Особенности большого трансформационного цикла

Содержание

Содержание. 3

Авторы.. 5

Предисловие. 7

Часть 1. Реформы: странное лицо российского капитализма. 10

К.А. Хубиев. Большой трансформационный цикл: «реформы» или развал? 10

A.B. Бузгалин. Результаты «реформ» в России: рынок и капитал. 55

В.Т. Рязанов. Экономические реформы и кризисы в России. 98

Д.Б. Эпштейн. Экономика России в результате ее «либерального реформирования». 122

Э.Н. Соболев. Механизмы и факторы деформаций в сфере оплаты труда 156

Л.А. Булавка. Постсоветская культура: принуждение к мутации. 182

Часть 2. Реформы: отторжение инноваций. 205

М.И. Воейков. К вопросу о результатах российских «реформ»: состоялась ли модернизация?. 205

Е.В. Красникова. Парадокс российской модели капитализма: слабая восприимчивость к инновациям. 234

А.И. Колганов. Ресурсные и институциональные ограничения инновационного развития в российской экономике. 260

А.И. Московский. 20 лет упадка и извращения смысла науки и образования 296

Часть 3. Реформы: невыученные уроки. 337

Р.С. Гринберг. Невыученные уроки. 337

В.М. Кульков. О национальной адекватности экономических преобразований в России. 357

В.В. Букреев, Э.Н. Рудык. Приватизация в России: выйти из плена старой идеологии. 370

Часть 4. Реформы: что дальше?. 400

Г.И. Ханин. От экономики разрушения к экономике созидания: как провести этот переход с умом. 400

Г.И. Ханин, Д.А. Фомин. Деньги для модернизации: сколько нужно и где их взять?. 410

С.Я. Бобылев. Нужна ли России «зеленая экономика»?. 433

О.Н. Смолин. Будущее образования в постсоветской России. 465

 

Авторы

 

Бобылев Сергей Николаевич – доктор экономических наук, профес­сор экономического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова, член Высшего экологического совета России, заслуженный деятель науки Российской Федерации.

Бузгалин Александр Владимирович – доктор экономических наук, профессор МГУ им. М.В. Ломоносова.

Букреев Виктор Вениаминович – доктор экономических наук, про­фессор Российского государственного геологоразведочного уни­верситета.

Булавка Людмила Алексеевна – доктор философских наук, главный научный сотрудник Российского института культурологии.

Воейков Михаил Илларионович – доктор экономических наук, про­фессор, заведующий сектором Института экономики РАН.

Гринберг Руслан Семенович – член-корр. РАН, директор Института экономики РАН.

Колганов Андрей Иванович – доктор экономических наук, заведую­щий лабораторией экономического факультета МГУ им. М.В. Ло­моносова.

Красникова Евгения Васильевна – кандидат экономических наук, доцент экономического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова.

Кульков Виктор Михайлович – доктор экономических наук, про­фессор экономического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова.

Московский Александр Иванович – кандидат экономических наук, доцент экономического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова.

Рудык Эмиль Николаевич – доктор экономических наук, профессор Международного университета природы, общества и человека «Дубна».

Рязанов Виктор Тимофеевич – доктор экономических наук, профес­сор, заведующий кафедрой экономической теории Санкт-Петер­бургского государственного университета.

Смолин Олег Николаевич – доктор философских наук, член-корр. РАО, заместитель председателя Комитета Государственной Думы РФ по образованию.

Соболев Эдуард Неньевич – доктор экономических наук, ведущий научный сотрудник Института экономики РАН.

Фомин Дмитрий Александрович – кандидат экономических наук, доцент Новосибирского государственного технического универ­ситета.

Ханин Гирш Ицыкович - доктор экономических наук, профессор Сибирской академии государственной службы.

Хубиев Кайсын Азретович – доктор экономических наук, профессор экономического факультета МГУ им М.В. Ломоносова

Эпштейн Давид Беркович – доктор экономических наук, профессор, главный научный сотрудник Северо-Западного НИИ экономики сельского хозяйства РАСХН.

 

Предисловие

 

Более двадцати лет назад, 2 января 1992 года, в России был дан старт так называемым радикальным рыночным реформам. Рассмотрению предпосылок, хода и результатов этих реформ была посвящена научная конференция «20 лет рыночных реформ в Рос­сии», организованная при участии ИЭ РАН, экономического факуль­тета МГУ им. М.В.Ломоносова, МФЮУ, Фонда Фридриха Эберта и Фонда «Альтернативы». Доклады, представленные на этой конферен­ции, легли в основу данной книги. Для придания ей более целостного характера в нее были включены в новой редакции также некоторые ранее опубликованные материалы.

