2020-08-05
81
и что вы с ней сделали?
– Ты собираешься на вечеринку к Кану? – спроси-ла Кэролайн, выруливая на подъездную аллею дома Филдсов.
Эмили пробежалась расческой по влажным воло-сам.
– Я еще не решила. – Сегодня на тренировке они с Беном не сказали друг другу и пары слов, так что она не была уверена в том, что пойдет с ним. – А ты?
– Не знаю. Может, мы с Тофером просто сходим в «Эпплбис».
Да уж, Кэролайн предстоял нелегкий выбор между пятничной вечеринкой и «Эпплбис».
Они хлопнули дверцами «Вольво» и пошли по мо-щенной камнем дорожке к дому. Особняк Филдсов в колониальном стиле, построенный три десятка лет назад, был не таким огромным и броским, как боль-шинство домов Роузвуда. Голубая кровля уже слегка облезла, да и каменная дорожка зияла пустотами. Са-довая мебель на веранде выглядела несколько ста-ромодно.
Мама встретила их в дверях, держа в руке беспро-
водной телефон.
– Эмили, мне нужно поговорить с тобой.
Эмили посмотрела на Кэролайн, но та опустила го-лову и побежала к себе наверх. Ох-хо-хо.
– Что случилось?
Мама разгладила ладонями свои серые широкие брюки со стрелками.
– Я говорила по телефону с тренером Лорен. Она сказала, что ты витаешь в облаках и думаешь о чем угодно, только не о плавании. И… ты пропустила тре-нировку в среду.
Эмили тяжело сглотнула.
– Я подтягивала ребят по испанскому.
– Так мне сказала и Кэролайн. Поэтому я позвонила мисс Эрнандес.
Эмили опустила глаза и уставилась на свои зеле-ные кеды «Ванс». Мисс Эрнандес была педагогом по испанскому и отвечала за репетиторство.
– Не лги мне, Эмили. – Миссис Филдс нахмури-лась. – Где ты была?
Эмили прошла на кухню и плюхнулась на стул. Ее мама была очень рациональным человеком. С ней можно объясниться начистоту.
Она потеребила серебряную петельку в верхней части уха. Несколько лет назад Эли попросила Эмили сходить с ней в салон пирсинга, где она собиралась
проколоть пупок, и все кончилось тем, что они вышли из салона с одинаковым пирсингом на ушах. Эмили до сих пор носила эту маленькую серебряную сереж-ку. Потом Эли подарила Эмили наушники с леопардо-вым принтом, чтобы скрыть пирсинг. Эмили по-преж-нему носила их в самые холодные дни зимы.
– Послушай, – сказала она наконец. – Я просто гу-ляла с этой новенькой, Майей. Она очень хорошая. Мы подружились.
Мама пришла в замешательство.
– Почему это нельзя было сделать после трениров-ки или в субботу?
– Я не вижу, в чем здесь проблема, – сказала Эми-ли. – Я пропустила всего одну тренировку. В эти вы-ходные потренируюсь два раза, обещаю.
Мать поджала свои тонкие губы, так что они вытя-нулись в ниточку, и села.
– Но, Эмили… я просто не понимаю. Когда ты за-писалась на плавание в этом году, ты взяла на себя обязательство. Ты не можешь бегать с подругами, в то время как должна заниматься плаванием.
Эмили остановила ее.
– Записалась на плавание? Как будто у меня был выбор!
– Что с тобой происходит? Откуда этот странный тон? И почему ты стала обманывать? – Мама покача-
ла головой. – Ты никогда раньше не обманывала.
– Мам… – Эмили помолчала, чувствуя себя очень усталой. Ее так и подмывало сказать: да, я обманыва-ла тебя,и не раз.Даже при том,что она была паинь-кой среди своих подруг-семиклассниц, вместе с ними она участвовала во многих проделках, о которых ма-ма даже не догадывалась.
Сразу после исчезновения Эли в ее душе посели-лось беспокойство. Эмили казалось, что это, возмож-но, наказание свыше – за непослушание, за то, что она лгала родителям. За этот злосчастный пирсинг. За Дженну. С тех пор она старалась быть идеальной, выполнять все родительские просьбы. Она застави-ла себя стать образцовой дочерью, как внешне, так и внутренне.
