Книга XVIII. Диадохи. 323-318 ВС. 13 страница

81
Хотя друзья убеждали его не выходить в поле против настолько великих стратегов и превосходных войск, Димитрий не обратил на них внимания, но самонадеянно готовился к столкновению, поскольку он был очень молод и хотел участвовать в столь великой битве отдельно от своего отца.[42] (2) Когда он созвал собрание под оружием и, встревоженный и возбужденный, занял свое место на возвышении, толпа кричала в один голос, понуждая его мужаться; затем глашатай велел кричащим людям прекратить шум, все они замолчали. (3) Ибо, поскольку он только что получил командование, ни солдаты, ни гражданские не испытывали к нему озлобления, такого как обычно развивается в отношении стратегов, давно занимающих свою должность, когда за определенное время многие мелкие обиды объединяются в массовое недовольство; ибо масса становится напряженной, когда она остается под одной и той же властью, и каждая группа, которая не имеет привилегий, приветствует изменения. Поскольку его отец был уже старым человеком, надежды царства, сконцентрированные на его преемнике, принесли ему руководство и в то же время добрую волю народа. (4) Кроме того, он выделялся и красотою и ростом, а также, когда облачался в царские доспехи, он очень сильно выделялся, обращая людей в трепет, посредством чего он создал большие ожидания в народе. Более того, в нем было определенная обходительность, приличествующая молодому царю, который этим приобрел всеобщую преданность, так что даже нестроевые бежали вместе, чтобы послушать его, ощущая сочувственное волнение по причине его молодости и приближающейся опасной схватки. (5) Ибо он собирался сражаться в решительном сражении не только против более многочисленных сил, но и против полководцев, которые были едва ли не величайшими, Птолемея и Селевка. Действительно, эти полководцы, которые принимали участие с Александром во всех его войнах и часто возглавляли армии самостоятельно, были до сих пор непобедимыми. (6) Во всяком случае, Димитрий, после поощрения толпы словами подходящими к случаю и обещаниями подарков за их службу и сбора добычи солдатам, выстроил свою армию к битве.

82
На левом крыле, где он сам собирался принять участие в бою, он первыми расположил двести отборных всадников из своей охраны, среди которых были и все его друзья и, в частности, Пифон, которые участвовал в походах Александра и был назначен Антигоном сокомандующим и соучастником в общем предприятии.[43] (2) Как авангард он выстроил три отряда кавалерии и столько же в для защиты фланга, и в дополнение к ним были размещены отдельно вне крыла три отряда тарентинцев[44]; таким образом тех, кто были поставлены под его личное командование, насчитывалось до пятисот всадников вооруженных копьями и сто тарентинцев. (3) Следом он разместил конницу, которую называли "друзьями", в количестве восемьсот человек, и после них не менее полутора тысяч всадников всех видов. В передней части крыла он разместил тридцать своих слонов, и он заполнил промежутки между ними подразделениями легковооруженных людей, среди которых тысяча метателей дротиков и лучников и пять сотен персидских пращников. (4) В такой форме он составил левое крыло, которым он намеревался решить исход боя. Рядом с ним он построил пешую фалангу, состоящую из одиннадцати тысяч человек, из которых две тысячи были македонцев, одна тысяча ликийцев и памфилийцев, и восемь тысяч наемников. На правом крыле он поставил всю свою остальную конницу, полторы тысячи человек под командованием Андроника. Этот командир получил приказ отвести свою линию назад под углом и избегать боя, ожидая исхода схватки, которую будет вести Димитрий. Тринадцать других слонов он разместил перед фалангой пехоты с необходимым дополнением легкой пехоты в интервалах. Таким вот образом Димитрий выстроил свою армию.

