IV. Почему фальшива официальная история

Как реагируют профессиональные историки на приведенное выше доказательство, которое опубликовано уже много лет назад? Никак. Его просто «не замечают».

Кое-кто из историков все же пытался вникнуть, разобраться. Несмотря на все мои старания разъяснять, ничего не получалось. Не хватает у них образования.

К тому же «стадо коллег» дружно начинало «топтать» ренегатов, позволивших себе хотя бы осторожные высказывания в пользу того, что за этим «что-то все же есть» и требует изучения. Так что их «непонимание» в гораздо большей степени могло объясняться не нехваткой образования, а элементарной человеческой корыстью, боязнью лишиться работы и достигнутого положения в обществе.

В пользу такой версии говорить и тот факт, что на самом деле обстановка вокруг истории календарей даже и без моих построений явно ненормальна с точки зрения нормальной науки. Начнем с лунных календарей.

В официальной истории они фактически отсутствуют. Однако следов их осталось достаточно, чтобы однозначно утверждать, что в этой части в официальной истории, по крайней мере, нечисто.

В библии с датировками и возрастом некоторых персонажей есть неясности. К примеру, патриархи живут по многу столетий. Выбор для объяснений этих странностей невелик. Если отвлечься от сверхъестественных вариантов, остается единственный. Датировки в библии даны по лунному календарю с годовым циклом около тридцати суток. Тогда все сразу становится совершенно естественно.

Между прочим, многие данные из библии, если их трактовать именно так, нормально легли в мою реконструкцию истории, и даже позволили кое-что существенное вычислить.

В истории Великой французской революции есть момент, который с позиции официальной истории вызывает только недоумение. Почему-то на революционеров колоссальное впечатление произвел факт, что в год революции (1789 г.) осеннее равноденствие совпало с новолунием. Это почему-то даже послужило для них сигналом, что надо ввести свой революционный календарь.

В официальной истории этим странностям объяснения нет, как впрочем, нет объяснения даже тому, почему у кого-то вообще был интерес к новолуниям. А если вспомнить технологию перехода с лунного календаря на солнечный, описанную выше, многое проясняется. Революционеры переходили не с солнечного календаря на свой революционный, а с лунного. А это значит, что в конце восемнадцатого века, во время революции  или совсем незадолго до того, французы еще жили по лунному календарю. 

Приведу нескольких известных писателей с их датами жизни по официальной истории и датами их самых старых сохранившихся изданий, которые запечатлены на титульных листах. Все это несложно сейчас найти в Интернете.

С. Ричардсон (1689 – 1761 гг.) -      1676 г.

Д. Дефо        (1660 – 1731 гг.)  -      1639 г.

Ж. Руссо      (1712 – 1778 гг.)  -      1655 г.

Д. Локк        (1632 – 1704 гг.)  -      1609 г.

Д. Юм          (1711 – 1776 гг.)  -      1654 г.

Если подходить к вопросу совсем формально, то каждый из названных писателей стал публиковаться еще до своего рождения. В действительности все объясняется вполне естественно, если даты изданий даны по лунному календарю. Даты жизни тоже когда-то, вероятно, были по лунному, но их пересчитали и вписали в историю, а вот старые издания не все уничтожили. Причина такого сорта несогласованности и того, насколько эти личности вообще реальны, это уже отдельная тема. В данном случае для нас существенно только то, что лунным календарем в Европе пользовались относительно недавно, а в официальной истории этот факт скрыт.

А теперь чуть внимательнее рассмотрим ситуацию с солнечным календарем. В официальной истории нет объяснения, как человечество начало им пользоваться, как определяли начало года в древности. Нет технологии. Нет обсерватории. Нет истории того, как цивилизация пришла к этим знаниям. Как, к примеру, определяли дни равноденствия на I Вселенском соборе? Как весеннее равноденствие стало приходиться на 21 марта? В официальной истории в этой части дыра.

Я выше привожу непрерывную мотивированную историю создания календарной технологии, соответствующую уровню культуры цивилизации. Это для истории естественно. А профессиональные историки довольствуются для доказательства верности своей версии только набором документов, которые можно, имея за спиной государственные возможности, легко подделать. Дилетантский подход. Профессионализмом и не пахнет. Или дело все же в чем-то другом?