Началу рыночных реформ предшествовали длительные научные дискуссии. Однако в конце 1991 года реформаторы отбро­сили данные предварительных научных экспертиз, ясно показывав­ших перспективы этих реформ как с точки зрения формирования неэффективной социально-экономической модели, чреватой тяже­лейшими социальными последствиями, так и с точки зрения прямых макроэкономических результатов, которые иначе как катастрофиче­скими нельзя было назвать. Правительство Ельцина-Гайдара пред­почло пойти на поводу корыстных интересов тех, кто собирался ло­вить рыбку в мутной воде, пользуясь тем, что лоббируемая ими мо­дель реформ снимала с бизнеса не только социальную, но зачастую и всякую правовую ответственность.

С тех пор и большинство наших граждан, и представители биз­неса не раз имели возможность убедиться в том, что повторять, как заклинание, слово «рынок» совершенно недостаточно для того, что­бы выстроить обещанные нам эффективную экономику и цивилизо­ванное общество. Падение реальных доходов подавляющего боль­шинства населения, деградация науки, образования, здравоохране­ния, культуры, упадок национального производства, почти полная гибель высокотехнологичных отраслей промышленности, потеря продовольственной безопасности... На фоне всего этого происходило невиданно быстрое даже по меркам совсем не цивилизованных стран обогащение кучки стервятников, допущенных до дележа общенарод­ного достояния. Однако даже для выросшего, как на дрожжах, нового слоя предпринимателей эти реформы далеко не всегда поворачива­лись лицом. Сколько их погибло в настоящих гангстерских войнах за передел собственности и сколько еще продолжает гибнуть?

Цель этой книги, однако, не моральное негодование по поводу произошедшего со всеми нами за годы рыночных реформ и не воз­буждение вопроса о личной ответственности «реформаторов». Наша цель – внести вклад в теоретический анализ процесса, который одни называют переходом от плановой экономики к рыночной, другие – переходом от социализма к капитализму, третьи же уверяют, что это был возврат на путь цивилизованного развития. Мы же избрали для определения нашей научной задачи образное, но очень ёмкое выра­жение – политическая экономия провала. Нужно понять, почему и как произошел этот провал, как бороться с его последствиями, и что нужно сделать, чтобы из провала выкарабкаться.

Здесь мы предоставляем слово тем, кто ведет научный анализ случившегося. Нам предстоит ответить на вопросы о том, что же за экономическая модель возникла в результате реформаторских уси­лий; почему российская экономика упорно отворачивается от инно­ваций, а ее модернизация по-прежнему остается пустым благопожеланием; какие уроки прошедших реформ упорно не желают усваи­вать творцы нашей экономической политики, повторяющие перед лицом продолжающегося упадка: – «с курса реформ не свернем!»; и, наконец, какие перспективы ждут нашу экономику в тех обстоятель­ствах, в которых она очутилась.

Те, кто пытаются разобраться в этих непростых вопросах, редко занимают позицию беспристрастного наблюдателя. Большинство авторов этой книги очевидно пристрастны. И их пристрастия про­диктованы в первую очередь беспокойством за судьбу своей страны и ее народа. А в этих вопросах, полагаю, именно научная совесть не позволяет оставаться равнодушным. Имея дело с сухой экономиче­ской материей, нельзя ни на миг забывать о том, что за цифрами, графиками, статистическими таблицами стоят судьбы живых людей, наших с вами соотечественников. Именно ради них мы и ведем свою работу.

А. И. Колганов.

Часть 1.
Реформы: странное лицо российского капитализма.

 

К.А. Хубиев.
Большой трансформационный цикл: «реформы» или развал?

 

В координатах закона ускорения и уплотнения истори­ческого времени двадцать лет – огромный период. Его достаточно для решения крупных задач любой индустриально развитой страны. Но при одном очень важном условии: если в данных странах дейст­вуют созидательные силы. За двадцать лет была создана практически новая индустриальная экономика в СССР на базе глубокой разрухи после мировой и гражданской войн. Индустриализация позволила победить в ВОВ. Да и послевоенная экономика динамично развива­лась. «Отмашка» развернутой критике советской экономике была дана так называемой политикой перестройки, а исходным пунктом явилась ее характеристика как застойной. Предварительное рас­смотрение этого периода необходимо для сравнительной оценки постсоветского периода.