83
Птолемей и Селевк сначала усилили левый фланг своего построения, не зная намерений противника, но когда от разведчиков они узнали принятое им построение, они быстро перестроили свою армию таким образом, чтобы их правое крыло имело наибольшую силу и мощь и было сопоставимо против строя левого крыла Димитрия. Они перебросили на это крыло три тысячи сильнейших кавалеристов, вместе с которым они сами решили сражаться. (2) По фронту этой позиции они разместили людей, которые должны были разложить приспособление[45] из железа с шипами и связанное цепями, которое они приготовили против наступления слонов, ибо, когда это изобретение было растянуто, оно легко препятствовало зверям двигаться вперед. (3) Перед этим крылом они также разместили свои легко-вооруженные отряды, приказав метятелям дротиков и лучникам стрелять не переставая в слонов и в тех, кто находился на них. Когда они усилили свое правое крыло таким образом и построили остальную свою армии как позволяли обстоятельства, они двинулись на врага с сильным криком.
Их противники также пошли вперед; и сначала был конный бой на краях флангов между отрядами передовой стражи, в котором люди Димитрия был намного лучше. (4) Но чуть позже, когда Птолемей и Селевк обошли вокруг фланга и обрушились на них всей тяжестью кавалерии, поставленной в глубине, там был упорный бой вследствие рвения обеих сторон. (5) В первой атаке, в самом деле, сражались копьями, большая часть которых сломалась, и многие из сражающихся были ранены; а затем, возобновив борьбу, люди бросились в бой с обнаженными мечами, и, как они были стеснены в плотном бою, много было убитых с каждой стороны. Истинные начальники, подвергая опасности себя на глазах у всех, поощряли своих подчиненных стойко противостоять опасности; а всадники на флангах, все отобранные за храбрость, соперничали друг с другом, так как свидетелями их доблести были стратеги, которые делили с ними ратные труды.

84
После того как кавалерийское сражение шло долгое время на равных, слоны, погоняемые на бой их индийскими погонщиками, выдвинулись вперед на определенное расстояния, внушая ужас на своем пути, как будто никто не мог сопротивляться им. Когда, однако, они подошли к заграждению с шипами, метатели дротиков и лучники, которые неустанно посылали свои снаряды, стали наносить опасные раны самим слонам и тем, кто был верхом на них, (2) и пока погонщики заставляли зверей идти вперед и использовали свои стрекало, некоторые слоны накололись на искусное приспособление с шипами и, мучимые ранами[46] и сосредоточенными усилия нападавших, стали причиной беспорядка. (3) Ибо на ровной и мягкой почве эти звери в лобовой атаке показывают, что они могут быть неодолимыми, но на местности грубой и трудной их сила полностью бесполезна, из-за нежности их ног. (4) Таким образом, и в этом случае, так как Птолемей дальновидно предвидел, что будет в результате установки шипов, он сделал силу слонов бесполезной.[47] (5) Конечный результат был в том, что, после того как большинство погонщиков были застрелены, все слоны были захвачены. Когда это произошло, большинство из всадников Димитрия запаниковали и обратились в бегство; а сам он остался с немногими, и затем, поскольку никто не обращал внимания на него, когда он просил каждого из них остановиться и не покидать его, был вынужден оставить поле сражения с остальными. (6) Теперь что касается Газы, большинство его кавалеристов, которые следовали с ним, слушались приказов и оставались в строю, так что никто из преследователей не отваживался на беспорядочные необдуманные нападения, ибо равнина была открытая и твердая, и благоприятствовала людям, которые желали отступать, соблюдая строй. (7) Туда же следовали те из пехотинцев, которые предпочли оставить свои ряды, и, отказавшись от своего тяжелого оружия, спасали себя, двигаясь налегке. Но так как Димитрий проходил Газу примерно во время заката, некоторые из кавалеристов отсоединились, и вошли в город, так как они хотели забрать свое имущество. (8) Тогда, когда ворота были открыты, и большое количество вьючных животных были собраны вместе, и когда каждый пытался привести своих собственных животных первым, возникла такая путаница вокруг ворот, что, когда подошли войска Птолемея, никто не мог закрыть ворота в это время. Отсюда враг кинулся за стены, и город перешел во владение Птолемея.

