2020-07-12
315
РОССИЙСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ ДРУЖБЫ НАРОДОВ
ФАКУЛЬТЕТ ГУМАНИТАРНЫХ И СОЦИАЛЬНЫХ НАУК
КАФЕДРА ИСТОРИИ
УТВЕРЖДАЮ Заведующий кафедрой
________ В. М. Козьменко
«____» __________ 2020 г.
КУРСОВАЯ РАБОТА
на тему
Восприятие процесса Промпартии по материалам зарубежной периодики
История (2 курс)
Разработчик
Студент группы ГИБ-21
Студенческий билет № 1032183308
Знаменский Павел Дмитриевич
«___» ________ 2020 г.
Руководитель
Доктор исторических наук, профессор
_______________М.Н. Мосейкина
Москва 2020
ОГЛАВЛЕНИЕ
ВВЕДЕНИЕ.. 4
ГЛАВА 1. Процесс Промпартии: Предпосылки, ход, итоги. 13
ГЛАВА 2. Немецкая и австрийская пресса о процессе Промпартии. 19
ГЛАВА 3. Реакция английской и американской прессы на процесс Промпартии 26
ЗАКЛЮЧЕНИЕ.. 31
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ... 32
ВВЕДЕНИЕ
В современной исторической науке нет однозначного мнения о советском периоде истории нашей страны, причем ни в отечественной, ни зарубежной среде. Большой террор 1937 года в СССР, а затем и начало Второй Мировой привлекли все усилия специалистов, оставивших некоторые события начала 30-х годов без должного внимания. До сих пор в медиа пространстве идут дискуссии о ходе и значении коллективизации и индустриализации. Все эти масштабные процессы довольно подробно изучены экономистами и историками, имеют обширную историографию. Но чтобы понять причины массовых репрессий, нужно обратиться к более ранним событиям. Чтобы дать действительно объективную оценку периоду 30-х годов, необходимо привлечь зарубежные источники. Следовательно, изучение прессы в источниковедческом аспекте имеет большое научно-методическое значение и актуальность. В связи с указанной потребностью в данной работе поставлена проблема исследования немецких и англоязычных массовых газет.
Актуальность данной работы обусловлена тем, что подобного рода показательные судебные процессы остаются вне поля зрения большинства крупных исследователей, а международный аспект данного события не получил обстоятельного анализа. Данная курсовая работа ценна, поскольку в ней приводятся материалы, которые дают оценку событий в СССР со стороны обычных граждан. Процесс Промпартии стал толчком к изменению образа нашей страны в мире. Множество иностранных журналистов уже тогда указывали на его далекоидущие последствия и делали самые серьезные выводы о настроениях в Советском Союзе. Например, Уолтер Дюранти писал о том, что сам факт обнародования связей обвиняемых с французскими правительственными кругами говорит о прочности власти большевиков и их поддержке в народе.[1] Также именно в этот период, несмотря на противоречивые сообщения, публиковавшиеся в прессе, начинает складываться образ Страны Советов как первого государства рабочих. Этот информационный поток влиял на внутреннюю и внешнюю многих великих держав, включая США. Ведь именно на фоне успехов в Советском Союзе США официально признали нашу страну в 1933 году, а советский опыт по борьбе с безработицей был воплощен в Новом курсе Рузвельта. Различные международные организации, такие как Общество друзей Советского Союза во Франции возникли именно на волне изменений, связанных с переходом СССР к пятилетнему плану. И хотя официальные представители Великобритании, Франции, Америки и Германии придерживались преимущественно нейтральной, а иногда враждебную риторику, общественное мнение не было столь однородным. Советский Союз имел сторонников, как среди широких слоев населения, так и в интеллектуальных кругах. Этот опыт выстраивания отношений не только с официальными, но и гражданскими организациями забыт, в то время, когда наша страна нуждается в нем именно сейчас.Представленная ниже работа является маленьким шагом в данном направлении, попыткой проанализировать восприятие этого судебного процесса за границей.
Объектом исследования выступают периодические издания Австрии, Германии, Великобритании и Америки.
Предмет исследования – информация массовой европейской печати о процессе Промпартии 1930 г.
Выбор этих газет обусловлен их ориентацией на три крупнейшие группы населения в тех странах, где они издавались. Выборка производилась по принципу политической ориентации издания: центристская, националистическая, социалистическая.
Источниковая база исследования была образована в результате обследования различных сайтов крупнейших электронных библиотек Германии, Австрии, Америки и частных фондов, где номера газет и журналов находятся в открытом доступе.
Степень научной разработанности проблемы (историография). Так как рассматриваемый в данной работе судебный процесс относится к эпохе сталинизма, необходимо изучить историографию этого вопроса. В отечественной исторической науке до XX съезда КПСС данная тема была табуирована, да и после осуждения культа личности у исследователей долгое время не было возможностей ознакомиться с документами, способными пролить свет на это политическое событие. Долгое время советская историография изучала проблему развития политической системы СССР в 1930-х гг. с позиций исторического материализма. Все события трактовались как доказательства закономерности победы социалистического строя в СССР. На данный момент такой подход методологически устарел.
