границы, а не из места, которое расположено в трех лье отсюда, и мог отсутствовать уже месяц, а не два часа.
— Это верно, — признали солдаты национальной гвардии.
— Значит, вы видели короля два часа назад? — продолжал допытываться все тот же хитрец.
— Да.
— Вы с ним говорили?
— Да.
— И чем же он занимался два часа тому назад?
— Ждал, когда уедет генерал Лафайет, чтобы лечь спать.
— Таким образом, пароль вам известен?
— Разумеется; зная, что я вернусь в Тюильри в час или два ночи, генерал сообщил мне его, чтобы меня не задержали.
— И этот пароль?
— Париж и Пуатье.
— Что ж, — сказали солдаты национальной гвардии, — все правильно.
Счастливо возвращаться, товарищ, и передайте королю, что нашли нас бдящими у дверей Тюильри из опасения, как бы он не сбежал.
И они расступились, пропуская всадника.
— Не премину, — отозвался тот.
И, пришпорив коня, он устремился в ворота и скрылся из виду.
— Не подождать ли нам, пока он выедет из Тюильри, чтобы узнать, виделся ли он с королем? — предложил один из патриотов.
— Ну, а если он заночует в Тюильри, — возразил другой, — нам что же, ждать до утра?
— И впрямь, — согласился первый, — и видит Бог, вот уже и король лег спать, и господин Лафайет ложится, пойдемте-ка и мы на боковую, и да здравствует нация!
Двадцать пять или тридцать патриотов хором подхватили клич: «Да здравствует нация! — и отправились спать, счастливые и гордые: ведь они слышали из уст самого Лафайета, что бегства короля из Парижа можно не опасаться.
Глава 23. ДОРОГА
Мы видели, как четверка крепких лошадей пустилась резвой рысью, увлекая за собой карету, в которой ехали король и его семейство; последуем же за ними, наблюдая все подробности путешествия, как наблюдали мы все подробности побега. Событие это так значительно само по себе и оказало столь роковое влияние на судьбу беглецов, что малейшее происшествие на их пути представляется нам достойным внимания и интереса.
К трем часам утра начало светать; в Мо переменили лошадей. Король проголодался, и решено было почать запас провизии. Этот запас состоял из куска холодной телятины, который вместе с хлебом и четырьмя бутылками шампанского без пены заранее был сложен в погребец графом де Шарни.
Поскольку ни ножа, ни вилок не было, король кликнул Жана.
Жан, как мы помним, было дорожное имя г-на де Мальдена.
Г-н де Мальден приблизился.
— Жан, — сказал король, — дайте-ка нам ваш охотничий нож, мне нужно нарезать телятину.
Жан извлек из ножен свой охотничий нож и поднес его королю.
Королева тем временем выглядывала из кареты и смотрела назад, несомненно надеясь увидеть возвращающегося Шарни.
— Не хотите ли угоститься, господин де Мальден? — вполголоса спросил король.
— Нет, государь, отвечал г-н де Мальден, также понизив голос, — мне еще ничего не надобно.
— Прошу вас и ваших товарищей не церемониться, — сказал король.
Потом, обернувшись к королеве, которая по-прежнему выглядывала из кареты, он осведомился:
— О чем вы задумались, сударыня?
— Я? — и королева попыталась изобразить улыбку. — Я думаю о господине де Лафайете; возможно, сейчас у него изрядно испортилось настроение.
Потом она обратилась к г-ну де Валори, который в свой черед приблизился к дверце кареты.
— Франсуа, — сказала она, — по-моему, все идет хорошо, и, если бы нас должны были остановить, это уже было бы сделано. Никто не заметил нашего отъезда.
— Это более чем вероятно, государыня, — отвечал г-н де Валори, — поскольку я не замечаю вокруг никакого движения и ничего подозрительного.
Полно, полно, государыня, мужайтесь, все идет хорошо.
— В путь! — прокричал форейтор.
Г-н де Мальден и г-н де Валори вновь взобрались на козлы, и карета покатила дальше.
Около восьми утра дорога пошла в гору. Справа и слева дорогу обступал прекрасный лес, где щебетали птицы и первые лучи ослепительного июньского дня, подобно золотым стрелам, пронизывали кроны деревьев.
Форейтор пустил лошадей шагом.
Оба гвардейца соскочили с козел.
— Жан, — сказал король, — велите остановить карету и откройте нам дверцу: я хочу пойти пешком и полагаю, что и дети, и королева не откажутся от небольшой прогулки.
Г-н де Мальден подал знак, почтальон остановил лошадей; дверца распахнулась, король, королева, Мадам Елизавета и дети вышли, и в карете осталась только г-жа де Турзель, которой сильно нездоровилось.
В тот же миг кучка августейших путешественников рассеялась по дороге; дофин принялся охотиться за бабочками, а юная принцесса — собирать цветы.
Мадам Елизавета взяла короля под руку; королева шла отдельно.
Глядя на эту группу, которая разбрелась по всей дороге, на этих бегающих и играющих детей, на сестру, которая опиралась на руку брата и улыбалась ему, на задумчивую красавицу, оглядывавшуюся назад, на всю эту сцену, озаренную прекрасным утренним солнцем, под лучами которого лес простирал свою прозрачную тень до самой середины дороги, можно было предположить, что перед нами счастливое семейство, которое возвращается к себе в замок, к мирной, размеренной жизни, но уж никак не король и королева Франции, бегущие от трона, на который их вернут силой, чтобы потом возвести на эшафот.
Правда, вскоре суждено было свершиться неприятному происшествию, которое внесло в эту спокойную и безмятежную картину разные тревожные страсти, дремавшие до поры до времени в сердцах героев нашей истории.
Внезапно королева остановилась, словно ноги ее приросли к земле.
Примерно в четверти лье от них показался всадник, окутанный облаком пыли, летевшей от копыт его коня.
Мария Антуанетта не смела произнести: «Это граф де Шарни.»
Но из ее груди вырвался крик:
— А, вот и вести из Парижа.
Все обернулись, кроме дофина: беспечное дитя поймало бабочку и бегало с ней, совершенно не интересуясь вестями из Парижа.
Король, который был несколько близорук, достал из кармана маленький лорнет.
— Да, это, по-моему, господин де Шарни! — сказал он. — Да, государь, — подтвердила королева, — это он.
— Пойдемте, пойдемте дальше, — произнес король, — он все равно нас нагонит, а нам нельзя терять времени.
Королева не осмелилась возразить, что новости, которые доставил г-н де Шарни, безусловно, стоили того, чтобы их подождать.
В сущности, разница составляла всего несколько секунд: всадник гнал коня во весь опор.