85
После битвы, закончившейся таким образом, Димитрий достиг Асота примерно к полночи, преодолев двести семьдесят стадий.[48] Оттуда он послал вестника о захоронении павших, так как он очень хотел любой ценой почтить память погибших погребением, которое им полагалось, (2) ибо так случилось, что большинство его друзей погибли, самым выдающимся из которых был Пифон, который исполнял командование на равных условиях с ним, и Беот, который в течение долгого времени жил у его отца Антигона, и посвящался во всех государственные тайны. (3) В том бою пало более пятисот человек,[49] из которых большинство были кавалеристы и люди значительные, и более восьми тысяч были захвачены в плен. Птолемей и Селевк разрешили забрать мертвых, и они вернули Димитрию без выкупа захваченное царское имущество, и тех из пленных, которые обычно состояли при дворе; ибо, по их словам, это было не из-за того, что они находятся в разногласии с Антигоном, а потому, что, хотя он и они вели совместно войну сначала против Пердикки, а затем против Эвмена, он не передал своим союзникам их долю захваченных земель, и опять-таки, потому что, после установления договора о дружбе с Селевком, он, тем не менее отнял у него сатрапию Вавилонию в противоречии с правом. (4) Птолемей послал пленных солдат в Египет, приказав распределить их по номам, но сам он, после великолепных похорон погибших в бою своих людей, пошел с войском против городов Финикии, осадил некоторые из них и приобрел другие убеждениями. (5) Димитрий, так как у него не было достаточно сильной армии, послал гонца к отцу, прося его помочь ему как можно быстрее. Он сам, двигаясь в Триполис в Финикии, вызвал солдат из Киликии, а также тех из своих прочих людей, которые охраняли города или крепости далеко от врага.

86
Птолемей, после того как он овладел страной, первым делом привлек Сидон на свою сторону, а потом, став лагерем возле Тира, он убеждал Андроника,[50] командира гарнизона, сдать город, обещая дать ему богатые подарки и почести. (2) Андроник, однако, заявил, что никоим образом не предаст доверия, которое было оказано ему Антигоном и Димитрием, и низко оскорбил Птолемея. Позже, когда его солдаты подняли мятеж, он был изгнан из города, и попав в руки Птолемея, ожидал получить возмездие как за оскорбления, так и за свое нежелание сдать Тир. Но в действительности Птолемей не таил злобы; а, напротив, он одарил его и держал его при дворе, сделав его одним из своих друзей и отличал его почестями. (3) Ибо в самом деле, этот государь был исключительно кроток и склонен к добрым делам. Именно этим свойством он более всего возвысил свою власть и поэтому множество людей желали приобрести его дружбу.[51] (4) Например, когда Селевк были изгнан из Вавилонии, он получил его дружбу;[52] и он поделился своим богатством с ним и с прочими его друзьями. (5) И на этот раз также, когда Селевк попросил дать ему солдат для похода в Вавилонию, он с готовностью согласился, и, кроме того, он обещал помочь ему во всех отношениях, до тех пор пока он не вернет сатрапии, которые раньше принадлежали ему.
Таково было положение дел в Азии.[53]

87
В Европе[54] Телесфор, флотоводец Антигона, который стоял около Коринфа, когда он увидел, что Птолемей отдавал себе преимущество и возложил на себя дела по всей Греции, изменил Антигону из-за этого, продал корабли, которыми владел, принял на службу тех солдат, которые добровольно присоединиться к его делу, и организовал свое собственное предприятие. (2) Войдя в Элиду, как будто все еще сохраняя свою дружбу с Антигоном, он укреплял крепости и порабощал города. Он даже ограбил священный участок в Олимпии, и собрав более чем на пятьсот талантов серебра, начал нанимать наемников. (3) Тогда, таким вот образом, Телесфор, потому что ревновал к улучшению положения Птолемея, предал дружбу с Антигоном. Птолемей, полководец Антигона, нес бремя забот о делах по всей Греции, и, узнав о мятеже Телесфора, захвате городов элейцев, и разграблении богатств Олимпии, прибыл в Пелопоннес с армией. Когда он пришел в Элиду и сравняв (с землей) цитадель, которая была укреплена, он вернул элейцам свободу и восстановил сокровище бога. Затем, получив согласие Телесфора, он пришел в Килену, где был гарнизон последнего, и вернул ее элейцам.