Вопрос о культе личности И.В.Сталина был одной из тем доклада Хрущева на съезде партии в 1956 г. Были выделены четыре проблемы, связанные с культом личности Сталина: нарушения законности и массовые репрессии; просчеты и субъективные решения Сталина в годы Великой Отечественной войны; нарушение принципа коллективности партийного руководства; действия Сталина, направленные на возвеличивание своей роли в истории партии и государства. Однако причины формирования культа личности были объяснены в рамках господствующей идеологии и списаны на сложности построения социализма в отдельно взятой стране и враждебным окружением.
В эмигрантской историографии дискуссии о политической системе СССР начались уже в конце 1920-х - начале 30-х годов. В течение многих лет этим занимались представители левых течений. Наиболее известным обличителем недостатков сталинского СССР стал Л. Д. Троцкий. Он считал существующий в Советском Союзе политический режим «российским термидором». В своих работах он говорил о перерождении партии и росте личной власти Сталина, что это может привести к самым трагическим последствиям.
В западной советологии с начала 1950-х активно обсуждалась идея преемственности ленинизма и сталинизма. Была применена методология анализа тоталитарных систем. Подобная концепция до сих пор превалирует в зарубежной историографии. Среди авторов - Х.Арендт, Р.Арон, Г.Кеннан, Б.Мур, З.Бжезинский, Р.Даниелс и др. так называемые ортодоксальные историки. В их числе американский ученый Р.Пайпс и английский исследователь Р.Сервис.
Большое внимание зарубежные исследователи уделяли бюрократии и ее роли в Советском Союзе. Была разработана теория «номенклатуры», согласно которой в СССР сформировался новый господствующий класс. Авторами этой идеи были М.Джилас и М.Восленский. М. Левин отмечал противоречивость бюрократии в сталинском СССР, так как сложившаяся политическая система выдвинула ее определенный слой на ведущую роль, но не дала номенклатуре стать правящим классом.
Теория модернизации, разработанная Р. Ароном, предлагала иную концепцию. Согласно ей, советский режим представлял собой основу для развития индустриализации, урбанизации и массового образования подобно авторитарным режимам в других отсталых странах. Подобный феномен предлагалось рассматривать в качестве модели развития стран «третьего мира».
В советской историографии научная дискуссия по проблемам сталинизма стала возможной лишь после 1985 г.[2] Первые попытки концептуального осмысления сталинизма были предприняты на страницах публицистических изданий после появления доклада М.С.Горбачева “Октябрь и перестройка: революция продолжается”. Основная масса литературы была написана в рамках созданной в тот период парадигмы, отделявшей сталинизм от ленинизма и социализма[3]. В числе авторов, придерживавшихся данной концепции, были историки Р. Медведев, А.И. Зевелев, Д.А.Волкогонов[4].
В политической историографии после 1991 года множество работ было посвящено проблематике становления и расцвета сталинизма. Доминирующими в отечественной литературе по аналогии с западной стали концепции тоталитаризма и модернизации. Первая рассматривает сталинизм как классический вариант тоталитаризма с присущими ему основными признаками[5].
А.Н.Медушевский выделяет три фазы сталинизма: консолидация, революционные реформы сверху и последующая (послевоенная) консервативная фаза. При этом на каждой из них происходило изменение идеологии при сохранении режима власти и менялась степень тотализации контроля, которая достигла пика лишь с ликвидацией оппозиции[6].
При этом некоторые авторы склонны рассматривать сталинизм в рамках двух концепций одновременно, считая, что эти подходы не только не противоречат, но и дополняют друг друга.
Известные историки А.А. Данилов и М.М. Горинов также считают, что в широком историческом контексте формирование в СССР тоталитарного режима вписывалось в переломный этап структурной перестройки, происходившей в те годы в мире. Сталинизм, по их мнению, представлял собой один из “крайних, экстремальных вариантов общемирового общественного развития, а именно - ультралевый (в отличие от ультраправого - фашистского и в противоположность неолиберальному - американскому и западноевропейскому)”[7]. Причины перехода к административно-командной модели государства авторы справедливо связывают как с “императивом индустриализации”, так и с “цивилизационным” императивом русской истории, в которой “государство всегда играло существенную роль в экономической жизни страны как в форме административно-правового вмешательства в хозяйственные процессы, так и через собственно непосредственное участие в производстве”.
