Правило объективности

Каждая паука начинается с индивидуального опыта, и исследователь прежде всего обращается к собственным восприятиям. Быть может, этот эмпирический субъекти­визм свойственен социологии права в большей мере, чем дру­гим дисциплинам. Объясняется это тем, что в начале свое­го пути она была представлена преимущественно юриста­ми. А юристу свойственна тенденция принимать собствен­ный правовой опыт за социологическую реальность. Опыт же этот неизбежно ограничен. Более того — это опыт адво­ката, юрисконсульта, судьи; этот опыт связан с конфликт­ными процедурами и поэтому деформирован.

Пожалуй, еще и сегодня тот личный опыт, который со­циологи права извлекают из своей юридической памяти, является существенным препятствием в становлении научной юридической социологии. И не только потому, что ко всей правовой реальности нельзя подходить с меркой, сложившейся на основе ограниченного числа процессов, с которыми юрист мог лично познакомиться. Важно и то, что наблюдения, сделанные юристом в ходе какого-то про­цесса, всегда отражают ту роль, которую он играл в нем. Так, например, в отношении судьи можно опасаться, что его хорошо юридически обоснованные решения впоследст­вии, если он надумает использовать собранные факты как социологический материал, сыграют роль неопровержи­мых предубеждений.

Дюркгейм понимал это и в своих «Правилах социоло­гического метода» особенно подчеркивал: рассматривайте социальные факты как вещи. И для юридической социоло­гии нет более фундаментального правила: она должна рассматривать право как вещь. Возможно, именно это тре­бование более всего отличает юридическую социологию от формально-догматической юриспруденции. Право для юридической социологии — вещь, а точнее, множество вещей, явлений, которые она рассматривает извне, со сто­роны.

Объективность может пониматься двояким образом: как материальность (вещественность) и как беспристраст­ность. Оба этих требования, одно — научное, а другое — моральное, являются законом для исследователя. Впрочем, ни то, ни другое сегодня не возводят в такой абсолют, как это делал Дюркгейм².

МАТЕРИАЛЬНОСТЬ

Требование материальности означает, что социология должна исключить из рассматриваемых ею объектов все, что имеет характер личностного (не являющегося всеоб­щим) или чисто внутреннего. Этим объясняется явное предпочтение, которое юридическая социология дюркгей-мовского плана отдавала норме права или формальным правовым актам. Но это предопределяло и рамки социоло­гии такого рода. Будучи пригодной для изучения архаи­ческих обществ, где обычаи оставались неизменными, а договор мог быть заключен лишь в ритуальной форме, эта социология чувствовала себя значительно хуже в современ­ных обществах, где закон ослаблен наличием сфер, в кото­рых он неэффективен, а соглашения, выраженные в весь­ма неформальном виде, могут быть весьма действенными. Кроме того, юридическая социология выглядела бы сего­дня весьма бедно, если бы не изучала решения и кон­кретные ситуации. А решения не так-то легко отделить от личностей судьи и сторон. В правовой же ситуации внутренняя сторона является ее неотторжимой частью.

Если мы хотим получить полное представление о пра­ве, то должны включить в сферу исследования и субъек­тивные факторы. Но социология должна попытаться уви­деть их, абстрагируясь от их индивидуальных и психо­логических аспектов, увидеть, так сказать, с бытийной, объективной стороны. В этом плане требование Дюркгей-ма сохраняет силу. Как поступить, например, если наша цель состоит в изучении того, какие негативные мораль­ные последствия вносит в жизнь бывших супругов развод? Мы отнюдь не должны изучать непосредственно их пере­живания; скорее, следует изучить относительную частоту самоубийств среди этой категории лиц в сравнении с дру­гими.

Однако если такой прием покажется слишком драмати­ческим и трудно осуществимым, то обратимся к исследова­нию Вильяма Гуди, который предлагает другие, более

212

213

безобидные способы. Его вопросник «Разведенная женщи­на» ставит целью выявить различные отрицательные по­следствия развода для женщины. Некоторые вопросы направлены на то, чтобы объективировать моральное пере­живание развода женщиной. Вот эти вопросы: «После того, как вы расстались с мужем, страдали ли вы первое время бессонницей?»; «Стали ли вы в этой связи больше курить?»; «Если потребление табака возросло, то в какой период это особенно заметно: а) когда вы приняли окон­чательное решение развестись, б) когда вы окончательно расстались с мужем, в) когда вы начали бракоразводную процедуру, г) когда был вынесен формальный бракораз­водный акт или д) теперь?» ³.

Предположим, мы хотим узнать, находятся ли внебрач­ные дети в худшем положении по части воспитания? Чем оперировать весьма неопределенным понятием «хорошее» пли «плохое» воспитание, лучше обратиться к таким объ­ективным заменяющим данным, как показатели школьной учебы, степень делипквелтности.

