Желаете прочитать продолжение? 12 страница

Амелия отвела взгляд от столь восхитительной сцены и ответила Врилл:

— Они разрешили мне прийти сюда одной. Раджир сказал, что таким образом они показывают, что доверяют мне, но если Брефт сейчас не находится где-то рядом, то я поцелую трагумца.

Врилл скривилась при упоминании приземистой бородавчатой расы, имевшей дурную привычку пожирать своих врагов, а иногда и их немногочисленных союзников. Даже самые сострадательные ничего приятного не находили во внешности трагумцев.
— Тьфу. Есть свобода, а есть глупая неосторожность. Я удивлена, что твой клан вообще отпустил тебя сюда, учитывая поднявшуюся в последнее время шумиху.

Врилл полностью завладела вниманием Амелии.
— О чем ты? Что происходит?

— Ты что не слышала? — Врилл усмехнулась. — Невинная Амелия, ты оказалась в центре возникшего конфликта между Пласиусом и Землей и даже не подозреваешь об этом!

По спине Амелии покатился холодок.
— О чем ты?

Врилл взяла неллус с тарелки Амелии.
— Земля требует, чтобы Саусин послала полицию спасти тебя от калкорианцев. Думаю, они явно не понимают, что стражи закона тут не нужны. — Она отправила фрукт в рот, с явным удовольствием прожевала его, прежде чем продолжить: — Земля говорит, что тебя похитили. Что это чудовищное преступление против всех землян, и если пласианцы не помогут тебя вернуть, окажутся замешаны в этом беззаконии.

Внутри Амелии все сжалось.
— И что намерена делать Саусин?

— Она посредник между драмоком Раджиром и Землей. Клан утверждает, что ты присоединилась к ним по собственной воле. И как их матару, твое благополучие больше не должно волновать Землю.

— Почему Раджир не сказал мне об этом? — спросила Амелия.

Врилл беззаботно похлопала Амелию по плечу.
— Если я правильно помню традиции калкорианцев, матара не должна переживать о каких-то конфликтах вне клана. Что ещё более важно, матару на сносях всегда оберегают от стресса.

— Но я и сама могла бы сказать представителям Земли, что добровольно присоединилась к клану калкорианцев. И не было бы никаких проблем между нашими мирами.

Врилл кивнула:
— Если ты убедишь свой клан, и они позволят поговорить с земными представителями, то, возможно, военных действий удастся избежать.

— Я посмотрю, что можно сделать. — Амелия поджала губы. — Раджир должен позволить мне поговорить с ними.

Врилл встала.
— Отлично. Но сначала мы должны решить более важное дело.

— Какое? — Амели напряглась, приготовившись к ещё более плохим новостям.

— Твое платье для церемонии, конечно! Ты не можешь надеть те убогие платья, что привезла с Земли. На самом деле тебе нужен абсолютно новый гардероб. — Врилл рывком подняла Амелию со стула. — Пойдем.

Амелия застонала, но позволила подруге тащить её за собой.
— Только пласианцы больше беспокоятся о моде, чем о возможной грядущей войне.

Врилл рассмеялась:
— Мы все когда-нибудь умрем, но при этом должны отлично выглядеть!

* * * * *

— Почему вы не даете мне поговорить с Землей? — Амелия расслышала разочарование в собственном голосе.

Когда она вернулась с похода по магазинам, клан в полном составе уже ждал в покоях. Стоило ей войти в двери, как все они вздохнули с явным облегчением. Значит, её подозрения оказались беспочвенны, Брефт не следил за ней. К счастью, поблизости не было трагумца, с которым ей пришлось бы поцеловаться.

Она настаивала на том, чтобы связаться с Землей. Раджир громовым голосом проревел:
— Нет!

Брефт заговорил тихим, но всё ещё напряженным голосом:
— Это не твоя проблема, малышка. Притязания Земли на тебя — наша забота. Мы справимся.

— Как это не моя проблема? Из-за меня Земля угрожает Калкору и Пласиусу!