– Я просто хочу знать, что с тобой происходит, – по-вторила мать.
Эмили положила руки на салфетку, вспоминая, как она стала другой, ненастоящей Эмили. Эли исчезла не потому, что Эмили не слушалась своих родителей
– до нее это дошло только теперь. Мало того что она больше не хотела сидеть на скрипучем диване Бена, чувствовать липкое прикосновение его языка к своей шее, ей была невыносима мысль о том, чтобы про-вести ближайшие два года в старшей школе, а потом еще четыре года в колледже, изматывая себя еже-
дневными тренировками в бассейне. Почему Эмили не могла быть просто… Эмили? Неужели она не мог-ла посвятить себя учебе или – прости, Господи – поз-волить себе хоть иногда развлечься?
– Если ты хочешь знать, что со мной происходит, – начала Эмили и, откинув волосы с лица, сделала глу-бокий вдох. – Я не думаю, что хочу и дальше зани-маться плаванием.
У миссис Филдс дернулся правый глаз. Ее губы слегка раскрылись. Она резко повернулась лицом к холодильнику и уставилась на магнитики с цыплята-ми. Она молчала, но ее плечи сотрясались. Наконец она повернулась к дочери. Ее глаза слегка покрасне-ли, лицо обвисло, словно она мигом состарилась лет на десять.
– Я звоню отцу. Он быстро вправит тебе мозги.
– Я уже приняла решение. – И, как только эти слова слетели с ее губ, она поняла, что это правда.
– Нет, еще ничего не решено. Ты сама не знаешь, что для тебя лучше.
– Мама! – Эмили вдруг почувствовала, что ее гла-за наполняются слезами. Ей совсем не хотелось ссо-риться с матерью. Но теперь, когда она приняла ре-шение, у нее было такое чувство, будто она сняла с себя тяжелую пуховую куртку в разгар невыносимой жары.
У мамы задрожали губы.
– Это все из-за твоей новой подружки? Эмили поморщилась и вытерла нос.
– Что? Из-за кого? Миссис Филдс вздохнула.
– Из-за той девушки, что въехала в дом ДиЛаурен-тисов. Это ведь с ней ты прогуливала тренировку, да? Чем вы с ней занимались?
– Мы… мы просто ходили по тропе, – прошептала Эмили. – Разговаривали.
Ее мать опустила глаза.
– Я не очень-то доверяю… таким девушкам. Постой-ка. Что такое?Эмили уставилась на мать.
Выходит, она… знала? Но откуда? Ее мама даже не успела толком познакомиться с Майей. Если только она не догадалась, едва взглянув?
– Но Майя действительно очень милая, – выдавила из себя Эмили. – Я забыла тебе передать, но она ска-зала, что пирожные были чудо как хороши. Она про-сила поблагодарить тебя.
Мама снова поджала губы.
– Я заходила к ним. По-соседски. Но это… это че-ресчур. Она будет плохо влиять на тебя.
– Я не…
– Пожалуйста, Эмили, – прервала ее мама. Слова застряли в горле.
Мама вздохнула.
– Слишком много культурных различий… между ва-ми… и я просто не понимаю, что у тебя может быть общего с этой Майей. Да и кто знает, что это за семья? Что у них на уме?
– Подожди, что ты сказала? – Эмили уставилась на мать. Семья? Насколько Эмили знала, отец Майи был гражданским инженером, мама работала медсестрой. Ее брат учился в старшей школе Роузвуда и был пода-ющим надежды теннисистом; они даже строили для него теннисный корт на заднем дворе. При чем здесь
ее семья?
– Я просто не доверяю таким людям, – сказала мать. – Я знаю, это звучит несколько предвзято, но не доверяю, и все.
У Эмили голова шла кругом. Ее семья. Культурные различия. Такие люди? Она перебрала все,что сказа-ла мама. О. Мой. Бог.
Миссис Филдс расстроилась вовсе не потому, что угадала гомосексуальные наклонности Майи. Она бы-ла расстроена, потому что Майя – как и вся ее семья
– была чернокожей.