88
Пока все это происходило, эпироты, когда их царь Эакид умер, отдали царство Алкете,[55] который был изгнан своим отцом Аримбой, и который враждебно относился к Кассандру. (2) По этой причине, Ликиск,[56] которого Кассандр назначил стратегом Акарнании, вошел в Эпир с армией, надеясь легко удалить Алкету с трона, пока дела царства все еще находятся в беспорядке. (3) В то время как Ликиск был в лагере перед Кассопией, Алкета послал своих сыновей Александра и Тевкра по городам, приказав им собрать как можно больше солдат, а сам он, взяв в поле наличные силы, подошел к врагу и ждал возвращения сыновей. (4) Однако, поскольку силы Ликиска были под рукой, и гораздо многочисленнее, эпироты испугались и перешли к врагу,[57] и Алкета, покинутый всеми, укрылся в Эврименах, эпирском городе. (5) Пока он был осажден там, Александр привел подкрепления отцу. Произошло упорное сражение, в котором было убито много солдат, среди которых были некоторые из сторонников Ликиска и, в частности стратеги Микиф и Лисандр Афинянин, который был поставлен Кассандром во главе Левкады. (6) Но потом, когда Дений[58] привел подкрепления к потерпевшей поражение армии, произошла еще одна битва, в которой Александр и Тевкр были разбиты и бежали вместе с отцом в некую крепость, а Ликиск взял Эвримены, разграбил и уничтожил его.

89
В это время Кассандр, которые узнал о поражении своих войск, но не знал, что вскоре последовала победа, поспешил в Эпир, чтобы помочь Ликиску. Найдя, что последний одержал вверх, он заключил договор и принял дружбу Алкеты, а затем, с частью своей армии, отправился к Адриатическому морю для осады Аполлонии, потому что народ этого города изгнал его гарнизон и перешел к иллирийцам. (2) Горожане, однако, не испугались, но вызвали помощь от других своих союзников и построили свою армию перед стенами. В сражении тяжелом и долгом, народ Аполлонии, который имел численный перевес, заставил своих противников бежать; и Кассандр, который потерял много солдат, так как с ним не было достаточной армии, и видя, что приближается зима,[59] вернулся в Македонию. (3) После его ухода, левкадийцы, получив помощь от коркирцев, изгнали гарнизон Кассандра. В течение некоторого времени эпиротами по-прежнему правил Алкета, но затем, так как он общался с народом слишком жестко, они убили его и двух его сыновей, Эсиона и Ниса, которые были детьми.[60]