Глаза Раджира вспыхнули фиолетовым пламенем.
— Мы заботимся о тебе. Ты не должна беспокоиться о том, что происходит вне твоего клана. Врилл сболтнула лишнее.

Он метался по апартаментам, словно зверь в клетке, сжимая и разжимая кулаки. На его шее вздулись вены. Фленчик буквально навис над Амелией, словно хотел защитить её от ярости их лидера. Даже Брефт дрожал от охватившего его напряжения, следя потемневшим взглядом за каждым движением Раджира.

Амелия встала на пути драмока, заставив его остановиться. Он замер, глядя на нее сверху вниз. Амелия подавила вспышку страха вместе с возникшим желанием.

— Я встревожена, Раджир. И не желаю, чтобы из-за меня между нашими расами возникла вражда.

Она скользнула руками вверх по его мускулистому торсу, по шее, на которой бугрились вены, к лицу. Сжала ладонями щеки.
— Я могу положить конец всей этой неразберихе. Для этого нужно лишь сказать им, что я с вами по собственной воле.

Она прижалась к нему всем телом. Он хоть немного смягчится? Смеет ли она надеяться, что этот колосс уступит ей?
— Пожалуйста, любовь моя. Позволь мне унять их беспокойство, а следовательно и мое.

Он отстранился.
— Я не позволю, чтобы ты переживала о земных глупостях.

На глаза Амелии навернулись слезы.
— Земля права. Я всего лишь пленница, рабыня твоих сексуальных желаний.

Глаза Раджира расширились, а лицо потемнело от вновь нахлынувшей ярости. Она услышала шипение Брефта и предупреждающий крик Фленчика.
— Амелия! — Но не отреагировала ни на то, ни на другое, не отрывая взгляда от лица Раджира.

Драмок вцепился в её плечи, сжимая их почти до боли.
— Вначале мы удерживали тебя против воли, но потом ты сама решила присоединиться к клану. Ты здесь по собственному выбору.

— Так докажи это, позволь поговорить с моим родным миром. Иначе, ты лишишь меня свободы и докажешь, что они правы.

На мгновение его стальная хватка усилилась, и вот тогда Амелия действительно почувствовала боль. Она едва не вскрикнула, когда он ослабил давление.

— Звони. — Он кивнул в сторону видеовизора.

От его внезапного согласия Амелия на несколько мгновений изумленно замерла, уставившись на Раджира.
«Действуй! — кричал её разум. — Пока он не передумал».

Двигаясь словно в замедленном темпе, она направилась к видеовизору.
— Связь с Землей, Джек Фрэнк, — приказала она. Видеовизор запищал, подтверждая вызов. Раздались идентификационные щелчки.

На Амелию упала тень. Раджир, нахмурившись, встал за её плечом. К нему присоединились Брефт и Фленчик.

На экране возникло лицо Фрэнка. Амелия увидела, как его глаза расширились от потрясения.

— Амелия! Где ты?

— С моим кланом.

Фрэнк, словно задыхающаяся рыба, открывал и закрывал рот. Его розоватое лицо покраснело, и Амелия забеспокоилась сильнее. Подумала, что у него случится сердечный приступ прямо на её глазах.

— Джек! С вами все в порядке?

— Я... я... — Он выпучил глаза. — С тобой все в порядке? Мы слышали, что тебя похитили.

— Я решила присоединиться к калкорианскому клану.

Его лицо побагровело.
— Ты сама решила... это невозможно! Смешение с другими видами... это богохульство, преступление против бога!

Амелия вздохнула. И с радостью закончила бы этот разговор.
— Я стала их матарой и собираюсь жить с ними на Калкоре.

— Все хорошо, Амелия. Мы знаем, они заставляют тебя нести эту ересь, но земной транспорт уже в пути, чтобы спасти тебя. Он прибудет к завтрашнему дню.

— Я не нуждаюсь в спасении. Послушайте меня. Я присоединилась к клану по собственной воле.

— Так же говорили и две другие женщины, прежде чем сбежать от калкорианцев.