Казалось, он и сам в свой черед по мере приближения все внимательнее всматривался в путешественников, не понимая, почему они вышли из гигантской кареты и рассеялись по дороге.
Наконец он нагнал их в тот миг, когда карета достигла вершины холма и остановилась.
Сердце королевы и глаза короля не обманули их: это в самом деле был г-н де Шарни.
На нем был короткий зеленый редингот с развевающимся воротником, шляпа с широкой лентой и стальной пряжкой, белый жилет, кожаные облегающие кюлоты и длинные, до колен, военные сапоги.
Лицо его, обычно матово-бледное, раскраснелось от быстрой езды, и искорки того пламени, которым разгорелись его щеки, сверкали в зрачках.
В его мощном дыхании, раздувавшихся ноздрях была какая-то торжествующая удаль.
Никогда еще королева не видела его таким прекрасным.
Она испустила глубокий вздох.
Он спрыгнул с коня и склонился в поклоне перед королем.
Затем обернулся и отдал поклон королеве.
Все окружили его, кроме двух гвардейцев, из скромности державшихся поодаль.
— Подойдите, господа, подойдите, — позвал король, — новости, доставленные господином де Шарни, касаются всех нас.
— Прежде всего, государь, — начал Шарни, — все идет хорошо, и в два часа ночи никто еще не подозревал о вашем бегстве.
Все вздохнули с облегчением.
Потом посыпались вопросы.
Шарни рассказал, как вернулся в Париж, как на улице Эшель повстречался с патрулем патриотов, как они допросили его и как он вселил в них уверенность, что король спит у себя в постели. Потом он поведал, как, проникнув в Тюильри, где царило обычное спокойствие, прошел к себе в спальню, переоделся, вернулся через коридоры королевских покоев и еще раз убедился, что никто не догадывается о бегстве, даже г-н де Гувьон, который, видя, что цепь часовых, расставленных им вокруг покоев короля, ни на что не нужна, снял ее и распустил офицеров и командиров батальонов по домам.
Затем г-н де Шарни вновь вскочил на коня, которого оставил во дворе под присмотром одного из дежурных слуг, и, рассудив, что в этот час ему будет стоить огромного труда найти на парижской почтовой станции хоть какую-нибудь клячу, отправился в Бонди на том же самом коне.
Несчастное животное выбилось из сил, но доскакало, а большего и не требовалось.
В Бонди граф пересел на свежую лошадь и помчался дальше.
В остальном по дороге все было спокойно.
Королева нашла предлог протянуть графу руку: за столь добрые вести он заслужил этой милости.
Шарни почтительно поцеловал королеве руку.
Почему королева побледнела?
От радости, что Шарни поцеловал ей руку?
От горя, что не пожал?
Вернулись в карету. Карета тронулась. Шарни галопом скакал у самой дверцы.
На ближайшей почтовой станции нашли приготовленных лошадей, не было только коня под седлом для Шарни.
Изидор не знал, что брату понадобится конь, и не приказал его подать.
Итак, ему пришлось задержаться из-за коня; карета тронулась. Спустя пять минут Шарни был в седле.
Впрочем, было предусмотрено, что он поедет за каретой, а не рядом с ней.
Однако он ехал на совсем близком расстоянии, чтобы королева, выглядывая из кареты, всякий раз могла его увидеть и чтобы на каждой подставе он успевал обменяться несколькими словами с августейшими путешественниками.
Переменив коня в Монмирайле, Шарни полагал, что карета находится в четверти часа езды от него, как вдруг, после поворота, его конь буквально уткнулся в нее носом: карета стояла, а оба гвардейца пытались починить постромки.
Граф спешился, заглянул в карету, посоветовал королю не высовываться, а королеве не беспокоиться; затем открыл особый сундучок, куда заранее сложил все предметы упряжи и инструменты на случай дорожного происшествия; там отыскались постромки, которыми немедля заменили лопнувшие.
Воспользовавшись этой остановкой, оба гвардейца попросили, чтобы им выдали оружие, но король категорически этому воспротивился. Ему возразили, что оружие понадобится в случае, если карету остановят, а он продолжал твердить, что не желает, чтобы из-за него лилась кровь.
Наконец упряжь наладили, сундучок закрыли, оба гвардейца взобрались на козлы, и карета тронулась.
Правда, потеряно оказалось более получаса, и это при том, что каждая минута оборачивалась невосполнимой утратой.
В два часа прибыли в Шалон.
— Если мы доберемся до Шалона и никто нас не остановит, — сказал король,
— значит, все будет хорошо.
До Шалона добрались без помех и стали менять лошадей.
Король на мгновение выглянул. В толпе, сгрудившейся вокруг кареты, два человека посмотрели на него с пристальным вниманием.
Потом один из этих людей поспешно удалился.
Другой подошел ближе.
— Государь, — вполголоса произнес он, — не выглядывайте из кареты, вы себя погубите.
Потом обратился к форейторам.
— А ну, пошевеливайтесь, бездельники! — сказал он. — Разве так услужают добрым путешественникам, которые платят тридцать су за прогон?
И сам принялся помогать форейторам.
Это был смотритель почтовой станции.
Наконец запрягли лошадей, форейторы вскочили в седло. Первый форейтор хочет стронуть своих лошадей с места.
Обе лошади падают.
Лошадей поднимают ударами кнута, пытаются привести карету в движение; тут падают другие две лошади.
Одна из лошадей придавила собой форейтора.
Шарни, который молча ждал поодаль, потянул форейтора на себя, высвободил его из-под лошади, под которой остались его ботфорты.
— Сударь! — вскричал Шарни, обращаясь к смотрителю станции и не зная о его предательстве. — Каких лошадей вы нам дали?
— Лучших во всей конюшне! — отвечал тот.
Просто на лошадях были так туго натянуты постромки, что чем больше они старались встать, тем сильнее запутывались.
Шарни бросился распускать постромки.
— А ну-ка, — сказал он, — распряжем и запряжем снова, так оно выйдет быстрее.
Смотритель, плача от отчаяния, берется за работу. Тем временем человек, приметивший путешественников, бросается к мэру: он сообщает, что в это время король и все королевское семейство меняют лошадей на почтовой станции, и просит отдать приказ об их аресте.
На счастье, мэр оказался не слишком ревностным республиканцем, а может быть, просто не желал брать на себя такую ответственность. Вместо того чтобы пойти и убедиться самому, он ударился в бесконечные расспросы, стал уверять, что такого не может быть, и в конце концов, выведенный из себя, явился-таки на почтовую станцию в тот миг, когда карета скрылась за поворотом дороги.