Что же касается темы репрессий, самой первой серьезной работой по этому вопросу стала книга FriedrichBeck&V. Godin(pseud.), Russian Purge and the Extraction of Confession. New York 1951. Под псевдонимами авторов скрываются имена Фридриха Хотерманса и Константин Штеппы. Причем Хотерман был арестован НКВД в 1937 г. После Второй мировой войны оба этих человека оказались на западе, где в условиях развертывания холодной войны их опыт оказался как нельзя кстати. Книга проливает свет на чистки в партии и армии, но больше фокусируется на методах выбивания показаний и носит идеологические штампы того времени. Другими пионерами этой проблемы стали Геральд Пашер и Хельмут Адикс. Их работы «В адском круге террора: Большевистское насильственное господство при Ленине, Сталине и Хрущеве»[8] и «Большой террор от начала русской революции до смерти Сталина»[9] были основаны на материалах советской печати, поэтому представляли интерес прежде всего для зарубежных исследователей. Но самым крупным советологом на Западе считается Роберт Конквест. Его работа «Большой террор: Сталинские чистки 30-х» дала возможность оперировать более реальными цифрами репрессированных. Его продолжателями стали Джон Хайнс и Роберт Черный. Трое вышеуказанных ученых также организовали семинар по истории коммунизма в Америке, на котором регулярно читаются доклады по истории социалистических режимов по всему миру. Большим прорывом в историографии стали 1990-е годы, совпавшие с открытием множества архивов. Такие исследователи, как Гровер Ферр и Н.В. Земсков существенно уточнили социальный состав и количество репрессированных.[10] Но стоит отметить, что и Конквест выпустил работу, где подверг свои прошлые выводы серьезной переоценке. Что касается дела Промпартии, то оно упоминается вскользь во множестве работ, при этом его оценка крайне однобока. Если выделять основные концепции, то это всего три установки: борьба с оппозицией, списывание провалов пятилетки и гонение на интеллигенцию. Ни один из встречавшихся автору данной работы исследователей не признает законность обвинений, предъявленных фигурантам дела об «Инженерной организации». Также вызывает вопрос официальная оценка, так как процесс Промпартии правовой оценки в современной Российской Федерации не получил, однако в Большой Российской Энциклопедии это дело названо не иначе как сфабрикованное.[11] Что создает прецендент по которому любое дело сталинского периода можно объявить выдуманным. Однако в статье Луцишина, посвященной использованию материалов следствия ОГПУ-НКВД в исторических исследованиях, на примере дела Трудовой крестьянской партии показано, что материалы советского следствия 1930-х годов хоть и обладают рядом особенностей, однако являются источником, который как и любой другой требует грамотного анализа. Имея такой ценный материал, добросовестный исследователь обязан его использовать в своих работах, а не отметать как не вызывающий доверия.[12]
Среди современных исследователей, которые изучали историю и отклики на процесс Промпартии в СССР, следует назвать С.А. Красильникова и А.И. Маслову, которая кроме того обратила внимание на международный аспект суда над Промпартией, представив контент-анализ официальных советских изданий по количеству цитирования в них иностранной прессы.[13] Под редакцией С.А. Красильникова был подготовлен и увидел свет в 2016 г. тематический сборник документов по процессу Промпартии 1930 г.[14]. Данная работа - самая крупная по изучаемой теме и является одним из основных источников информации по ранее неизвестным документам, которые подкрепляют и дополняют материалы обвинения.
Цель работы: проанализировать восприятие процесса Промпартии европейским обществом в 1930-1931-х гг. на материалах прессы.
Для реализации цели и предмета исследования были поставлены следующие задачи:
1) выявить европейские периодические издания, в которых нашла отражение тема, связанная с политическими процессами в СССР 1930 г.;
2) раскрыть общие черты и различия в оценках, которые редакции газет и авторы статей давали этому событию;
3) определить степень информированности, адекватности и объективности материалов европейских газет о процессе Промпартии в СССР;
4) установить оценки политических процессов в СССР в 1920-1930-е гг., имевшиеся в европейских газетах рассматриваемого исторического периода.
Поставленные задачи обусловили структуру исследования, которое состоит из введения, трех глав, заключения и списка использованных источников и литературы.
ГЛАВА 1. Процесс Промпартии: Предпосылки, ход, итоги
Масштабные социальные преобразования, происходившие в России с 1917 года, затронули абсолютно все группы населения. Новая власть имела масштабные планы преобразования страны, успешное выполнение которых зависело от согласованной работы всех слоев общества. В условиях сложной мировой обстановки страна вынуждена была превратиться в военный лагерь. Естественно, что многие группы населения были с таким положением дел не согласны, одной из таких групп и стала инженерно-техническая интеллигенция, чье положение очень сильно ухудшилось в годы революции и гражданской войны. Период НЭПа не дал ей тех благ и возможностей, хотя в первые годы новой экономической политики множество старорежимных специалистов было привлечено к выполнению плана ГОЭРЛО, налаживанию технических и дипломатических контактов с иностранными государствами.
Сами фигуранты дела Промпартии на суде показывали, что НЭП изначально был ими воспринят положительно. Подсудимый Калинников показывал: «Когда был объявлен в 1921 г. нэп, инженеры, уверенные, что восстановление промышленности неизбежно приведет к восстановлению буржуазии, так как они иначе не мыслили восстановления промышленности, как средствами капиталистическими, — охотно стали принимать участие в общей с советской властью работе по восстановлению хозяйства».[15] Однако к 1925 г. среди отдельных представителей технической интеллигенции сформировался, так называемый, Инженерный центр, позднее преобразовавшийся в промышленную партию. По версии партийного руководства создание подобной антисоветской организации было вполне логичным, так как со все большим укоренением социалистических начал во всех сферах жизни классовая борьба лишь усиливалась, а техническая интеллигенция являлась старорежимным буржуазным элементом, поэтому их связи с русской эмиграцией и иностранными державами и последующая вредительская деятельность были понятны и закономерны.