Сердце Амелии ухнуло вниз.
— О чем вы говорите?

На этот раз от напыщенности Фрэнка не осталось и следа. Он выглядел испуганным.
— Все наши похищенные и доставленные на Калкор женщины связались с Землей и сказали, что хотят остаться с кланом. Однако, потом две из них передумали. И когда заявили своим кланам, что хотят уйти, их не отпустили. Этим двум женщинам удалось сбежать, и теперь правда всплыла наружу. Кто знает, сколько других женщин решили покинуть кланы, но им помешали сделать это? И скольких из них вынудили посылать сообщения о том, что они хотят отправиться на Калкор, хотя на самом деле они этого не желали? — Он подался вперед, его встревоженное, побагровевшее лицо заполнило весь экран. — Амелия, не важно, сама ты выбрала калкоринацев или нет, ты для них всего лишь сексуальная рабыня! Подобная ситуация — оскорбление бога! Ты должна бежать и отречься от своих грехов!

Амелия сглотнула. А клан позади нее хранил молчание. Она чувствовала на себе их взгляды, клан словно ожидал её реакции.

Почему она настояла на этом звонке? Она не хотела знать, что других заставили приехать на Калкор. Она не желала признавать, что её счастье обернулось адом для других. Не желала признавать, что её собственный клан удерживал её в плену, пока она наконец не призналась, что хочет остаться с ними.

— Амелия? — голос Френка задрожал.

— Я лечу на Калкор. Я люблю этих мужчин, и я... я беременна их ребенком.

К концу речи её голос снизился почти до шепота.

Но Фрэнк все равно услышал.
— Ты не должна рожать этого монстра, Амелия! — Его голос взвился почти до оглушительного визга. — Ради твоей вечной души, сбеги от них! Мы вытащим тебя оттуда, вырежем из тебя эту тварь... мы...

Раджир взревел. Фленчик оттолкнул Амелию в сторону, когда драмок кинулся к видеовизору.
— Ты не будешь угрожать ни нашей матаре, ни её ребенку! — закричал он на разинувшего рот ошеломленного куратора.

— Она выбрала нас! Она летит на Калкор! — Драмок в ярости грохнул кулаком по панели видеовизора, обрывая связь. Испуганное лицо Джека Фрэнка исчезло.

Раждир развернулся лицом к Амелии.
— Твой ребенок не монстр, — прорычал он. — Ты же знаешь!

— Я знаю, Раджир. — Она обхватила себя руками, словно защищаясь, скрестила их на животе. — Пожалуйста, не сердись. Я никому не позволю забрать у меня нашего малыша.

Раджир, слегка успокоившись, заключил её в объятия.
— Матара, матара, — выдохнул он, покрывая поцелуями её лицо. — Ты правильно сделала, что присоединилась к нам. Мы будем любить тебя всегда.

Фленчик погладил её по волосам.
— Те две женщины, о которых упоминал твой куратор Фрэнк, освобождены захватившими их кланами. Они оказались лесбиянками и не смогли бы жить счастливо с мужчинами.

Брефт добавил:
— Даже ради потомства, мы не стали бы навязывать этим женщинам противоестественные для них связи.

— А почему они утверждали, что сбежали? — спросила Амелия.

— Неизвестно, что они наплели на Земле, — проворчал Брефт. — Нам известно лишь то, что говорят ваши официальные чиновники. Никто ничего не слышал об этих женщинах с тех пор, как они вернулись на Землю.

— Если на Земле узнают, что они лесбиянки, их жизнь превратится в ад. — Голос Амелии дрогнул. — Гомосексуализм на Земле — тяжкое преступление. Возможно, они уже мертвы... или ещё хуже.

— Возможно, они соврали, чтобы обезопасить себя. Это понятно, учитывая обстоятельства.

— Они по-прежнему в опасности, особенно если занимались сексом. Если кланы, похитившие женщин, опаивали их наркотиками или кусали...

— Несомненно, так оно и было, — усмехнулся Раджир. — Они бы использовали все возможности, чтобы соблазнить землянок, так же как мы поступали с тобой.