Было потеряно более двадцати минут.
В королевской карете царило смятение. Эти лошади, падавшие одна за другой без всякой видимой причины, напомнили королеве о свечах, которые угасали сами по себе.
Тем не менее, выезжая из городских ворот, король, королева и Мадам Елизавета хором сказали:
— Мы спасены!
Но через сотню шагов какой-то человек бросился к карете, заглянул в окно и крикнул августейшим путешественникам:
— Вы плохо подготовились: вас арестуют!
У королевы вырвался крик, человек метнулся в сторону и скрылся в лесу.
К счастью, до Пон-де-Сомвеля оставалось не больше четырех лье, а там ждут г-н де Шаузель и сорок его гусар.
Беда только в том, что было уже три часа дня и они опаздывали на четыре часа!
Глава 24. СУДЬБА
Как мы помним, герцог де Шуазель укатил в почтовой карете вместе с Леонаром, который был в отчаянии от того, что не запер дверь своей спальни, увез плащ и шляпу своего брата и нарушил обещание г-же де л'Ааж сделать ей прическу.
Беднягу Леонара утешало только одно: г-н де Шуазель твердо обещал ему, что увезет его только за два-три лье и даст ему особое поручение от имени королевы, а потом он будет свободен.
И вот в Бонди, чувствуя, что карета останавливается, он вздохнул с облегчением и приготовился выходить.
— Потому что Катрин больше нет.
— Мы еще не добрались до места.
Лошади были заказаны заранее; за несколько секунд их впрягли, и карета стрелой помчалась дальше.
— Но все-таки, сударь, — спросил бедный Леонар, — куда же мы едем?
— Не все ли вам равно, — возразил г-н де Шуазель, — если завтра утром вы будете дома?
— В самом деле, — согласился Леонар, — лишь бы мне быть в Тюильри в десять утра, чтобы причесать королеву.
— Ведь вам только того и надо, не правда ли?
— Разумеется. Только не худо бы мне вернуться пораньше, я тогда успел бы успокоить брата и объяснить госпоже де л'Ааж, что не по своей вине не сдержал данного ей слова.
— Если дело только в этом, успокойтесь, любезный Леонар, все будет как нельзя лучше, — отвечал г-н де Шуазель.
У Леонара не было никаких оснований предполагать, что г-н де Шуазель хочет его похитить, поэтому он успокоился, во всяком случае на время.
Но в Кле, видя, что в карету вновь впрягают свежих лошадей, а о том, чтобы остановиться и речи нет, несчастный вскричал:
— Что это, ваша светлость? Разве мы едем на край света?
— Послушайте, Леонар, — с важным видом сказал ему г-н де Шуазель, — я везу вас не в дом под Парижем, а на самую границу.
Леонар испустил вопль, уронил руки на колени и в ужасе уставился на герцога.
— На… на гра… на границу? — пролепетал он.
— Да, мой дорогой. Там, в моем полку, меня будет ждать письмо, представляющее чрезвычайную важность для королевы. Поскольку я не имею возможности передать его ей собственноручно, я нуждался в надежном человеке, который мог бы его доставить. Я попросил ее указать мне такого человека, и выбор ее пал на вас, поскольку в силу вашей преданности вы наиболее заслуживаете ее доверия.
— Ох, сударь, — воскликнул Леонар, — конечно, я заслуживаю доверия королевы! Но как же я вернусь? На мне легкие башмаки, белые шелковые чулки, шелковые кюлоты. У меня при себе ни белья, ни денег.
Милейший парикмахер совсем забыл, что в карманах у него бриллианты королевы на два миллиона.
— Не беспокойтесь, дружище, — сказал ему г-н де Шуазель. — У меня в карете припасены сапоги, одежда, белье, деньги — словом, все, что вам может понадобиться, и вы ни в чем не испытаете недостатка.
— Конечно, ваша светлость, я-то рядом с вами могу не беспокоиться, у меня все будет, но как же мой бедный брат, у которого я забрал шляпу и плащ, но как же бедная госпожа де л'Ааж, которую никто, кроме меня, не умеет толком причесать… Боже, Боже, чем все это кончится?
— Все будет хорошо, любезный Леонар, по крайней мере я на это уповаю.
Они неслись как ветер; г-н де Шуазель велел своему курьеру приказать, чтобы в Монмирайле, где им предстояло провести остаток ночи, для них приготовили две постели и ужин.
Прибыв в Монмирайль, путешественники убедились, что и постели, и ужин ждут их.
Если не считать плаща и шляпы, заимствованных у брата, да горя из-за неисполненного обещания причесать г-жу де л'Ааж, Леонар вполне утешился.
Время от времени он даже отпускал радостные восклицания, из которых легко было заключить, что гордость его польщена: как-никак сама королева избрала его для выполнения какой-то, судя по всему, весьма важной миссии.
После ужина оба путешественника легли спать. Г-н де Шуазель распорядился, чтобы карету подали в четыре утра.
Если они заснут, без четверти четыре в дверь к ним должны были постучать.
В три часа г-н де Шуазель еще не сомкнул глаз, как вдруг из своей спальни, расположенной прямо над входом в почтовую станцию, он услыхал стук кареты, сопровождаемый щелканьем кнута, которым путешественники и форейторы возвещают о своем приезде.
Спрыгнуть с кровати и подбежать к окну было для г-на де Шуазеля делом одной секунды.
У дверей остановился кабриолет. Из него вышли двое мужчин в мундирах национальной гвардии и настойчиво потребовали лошадей.
Что это были за люди? Что им надо в три часа утра? И откуда такая спешка?
Г-н де Шуазель кликнул слугу и приказал распорядиться, чтобы запрягали.
Потом он разбудил Леонара.
Оба путешественника улеглись спать одетыми. Поэтому мгновение спустя они были готовы.
Когда они сошли вниз, обе кареты уже запрягли.
Г-н де Шуазель велел форейтору пропустить экипаж с солдатами национальной гвардии вперед, а самому ехать следом, так, чтобы ни на минуту не терять их из виду.
Потом он осмотрел пистолеты, которые были в карманах внутри кареты, и засыпал в них свежий порох, чем изрядно встревожил Леонара.
Так проехали от одного до полутора лье, но между Этожем и Шентри кабриолет свернул на проселок, в сторону Шалона и Эперне.
Двое солдат национальной гвардии, которых г-н де Шуазель заподозрил в дурных намерениях, были добрые граждане, возвращавшиеся к себе домой из Ла-Ферте.
Успокоившись на этот счет, г-н де Шуазель держал путь дальше.
В десять часов он проехал Шалон, в одиннадцать прибыл в Пон-де-Сомвель.