Обжигающе горячо
В пятницу вечером Спенсер, намазав поясницу жгу-чей обезболивающей мазью, лежала на своей крова-ти из кленового дерева посреди оборудованной в ам-баре спальни и разглядывала роскошный потолок с нависающими балками. Никто бы не догадался, что полвека назад в этом сарае спали коровы. Комната получилась огромная, с четырьмя большими окнами и стеклянной дверью, ведущей в сад. После вчерашне-го ужина она перетащила сюда все свои коробки и ме-бель. Она аккуратно расставила книги и компакт-дис-ки по авторам и исполнителям, настроила стереоси-стему и любимые каналы в телевизоре, среди кото-рых был и ее новый фаворит – «Би-би-си Америка». Все складывалось как нельзя лучше.
За исключением, конечно, пульсирующей боли в спине. Тело ломило так, словно она прыгала со скалы, только без эластичного троса. Йен заставил их бежать пять километров почти на спринтерской скорости, по-сле чего они отрабатывали пасы на поле. Все девчон-ки говорили только о том, что они наденут на сего-дняшнюю вечеринку у Ноэля, но после такой адской тренировки Спенсер предпочла бы остаться дома и заняться домашним заданием по математике. Тем бо-
лее что домом для нее теперь был амбар ее мечты. Спенсер потянулась к баночке с мазью и поня-ла, что она пуста. Она медленно села на кровати и, как старушка, схватилась рукой за поясницу. Ей нужно было сходить за мазью в большой дом. Спен-сер очень нравилось называть свое прежнее жилище большим домом. Она ощущала себя ужасно взрос-
лой.
Пересекая широкую холмистую лужайку, она мыс-ленно вернулась к своей любимой теме дня – Эндрю Кэмпбеллу. Да, это было облегчением – знать о том, что «Э» – не кто иной, как Эндрю, и да, на душе ста-ло гораздо спокойнее, и паранойя куда-то исчезла, но все равно – какой же он гнусный шпион! Как он посмел задавать ей такие навязчивые вопросы в читальном зале и писать такую гадость! А ведь все считали его милым и невинным, паинькой с ясным взором, без-упречно одетым, при галстуке. Наверняка он таскал с собой в школу лечебный гель «Сетафил» и мылся после занятий физкультурой. Извращенец.
Закрыв за собой дверь в ванной наверху, она на-шла в аптечке баночку с мазью, стянула с себя теп-лые спортивные штаны «Нуала Пума», повернулась боком к зеркалу и начала втирать мазь в поясницу. Ед-кий запах ментола мгновенно разнесся по ванной ком-нате, и она закрыла глаза.
Дверь распахнулась. Спенсер судорожно стала на-тягивать штаны.
– О боже… – сказал Рен, вытаращив глаза. – Я… черт. Извини.
– Все в порядке, – сказала Спенсер, пытаясь завя-зать пояс.
– Я до сих пор путаюсь в этом доме… – Рен был в голубой больничной одежде – свободной рубашке с V-образным вырезом и широких брюках. Одним словом, готовился ко сну. – Я думал, что это ванная в нашей спальне.
– С этими ванными постоянная путаница, – сказала Спенсер, хотя, разумеется, это было не так.
Рен застыл в дверях. Спенсер почувствовала на се-бе его взгляд и тотчас опустила глаза, проверяя, не торчат ли у нее сиськи и не осталась ли капля мази на шее.
– Ну, и как амбар? – спросил Рен.
Спенсер усмехнулась, по привычке прикрывая рот рукой. В прошлом году она отбелила зубы у дантиста, и они получились слишком белыми. Ей пришлось вы-пить тонну кофе, чтобы вернуть им натуральный от-тенок.
– Бесподобно. А как тебе спальня моей сестры? Рен скривил рот в улыбке.
– Мм… Пожалуй… многовато розового.
– Да. И эти шторы в рюшечках, – добавила Спенсер.
– Еще я обнаружил сомнительный компакт-диск.
– Ах вот как? И что это?
– «Призрак оперы». – Он скорчил гримасу.
– Но разве ты не играешь в театре? – выпалила Спенсер.
– Да, Шекспир и все такое. – Рен удивленно вскинул брови. – А ты откуда знаешь?