— Тогда они пожалеют, что не умерли. Их убьют. — Амелия осознавала, что по её щекам покатились слезы. — Замучают пытками. Незамужняя женщина и не девственница — это недопустимо.

— Даже если их изнасиловали? — потрясенно пробормотал Фленчик.

— Они сами виноваты, сделали нечто, соблазнившее мужчин. Так подумает земное правительство. — Амелия всхлипнула.

Голос Раджира упал до тихого шепота.
— Именно с этим ужасом тебе пришлось столкнуться на Земле? Ты досталась нам не девственницей, Амелия. Признаюсь, меня это удивило. Ты оказалась слишком подавлена, слишком напугана последствиями, чтобы отдаться нам добровольно.

— Твой первый любовник походил на нас? — спросил Брефт. Он уселся возле её ног и заглянул в глаза. От его пристального взгляда Амелия успокоилась.

Она вытерла слезы.
— О чем ты?

— Без наших укусов, алкоголя и феромонов ты постоянно сдерживала собственные желания. И все же, ты наслаждалась сексом. Тебе понравился мужчина, забравший твою невинность? Ты сомневалась, испугалась, но все же хотела этого?

Амелия вспомнила мистера Перкинса, его грязную арендованную квартиру, жестокое насилие над ней раз в неделю в течение шести месяцев. Она судорожно сглотнула.
— Мне все понравилось. Не так как с вами, потому что мы заботимся друг о друге. Он же просто получал сексуальное удовлетворение. Он использовал меня, причинял боль, насиловал, мог разрушить мою жизнь, но мне все равно это нравилось.

Амелия не выдержала, из её груди вырвались хриплые всхлипы. Её ноги подкосились, и мужчины все как один мгновенно подхватили её и отнесли к шезлонгу. Уселись сами и уложили её к себе на колени, убаюкивая, пока застарелые страдания и ужас не исчезли.

— Но почему? — вскрикивала она между всхлипываниями. — Почему мне это нравится? Что со мной не так?

— Ничего, ничего, малышка, — пробормотал Раджир ей на ухо. — Ты просто замечательно прошла через все испытания.

— Как ты можешь так говорить? — закричала Амелия. — Мне нравится, когда надо мной доминируют, нравится ощущать себя беспомощной. Нравится, когда мужчины, с которыми я была, использовали меня. Мне слишком нравится быть беспомощной, чтобы сопротивляться. Мне даже понравилось, когда меня шлепали, как непослушного пятилетнего ребенка. Как я могу быть нормальной, когда получаю наслаждение от боли и беспомощности?

— Потому что ты всё ещё хоть что-то чувствуешь, — ответил Фленчик. — По отчетам с Калкора, большинство землянок вообще не испытывают сексуального влечения, даже с феромонами и укусами, которые усиливают удовольствие. — Он с печалью смотрел на Амелию кошачьим взглядом, поглаживая по щеке. — То, что ваше правительство сотворило с женщинами... те две женщины, они почти не могли наслаждаться естественным сексом. Радуйся, что ты можешь получать наслаждение.

— Но если бы вы знали, что я позволяла им делать с собой, вы бы возненавидели меня! Возможно, первый насильник так не издевался надо мной, как второй, знали бы вы, какой я монстр, какая мерзкая...

— Амелия! Амелия! — Раджир обхватил обе её щеки ладонями. — Никогда так не говори про себя. Я не желаю слышать ничего подобного.

Он накрыл её рот своим, словно собираясь поглотить все ужасные слова. Его поцелуй оказался жестким, почти насильственным. Амелия позволила ему наказать себя этими объятиями. Когда Раджир закончил, её губы припухли, покрылись укусами, но эмоционально она почувствовала себя лучше, словно очистилась.

— Ты никогда никем не будешь, только нашей возлюбленной, — прошептал Раджир, проведя большим пальцем по нежным припухшим губам. — В доказательство ты расскажешь нам об этом втором человеке, о том, что он сделал с тобой.