Он навел справки: гусары еще не прибыли.
Он остановился у почтовой станции, вышел из кареты, спросил комнату и переоделся в мундир.
Леонар с нескрываемым беспокойством следил за всеми этими приготовлениями, сопровождая их вздохами, которые тронули г-на де Шуазеля.
— Леонар, — обратился он к парикмахеру, — настал час открыть вам всю правду.
— Как это, всю правду! — возопил Леонар, которого ждал сюрприз за сюрпризом. — Да разве я еще не знаю правды?
— Знаете только ее часть, а я поведаю сам все остальное.
Леонар умоляюще сложил руки.
— Вы ведь преданы вашим хозяевам, не правда ли, милый Леонар?
— На жизнь и на смерть, ваша светлость!
— Так вот, через два часа они будут здесь.
— Боже всемогущий, возможно ли? — вскричал бедняга.
— Да, — продолжал г-н де Шуазель, — будут здесь, с детьми и с Мадам Елизаветой. Вам известно, каким опасностям они подвергались? — Леонар утвердительно покивал головой. — Каким опасностям все еще подвергаются?
— Леонар возвел глаза к небу. — Так вот, через два часа они будут спасены!
Леонар не мог отвечать, он плакал в три ручья. Еле-еле удалось ему пролепетать:
— Здесь, через два часа? Вы в этом уверены?
— Да, через два часа. В одиннадцать или в половине двенадцатого вечера они должны были выехать из Тюильри; в полдень должны были прибыть в Шалон. Положим еще полтора часа на те четыре лье, что мы проделали; самое позднее, они будут здесь через два часа. Закажем обед. Я ожидаю отряд гусар, который должен привести сюда господин де Гогла. Постараемся растянуть обед как можно дольше.
— Ох, сударь, — перебил Леонар, — я совершенно не голоден.
— Ничего, сделаете над собой усилие и пообедаете.
— Хорошо, ваша светлость.
— Итак, растянем обед как можно дольше, чтобы иметь повод здесь задержаться… А, поглядите-ка, вот и гусары!
И впрямь, тут же послышались звуки трубы и стук копыт.
В этот миг в комнату вошел г-н де Гогла и передал г-ну де Шуазелю пакет от г-на де Буйе.
В пакете было шесть подписанных бланков и копия приказа короля, данного по всей форме и предписывавшего всем офицерам армии, в любых чинах и любой давности службы, повиноваться г-ну де Шуазелю.
Г-н де Шуазель приказал привязать лошадей, раздал гусарам хлеб и вино и в свой черед сел за стол.
Г-н де Гогла привез недобрые новости: везде по дороге он обнаружил сильное брожение. Уже более года слухи о бегстве короля распространялись не только в Париже, но и в провинции, и отряды разных родов войск, разместившиеся в Сент-Мену и Варенне, вызывали у людей подозрения.
Он даже слышал, как в одной деревушке близ дороги били в набат.
Все это изрядно испортило аппетит г-ну де Шуазелю. И вот, высидев за столом час, он, как только пробило половину первого, поднялся и, оставив отряд на г-на Буде, вернулся на дорогу, которая у въезда в Пон-де-Сомвель взбирается на холм, так что с нее открывается обзор на пол-лье вокруг.
Ни курьера, ни кареты не было видно, но в этом еще не было ничего удивительного. Как мы уже сказали, г-н де Шуазель учитывал возможность непредвиденных задержек и был готов к тому, что курьер появится не раньше чем через час-полтора, а король — через полтора-два часа.
Между тем время шло, а на дороге не видать было ни души — во всяком случае, из тех, кого ждали.
Г-н де Шуазель каждые пять минут вытаскивал из кармана часы, и всякий раз, стоило ему достать часы, Леонар начинал причитать:
— Ох, не приедут они… Бедные мои хозяева! Бедные мои хозяева! С ними, наверно, приключилось несчастье!
И отчаяние бедняги еще больше усиливало тревогу г-на де Шуазеля.
В половине третьего, в три, в половине четвертого — ни курьера, ни кареты! Мы помним, что король только в три часа выехал из Шалона.
Но покуда г-н де Шуазель ждал на дороге, судьба подстроила в Пон-де-Сомвеле событие, которому предстояло оказать величайшее влияние на драму, о которой мы повествуем.
Судьба — повторим это слово — распорядилась так, что несколько дней назад крестьяне на землях, принадлежащих г-же д'Эльбеф, расположенных близ Пон-де-Сомвеля, отказались от уплаты неотмененных податей. Им пригрозили, что усмирят их при помощи солдат, но Федерация уже успела принести свои плоды, и крестьяне окрестных деревень посулили прийти на выручку к крестьянам земель г-жи д'Эльбеф, если эти угрозы осуществятся.
Когда прибыли гусары, крестьяне решили, что они стали здесь с враждебным умыслом.
Из Пон-де-Сомвеля были немедля разосланы гонцы в соседние деревни, и около трех часов на всю округу загремел набат.
Слыша этот шум, г-н де Шуазель вернулся в Пон-де-Сомвель; он нашел своего младшего лейтенанта г-на Буде сильно обеспокоенным.
Против гусар поднялись глухие угрозы: в те времена гусары были одним из наиболее ненавидимых в народе родов войск. Крестьяне издевались над ними, распевали прямо у них под носом сочиненную на этот случай песенку:
Мы гусарам цену знаем, Дуракам и негодяям!
К тому же некоторые, лучше осведомленные или более подозрительные, уже начали шепотом поговаривать, что гусары прибыли не для усмирения крестьян г-жи д'Эльбеф, а для того, чтобы ждать короля и королеву.
Между тем пробило уже четыре часа — ни курьера, ни новостей!
И все же г-н де Шуазель решил подождать еще. Он только распорядился запрячь в карету почтовых лошадей, забрал у Леонара бриллианты и отправил его в Варенн, наказав ему по дороге сообщить г-ну Дандуэну в Сент-Мену, г-ну де Дамасу в Клермоне и г-ну Буйе-сыну в самом Варенне обо всем, что произошло.
Затем, желая успокоить вскипавшее вокруг него возбуждение, он объявил, что его гусары и он сам находятся здесь вовсе не для наказания крестьян г-жи д'Эльбеф, а для того, чтобы дождаться и сопровождать ценности, которые посылает в армию военный министр.
Но само это слово.ценности., наводящее на разные мысли, если и успокоило раздражение, с одной стороны, то, с другой, укрепило людей в их подозрениях. Ведь король и королева тоже своего рода ценность, и вот эту-то ценность, очевидно, и ждал г-н де Шуазель.