Спенсер побледнела. Это могло показаться стран-ным, если бы она рассказала Рену о своих поисках
в Гугле. Она пожала плечами и прислонилась к мра-морной столешнице. Острая боль пронзила поясницу, и она поморщилась.
Рен насторожился:
– В чем дело?
– М-м, сам знаешь. – Спенсер схватилась за край раковины. – Опять этот треклятый хоккей.
– Что на этот раз?
– Кажется, потянула мышцу. Видишь мазь? – Дер-жа полотенце в одной руке, она потянулась к баночке, зачерпнула немного мази и скользнула рукой в брю-чину, чтобы растереть мышцу. У нее вырвался стон, и она надеялась, что он прозвучал хоть немного сек-суально. Что ж, пусть ее привлекают к суду за излиш-нюю драматичность.
– Тебе нужна помощь?
Спенсер колебалась. Но Рен выглядел таким обес-покоенным. И к тому же это действительно было му-чительно – во всяком случае, больно, – крутить спи-ной, пусть даже и в лечебных целях.
– Если тебе не трудно, – тихо произнесла она. – Спасибо.
Спенсер подтолкнула дверь ногой, прикрывая ее. Она выложила липкую массу на его ладонь. Большие сильные руки Рена, скользящие по ее спине, вызыва-ли сексуальные ощущения. Она проследила в зерка-ле за движениями его пальцев, и ее охватила дрожь. Боже, как же здорово они смотрелись в паре.
– Где болит? – спросил Рен.
Спенсер показала. Мышца находилась чуть ниже ягодиц.
– Подожди, – пробормотала она. Схватив с вешал-ки полотенце, она замоталась в него и сняла с себя штаны. Потом кивнула, показывая, где больно. – Толь-ко постарайся не запачкать полотенце, – предупреди-ла она. – Пару лет назад я уговорила маму заказать их во Франции, и эта мазь для них просто смертельна. Запах не выветривается даже после стирки.
Она услышала, как Рен подавил смешок, и напряг-лась. Не слишком ли высокомерно это прозвучало, в духе Мелиссы?
Рен свободной рукой пригладил назад свои непо-
слушные волосы и встал на колени. Его рука пролез-ла под полотенце, и нежными круговыми движениями он начал втирать мазь в мышцы. Спенсер расслаби-лась и слегка оперлась на него. Он встал с колен, но не отодвинулся от нее. Она почувствовала его дыха-ние на своем плече, а потом и на ухе. Ее кожа горела,
и не только от мази.
– Чувствуешь себя лучше? – пробормотал Рен.
– Потрясающе. – Возможно, она произнесла это мысленно. Она не была уверена.
Я должна это сделать, – подумала Спенсер. – Я
должна поцеловать его. Он сильнее прижал руки к ееспине, чуть впиваясь ногтями. У нее в груди затрепе-тало.
В холле зазвонил телефон.
– Рен, дорогой? – позвала снизу мама. – Ты навер-ху? Мелисса звонит.
Он отпрыгнул назад. Спенсер дернулась вперед и закуталась в полотенце. Он наспех вытер руки дру-гим полотенцем. Спенсер была в такой панике, что не успела помешать ему это сделать.
– Хм, – пробормотал он.
Она отвернулась.
– Тебе надо…
– Да.
Он толкнул дверь.
– Надеюсь, что это поможет.
– Да, спасибо, – пробормотала она, закрывая за ним дверь. Она склонилась над раковиной и устави-лась на свое отражение.
Что-то мелькнуло в зеркале, и на мгновение ей по-казалось, что в душевой кабине кто-то есть. Но это шелохнулась занавеска от ветерка, залетевшего в от-крытое окно. Спенсер повернулась к раковине.
На мраморной столешнице осталось несколько ка-пелек мази. Белые, липкие, они напоминали глазурь. Макая в них указательный палец, Спенсер вывела имя Рена. Потом нарисовала сердечко вокруг него.
Спенсер хотела оставить картинку. Но когда услы-шала топот его шагов по лестнице и снизу донесся его голос: «Привет, любимая. Скучаю по тебе» – она на-хмурилась и ребром ладони стерла свои художества.