— О нет, пожалуйста, я не могу... — запротестовала Амелия, но Брефт коброй метнулся вперед. И впился клыками в шею, пока Радижр и Фленчик удерживали её на месте. От нахлынувшей эйфории её сопротивление мгновенно исчезло. Она расслабилась, плавясь в объятиях трех окружавших её калкорианцев. Она вздохнула, закрыла глаза и поплыла по океану блаженства.

Брефт отстранился от её шеи. И откуда-то издалека Амелия услышала голос Раджира:
— Амелия?

Забавно, но доносящийся из далека голос отдавался вибрацией в её теле.

Она улыбнулась от подобных восхитительных ощущений.

— Амелия?

— Хммм?

— Открой глазки.

Она приоткрыла веки, уставившись на троих мужчин, взиравших на нее сверху вниз.
— Привет, мальчики, — промурлыкала она.

Фленчик окинул укоризненным взглядом Брефта.
— Ты переборщил с дозой.

— Возможно, зато она без возражений расскажет нам все, что мы хотим знать.

— Она наша матара, а не пленница.

— Не наша пленница, но все еще связана земным прошлым.

— Верно, — согласился Раджир. — Пришло время разорвать узы, связывающие её с прошлой жизнью.

Он улыбнулся ей, и Амелия всем телом отреагировала в ответ. Он так красив, невероятно сексуален! От его низкого баритона ещё одна волна возбуждения прокатилась по её телу.

— Теперь ты не откажешься рассказать нам о том втором мужчине?

Амелия облизнулась.
— В данный момент разговоры занимают не самое первое место в списке моих желаний.

Трое мужчина одновременно хмыкнули.
— Уверен, что так и есть, малышка. Но сначала мы выслушаем твою историю. — Когда она запротестовала, Раждир поцеловал её в кончик носа. — Будь хорошей девочкой, мы как следует вознаградим тебя.

От его взгляда внизу её живота разгорелся пожар.
— Обещаешь?

— Даю слово.

— Ладно. — Блаженно расслабившись в их объятиях, с возбуждением, заструившимся по венам от укуса Брефта, Амелия больше не чувствовала боли, которую испытывала всего несколько мгновений назад. Ничто не могло омрачить охватившую её эйфорию. Она расслабилась, защищенная от самых жутких страданий в своей жизни.

Даже воспоминания о человеке, причинившем ей самую сильную боль, самый жуткий позор и леденящий душу ужас не смогли разрушить чувство безопасности, которым она сейчас наслаждалась.

— Его звали Кит Гарроуэй. Мой бывший босс и начальник полиции.

* * * * *

— Насколько сильно ты хочешь сохранить свою работу? — спросил шеф Гарроуэй, запирая дверь своего кабинета.

Двадцатиоднолетняя Амелия внутренне съежилась от его слов.

— Я что-то сделала не так? — спросила она, стараясь припомнить, какую ошибку она опрометчиво совершила, внезапно поставив под угрозу свое положение как секретаря. Она и её прикованная к постели мать зависели от этой крошечной зарплаты.

— Я не говорил, что ты совершила нечто плохое, — ответил шеф полиции. — Я спросил, хочешь ли ты сохранить свою работу.

Сидя в кресле напротив стола, Амелия почувствовала себя крошечной, когда шеф навис над ней.

Гарроуэй был не таким огромным, как калкорианцы, но по земным меркам очень массивный для мужчины. Высокий, мускулистый шеф опустил руку на кобуру с пистолетом на поясе.

— Мне очень нужна эта работа, сэр, — ответила Амелия, борясь с желанием разрыдаться. — Моя мать больна, она умирает, и ещё счета от врачей...

— Не имею ни малейшего желания выслушивать твою печальную историю, принцесса. — Он перевел взгляд с нее на запертую дверь и опять взглянул ей в лицо. — Я уже в курсе всего этого дерьма. Просто держи рот на замке и останешься на работе. Сиди тихо и ничего плохого не случится. — Он, словно для пущей убедительности, похлопал по кобуре с пистолетом.