БЕСПРИСТРАСТНОСТЬ

Требование беспристрастности обязывает социолога-юриста по происхождению пожертвовать некоторыми сво­ими юридико-догматическими предубеждениями. Он дол­жен перестать ссылаться в подтверждение своей право­ты — что он делает часто и почти автоматически — не только на естественное, но и на действующее право. Его взгляд должен быть одинаково непредубежденным и тог­да, когда он рассматривает право, и тогда, когда он изу­чает факт, и даже тогда, когда перед ним нарушение пра­ва. В этом плане для социолога должны быть равны и законный брак, и свободный союз, и адюльтер. Представи­тели общей социологии разъясняют социологу — юристу по происхождению, что изучать нарушение права, избегая ценностных суждений, не значит признавать такое нару­шение легитимным и нормальным. Осуждение данного поведения обществом наличествует в изучаемом объекте. Однако у наблюдателя такого осуждения априори не дол­жно быть.

Принципиальным является требование, чтобы там, где правовые решения зависят от моральных установок и по­литики, что особенно характерно для публичного права и для некоторых важных сфер частного права (семья, соб-

214

ственность и др.), юридическая социология не приступала к делу, пока не освободится от ранее сложившихся (иног­да неосознанных) ценностных суждений. Но в еще боль­шей мере, чем предубеждений, которые можно назвать конкретными, она должна опасаться одного общего преду­беждения. Мы имеем в виду принципиальное отношение исследователя к его правовой системе, взятой в целом. Это отношение можно выразить вопросом: должна ли эта система быть сохранена или, наоборот, реформирована? У каждого действующего права имеется партия консерва­тивных сторонников, а также партия тех, кто выступает за изменения, причем политическая окраска этих партий в различные периоды может быть различной. Так, начиная с 1804 г. идея ниспровержения Гражданского кодекса бра­лась на вооружение сперва правыми, а затем — левыми. Одни исследователи не склонны поддерживать изменения и даже признавать их. Другие, а их сегодня большинство, предстают как отчаянные реформаторы. И с обеих этих сторон объективной юридической социологии грозит опас­ность.

В современной социологии имеются, правда, некоторые течения, которые считают, что решительная субъектив­ность совместима с требованием истинности. Это те тече­ния общей социологии, в которых ощущается отзвук экзи­стенциализма. Они могут быть легко восприняты юриди­ческой социологией. Реальное основание для этой позиции дает то направление исследований, которое имеет своим объектом не институты, а ситуации. Правовая ситуация требует, чтобы она была проверена па собственном опыте. Такой экзистенциальный опыт здесь дает значительно больше, чем наблюдение со стороны. Например, изучать со стороны рабочую семью — значит обречь себя на ее. изучение с позиций, которые в той или иной степени явля­ются буржуазными. В результате за искомую объектив­ность приходится расплачиваться деформацией. Значи­тельно лучше, если исследователь окажется как бы внутри данной ситуации, а в нашем примере будет участвовать в повседневной жизни семьи со всеми ее представлениями и предрассудками. Так появляется новая техника исследо­ваний — участвующее наблюдение, когда исследователь стремится интегрировать себя в изучаемую среду, в ее образ жизни, мышления, чувств⁴. В конце такого иссле­дования полученные впечатления приводятся в сис­тему.

215

Есть еще один способ: социолог стремится сам пере­жить при помощи воображения ту юридическую ситуа­цию, которую он хочет изучить. Например, чтобы изучить рабство в Риме, он представляет себя в шкуре раба. Со­циолог в этих -случаях действует, как Г. Флобер, который, как известно, ощущал себя госпожой Бовари⁵. В общем плане можно задать вопрос: поскольку речь идет о^ субъ­ективных предметах, то не является ли субъективный ана­лиз способом достижения объективности?

Позитивное право располагает особым, свойственным ему способом достижения объективности с помощью субъ­ективности, а именно способом конфронтации двух проти­востоящих субъективных позиций. Закон называет это процессуальным принципом состязательности — единст­венным путем получения судебной истины. И если право может подарить что-то социологии, то речь должна идти о его теории познания. В наиболее ясной форме, свойст­венной частному праву, она сводится к тому, что право не только считает истину относительной, но и исходит из того, что эта истина может быть рождена лишь в столк­новении сторон, в итоге организованного спора двух про­тивостоящих мнений. Тот факт, что спор завершается ре­шением третьего лица, как бы он ни был значим, в дан­ном случае не является основополагающим, ибо решение судьи будет не чем иным, как выбором одной из двух данных противостоящих позиций или их комбинацией. В этой состязательности есть что-то напоминающее диа­лектику. Однако первая отлична от второй: противоречия в процессе синхронны, а не диахронны, одно стремится исключить другое, а не идти к синтезу, что бывает лишь в исключительных случаях.

Юридическая социология в своей технике опросов мог­ла бы использовать способ познания, который предлагает ей право. Единый опрос был! бы в этом случае заменен v двуединым опросом, то есть опросом и контропросом, про­водимыми соответственно двумя группами исследователей. Здесь нет необходимости в решении арбитра. У научного процесса пет другого судьи, кроме мнения, а оно может без всякого ущерба для общественного спокойствия оста­ваться несложившимся, если ни одной из спорящих сто­рон не удается доказать свою правоту. При сегодняшней системе единого опроса исследователь нередко приступает к делу с такой рабочей гипотезой, которая — пусть даже неосознанным для социолога образом — влияет -на исследо-

216

вание, то есть делает его пристрастным. В таком Случае полезно иметь соперника, выдвинувшего, защищающего и стремящегося доказать обратную гипотезу. Это — разум­ный способ восстановить объективность.