Поворотным событием стал 1927 год, когда после очередного происшествия на одной из шахт одноименного поселка Ростовской области, повлекшего за собой человеческие жертвы, была создана экспертная комиссия, которая обнаружила многочисленные факты нарушения техники производства и превышения полномочий. Также шахтеры начали активно направлять многочисленные жалобы в адрес своего начальства. Началось следствие, в результате которого к суду было привлечено более 40 человек. Большинству их них были предъявлены обвинения в контрреволюционной деятельности и шпионаже. Как позднее признавались фигуранты дела об инженерном центре, это событие еще больше усилило их тревогу за собственное положение. Стоит отметить, что на фоне усложнения технологических процессов один из видных специалистов еще Российской империи Пальчинский, ставший позднее постоянным консультантом Госплана СССР, выдвинул тезис о том, что в скором времени общество будет управляться при помощи сложных машин, которые требуют высокой квалификации в обслуживании. В связи с этим роль технических специалистов будет неуклонно возрастать во всех сферах жизни.
Как утверждал на суде сам Рамзин, директор Теплотехнического Института, идея того, что интеллигенция - это новый класс-гегемон, привлекала инженеров и была одним из мотивов их деятельности, так как они были недовольны своим подчиненным положением.[16] В 1970-е годы эта идея оформилась в концепцию когнитариата, предложенную американским социологом Даниелом Беллом.[17] До сих пор неизвестно, что послужило поводом для возбуждения дела и как именно следствие вышло на след Промпартии. Но очевидно то, что и Шахтинское дело, и суд над Инженерным центром взаимосвязаны, так как обвинения в экономической контрреволюции и подготовке в интервенции звучали на обоих судебных процессах. Собственно рассматриваемый в данной работе показательный суд проходил с 25 ноября по 7 декабря 1930 г. Подсудимых было 8 человек:
1. Рамзин Леонид Константинович, 1877 года рождения, профессор МВТУ и директор Теплотехнического Института.
2. Калинников Иван Андреевич, 1874 года рождения, занимавший должность зампредседателя производственного сектора Госплана, профессор Военно-воздушной академии и других учебных заведений.
3. Ларичев Виктор Алексеевич, 1887 года рождения, инженер, занимал должность председателя топливной секции Госплана.
4. Чарновский Николай Францевич, 1868 года рождения, профессор различных высших технических учебных заведений, председатель научно-технического совета ВСНХ.
5. Федотов Александр Александрович, 1864 года рождения, профессор втузов, председатель коллегии научно-исследовательского текстильного института.
6. Куприянов Сергей Викторович, 1871 года рождения,, технический директор оргтекстиля ВСНХ СССР, инженер-механик.
7. Очкин Владимир Иванович, 1891 года рождения, учёный секретарь теплотехнического института и заведующий отделом руководства научно-исследовательского сектора ВСНХ СССР.
8. Ситнин Ксенофонт Васильевич, 1878 года рождения, инженер всесоюзного текстильного синдиката.
Как видно из кратких характеристик, все эти люди занимали ответственные должности в промышленности.
Председателем суда был будущий прокурор СССР А.Я. Вышинский. Сторону государственного обвинения представлял Н.В. Крыленко, который уже приобрел известность как прокурор на многих судебных процессах 1920-х г. В тексте обвинения на 38 страницах были расписаны связи подсудимых с французским и британским генеральными штабами, их вредительская деятельность в промышленности и Госплане СССР. Со слов Рамзина, после раскрытия ячейки вредителей на Донбассе их организация была вынуждена перейти от диверсий в производстве к неправильному планированию, чтобы спровоцировать кризисы в экономике.[18] В течение всех заседаний подсудимые сами свидетельствовали против себя, их показания стали главными аргументами обвинения, поэтому до сих пор их правдоподобность вызывает сомнения.
Суд приговорил Калинникова, Чарновского, Ларичева, Федотова, Рамзина к высшей мере социальной защиты, а Куприянова, Ситнина и Очкина к 10 годам лишения свободы. Однако ЦИК СССР в своем постановлении от 8 декабря 1930 года заменил расстрел на 10 лет заключения, а десятилетний срок заключения на восьмилетний. Это решение вызвало неодобрение некоторых граждан. В обзоре протестов, направленных в ЦИК СССР в связи с изменением судебного приговора отмечалось, что часть граждан недовольна столь мягким приговором, так как подобные меры не укрепят порядок и законность в стране. А происходящие на этом фоне товарный кризис хлебо[-] и других заготовок, говорят о мягкотелости и, вредительстве, распространившемся даже в Центральном Комитете.[19] В свою очередь ГПУ зафиксировало всплеск троцкистской агитации и пропаганды вкупе с массовыми демонстративными выходами из партии.
После окончания суда между СССР и Францией начался обмен враждебными дипломатическими нотами, завершившийся отправкой посла Жана Эрбета в Латинскую Америку. Как стало известно из нового сборника документов, сотрудник посольства и атташе по экономическим делам Кюфер, фигурировавший в качестве связного между Генштабом и ЦК Промпартии, был выслан за пределы Советского Союза. Внутриполитические последствия сказались в том, что руководство страны и лично Сталин переоценили масштаб вредительства, поэтому продавил завышение темпов и норм выработки продукции, что привело к частичному невыполнению первого плана пятилетки. Внешнеполитические последствия отразились на Советском Союзе не так стремительно, однако на фоне кризиса, разворачивающегося в Европе и Америке, новый всплеск интереса к СССР за рубежом добавил ему популярности.