Вообще картина для науки вырисовывается необычная. В нормальной науке область, где теория расходится с экспериментом, есть необъяснимые данные или иные проблемы, наиболее интересна для исследователей. Туда как раз и устремляются те, у кого достаточный интеллектуальный и творческий потенциал, поскольку это наиболее интересное место для исследования, зона будущего научного прорыва. А вместе с научными открытиями приходят общественное признание, социальный успех, материальный достаток.

В науке-истории, как видим, все наоборот. Область, где что-то не сходится, обходят стороной. Тех, кто посмел все же заинтересоваться ею, мягко говоря, осуждают за это. Есть явный набор запретных для исследования тем. Категорический запрет на собственное мнение, идущее вразрез с официальной доктриной. В общем, научным менталитетом и не пахнет. Типичный чиновничий менталитет.

Поэтому не будем более растекаться мыслью по древу, а постараемся разобраться с природой самой науки-истории в рамках реальной истории. Основной человеческий мотив, как и везде, будет корысть, обыкновенная выгода. Такова человеческая природа.

Первоначально в цивилизации действовала стихийная демократия. Была ли тогда кому-то нужна история? Нет. Никто тратить на это средства, соответственно вводить на это налоги не стал бы.

Потом в период ведения длительных тяжелых войн по всему миру произошла абсолютизация власти. Императоры, где смогли (в России и Византии), взвинтили налоги до предела. Расходовать бюджет они стали в собственных интересах. А каковы эти интересы?

Важный интерес это война и все, что с ней связано. Поэтому одна из статей расхода в России, опережавшей остальных, это развитие науки. При Потемкине и возникла наука, в то время в основном прикладная, которая сходу находила применение в военной области. История для войны не требовалась.

Второй вопрос, который был актуален для императоров, это прочность их власти, как на международной арене, так и внутри страны. Вот здесь история оказалась как нельзя кстати. Она была весьма полезной для международных споров. Позже оказалась, что она может быть использована как элемент идеологии, для управления сознанием подданных.

Но самое забавное в том, что настоящая объективная история никому не была нужна. На это российские императоры не дали бы ни копейки. Им нужна была история, которая помогала бы решать их политические задачи.

Первая задача, которая как мы понимаем, была успешно решена, поскольку мы до сих пор пожинаем плоды этого решения, состояла в том, чтобы стереть следы демократии в период становления государства. В результате по официальной истории цивилизация в мире возникла одновременно с абсолютной властью князей, царей и т.д. Крепостное право действует в России с незапамятных времен, а в середине семнадцатого века и последнюю отдушину свободы, Юрьев день, отменили, полностью закабалив крестьян. Социальное неравенство тоже действует с самого начала цивилизации. Кстати очень полезная для власти история, и не только той, но и нынешней.

Иногда науке-истории ставились задачи, под внешнюю политику. Стремление захватить Швецию привело к созданию истории, по которой русские цари были выходцами из Скандинавии. Балканский проект потребовал обосновать естественность с исторической точки зрения российских интересов и там. В период обострения отношений с Австрией в конце первой половины девятнадцатого века потребовалось срочно создать историю пограничной Молдавии, по которой она сама добровольно тянулась в Россию, пыталась войти в нее еще в начале восемнадцатого века, при Петре I.

Так что мы видим, что мотив возникновения науки истории это выгода главы государства. Более того, в других науках наибольшую выгоду они приносят, если доставляемые ими знания использовать честно, а в истории наибольшая выгода получается если жульничать. Именно такой вариант дает наибольшую отдачу. Соответственно на такое вложение и средств не жалко. Они возвращаются с многократным наваром.

Возможность жульничества во многом определяется государственным монополизмом в этой области. Сильнейший инструмент в этой связи – цензура. В России она введена в 1783 году. Это и есть рубеж, когда власть решила создавать историю. Соответственно наука-история с самого начала не могла быть честной и объективной. Она сразу была лживой, а официальная история фальшивой. Об этом заботился глава государства. Его интересы эта наука обслуживала. Любое противодействие, естественно, сметалось государственной силой.