 

Феноменология застоя

Слово «застой», несмотря на его довольно широкое рас­пространение, особенно в конце 80-х годов теперь уже прошлого ве­ка, не получило права гражданства в экономической науке. В публи­цистической и иной литературе оно используется для общей харак­теристики исторического периода, предшествующему развалу СССР. Если не смысловым эквивалентом, то аналогом данного слова в эко­номической науке является стагнация, что означает воспроизводство экономики на низменном уровне: производится и потребляется примерно одно и то же количество благ на одной и той же техноло­гической основе. Строго говоря, даже эту ситуацию трудно назвать застоем, поскольку производственно-потребительский процесс не­прерывен и даже простое воспроизводство – это процесс, а не засты­вающее состояние. Сразу заметим, что ни одному из перечисленных терминов не соответствует состояние экономики перед развалом ее государственного обрамления.

Слово «застой» не отражает и фиксированного временного пе­риода в истории страны. Чаще всего имеется в виду пятилетний пе­риод (1980-1985), предшествующий смене политического руково­дства, когда на высшую руководящую должность был избран М.С. Горбачев. Иногда фиксируется десятилетний период или период правления от Хрущева до Горбачева.

Мы попытаемся рассмотреть экономическое (прежде всего) со­держание процессов, предшествовавших драматическим событиям развала государства, произошедших два десятилетия назад и дать свою оценку, как самим истерическим событиям, так и причинам, породившим эти процессы. Разумеется, наш анализ будет в основном экономическим и придется обращаться к статистическим данным, без которых можно вести только общий и малосодержательный раз­говор с использованием слова «застой».

Обратимся кратко к экономическим изменениям за период с 1960-1985 г.г., отраженным в статистике. Валовой общественный продукт (ВОП) вырос на 387%, продукция промышленности на 485 %, валовая продукция сельского хозяйства на 170 %, производитель­ность общественного труда выросла на 317%. Даже на базе очень предвзятого отношения нельзя трактовать подобную динамику как застой.

Теперь возьмем более короткий и исторически более близкий период: 1970-1985 г.г. За этот период ВОП вырос на 198%, продук­ция промышленности на 214 %, валовая продукция сельского хо­зяйства – на 123 %, производительность общественного труда вы­росла на 170 %[1]. Эти показатели выглядят более скромно по сравнению с предыдущими. Но и в них отражен двукратный рост про­мышленности.

И, наконец, – период с 1980 по 1985 характеризуется следую­щими данными. ВОП вырос на 119 %, продукция промышленности – на 120 %, сельского хозяйства – 111 %, производительность общест­венного труда – на 116,3 %.

Подытожим статистические данные среднегодовыми темпами роста основных экономических показателей за разные периоды с 1961 по 1986 годы, с выделением отмеченных периодов.

 

Таблица 1.

Народное хозяйство СССР за 70 лет. Москва, Финансы и статистика 1987 год, с. 51.

 

Статистический анализ свидетельствует о том, что никакого за­стоя в экономическом смысле (стагнация) не было. Даже в самый неблагополучный со статистической точки зрения период (1981-1985) среднегодовые темпы роста составили 3,6 %, что по стандар­там международной оценки экономического развития не считается неблагоприятными показателями. С позиции внутренней негатив­ной оценки очевидным является снижение темпов экономического роста. Можно было прогнозировать затухание темпов экономическо­го роста и даже переход экономики СССР в фазу стагнации. Но ре­зультаты 1986 года, приведенные в последнем столбце, не подтвер­ждают прогнозы апокалипсического характера. В 2012 году, когда готовился этот материал, темпы роста в 3-4 % были очень желанны­ми для экономики США и западноевропейских стран.