ГЛАВА 2. Немецкая и австрийская пресса о процессе Промпартии
В Веймарской республике суд над членами Промпартии вызвал широкий резонанс. У большинства публикаций имелась одна общая черта: все издания вне зависимости от политической ориентированности акцентируют внимание на французском следе в этом деле. Однако этот акцент мог быть разным. Это было обусловлено напряженными отношениями между Францией и Германией, которая была вынуждена в условиях начинавшегося кризиса выплачивать репарации. И с одной стороны хотела бы избавиться от этого груза, но с другой все еще несла обязательства. В преддверии дипломатического конфликта, который должен был начаться на фоне судебного процесса между Францией и СССР, Германия начала через официальные издания антифранцузскую кампанию в прессе. Такие издания как «Берзен Курир», «Кельнише Цайтунг», «Дойче Тагесцайтунг» критиковали суд, указывая на то, что обвиняемые больше сознаются чем защищаются. Также представляют интерес некоторые выдержки, которые как нельзя лучше описывают реакцию правой прессы. «Советская дипломатия везде и всюду явно стремится разбить это враждебное окружение. Мы не хотим сказать, чтобы этот страх владел всеми в равной степени. Однако призрак интервенции превращается в благодарное средство пропаганды, с помощью которой вновь и вновь пытаются влить бодрость в народ, в рабочих»[20].
«Все происходящее за последние недели в России все определеннее указывает на то, что Сталин, по[-]видимому, стремится к созданию строго личной диктатуры. Это представляло бы, во всяком случае, новую фазу в развитии, которая не имела бы для себя прецедентов в истории Советской республики»[21]. Это позиция «Берлинер Берзен Цайтунг» и «Берлинер фольксцайтунг», соответственно. «Фелькишер Беобахтер» будучи печатным органом НСДАП высказывался в поддержку антифранцузской линии обвинения, но в целом негативно описывал судебный процесс. Ряд левых изданий вроде «Дер Дойтче Форвертс», «Кельнише Цайтунг» встали на защиту советского правительства и писали об обоснованности обвинений.
Баварское издание католическое издание «Иллюстриртер Зонтаг» в заметке от 30 ноября писало, что «В организации под названием Промпартия состояло порядка 1600 инженеров, которые занимались саботажем по заданию русских эмигрантов, связанных с французским правительством».[22]
Интересно сообщение данцигской газеты «Данзигер Альгемайне Цайтунг».[23] Сначала приводится сообщение ТАСС о начале судебного процесса в Москве, а далее идет статья, которую можно перевести как «Головомойка для Польши». В ее начале говорится о многочисленных фактах притеснения немецкого населения в польской республике. А затем автор выдвигает идею о том, что на московском процессе будут вскрыты связи Франции и Польши, где последней будет доверена роль интервента. Из этого предположения делается вывод о том, что СССР и Веймарская республика должны оказать на Польшу давление, чтобы добиться включения Данцига в состав Германии. Интересно, что на процессе действительно было обозначено участие Польши в подготовке интервенции.
Редакция «Ди Роте Фане» заняла однозначную просоветскую позицию. В ходе процесса публиковались сообщения ТАСС и корреспондентов, находящихся в СССР. По мнению газеты, суд был проведен на высшем уровне, а отказ шести подсудимых от адвокатов трактовался как успех советского строя, который сумел привить понятие о честности и части даже представителям буржуазного элемента. Описывались демонстрации и настроения людей, по мнению корреспондентов, готовых к решительным действиям для защиты социалистического отечества. Но стоит отметить, что приговор вызвал неодобрение газеты, а потому уже 8 декабря вышел номер, где неотвратимость подобных заговоров подкреплялась цитатой Энгельса из его письма к Августу Бебелю. В письме говорилось о том, что «если в результате войны мы придем к власти раньше, чем будем подготовлены к этому, то технические специалисты окажутся нашими принципиальными противниками и будут обманывать и предавать нас везде, где только могут; нам придется прибегать к устрашению их, и все-таки они будут нас надувать».[24] Завершалась статья мнением о том, что с инженерным корпусом нужно обходиться мягче ввиду его малочисленного и подчиненного положения в Советском Союзе.