90
В Азии[61] после поражения Деметрия при Газе в Сирии, Селевк, получив от Птолемея не более чем восемьсот пехотинцев и около двухсот всадников,[62] отправился в Вавилон. Он так важничал от великих ожиданий, что, даже если бы у него не было армии вовсе, он бы предпринял поход во внутрь страны со своими друзьями и с собственными рабами; ибо он полагал, что вавилоняне, за счет доброго отношения, ранее им оказанного, с готовностью присоединятся к нему, и что Антигон, уйдя со своей армией на большое расстояние, дал ему хорошую возможность для своих начинаний. (2) Не смотря на такое его собственное воодушевление, друзья, сопровождавшие его, пришли в уныние, когда увидели, что людей, отправившихся в поход с ними было очень мало и что враг, против которого они выступили, обладает большой армией, готовой к службе, огромными ресурсами, а также множеством союзников. (3) Когда Селевк заметил, что они охвачены страхом, он ободрил их, говоря, что люди, которые участвовали в походах с Александром и были выдвинуты им за их отвагу, не должны полагаться полностью на силу оружия и богатство, когда стоят перед лицом трудной ситуации, но на опыт и мастерство, посредством которых сам Александр добился своих великих и вызывающих всеобщее восхищение дел. Он добавил, что они должны также верить оракулу бога, в которым было предсказано, что завершение его похода должно быть достойно его цели; (4) ибо, когда он запрашивал оракул в Бранхидах, бог приветствовал его как царя Селевка, и во сне, Александр, стоя рядом с ним, дал ему явный признак будущего величия, которое было суждено выпасть ему по ходу времени.[63] (5) Кроме того, он заметил, что все лучшее и вызывающее восхищение среди людей, достигается путем труда и опасностей. Но он также стремится покровительствовать своим товарищам по оружию и держать себя на равных с ними всеми, таким образом, чтобы каждый уважал его и охотно принял опасность, связанную с отчаянным предприятием.

91
Когда в своем движении он вступил в Месопотамию, он убедил некоторых из македонцев, поселенных в Карах[64] присоединиться к его силам, и принудил остальных. Когда он вторгся в Вавилонию, большинство жителей вышли к нему навстречу, и, объявив себя на его сторонниками, обещали помочь ему, как он сочтет нужным, (2) ибо, когда он в течение четырех лет был сатрапом этой страны, он показал себя великодушным ко всем, приобрел расположение простого народа и надолго обеспечил надежность людей, которые помогли бы ему, при случае, если когда-нибудь он будет претендовать на верховную власть. (3) Он также присоединил Полиарха, который управлял каким-то округом с более чем тысячей солдат. Когда те, кто остался верен Антигону, увидели, что стремление народа нельзя сдержать, они укрылись вместе в крепости, в которой Дифил был назначен командиром. (4) Но Селевк осадил крепость и взял ее штурмом, освободив всех своих друзей и подданных, которые были размещены там под стражей по приказу Антигона после бегства Селевка из Вавилона в Египет. (5) Когда он закончил с этим, он навербовал солдат, и, пригнав лошадей, раздал их всем, кто был в состоянии справиться с ними. Завязав со всеми дружеские отношения и возбудив большие надежды у всех, он поддерживал у своих товарищей по отважному предприятию готовность и жажду славы при всяком случае. Таким образом, Селевк вернул Вавилонию.

92
Но когда Никанор, стратег Мидии, собрал вокруг себя из Мидии, Персии и окрестных земель более десяти тысяч пехотинцев и около семи тысяч всадников, Селевк поспешил на полной скорости на врага. (2) Сам он имел всего чуть больше трех тысяч пехотинцев и четыреста всадников. Он переправился через Тигр, и, узнав, что враг находится в нескольких днях пути, укрыл своих солдат в соседних болотах, намереваясь напасть врасплох. (3) Когда Никанор прибыл к реке Тигр и не найдя врага, расположился в одной из царских станций, полагая, что они бежали на большое расстояние, чем объяснялось случившиеся. Когда наступила ночь и армия Никанора охранялась небрежно, Селевк напал на них внезапно, чем вызвал большое смятение и панику, (4) ибо так случилось, что когда персы вступили в бой, их сатрап Эвагр[65] пал вместе с некоторыми другими вождями. Когда это произошло, большинство солдат перешли к Селевку, отчасти потому, что они были напуганы опасностью, но отчасти потому, что они были оскорблены поведением Антигона. (5) Никанор, у которого осталось лишь горстка людей, и боявшийся, что он будет передан врагу, бежал со своими друзьями через пустыню. А Селевк, теперь, когда он получил в свое распоряжение большое войско и ведя себя милосердно ко всем, легко приобрел Сузиану, Мидию, и некоторые соседние земли, и написал Птолемею и его друзьям о своих успехах, уже обладая царским достоинством и добрым именем, подобающим царской власти.