Проводя промежуточный итог анализу экономического состоя­ния СССР, можно сделать вывод о том, что фактом было снижение темпов экономического развития. Но мифом является то, что это по­служило основой или причиной развала государства. Экономики разных стран, как свидетельствует экономическая история, пережи­вает не только снижение темпов роста, но и стагнацию, и даже ре­цессию, т. е. физическое сокращение объемов производства и по­требления. Но даже кризисное состояние экономики не является де­терминацией развала государства. СССР испытывал сокращение производства в тяжелые годы войны в 1941-1942 годах. Экономиче­ские трудности в этот период сопровождались агрессивной враже­ской пропагандой, направленной на развал государства изнутри. Но комплекс этих неблагоприятнейших условий не послужил причиной для распада государства. На этом историческом фоне совсем недав­него прошлого, наивным и ненаучным представляется суждение о том, что в середине 80-х годов прошлого века экономика СССР ока­залась в столь тяжелом состоянии, что была обречена на развал вме­сте с государственным устройством. Удивление вызывает то, что по­добные утверждения делают экономисты, которым хорошо известно, что в этот период у экономики не было ресурсных ограничений. Фак­том является то, что были трудности: очень низкие цены на нефть, большие военные расходы, торможение научно-технического про­гресса в гражданских отраслях, ослабление экономических стимулов в ряде отраслей и т. д. Но в рассматриваемый период у экономики СССР не было существенных причин для наступления столь острого экономического кризиса, выход из которого мог быть только через развал экономики и государства. Страна имела трудовые, сырьевые, финансовые, научные, технические ресурсы, достаточные для безо­пасного функционирования. Не прогнозировалось неожиданное ис­тощение сырьевых ресурсов, крупных природных катаклизм, сокра­щения трудоспособного населения. С крупнейшей техногенной ката­строфой – аварией на Чернобыльской АЭС страна справилась с зна­чительными потерями, но без разрушительных последствий для всей экономики. Справилась страна и с природными катаклизмами (можно вспомнить землетрясение в г. Спитак, где установлен памят­ник Н. И. Рыжкову, председателю Совета Министров СССР, лично руководившему работами по преодолению последствий землетрясе­ния). Экономическая система страны справилась с тяжелейшими испытаниями войной 1941-1945 гг., с изъятием из экономического оборота значительной части ресурсов, сокращением населения, уничтожением техники и т. д. При этом не было никаких признаков распада экономики и государства. У государства был запас прочности выработанный историческим опытом.

Сокращение темпов экономического развития было очевидным для руководства страны. Поэтому, на 12-ю пятилетку (1986-1990) годы были запланированы более высокие темпы роста. В 1986 году наметились тенденции повышения темпов экономического разви­тия. Они отразились в росте основных социально-экономических показателей, включая рост производительности труда. Планы 12-й пятилетки не были выполнены, поскольку были запущены разруши­тельные процессы, о которых речь пойдет ниже.

Реальностью также было отставание СССР в научно-техни­ческом развитии по сравнению с развитыми странами. Но и этот факт не может рассматриваться как причина развала государства. Мировая экономика устроена таким образом, что не все страны раз­виваются в научно-техническом отношении синхронно. Одни опе­режают, другие отстают. Но почему только для одной страны отста­вание в научно-техническом развитии должно было является причи­ной для развала? Это еще один миф, достаточно распространенный, о причинах развала союзного государства. В экономической геогра­фии выделяется целая группа стран, которая характеризуется как страны «отставшие в капиталистическом развитии». В логически за­вершенной форме названная причина должна означать следующее: право на жизнь имеет только одно государство, лидирующее в науч­но-техническом развитии. Ведь все остальные страны будут считать­ся отставшими. Между тем, экономический мир являет собой пест­рую мозаику дифференциации стран по уровню научно-техниче­ского развития.

Из научно-технического отставания есть два выхода, в том числе и для стран переходящих от плановой экономики к рыночной: моби­лизация ресурсов (в том числе и политических) для преодоления данного отставания, либо использование данного факта отставания для разрушения экономики и государства с целями, далекими от на­учно-технического прогресса. Первым путем пошел Китай, вторым – Россия.

Для союзного руководства не было неожиданностью научно-техническое отставание. Оно строило планы для преодоления данной ситуации в перспективе, и конкретные меры были запланированы на двенадцатую пятилетку (1986-1990). Объем капитальных вложений планировалось увеличить на 24 %. При этом приоритетным направ­лением считалось техническое перевооружение и реконструкция действующих предприятий. На эти цели планировалось выделить до 50 % капвложений до 1990 года. Основная нагрузка на решение за­дач технического перевооружения падала на машиностроение. В эту сферу планировалось увеличение капвложений в 1,8 раза. Для пол­ноты картины перспективного планирования отметим, что предпо­лагалось увеличить капвложения в социальную сферу. Например, планировалось ввести в городской и сельской местности до 2000 года не менее 2 млрд. кв. м. жилья. В двенадцатой пятилетке, по сравне­нию с предыдущей, планировалось ввести школ на 41 % больше, до­школьных учреждений – на 54%, больниц – на 19%, поликлиник – на 35 %[2].

Возможны обоснованные сомнения относительно реальности и выполнимости этих планов. Но традиции и механизм функциониро­вания плановой экономики, отсутствие ресурсных ограничений соз­давали реальные основы выполнимости намеченных планов, по­скольку планы традиционно имели ресурсную привязку. Впрочем, результаты первых двух лет двенадцатой пятилетки свидетельствова­ли о реальности ее выполнения. Например, на техническое перевоо­ружение и реконструкцию предприятий в 1986 – 87 годах по сравне­нию с соответствующим периодом предыдущей пятилетки объем инвестиций вырос в 1,7 раза. Среднегодовой темп прироста сдачи в эксплуатацию жилых домов за отмеченные два года двенадцатой пя­тилетки составил 7,3 % против 1,7 % в одиннадцатой пятилетке.