— Что... — начала спрашивать она, но тут шеф схватил её за грудь. Она ахнула и попыталась увернуться.

Он довольно долго лапал её грудь, а затем отвесил ощутимую пощечину.
— Сиди спокойно и заткнись на хрен. Не зли меня, — предупредил он, рывком распахивая её блузку. — Ты же знаешь, что случается со шлюхами. И если у меня возникнет хоть малейшее подозрение, что ты сдашь меня, я просто вышибу тебе мозги.

По его безэмоциональному голосу Амелия поняла, что он не блефует. Она очень тихо сидела на стуле, прикусив губу, чтобы не расплакаться. Шеф Гарроуэй обнажил её грудь, не обращая внимания на катившиеся по щекам слезы. И одобрительно хмыкнул, высвободив из лифчика тяжелые полушария. Затем встал на колени и подался вперед, открыв рот. Впился в её грудь, с силой посасывая нежную плоть. Сомкнул зубы на нежном бутончике одного полушария и сжал другое в железной хватке. Амелия крепко зажмурилась, не желая видеть, как он кусает, шлепает и щипает нежные холмики, оставляя на золотистой коже красные отметины. Её охватил стыд, когда тело откликнулось на жесткие игры Гарроуэя. Она сжала бедра, пытаясь сдержать теплую влагу, сочившуюся из внезапно охваченного похотью лона.

Жадно посасывая сосок, шеф запустил руку ей под юбку.

Обхватил мягкий белый хлопок тонких трусиков и стянул их вниз к лодыжкам.

Амелия ахнула, но не оказала никакого сопротивления. Гарроуэй подхватил её под локти и рывком поставил на ноги.
— Встань на колени, — хрипло прошептал он.

Она повиновалась, догадываясь, что случится дальше, стараясь не задумываться об этом. Крепко вцепилась в спинку стула. Шеф задрал её юбку, обнажив ягодицы. От жесткого шлепка пухлой ладони по ягодице, Амелия вздрогнула. Ахнула, но сдержала крик боли. Он шлепнул её по другой ягодице. Амелия снова вздрогнула. Её попка горела, она подумала, что там наверняка остались отпечатки его руки.

Звук расстегивающейся молнии походил на адский визг демонов. Затем его твердый член безжалостно вонзился в её нежную плоть. Прошло много лет с момента секса с мистером Перкинсом. Она сжалась, и даже несмотря на предательскую влажность и все усилия расслабиться, толстый член Гарроуэя причинял боль. Шеф обхватил её за бедра и дернул назад, безжалостно насаживая на член.

Втискивался в тугое лоно, не дожидаясь, пока оно привыкнет к его размеру.

Амелия не сдержалась и едва слышно вскрикивала, пока он снова и снова вонзался в её тело.

От его грубых толчков стул едва не опрокинулся. Время от времени, объезжая её, насильник шлепал её по ягодицам. Амелия всхлипывала от каждого обжигающего удара по своей плоти. Гарроуэй же, напротив, молча наслаждался её телом.

Она понятия не имела, как долго он её трахал. И больше не текла. Он терзал её плоть неутомимыми толчками. Жгучая боль превратилась в агонию. Из глаз хлынули слезы. Костяшки пальцев побелели, настолько сильно она отчаянно пытаясь удержаться и не закричать, вцепившись в спинку стула. А он все вонзался в нее так, словно никогда не собирался заканчивать.

Никогда в жизни Амелия не испытывала такой боли. И подумала, что может умереть, что Гарроуэй действительно затрахает её до смерти. Конечно, от кастрации и скарификации, наказания, которым подвергались заключенные, осужденные за сексуальные преступления, ощущения были бы не лучше!

После вечности страданий Гарроуэй наконец сбавил ритм. Вонзился в нее ещё глубже, задев что-то внутри, от чего по всему её животу прокатилась пронзительная боль. Она не смогла сдержать крик, вырвавшийся сквозь стиснутые зубы.