Большое сметение судебный процесс вызвал в стане социал-демократической партии Германии. Со страниц газеты «Форвертс» некий Петер Гарви в статье, посвященной процессу Промпартии, обвинила Сталина в желании построить личную диктатуру. «Слышать от Сталина обвинения в подготовке интервенции довольно странно, так как еще несколько лет назад большевики грезили идеей мировой революции и чуть не устроили гражданскую войну в Германии в 1923 году, когда финансировали коммунистов в Саксонии, Тюрингии и Гамбурге. Весь этот суд напоминает один большой спектакль, где в качестве массовки используются сами русские. Мне трудно признавать, но видимо большевики заработали огромный кредит доверия, лишь этим я могу объяснить столь многочисленный митинг, который прошел перед зданием бывшего дворянского собрания. Однако помимо одураченных рабочих в России остались образованные люди, но, к сожалению, именно они сидят на скамье подсудимых. Этот суд не над вредителями и поджигателями войны, как нас пытается убедить советская пресса, это суд над всей интеллигенцией, которая единственная способна победить сталинскую диктатуру».[25]
Однако в том же выпуске, но на следующих страницах была размещена статья под названием «Сталин нуждается в помощи». В ней безымянный автор утверждает, что данное событие подтверждает правильность проводимой Сталиным политики, так как после 1917 года у России не союзников, а потому попытки помешать пятилетнему плану не будут прекращаться. И Шахтинское дело 1928 года, и нынешний суд над Промпартией явления одного порядка. «Неудивительно, что интервенцию готовили Франция и Польша, известные как главные хищники Европы. Однако автор заметил, что участие Великобритании в этом деле маловероятно, так как в ее колониях зреет недовольство, а потому все ресурсы направляются именно на подавление волнений, а не шпионаж». Также неудовольствие автора вызвал факт отказа большинства подсудимых от помощи адвокатов. В этом усматривалось чрезмерное давление, которое не должно присутствовать в таких развитых странах как Россия. Завершался текст призывами к сплочению рабочих и просьбой распространять правдивую информацию о событиях в Москве, чтобы не допустить очернения образа страны Советов в обществе.[26]
Позднее в вечерней газете-приложении «Дер Абенд», также бывшей в подчинении СДПГ, были опубликованы письма немецких рабочих, находящихся в СССР. Их содержание было сугубо комплиментарным. Особый акцент был сделан на настроениях советских граждан, которые со слов авторов писем с каждым днем живут все лучше и лучше, а масштабы строительства превосходят даже самые смелые оценки.[27]
Австрия к концу 1930 года переживала глубокий экономический кризис, который накладывался на непростую внутреннюю политическую ситуацию. Например, левое издание «Тиролер Унцайгер» в своей статье о начале процесса над Промпартией в Москве подробно описывало показания обвиняемых об их связях с французской и британской разведкой уже в 1928 году а автор статьи высказывал надежду на скорейшее осуждение подсудимых и призывал австрийских социал-демократов к установлению связей с СССР для совместной борьбы с фашистской угрозой. Другие социал-демократические газеты высказывались в более прохладном ключе. Главный печатный орган СДПА «Арбайтерс Цайтунг» в статье от 27 ноября писал, что «судебный процесс хотя и организован по высшему разряду, однако обвинения, выдвинутые против бывших членов Госплана, пестрят несостыковками».[28] «Данцерская армейская газета» посвятила этому событию лишь одну статью, в которой высказала предположение о надуманности обвинения с целью сплочения народных масс Советского союза ради выполнения проваливающегося пятилетнего плана. [29] Католическая «Новая Газета» опубликовала отрывок из показаний Рамзина, касающихся связей с торгово-промышленной партией и французским правительством. В конце заметки автор сделал вывод о несостоятельности современной капиталистической системы, которую нужно реформировать. Однако руководство СССР также было подвергнуто критике за излишнюю жестокость. Автор связал неудачи пятилетнего плана в Советском Союзе с насаждением атеизма.[30]
Газета «Ди Роте Фане» будучи печатным органом коммунистической партии Австрии с самого начала заняла просоветскую позицию. Ежедневно публиковались сообщения ТАСС. Однако с приговором советского суда, предусматривавшего расстрел пятерых из восьми подсудимых, редакция не согласилась. В статье от 6 декабря были высказано сомнение в целесообразности такого решения, так как в Советском Союзе нет достаточного количества образованных инженеров, поэтому нельзя жертвовать ценными специалистами, хоть они и выступили противниками советской власти. Предлагалось усилить контроль над старорежимным элементом и бдительность простых трудящихся, так как другие меры по решению кадрового вопроса советским правительством уже предприняты. Упоминалось Шахтинское дело, вскрывшее недостаточную организованности рабочего класса в СССР, проводилась параллель между этими судебными процессами.[31]
Оригинальная трактовка происходящего была изложена в рабочей газете Граца «Арбайтервилле». Начало суда над Промпартией упоминалось в контексте приезда Литвинова в Италию для ведения переговоров. Автор статьи связал два этих события. По его мнению, Сталин стремится к союзу с Муссолини, а чтобы подтвердить серьезность своих намерений, для чего организовал показательный процесс. «В ближайшие дни нас ждет образование русско-итальянско-немецкого союза против западных держав».[32] Особый акцент автор делал на то, что и в Германии, и в СССР у власти находятся левые силы, а фашистская Италия хоть и является государством с крайне консервативной идеологией, она, как и Советский Союз являет собой тоталитарный режим. Таким образом, Страна Советов стала промежуточным звеном между Италией и Германией и сумела объединить бывших противников в одном блоке. Однако Советское государство еще со времен Гражданской войны 1918-1922 годов активно сотрудничало с Италией по военно-технической линии. Подробно с этой темой можно ознакомиться в данной монографии.[33] В следующем выпуске этой газеты вышла обширная статья под заголовком «Борьба Сталина с оппозицией». В ней красной нитью проходит мысль о том, что события в Москве означают новый виток внутрипартийной борьбы, которая непременно уничтожит остатки старой ленинской гвардии. Звучат призывы вступать в Международную левую оппозицию. Видимо редакция газеты придерживалась троцкистских позиций, так как это объединение было создано непосредственно Львом Давидовичем после его высылки из СССР.