Через четверть часа г-на де Шуазеля с его гусарами так окружили и потеснили, что ему стало ясно: долго ему не выстоять и, если, к несчастью, сейчас появятся король с королевой, он со своими сорока гусарами будет не в силах их защитить.
У него был приказ.действовать таким образом, чтобы карета короля продолжала путь без препятствий.»
Но теперь сам его отряд из охраны превратился в препятствие.
Даже если король вскоре прибудет, благоразумнее всего было сняться с места.
В самом деле, когда г-н де Шуазель уйдет, дорога расчистится.
Но для того, чтобы уйти, нужен предлог.
Смотритель почтовой станции находился в толпе из пяти или шести сотен любопытных, которых одно неосторожное слово обратит во врагов.
Как и другие, он смотрит, скрестив руки, и торчит буквально под самым носом у г-на де Шуазеля.
— Сударь, — обращается к нему герцог, — не знаете ли вы новостей о какой-либо крупной сумме денег, которую на этих днях перевозили бы в Мец?
— А как же, нынче утром, — отвечает смотритель, — провезли в дилижансе сто тысяч экю; дилижанс эскортировали два жандарма.
— Это правда? — произнес г-н де Шуазель, потрясенный такой нежданной благосклонностью судьбы.
— Черт побери, еще бы не правда, — откликнулся один из жандармов, ежели я сам вдвоем с Робеном был в эскорте.
— Значит, — объявил г-н де Шуазель, спокойно обернувшись к г-ну Гогла, — министр предпочел такой способ переправить деньги, и наше присутствие здесь более не имеет оснований, а потому я полагаю, что мы можем уйти из города. Эй, гусары, взнуздать коней!
Гусары были изрядно встревожены, и приказ этот пришелся им как нельзя более кстати. В мгновение ока лошади были взнузданы и гусары сидели в седле.
Они выстроились в шеренгу.
Г-н де Шуазель остановился напротив этой шеренги, бросил взгляд в сторону Шалона и со вздохом скомандовал:
— Гусары, в колонну по четыре и марш-марш!
И когда часы пробили половину шестого, отряд гусар во главе с трубачом вышел из Пон-де-Сомвеля.
Через две сотни шагов г-н де Шуазель свернул на проселок, чтобы обогнуть Сент-Мену, где, по сведениям, царило сильное возбуждение.
Как раз в этот миг Изидор де Шарни, подгоняя хлыстом и шпорами коня, на котором проделал четыре лье за два часа, добрался до почтовой станции и спросил свежую лошадь; меняя лошадей, он осведомился, не видали ли здесь отряд гусар; узнав, что отряд этот четверть часа тому назад строем ушел в сторону Сент-Мену, он заказал лошадей для кареты, а сам галопом помчался вперед на свежем коне, надеясь нагнать г-на до Шуазеля и остановить его отступление.
Но г-н де Шуазель, как мы знаем, свернул с дороги, ведущей в Сент-Мену, на проселок как раз в тот миг, когда виконт де Шарни доскакал до почтовой станции, и они разминулись.
Глава 25. СУДЬБА
Спустя десять минут после отъезда Изидора прибыла карета короля.
Как предвидел г-н де Шуазель, скопление людей на дороге рассеялось.
Граф де Шарни, зная, что в Пон-де-Сомвеле должен стоять первый отряд войск, и не подумал остаться позади; он скакал рядом с дверцей кареты, торопя форейторов, которые, казалось, имели приказ не спешить и нарочно ехали еле-еле.
Въехав в Пон-де-Сомвель и не видя ни гусар, ни г-на де Шуазеля, король с беспокойством высунул голову из кареты.
— Ради всего святого, государь, — сказал Шарни, — не показывайтесь, я все разузнаю.
И он вошел в здание почтовой станции.
Через пять минут он вновь показался: он все выяснил и в свой черед пересказал королю.
Король понял, что г-н де Шуазель увел отряд, чтобы расчистить для него дорогу.
Теперь важно было продолжить путь и добраться до Сент-Мену; туда наверняка отступил г-н де Шуазель, и в этом городе гусары, скорее всего, соединятся с драгунами.
Когда трогались с места, Шарни приблизился к дверце кареты.
— Каков будет приказ королевы? спросил он. — Ехать ли мне вперед?
Следовать ли сзади?
— Будьте рядом, — сказала королева.
Шарни, пригнувшись к шее коня, поскакал рядом с дверцей.
Тем временем Изидор мчался впереди, гадая, почему столь пустынна дорога, вытянувшаяся в совершенно прямую линию, так что с некоторых мест было видно на одно-полтора лье вперед.
Охваченный беспокойством, он подгонял коня, еще больше опережая карету и опасаясь, как бы жители Сент-Мену не прониклись подозрениями насчет драгун г-на Дандуэна, как жители Пон-де-Сомвеля — насчет гусар г-на де Шуазеля.
Он не ошибся. В Сент-Мену ему бросилось в глаза множество солдат национальной гвардии, рассеявшихся по всем улицам; он видел их впервые после Парижа.
Весь город, казалось, находился в движении, и с другого конца улицы, на которую въехал Изидор, доносился барабанный бой.
Виконт промчался по улицам, делая вид, что нисколько не смущен царящим вокруг возбуждением; он пересек большую площадь и остановился у почтовой станции.
Переезжая через площадь, он приметил человек двенадцать драгун в фуражках, сидевших на скамье.
В нескольких шагах от них, у окна первого этажа, стоял с хлыстом в руке маркиз Дандуэн, тоже в фуражке.
Изидор проехал, не останавливаясь и делая вид, что никого не видит: он предполагал, что г-н Дандуэн знает, как будет одет королевский курьер, и без дальнейших указаний догадается, кто он такой.
В дверях почтовой станции стоял одетый в халат молодой человек лет двадцати восьми, стриженный.под Тита. — излюбленная прическа патриотов того времени, — с бакенбардами, обрамлявшими лицо и спускавшимися ниже шеи.
Изидор поискал, к кому бы обратиться.
— Что вам угодно, сударь? — спросил молодой человек с черными бакенбардами.
— Переговорить со смотрителем станции, — отвечал Изидор.
— Смотрителя сейчас нет, сударь, но я его сын, меня зовут Жан Батист Друэ. Скажите, в чем дело, может быть, я смогу его заменить.
Молодой человек выделил голосом слова «Жан Батист Друэ., словно предчувствовал, что слова эти, вернее, это имя приобретет себе роковую известность в истории.
— Мне нужно шесть лошадей для двух карет, которые едут следом.