Гарроуэй задыхаясь, тихо застонал, продолжая вколачиваться в израненное от грубого секса лоно.

И кончив, вышел. Амелия замерла, ожидая, когда боль отступит. Не могла пошевелиться. Содрогнулась от последствий жестких толчков, когда измученное лоно запульсировало от боли. И всхлипнула.

Наконец, осторожно встала со стула. На дрожащих ногах наклонилась, чтобы поднять трусики. И лишь поправив одежду, обернулась к молчавшему до сих пор шефу полиции.

Он направил пистолет прямо ей в лицо.

Колени Амелии подогнулись, и она рухнула на стоявший позади нее стул. Рука Гарроуэя не дрогнула, он по-прежнему держал её на прицеле. Она молча уставилась в черное дуло, слишком напуганная даже, чтобы вспомнить молитвы. Она не могла отвести взгляда от стального дула. Даже не взглянула в лицо заговорившего шефа.

— Каждый день в это время ты будешь приходить сюда, закрывать дверь и запирать её за собой. Мы повеселимся и будем вести себя так, словно ничего не случилось. Я навел справки, не думаю, что у тебя есть лицензия на проституцию. Если ты забеременеешь и мое имя всплывет, я тебя убью. Если заговоришь о нашем маленьком соглашении, я тебя убью. Если бросишь работу здесь, я приду к тебе домой, изнасилую твою старую дряхлую мамашу, убью её, затем изнасилую и убью тебя. — Он схватил Амелию за волосы и дернул её голову назад, чтобы она посмотрела ему в лицо. — Мы поняли друг друга?

Амелия попыталась сглотнуть образовавшийся в пересохшем горле комок.
— Да, сэр, — прохрипела она.

— Тогда пошла к черту, возвращайся к работе. — Он отпустил её и убрал пистолет в кобуру. Уселся за стол и принялся перебирать какие-то бумаги, словно Амелия уже покинула его кабинет.

Она встала и вышла из кабинета. Направилась в женский туалет, чтобы осмотреть себя. И отражение в потрескавшемся зеркале её потрясло. Если не считать того, что от слез потекла косметика, то выглядела она вполне приемлемо. Почему-то она ожидала, что на ее лице отразиться ужас и вина, явный повод для всех обвинить её во всех грехах. Но нет. Амелия припудрилась, причесалась, осознав, что осталась той же самой женщиной, что вошла сегодня утром в полицейский участок, налила себе кофе и погрузилась в бесконечный круговорот дел, печатая и отвечая на телефонные звонки.

Теперь, после изнасилования, страх сменился оцепенением. Но только на сегодня, подсказало сознание. Потому что шеф Гарроуэй намеревался насиловать её завтра и каждый день, пока она тут работает.

Она должна позволить ему это. Если бы на карту оказалась поставлена только жизнь Амелии, то, возможно, она осмелилась бы сбежать. Но он пригрозил, что убьет маму. Хуже того, что он изнасилует маму.

«Не думай об этом, — подсказал внутренний голос. — Тебе ещё предстоит пережить остаток дня. А потом позаботиться о маме на ночь. Она не глупа. Если ты хоть на секунду расслабишься, она поймет, что что-то случилось. Так что пока не думай об этом. Словно ничего не произошло. И не произойдет ни завтра, ни когда-либо ещё. Просто продолжай вести себя как ни в чем не бывало».
«Я подожду и подумаю обо всем, когда останусь одна. Возможно».

Амелия взяла себя в руки и вернулась к работе. Тем же вечером она отправилась домой, ухаживала за матерью, которая затуманенным от боли рассудком не заметила ничего плохого.

На следующий день Амелия отправилась на работу, выпила утреннюю чашечку кофе и занялась своими обычными делами. В полдень она вошла в кабинет шефа, закрыла дверь, заперла её и подчинилась всем его садистким желаниям.