Среди немецкоязычной аудитории сообщения о судебном процессе вызвали большой интерес. Можно отметить, что приговор суда был воспринят как чрезмерно суровый, что наталкивает на мысль о том, что ВЦИК смягчил решение суда не только ради сохранения ценных специалистов, но и с целью продемонстрировать миролюбие Советского Союза на международной арене. Можно заметить, что австрийские издания довольно сильно акцентировали внимание на фашистской угрозе. Характерно присутствие троцкистской газеты среди изученных автором изданий. Германская аудитория оказалась подкуплена антифранцузской линией обвинения, поэтому даже правые издания вынуждены были цитировать сообщения советской прессы. Польский след также не остался без внимания и наиболее активно обсуждался в изданиях Данцига.
ГЛАВА 3. Реакция английской и американской прессы на события в России
Среди американской общественности известие о начале суда над деятелями Промпартии вызвало широкие обсуждения. В нью-йоркской проправительственной газете «The Spokesman-Rewiew» публиковались различные статьи, которые освещали биографии подсудимых, делая акцент на их ухудшившемся положении после октябрьской революции. Основной посыл заключался в том, что Промпартия является ответом со стороны интеллигенции на рабочий террор пролетарского государства. Инженеры были вынуждены создавать параллельные незаконные структуры управления для спасения колоссальных планов пятилетки от провала.[34] «The Brooklyn Daily Times» публиковала сообщения, основываясь преимущественно на показаниях профессора Федотова. Дело в том, что в начале 30-х годов район Бруклина был центром ткацкой промышленности всего штата Нью-Йорк, а Александр Федотов был инженером-текстильщиком. Этот фактор объясняет почему не цитировались показания Рамзина, бывшего главным фигурантом процесса и лидером Промпартии. Судя по всему, редактор издания таким образом хотел выразить свою поддержку и солидарность. Тон статьи соответствующий. «Трагическая фигура Федотова, бывшего директора текстильного института, поглаживающего бородку даже во время яростных нападок Крыленко не может не вызывать уважения. Его отсылка к Николаю Ленину, чей портрет имеется дома у каждого коммуниста, была сделана после замечания Крыленко о прошлом профессора, состоявшего в партии кадетов или конституционных демократов. Крыленко:,,это был беззубый профессорский либерализм.”,, Мне нечего стыдиться, — сказал Федотов недрогнувшим голосом. — наши убеждения были искренними.” Многолюдный зал застыл в молчании, ожидая ответа прокурора Крыленко, но тот продолжил допрос, чтобы быть прерванным Федотовым.» [35]
Руководство New York Times одной из крупнейших газет того времени заняло сдержанную позицию. На ее страницах публиковались самые разные мнения относительно происходящего в СССР. Например, известный деятель американской социалистической партии Моррис Хилквит утверждал: «Советская Россия виновна в многочисленных актах деспотизма, которые остаются такими же ужасными, как и во времена царизма. Она скорее отдаляется от идеалов демократического и свободного государства, чем приближается к ним. Однако свободная торговля и официальное признание Советской России будет разумным ходом. Ведь куда лучше торговать с русскими, чем с Муссолини. И хотя он является идейным наследником Ленина, перенявшим его методы, цели у большевиков и фашистов остаются разными.» [36] В то же время специальный корреспондент в Москве, Уолтер Дюранти, ежедневно отправлял телеграммы с информацией о ходе процесса. Вот выдержки из его сообщения. «Грозный государственный прокурор превзошел сегодня самого себя, раскрыв громаду различных заговоров в обвинительном акте, направленном против промышленной партии… Промышленная партия, также как и кондратьевцы одного мнения с правыми, что темпы индустриализации нужно замедлить. Если удастся публично доказать, что аргументы, которыми пользовались правые, были сформулированы контрреволюционерами в заговорщическом порядке, это лишит правых кое-каких точек опоры.» [37] В данном отрывке идет речь о внутрипартийной борьбе между сторонниками минимального и максимального плана пятилетки. Как известно подсудимые были сторонниками минималистских планов, поэтому обвинительный приговор поставил точку в прениях о темпах индустриализации.
Ежемесячное издание «The Working Woman» опубликовало в своем декабрьском номере серию статей, посвященных тринадцатилетию с момента образования СССР, в них рассказывалось о положении женщин в Советском Союзе и жизни простых граждан. Приводились доказательства успешного преодоления безграмотности и промышленного развития. Процесс Промпартии был характеризован как суд над поджигателями войны, а заверения Бриана и Пуанкаре в непричасности Франции подвергнуты сомнению.