93
Между тем Птолемей оставался в Келесирии после победы в большой битве над Димитрием, сыном Антигона.[66] Узнав, что Димитрий возвратился из Киликии и расположился станом в Верхней Сирии, он выбрал из друзей, которые были с ним, Килла Македонца; (2) и, дав ему достаточно войск, приказал ему изгнать Димитрий полностью из Сирии или поймать и уничтожить его.[67] Покуда Килл был в пути, Димитрий, узнав от шпионов, что он беспечно расположился станом в Миусе,[68] оставил свой обоз в тылу и со своими легковооруженными солдатами совершил усиленный марш, а затем, неожиданно напал на врага на рассвете,[69] он без боя пленил армию и, в том числе, самого стратега.[70] По достижении такого успеха он решил, что он загладил поражение. (3) Тем не менее, предполагая, что Птолемей может выступить против него со всем своим войском, он отправился в лагерь, используя в качестве укреплений для своей защиты болота и топи. Кроме того, он писал отцу о достигнутом успехе, призывая его либо отправить армию как можно скорее, либо отправиться в Сирию самому. (4) Антигону случилось быть в Келенах во Фригии, и, получив письмо, он весьма обрадовался, что его сын, будучи молод, вышел из затруднений самостоятельно и показал себя достойным быть царем. Он сам со своим войском отправился из Фригии, пересек Тавр, и через несколько дней присоединился к Димитрию. (5) Птолемей, однако, узнав о прибытии Антигона, созвав своих командиров и друзей и стал советоваться с ними, что было лучше: остаться и достичь окончательного решения в Сирии или уйти в Египет и продолжить войну оттуда, как он ранее сделал против Пердикки.[71] (6) Сейчас все советовали ему не рисковать сражением против армии, которая была во много раз сильнее и имела большое количество слонов, а также против непобедимых полководцев, ибо, по их словам, было бы ему гораздо легче решить войны в Египте, где он имел обильное снабжение и мог бы положиться на трудности местности. (7) Приняв решение, таким образом, чтобы оставить Сирию, он разрушил самые значительные города, из тех что он захватил: Акию в финикийской Сирии, и Иоппию, Самарию и Газу в Сирии; а затем он сам, взяв армию и добычу, которую можно было увести или унести, возвратился в Египет.[72]