Друэ кивнул, давая понять, что желание курьера будет исполнено, и, выйдя из дома во двор, крикнул:
— Эй, форейторы! Шесть лошадей для двух карет и верхового коня для курьера.
В этот миг поспешно вошел маркиз Дандуэн.
— Сударь, — обратился он к Изидору, — вы предваряете карету короля, не так ли?
— Да, сударь, и очень удивлен, видя вас и ваших людей в фуражках.
— Нас не предупредили, сударь, к тому же нас одолевают угрозами, пытаются сбить с толку моих людей. Что нужно делать?
— Как это — что? Когда проедет королевская карета, охранять ее, сообразуясь с обстоятельствами, а через полчаса отправиться следом и служить королевскому семейству арьергардом.
Внезапно Изидор спохватился.
— Тише! прошептал он. — За нами шпионят; возможно, наш разговор подслушали. Идите к своему эскадрону и постарайтесь убедить людей остаться верными.
В самом деле, в дверях кухни, где происходил разговор, маячил Друэ.
Г-н Дандуэн удалился.
В тот же миг послышались удары кнута, на площадь въехала карета короля и остановилась перед станцией.
Слыша производимый ею шум, местные жители с любопытством обступили карету.
Г-н Дандуэн, испытывая настоятельную потребность объяснить королю, почему тот нашел его и его людей на отдыхе, а не под ружьем, бросился к дверце кареты, держа в руке свою фуражку, и, всячески изъявляя свое почтение, принес извинения королю и королевскому семейству.
Отвечая ему, король несколько раз приблизил лицо к окошку кареты.
Изидор, не вынимая ноги из стремени, стоял совсем рядом с Друэ, который с пристальным вниманием изучал карету; в прошлом году Друэ был на празднике Федерации, видел там короля и теперь узнал его.
Утром он получил значительную сумму в ассигнациях; он просмотрел одну за другой эти ассигнации с изображением короля, чтобы удостовериться, что они не фальшивые, и эти королевские изображения, отпечатавшиеся у него в памяти, так и взывали к нему: «Этот человек прямо перед тобой король!»
Он вынул из кармана одну ассигнацию, сравнил выгравированный на ней портрет с оригиналом и прошептал:
— Решительно, это он!
Изидор зашел с другой стороны кареты; его брат загородил собой дверцу, на которую облокотилась королева.
— Короля узнали! — сказал Изидор брату. — Ускорь отъезд кареты и посмотри внимательней на того высокого черноволосого мужчину. Это сын смотрителя станции, именно он опознал короля. Его зовут Жан Батист Друэ.
— Ладно, я буду начеку, — сказал Оливье. — Поезжай.
Изидор во весь дух поскакал дальше, чтобы заказать лошадей в Клермоне.
Не успел он выехать за пределы городка, как форейторы, подгоняемые настойчивостью гг. де Мальдена и де Валори, а также обещанием целого экю за прогон, тронулись с места и лошади резвой рысью увлекли карету вперед.
Граф не сводил глаз с Друэ.
Друэ так и стоял на месте, он лишь тихо сказал что-то конюху.
Шарни подошел к нему.
— Сударь, — сказал он, — вам не заказывали лошадь для меня?
— А как же, сударь, — отвечал Друэ, — но лошадей больше нет.
— Как так, лошадей больше нет? — возразил граф. — А что за конь, которого сейчас седлают во дворе, сударь?
— Это мой.
— Не могли бы вы уступить его мне, сударь? Я заплачу, сколько потребуется.
— Никак не могу, сударь. Уже поздно, а мне надо съездить по неотложному делу.
Настаивать значило бы возбуждать подозрения; попытаться завладеть конем силой — погубить все дело.
Однако Шарни нашел выход из положения.
Он подошел к г-ну Дандуэну, который провожал глазами королевскую карету до поворота дороги.
Г-н Дандуэн почувствовал, как на плечо ему легла чья-то рука.
Он обернулся.
— Тише! — сказал Оливье. — Это я, граф де Шарни. На станции для меня не нашлось лошади; велите кому-нибудь из ваших драгун спешиться и дайте мне его лошадь: мне нужно следовать за королем и королевой! Я один знаю, где находится подстава господина де Шуазеля, и если меня там не будет, король останется в Варенне.
— Граф, — отвечал г-н Дандуэн, — я вам дам не лошадь моего драгуна, а одну из своих собственных.
— Согласен. От малейшего происшествия зависит спасение короля и королевской семьи. Чем лучше будет конь, тем больше у нас шансов!
И оба пошли по улицам, направляясь к квартире маркиза Дандуэна.
Перед уходом Шарни поручил одному кавалерийскому офицеру следить за каждым движением Друэ.
К несчастью, дом маркиза был расположен в пятистах шагах от площади.
Пока оседлают лошадей, пройдет еще не меньше четверти часа; мы говорим лошадей, потому что г-н Дандуэн тоже должен вскочить в седло и, исполняя приказ, полученный от короля, двигаться вслед за каретой в качестве арьергарда.
Вдруг графу де Шарни послышались громкие голоса, кричавшие: «Король!
Королева!»
Он бросился из дому, попросив г-на Дандуэна, чтобы тот велел привести ему коня на площадь.
В самом деле, весь город ходил ходуном. Как только г-н Дандуэн и Шарни ушли с площади, Друэ, точно он только этого и ждал, закричал во все горло:
— Карета, которая только что отъехала, принадлежит королю! И в ней едет король, королева и королевские дети!
И вскочил на коня.
Несколько приятелей попытались его удержать.
— Куда ты? Что ты хочешь делать? Что ты задумал?
Он ответил им, понизив голос:
— Здесь был полковник с отрядом драгун. Я не имел никакой возможности задержать короля: началась бы потасовка, которая могла плохо для нас обернуться. Но я сделаю в Клермоне то, чего не сделал здесь. Прошу вас только об одном: задержите драгун.
И он пустился галопом следом за королем.
Тут-то и поднялся тот крик, который долетел до ушей Шарни; он был вызван распространившимся слухом о том, что в карете ехали король с королевой.
На крик прибежали мэр и муниципальный совет; мэр потребовал, чтобы драгуны вернулись в казарму, поскольку уже пробило восемь часов.
Шарни все услышал: король узнан, Друэ ускакал; он задрожал от нетерпения.
В этот миг к нему подошел г-н Дандуэн.
— Лошадей! Лошадей! — издали закричал ему Шарни.
— Сию минуту их приведут, — заверил г-н Дандуэн.
— Вы вложили в кобуры моего седла пистолеты?
— Да.
— Они заряжены?
— Я сам их зарядил.