А теперь рассмотрим следующий слой, имеющий в этой сфере интерес. Представим, что к первому «чекисту» государства на беседу приглашается нужный специалист, где ему делается предложение «поработать на благо государства».

Задачи ему будет ставить лично государь. Работа предельно необходимая государству, секретная. Возможности огромные, все государственные службы в случае необходимости будут оказывать содействие. Зарплата, должности, звания, награды, почет, такие, на которые при других раскладах он и отдаленно рассчитывать не мог. Работа творческая, интересная, предполагает допуск к секретным материалам, до которых в противном случае его никто бы не допустил.

Нашелся ли хоть один человек, который отказался бы, если ему делал такое предложение Бенкендорф или Берия? Каждый может примерить эту ситуацию на себя. Отказался бы лично он?

Так почему история не может быть фальшивой? Она фальшивой быть обязана. Другие варианты противоестественны. По принципу Оккама этот вариант следует рассматривать в первую очередь. Любой другой будет требовать каких-то неестественных человеческих качеств от главы государства и создателей истории.

Один из ключевых вопросов, которые непременно должны обсуждать государь и первый историк государства, это организация системы исторического образования. Во-первых, нужны помощники и преемник, которому можно было бы по мере необходимости передать все самые конфиденциальные дела.

Во-вторых, как только история из науки для узкого круга стала общественной наукой, потребовался и слой историков, которые выполняли бы значительную часть рассекреченной работы. К каким-то второстепенным секретам этот контингент можно было допустить, но в основном им предстояло заниматься вопросами, выносимыми на публику.  

Требовалось создать систему научно-исторического образования. Так чтобы она устойчиво работала из поколения в поколение, воспроизводилась, справлялась со своими задачами, как засекреченными, так и открытыми, выглядела бы в глазах обывателя достойной объективной наукой и при этом случайно не рассекретила бы то, что надо было сохранять в тайне.

Науки стали возникать только в двадцатые годы девятнадцатого века. Научная культура создавалась еще не одно десятилетие. Более или менее законченной она стала только в первой четверти двадцатого века с созданием квантовой и релятивистской механик. Здесь в частности пришло понимание, что математика и логика выше, чем бытовой здравый смысл. Без этого понимания не было бы современной техники.

А история старше всех остальных наук, как минимум, на два поколения. Культура и традиции сформировались раньше, когда научной культуры в цивилизации вообще не было. Причем структура, а вместе с ней и менталитет выстраивались в значительной степени не как система познания и исследования окружающего мира, а как чиновничье ведомство, где приказ начальства выше всего остального. Отсюда свои отнюдь не научные традиции, методы работы, корпоративная этика, отсутствие подготовки в логике и математике, того, без чего современная наука немыслима.

Соответственно контингент такой науки это две группы. Одна минимальная, состоит из тех, кто близок к власти и допущен к секретам государственной важности. Они с подачи политической власти определяют, какой быть науке-истории, что нового создавать, что, быть может, рассекречивать, как работать системе воспроизводства кадров.

А вторая группа, это послушное своим вожакам стадо, которое используется ими втемную, при возникшей необходимости топчет оппонентов, но при этом по мере надобности поставляет кадры для верхнего слоя, отбор в который происходит отнюдь не по научным достижениям, а чисто по чиновничьим принципам.

При этом человеческий мотив, корысть,  естественно, все так же остается главным. А максимальную выгоду все политизированные области, и наука-история, естественно, входит в их число, приносят в результате шельмования, а не получения и обнародования объективных данных. Так что в силу этого и естественной для государственных структур преемственности соответствующий характер науки-истории сохраняется от возникновения до наших дней. Официальная история не может быть нефальшивой.

За это, правда, приходится кое-чем заплатить. Россия сегодня, как и все остальное постсоветское пространство, находится в тупике. Где выход из него, никто не знает. А между тем все предельно просто. Будь в распоряжении политиков реальная история, выход нашли бы легко.

В частности в моей последней книге «Обществоведение» все расписано. Вторая теоретическая задача, оптимизация общественного устройства, которую я для себя когда-то в молодости наметил, решена. Для того, кто в состоянии теоретически просчитать всю цивилизацию от зарождения до наших дней, эта задача почти детская. Но это уже отдельная большая тема.

 

06.01.17                                                                  Г.М. Герасимов.