94
Тот час Антигон, без боя овладев всей Сирией и Финикией, пожелал совершить поход против земель арабов, которые называются набатейцами.[73] Решив, что этот народ настроен враждебно к нему, он выбрал одного из своих друзей, Афинея, дал ему четыре тысячи легковооруженных пехотинцев, шестьсот всадников, подходящих для быстрого движения, и приказал ему внезапно напасть на варваров и увести весь их скот в качестве добычи.
(2) Ради тех, кто не знает, будет полезно изложить некоторые детали обычаев этих арабов, следуя которым, как полагают, они сохраняли свою свободу. Они живут под открытым небом, считая своей родиной пустыню, где нет ни рек, ни обильных источников, из которых вражеская армия могла бы получить воду. (3) Согласно своим обычаям он не сеют ни пшеницу, ни выращивают плодоносящих деревьев, не употребляют вина, не строят каких-либо домов, и если кто-то будет действовать вопреки этому, его наказывают смертью.[74] (4) Они следуют этим обычаям, потому что верят что те, кто владеют этими вещами, чтобы сохранить их за собой, с легкость покоряются силе, отдающей им приказы. Некоторые из них выращивают верблюдов, другие овец, выпасая их в пустыне. Хотя есть много арабских племен, которые используют как пастбища пустыню, набатейцы намного превосходят других в богатстве, хотя их не намного больше, чем десять тысяч человек; (5) ибо не мало из них привыкли возить к морю ладан и мирру и наиболее ценные виды специй, которые они закупают у тех, кто перевозят их из так называемой Аравии Эвдамон.[75] (6) Они исключительно любят свободу, и, когда приближаются крупные силы врагов, они находят убежище в пустыне, используя ее в качестве крепости,[76] ибо в ней не хватает воды и она не может быть пересечена другими, но их оставляют в покое, так как они приготовили подземные резервуары, закрытые штукатуркой, они предоставляют безопасность. (7) Так как земля в некоторых местах глинистая и в других из мягкого камня, они выкапывают большие ямы в ней, выходы которых они делают очень малыми, но постоянно расширяя по мере глубины, они, наконец, делают их таких размеров, что каждая сторона имеет длину одного плетра.[77] (8) После заполнения этих резервуаров дождевой водой, они закрывают отверстия, сделав их сходными с остальной частью почвы, и они оставляют признаки, известные им самим, но не распознаваемые другими. (9) Свой скот они поят через день, так что, если они спасаются бегством по безводным местам, они могут не нуждаться в постоянном снабжении водой. Сами они используют в качестве пищи мясо и молоко, и те растения, которые растут из земли и которые пригодны для этой цели; (10) ибо среди них растет перец и в изобилии, так называемый, дикий мед с деревьев,[78] который они пьют, смешав с водой. Есть и другие племена арабов, некоторые из которых даже возделывают почву, смешиваясь с платящими дань народами, и имеют те же обычаи, что и сирийцы, кроме того, что они не живут в домах.

95
Таковы представленные обычаи арабов. Но когда время приближается к общенациональному сходу, на котором живущие вокруг привыкли встречаться, некоторые продавали товары, а другие покупали необходимые вещи, они отправляются на эту встречу, оставляя на определенной скале[79] свое имущество и стариков, а также своих жен и детей. (2) Это место является чрезвычайно сильным, но не укрепленным, и находится на расстоянии двух дней пути от населенной страны.
Дождавшись наступления этого времени, Афиней отправился к скале со своей легкой армией походным порядком. Преодолев двести двадцать стадий[80] из района Идумеи в течение трех дней и стольких же ночей, он избежал обнаружения арабами и захватил скалу около полуночи. (3) Из тех, кто были пойманы там, некоторых он убил сразу, некоторых он взял в плен, а других, которые были ранены, он оставил позади, а ладана и мирры он забрал большую часть и около пятисот талантов серебра. Задержавшись не более чем до раннего утра,[81] он сразу ушел на предельной скорости, ожидая, преследования варваров. Когда он и его люди прошли без перерыва двести стадий,[82] они разбили лагерь, от усталости небрежно поддерживая стражу, как если бы они считали, что противник не сможет прийти в течении двух-трех дней. (4) Но когда арабы узнали от тех, кто видел поход, они сразу же собрались и, оставив место сбора, пришли к скале, а затем, узнав от раненых что произошло, они преследовали греков на предельной скорости. (5) Поскольку люди Афинея стали лагерем, мало заботясь о враге, и из-за усталости спали глубоким сном, некоторые из пленных сбежали тайком; и набатейцы, разузнав состояние своего врага, напали на лагерь около третьей стражи, будучи в количестве не менее восьми тысяч человек. Большинство вражеских бойцов они зарезали там, где они лежали; остальных убили дротиками, когда они проснулись и бросились к оружию. В конце концов, все пехотинцы были убиты, а около пятидесяти всадников бежали, и из них большая часть были ранены.
(6) И так Афиней, после того, как сначала добился успеха, затем из-за своей собственной глупости потерпел неудачу; ибо беспечность и равнодушие, вообще, обычно следуют за успехом. (7) По этой причине некоторые справедливо полагают, что легче встретить беду со знанием дела, чем очень большой успех с благоразумием; ибо в беде, из-за страха того, что должно последовать, люди бывают осторожны, но при успехе, случившаяся ранее удача, соблазняет людей быть небрежными во всем.