— Хорошо! Теперь все зависит от быстроты вашего коня. Я должен догнать человека, который опередил меня на четверть часа, и убить его.
— Как! Убить?
— Да! Если я не убью его, все потеряно!
— Черт побери! Тогда пойдемте навстречу лошадям!
— Обо мне не заботьтесь; займитесь своими драгунами, которых подбивают на мятеж. Вон, видите, как мэр перед ними распинается? Вам тоже нельзя терять времени, ступайте же, ступайте!
Тут подошел слуга с двумя лошадьми. Шарни наугад вскочил на ту, которая оказалась к нему ближе, вырвал из рук слуги уздечку, подобрал поводья, пришпорил и вихрем понесся за Друэ, не расслышав тех слов, что крикнул ему вслед маркиз Дандуэн.
А между тем эти слова, унесенные ветром, были очень важны.
— Вы взяли моего коня вместо вашего! — прокричал г-н Дандуэн. — Седельные пистолеты не заряжены!
Глава 26. СУДЬБА
Тем временем карета короля, впереди которой скакал Изидор, летела по дороге из Сент-Мену в Клермон.
Как мы уже сказали, день клонился к вечеру; пробило уже восемь часов, когда карета въехала в Аргоннский лес, с обеих сторон обступивший дорогу.
Шарни не мог предупредить королеву о помехе, вынудившей его задержаться: королевская карета отъехала прежде, чем Друэ объявил ему об отсутствии лошадей.
На выезде из города королева спохватилась, что ее кавалер уже не скачет рядом с дверцей кареты, но ни замедлить бег коней, ни расспросить форейторов было невозможно.
Раз десять, не меньше, высовывалась она из окна поглядеть назад, но никого не видела.
Однажды ей показалось, что она заметила всадника, который несся галопом на большом расстоянии от них, но всадника этого уже трудно было различить в наступавших сумерках.
В это же время — ибо для ясности изложения и чтобы ни одно обстоятельство этого ужасного путешествия не осталось в тени, мы будем переходить от одного действующего лица к другому, — в это же время, пока Изидор, исполняя роль курьера, скакал на четверть лье впереди кареты, пока сама карета катила по дороге из Сент-Мену в Клермон и углубилась в Аргоннский лес, пока Друэ несся вслед карете, а Шарни торопился вдогонку Друэ, маркиз Дандуэн вернулся к своему отряду и приказал играть сигнал.по коням.»
Но когда драгуны попытались выступить, оказалось, что улицы заполнены народом и лошади не могут сделать ни шагу вперед.
В середине толпы находилось три сотни солдат национальной гвардии в мундирах и с ружьями в руках.
Вступить в бой — а бой, судя по всему, предстоял жестокий — означало погубить короля.
Разумнее было остаться и утихомирить всех этих людей. Г-н Дандуэн вступил с ними в переговоры, осведомился у зачинщиков, чего они хотят, чего добиваются и чем вызваны все эти угрозы и изъявления враждебности.
Он рассчитывал, что король тем временем доберется до Клермона и найдет там г-на де Дамаса с его ста сорока драгунами.
Если бы у него под началом было сто сорок драгун, как у г-на де Дамаса, маркиз Дандуэн попытался бы прорваться, но он располагал только тремя десятками солдат. А что он может с тридцатью драгунами против трех-четырехтысячной толпы?
Только вести переговоры — и, как мы уже сказали, именно так он и поступил. В половине десятого карета короля, которую Изидор опередил всего на сотню шагов — так быстро гнали лошадей форейторы, — въехала в Клермон; она преодолела четыре лье, отделявшие один город от другого, за час с четвертью.
Этим отчасти объяснялось для королевы отсутствие Шарни.
Он нагонит их на подставе.
Перед въездом в город карету короля ждал г-н де Дамас. Леонар его предупредил; он узнал ливрею курьера и остановил Изидора.
— Простите, сударь, — окликнул г-н де Дамас виконта, — это вы скачете впереди короля?
— А вы, сударь, — спросил Изидор, — вероятно, граф Шарль де Дамас?
— Да.
— Что ж, сударь, я в самом деле скачу впереди короля. Соберите ваших драгун и эскортируйте карету его величества.
— Сударь, — отвечал граф, — в воздухе носится дух бунта, это тревожит меня, и я вынужден вам признаться, что, если мои драгуны узнают короля, я за них не поручусь. Могу обещать вам только одно: когда карета проедет, я построю отряд и перекрою дорогу.
— Делайте, что в ваших силах, сударь, — сказал Изидор. — Вот король.
И он указал на подъезжавшую в темноте карету, путь которой можно было проследить по искрам, летевшим из-под копыт лошадей.
Ему самому надлежало поспешить вперед и заказать перемену лошадей.
Спустя пять минут он остановился перед почтовой станцией.
Почти одновременно с ним туда прибыли г-н де Дамас и пять-шесть драгун.
Затем подъехала карета короля.
Карета мчалась за Изидором по пятам, он даже не успел вновь вскочить в седло. Эта карета, не поражая великолепием, была в то же время столь необычна, что вокруг нее перед почтовой станцией сразу же столпилось множество народу.
Г-н де Дамас стал перед самой дверцей, ничем не обнаруживая, что знает высокородных путешественников.
Но ни король, ни королева не могли удержаться от расспросов.
Король со своей стороны поманил г-на де Дамаса.
Королева, со своей, — Изидора.
— Это вы, господин де Дамас? — спросил король.
— Да, государь.
— А почему же ваши драгуны не в боевой готовности?
— Государь, ваше величество запаздывает на пять часов. Мой эскадрон не слезал с коней с четырех часов пополудни. Я тянул время, сколько было возможно, но в городе поднялось беспокойство, и даже сами мои драгуны стали отпускать настораживающие замечания. Начнись брожение до проезда вашего величества — ударил бы набат и дорога оказалась бы перекрыта. Поэтому я оставил в седле только двенадцать человек, а остальных распустил на квартиры; я только оставил у себя дома трубачей, чтобы при первой надобности дать сигнал.по коням.» Впрочем, как вы сами видите, государь, все к лучшему: дорога свободна.
— Превосходно, — отозвался король, — вы действовали благоразумно.
Когда я проеду, велите сыграть сигнал.седлай. и следуйте за каретой на расстоянии около четверти лье.
— Государь, — вмешалась королева, — не угодно ли вам выслушать, что говорит господин Изидор де Шарни?
— А что он говорит? — с некоторым нетерпением осведомился король.
— Он говорит, государь, что вас узнал сын смотрителя станции в Сент-Мену; что он сам в этом убедился; что он видел, как этот молодой человек, держа в руках ассигнацию, сличал вас с изображенным на ней портретом; что он предупредил своего брата, и тот остался позади; там сейчас, несомненно, происходит нечто важное — недаром, как мы видим, граф де Шарни не появляется.