Английские периодические издания совершенно по-разному оценивали происходившие в Москве события. Правительственная газет «The Manchester Guardian» писала, что хотя обвинения и выглядят нелепо с точки зрения англичан, однако в Советском Союзе этот процесс вызвал широкое одобрения населения, в то время как в Югославии во время подобного суда начались столкновения с полицией. Отмечалось, что нынешние напряженные дипломатические отношения двух стран являются результатом предыдущего неправильного курса, настроившего население России против любых иностранцев и давшего советскому правительству возможность распространять слухи об английской интервенции.[38]
«The Times» проигнорировала это событие. Было лишь напечатано сообщения о том, что в Ригу из России приехал поезд, изрешеченный пулями. А со стороны польской границы видно зарево от пожаров, что указывает на масштабное антибольшевистское восстание.[39]
В журнале «Labour Age» в декабре 1930 г. вышла статья Колмана Чени «Взгляд на Россию». Автор изучил различную статистику и пришел к выводу, что пятилетний план будет выполнен. Он указывает на возросшие доходы самых малоимущих слоев населения, увеличение торгового оборота СССР и Америки. Вместе с тем он пишет о сложной ситуации в деревне, сравнивая состояние Англии в начале 1800-х годов с событиями, происходящими в Советском Союзе. По его мнению, процесс концентрации капитала в этих двух странах отличается, так как в Советской России он проходит гораздо мягче и спокойнее. А недавно закончившийся суд над инженерами показывает, что советское общество в целом едино и ему не страшны мелкие вредители. В то же время на международной арене СССР выступает как сильная держава, которая отстаивает свое право на суверенитет и невмешательство во внутреннюю политику.[40]
В статье «Суд на антисоветскими заговорщиками. Месть не движущая сила для пролетарского правосудия» Генри Холл пишет о том, что именно лето 1931 года должно было стать моментом вторжения Франции и ее сателлитов в СССР. Но доблестные работники ОГПУ вовремя остановили деятельность заговорщиков. 8 человек, занимавшие высокие должности, думали не над тем, как улучшить условия труда или ускорить выполнение плана, а тратили государственные деньги на бесполезные проекты и поставляли информацию о состоянии Красной Армии для французского Генштаба. Удивительно мягким оказался приговор, так как не всех приговорили к расстрелу, а затем всем кардинально смягчили наказание, дав по 10 лет заключения. Участие Англии в этой акции были подвергнуты сомнению.[41]
Англоязычная аудитория восприняла суд над инженерами несколько иначе. Сожаления о смягчении приговора звучали чаще, чем в немецких или австрийских изданиях. Американские социал-демократы гораздо рьянее делали выпады в отношении Советского Союза, чем их европейские коллеги, таким образом, взяв на себя функции правых. Стоит отметить наличие специализированных женских изданий, ориентированных на представительниц рабочего класса. Тезис об опасности интервенции нашел гораздо меньший отклик в англоязычной прессе. Сказывалось более раннее начало кризиса в Америке и Англии. Участие в этом Великобритании в принципе было поставлено под сомнением.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Работа с источниками позволила разрешить задачи, связанные с реконструкцией сообщений иностранной прессы о процессе Промпартии в Советском Союзе: его причинах, ходе и итогах. Для достижения поставленной цели был проведен анализ выявленных материалов периодической печати, благодаря которому можно сделать ряд следующих выводов:
1. Основные историографические установки, существующие на данный момент относительно дела Инженерного центра, сформировались в дни суда. Их можно разделить на три категории. 1: списывание провалов пятилетки на представителей технической интеллигенции. 2: борьба с внутрипартийной оппозицией путем дискредитации ее представителей в различных отраслях народного хозяйства. 3: подчинение широких слоев интеллигенции посредством запугивания.
Также можно выделить и четвертую точку зрения: борьба с ненадежными и враждебными элементами. Однако в современных исследованиях она всерьез не рассматривается, хотя в 1930-е гг. эта версия была доминирующей среди широких слоев населения как в СССР, так и на Западе. Необходимо отметить, что среди изданий центристской ориентации упоминания об этом процессе встречались реже, а статьи не размещались на первых страницах в отличие от рабочих изданий. Это можно трактовать как намерение скрыть информацию, а скупость газетных заголовков говорит о нежелании обсуждать событие.
2. Несмотря на то, что все представленные в работе левые издания позиционируют себя как национальные или районные в большинстве случаев статьи о процессе Промпартии были размещены на первой странице. Отдельно стоит отметить хорошую осведомленность простых граждан о жизни в СССР. Публикации различных писем и статистических данных разбивают тезис о закрытости Советского Союза, по крайней мере на момент 1930 г.
3. Наиболее активно советскую официальную точку зрения защищал корреспондент «The New-York Times» Уолтер Дюранти. Его сообщения даже входили в сводки телеграмм иностранных корреспондентов, которые составлялись ГПУ для первых лиц государства.[42]
4. Описывая происходившие в Советской России события, газеты акцентировали свое внимание на разных моментах. Левые издания приводили факты из бытовой жизни советских граждан и доказывали обоснованность обвинений. Проправительственные издания писали о порочности коммунистической идеологии и отсутствии демократии, приведшей к подобному вопиющему судебному процессу. Националистическая печать акцентировала внимание на недостатках жизни в СССР и агрессивной французской политике.
Таким образом, можно сделать общий вывод о том, что суд по делу Промпартии вызвал широкий общественный резонанс за пределами Советского Союза. На фоне углубления экономического кризиса в Америке и Европе, информация, поступавшая из СССР, неизменно вызывала обсуждения вне зависимости от степени ее правдивости. Это приводило, с одной стороны, к популяризации социалистических идей и расширению сотрудничества между СССР и коммунистическими организациями зарубежных стран, объединенных под эгидой Коминтерна; с другой, формировало на Западе негативный образ первого в мире социалистического государства, открывая этап информационных войн, расцвет которых приходится уже на период холодной войны.