Более двух лет она умудрялась сохранять ясный рассудок и старалась не вспоминать о тех адских минутах, когда Гарроуэй овладевал ею. Ему нравилось заставлять её страдать, содрогаться от боли, и она не осмеливалась говорить об этом. Он обзывал её мерзкими именами. Угрожал, что изобьет дубинкой, оглушал электрошокером, бил пистолетом по лицу. Иногда насиловал в рот, одной рукой больно сжимая волосы, другой прижимал дуло служебного пистолета ко лбу между глаз, держа палец на спусковом крючке. Однажды он трахнул её им, предварительно распластав голую на своем столе. И прежде, чем сделать это, показал что пистолет заряжен. С хладнокровным удовлетворением наблюдал, как на её глаза навернулись слезы. Она уже истекала кровью, когда шеф выдернул из израненного лона холодный металл и тут же трахнул членом.

В тот день он кончал особенно сильно.

Почти каждый день она терпела боль и страх, а затем, выходя из его кабинета, старалась забыть последний эпизод. Если и пыталась вспомнить об этих потерянных мгновениях, что случалось очень редко, то всплывающие картинки были скорее похожи на давние кошмары. Большая часть деталей отсутствовала, оставляя после себя лишь смутные образы и едва сдерживаемое чувство обреченности.

Но иногда Гарроуэй получал удовольствие и без особых оскорблений. Всегда грубый, не ведающий, что такое нежность, шеф время от времени трахал её, находясь сверху, без угроз и шлепков. Вот тогда Амелия приходила в ужас, потому что в её истекающем соками лоне разгорался пожар, а наслаждение переполняло до тех пор, пока тело не начинало содрогаться от нежелательного оргазма. Те дни были еще хуже, чем когда он по-настоящему причинял ей боль. Такие эпизоды оказалось гораздо труднее стереть из памяти. Когда её тело, вопреки ненависти и страху перед Гарроуэем, достигало кульминации, даже несмотря на отвращение. Амелия думала, что рехнется.

Амелия, словно в лихорадочном тумане, рисовала все свои выходные, отчаянно пытаясь изгнать демонов, которых не осмеливалась осознанно признать. На её картинах появлялись злобные черно-красные рваные образы. И тема полотна не имела значения. И даже цветущие луга под её кистью отражали мучившее её безумие. Тем, кто видел её работы, она никогда не объясняла, чем вызван изображенный там лихорадочный хаос.

Фанатики-евангелисты, превозносившие восхитительный кошмар Божьего Суда над грешниками, скупали её работы десятками. Это самый большой успех, полученный ею на родной планете. С подобным дополнительным доходом Амелия могла обеспечивать свою мать всеми необходимыми обезболивающими, пока рак наконец не поглотил это истощенное существо.

* * * * *

— Слава богу, мама так ничего и не узнала, — пробормотала окруженная калкорианцами Амелия.

— Бедная Амелия, — вздохнул Фленчик. — Удивительно, что у тебя сохранилось хоть какое-то сексуальное влечение.

— О, оно более чем сохранилось, — простонала Амелия, потянувшись к нему. Но Раджир перехватил её запястья. — Ты же обещал, — надулась она.

— Момент. Сначала мы должны кое-что прояснить.

— Что именно?

— Во-первых, ты не виновата в том, что эти ублюдки сделали с тобой. У тебя не было выбора. Ты сделала лишь то, что необходимо для выживания.

— Ну, если ты так считаешь. — Амелия попыталась вырвать свою руку из его хватки. Но безуспешно.

Фленчик раздраженно посмотрел на Брефта.
— Она слишком опьянена, чтобы все осознать.

— Она все вспомнит и обдумает позже. — Раджир продолжал свои наставления. — Во-вторых, ты не сделала, не позволяла делать с собой ничего такого, что заставило бы нас презирать тебя.

Амелия перестала извиваться, когда его слова проникли сквозь туман охватившего её вожделения.

— Правда? Даже если кое-что мне понравилось?

Фленчик перебил Раджира:
— Даже если ты получала от некоторых вещей удовольствие. Что привело нас к третьему факту... Тебе нравится легкая боль и унижение — это позволяет тебе спокойно наслаждаться сексом.