— Ну, если нас узнали, тем более надо скорее ехать дальше, сударыня.
Господин Изидор, поторопите форейторов, а сами поезжайте вперед.
Конь Изидора был готов. Молодой человек вскочил в седло и крикнул форейторам:
— На Варенн!
Оба гвардейца, сидевшие на козлах, повторили:
— На Варенн!
Г-н де Дамас отступил назад, почтительно поклонившись королю, и форейторы пустили лошадей вскачь.
Перемена лошадей произошла молниеносно, и карета неслась как ветер.
На выезде из города ей навстречу попался гусарский офицер.
Г-н де Дамас хотел было следовать за каретой короля вместе с теми несколькими людьми, которыми располагал, но король приказал ему совершенно другое, и он решил, что обязан подчиниться королевским распоряжениям, тем более что в городе начинало распространяться волнение. Горожане бегали из дома в дом, окна раскрывались, из них выглядывали лица, в них вспыхивал свет. Г-на де Дамаса заботило только одно — как бы не ударили в набат; он поспешил к церкви и выставил у ее дверей охрану.
Впрочем, скоро уже к нему должно было подойти подкрепление — г-н Дандуэн со своими тридцатью людьми.
Между тем все, казалось, успокоилось. Через четверть часа г-н де Дамас вернулся на площадь; там ждал его командир эскадрона г-н де Нуарвиль; г-н де Дамас дал ему указания касательно маршрута и велел привести людей в боевую готовность.
Тут г-ну де Дамасу доложили, что на квартире его ждет драгунский унтер-офицер, посланный г-ном Дандуэном.
Этот унтер-офицер предупредил его, чтобы он не ждал ни г-на Дандуэна, ни его драгун, потому что г-на Дандуэна задержали в мэрии жители Сент-Мену; еще он сообщил то, о чем г-н де Дамас уже знал, — что Друэ ускакал во весь опор вслед за каретами, но, по всей видимости, не догнал их, потому что в Клермоне так и не появился.
Г-н де Дамас раздумывал над сведениями, полученными от унтер-офицера Королевского полка, как вдруг ему передали, что прибыл ординарец от гусар Лозена.
Этот ординарец прискакал с поста в Варенне, его отправили командир г-н де Рориг вместе с гг. де Буйе-сыном и де Режкуром. Эти славные дворяне, обеспокоенные тем, что время идет, но никто не едет, послали к г-ну де Дамасу человека, чтобы он разузнал, нет ли каких известий о короле.
— В каком состоянии вы оставили пост в Варенне? — первым делом спросил г-н де Дамас.
— Там совершенно спокойно, — отвечал ординарец.
— Где гусары?
— В казарме, а лошади под седлом.
— И вы не повстречали по дороге никакой кареты?
— Так точно, повстречал одну, запряженную четырьмя лошадьми, а другую — двумя.
— Это те самые кареты, о которых вам велено было разузнать. Все идет хорошо, — сказал г-н де Дамас.
Затем он вернулся домой и приказал трубачам трубить сигнал.седлай.»
Он готовился последовать за королем и, если понадобится, прийти ему на помощь в Варенне.
Пять минут спустя трубачи затрубили.
Итак, если не считать происшествия, задержавшего в Сент-Мену тридцать человек г-на Дандуэна, все оборачивалось к лучшему.
Впрочем, г-н де Дамас, имея под началом сто сорок драгун, обойдется и без подкрепления.
Вернемся теперь к карете короля, которая по выезде из Клермона, вместо того чтобы ехать прямо на Верден, свернула налево и покатила в сторону Варенна.
Мы уже описывали топографическое расположение Варенна, разделенного на верхний город и нижний город; мы рассказывали, как было принято решение переменить лошадей на краю города в стороне ДTна и как, чтобы туда добраться, нужно было спуститься по дороге, ведущей на мост, пересечь мост, проехав под аркой башни, и подкатить к заставе г-на де Шуазеля, вокруг которой должны были нести караул гг. де Буйе и де Режкур. Г-на де Рорига, молодого офицера двадцати лет от роду, не посвятили в суть дела, и он полагал, что прибыл сюда эскортировать армейские деньги.
Но как мы помним, когда карета прибудет в это опасное место, не кто иной, как Шарни, должен провести ее через лабиринт улочек. Шарни провел в Варенне две недели, все изучил, все исследовал; он знал здесь каждую тумбу, помнил каждый проулок.
К несчастью, Шарни так и не появился!
А королева была обеспокоена вдвойне. Если в таких обстоятельствах Шарни не догнал карету, значит, на пути у него возникло какое-то серьезное препятствие.
Сам король впал в беспокойство, подъезжая к Варенну; он рассчитывал на Шарни и даже не захватил с собой плана города.
Кроме того, ночь была хоть глаз выколи; на небе светили только звезды; в такую ночь легко заплутать даже в знакомых местах, а уж тем более в окрестностях чужого города.
По указанию Изидора, поступившему от самого графа де Шарни, следовало остановиться на подступах к городу.
Здесь Оливье должен был сменить Изидора и, как мы уже сказали, взять на себя предводительство караваном.
Но Изидор, так же как королева, был обеспокоен отсутствием брата. У него оставалась единственная надежда на то, что г-н де Буйе или г-н де Режкур, снедаемые нетерпением, двинулись навстречу королю и ждут его перед въездом в город.
Они стоят в городе уже два-три дня, освоились в нем и легко справятся с ролью проводников.
И вот, когда Изидор подъехал к подножию холма и увидал несколько редких огоньков, светившихся в городе, он остановился в нерешительности и огляделся по сторонам, пытаясь разглядеть что-нибудь в потемках.
Он ничего не увидел.
Тогда он принялся, сперва потихоньку, потом громче, потом во всю силу легких, звать гг. де Буйе и де Режкура.
Никакого ответа.
Постепенно приближаясь, доносился, подобно дальнему грому, стук колес и копыт: это за четверть лье от него катила карета.
Изидора осенила одна мысль. Может быть, эти господа прячутся на опушке леса, что тянется по левую сторону дороги?
Он въехал в лес и прочесал всю опушку.
Никого.
Оставалось только ждать, и он стал ждать.
Через пять минут подъехала карета короля.
Из одного окошка выглядывал король, из второго королева.
Оба в один голос спросили:
— Вы не видали графа де Шарни?
— Государь, — отвечал Изидор, — я его не видел, и, коль скоро его здесь нет, это означает, ч