96
Когда набатейцы решительно наказали врага, они вернулись к скале с тем имуществом, которое они отбили; а Антигону они написали письмо сирийской письменностью, в котором они обвиняли Афинея и оправдывали себя. (2) Антигон ответил им, согласившись с их оправданиями в свою защиту, но он не признал своей вины, говоря, что Афиней предпринял нападение вопреки указаниям, которые были ему даны. Он сделал это, скрывая свою цель и желая ввести в заблуждение варваров в смысле безопасности, с тем, что, сделав неожиданное нападение, он мог бы исполнить свое желание, потому что не легко было бы без какого-либо обмана захватить лучших из мужчин, которые ревностно следовали кочевому образу жизни и владели пустыней как неприступным убежищем. (3) Арабы были очень довольны, потому что они, казалось, избавились от большой опасности, однако они не полностью доверяли словам Антигона, и, относясь к своим видам на будущее как к неопределенным, они выставили посты на холмах, с которых легко можно было видеть на расстоянии приходящих в Аравию, и они сами, после того, как упорядочили свои дела надлежащим образом, с нетерпением ожидали исхода. (4) Но Антигон, поскольку он обращался с варварами как с друзьями в течение некоторого времени, и счел, что они совершенно обмануты и тем самым дают ему удобный случай против самих себя, выбрал из всего своего войска в общем четыре тысячи легковооруженных пехотинцев, по природе своей подходящих для быстрого марша, и более четырех тысяч верховых. Он приказал им взять с собой на несколько дней провизии, которая не требует приготовления, и, поставив своего сына Димитрия командиром, он отправил их в первую стражу, приказав им наказать арабов любым способом.

97
Димитрий, поэтому двигался в течение трех дней по бездорожным областям, стремясь не быть обнаруженным варварами, но дозорные, увидев, что пришли вражеские отряды, оповестили набатейцев с помощью условных сигналов огнем. Варвары, как только узнали о приходе греков, послали свое имущество к скале и разместили там гарнизон, достаточно сильный, поскольку в ней был единственный искусственный проход, а сами они разделили свои стада и угнали их в пустыню по разным местам. (2) Димитрий, прибыв к скале и найдя, что стада удалены, неоднократно штурмовал крепость. Арабы сопротивлялись упорно, и легко брали вверх из-за высоты места; и так в тот день, после того как Димитрий вел борьбу до самого вечера, он отозвал своих солдат сигналом трубы.
(3) На следующий день, однако, когда он двинулся к скале, один из варваров воззвал к нему, говоря: "Царь Димитрий, по какому желанию или по какому принуждению ты воюешь против нас, тех кто живет в пустыне, и чьи земли не имеют ни воды, ни зерна, ни вина, ни какой-любой другой вещи из тех, что подобает потребностям жизни среди вас? (4) Ибо мы, поскольку мы никоим образом не желаем быть рабами, все укрылись в земле, где нет достатка всех тех вещей, которые ценятся среди других народов, и выбрали жизнь в пустыне и она вполне похожа на жизнь диких зверей, вредишь ты не всем. Поэтому мы просим тебя и твоего отца не делать нам зла, но впоследствии получить подарки от нас, отвести свою армию, и в дальнейшем относиться к набатейцам как к своим друзьям. (5) Ибо не можешь ты, если ты хочешь, оставаться здесь много дней, поскольку тебе не хватает воды и всех других необходимых припасов, и не может ты заставить нас жить другой жизни; но у тебя будет мало пленных, обескураженных рабов, которые бы не согласились жить среди непривычных обычаев". (6) Когда такие слова, как эти, были произнесены, Димитрий отвел свою армию и приказал арабам направить посольство по этим вопросам. Они послали своих старейшин, которые, повторяя рассуждения, подобные тем, что были выше сказаны, убедили его принять в качестве подарка самые ценные свои плоды и заключить договор с ними.[83]