Существенным показателем позитивных изменений в экономи­ке является рост производительности труда. Впервые за последние пятнадцать лет в области капитальных вложений были достигнуты плановые показатели роста производительности труда. В 1986 году за счет роста производительности труда был получен 71 % прироста строительно-монтажных работ, а в 1987 году – весь прирост[3].

В первый год двенадцатой пятилетки наметились сдвиги в сто­рону научно-технического прогресса. Доля инновационной продук­ции в общем объеме производства составил 4,3 % против 3,1 % в 1986 г. Это удельный вес продукции, освоенной в СССР впервые.

Только в 1986 на техническое перевооружение и реконструкцию ис­пользовано было капитальных вложений на 25 % больше, чем в 1985 г. О структурных сдвигах, направленных в сторону техническо­го прогресса свидетельствует то, что прирост продукции машино­строительного комплекса в 1,3 раза превышал рост промышленного производства в целом. Выросло производство станков с программно-числовым управлением, обрабатывающих центров роторно-конвейерных линий, промышленных роботов, гибких производст­венных модулей и т. п. За счет опережающего роста производства прогрессивных машин и оборудования, по данным ЦСУ, было обес­печено свыше трети прироста объема продукции машиностроитель­ного комплекса[4].

Завершая экономическую часть данной работы, мы приходим к выводу: экономических причин для развала СССР не было. Возни­кающие трудности были преодолимы в рамках существовавшей го­сударственно-политической системы. При условии проведения сози­дательных, а не разрушительных реформ, где стимулы рыночной экономики, сочетаясь с государственным регулированием, порожда­ли конкуренцию – страна имела шанс на вектор развития, а не раз­рушения, о чем убедительно свидетельствует опыт Китая. СССР и КНР имели практически одинаковые экономические системы и при­мерно с одинаковых позиций стартовали в сторону рыночной эконо­мики, но с разными целями, методами и, соответственно, получили разные результаты. К сказанному следует добавить, что целый ряд экономистов, в том числе и автор этих строк, писали во второй поло­вине 80-х годов о необходимости движения путем китайских ре­форм.

Одной из наиболее часто называемых причин развала страны называется разрушение потребительского рынка, выразившегося в дефиците продовольствия, потребительских промышленных товаров, введении карточной системы и т. п. Что здесь является фактом, а что мифологизировано. Фактом является то, что экономика страны была деформирована гипертрофированным развитием военно-промышленного комплекса. Тяжелые потери в ВОВ явились уроком для советского руководства, и оно в приоритетном порядке заботи­лось об обороноспособности и справлялось с этой задачей. В ВПК на­капливались научные разработки, новые образцы и системы с заделом на десятилетия. На симметричное развитие потребительского рынка ресурсов не хватало. Ощущались дефицит, перебои со снабже­нием, коррупция в сфере потребительского сектора. Теперь о мифах. Почему-то критики прошлой экономической системы (впрочем, и защитники) не учитывают того, что продовольственный рынок, на­пример, был двухсекторным и функционировал в виде государствен­ной торговли с регулируемыми, социально приемлемыми ценами и свободной рыночной торговли. (Рынки назывались колхозными, хо­тя торговали продовольственными и иными товарами потребитель­ского назначения не только колхозники). Очереди и ограничения были в государственных магазинах по низким ценам. Но не было де­фицита, поскольку на свободном рынке были продовольственные товары, по иным ценам, но по законам свободного рынка в соответ­ствии со спросом и предложением. После либерализации цен законы уже функционирующего продовольственного рынка распространи­лись на весь продовольственный рынок. Ничего нового не появилось, кроме того, что исчезла государственная торговля с ценами, доступ­ными для граждан с низким и средним доходами. Либерализацией цен, выразившейся в их тотальном повышении, было создано види­мое прилавочное благополучие при резком сокращении потребления основных продовольственных товаров. Официальная статистика по­казывает, что и теперь не восстановлен уровень потребления продо­вольственных товаров советского периода, хотя очередей нет, и при­лавки заполнены товаром. Сокращению потребления соответствует сокращению поголовья скота, площадей обрабатываемых земель сельскохозяйственного назначения.

Мифом является и то, что либерализацией цен реформаторы спасли страну от гражданской войны, к которой по их многочислен­ным заявлениям страна шла через очереди за продовольствием, та­бачными и алкогольными товарами, введение талонной и карточной системы. Особенно живописали эти факты Б.Немцов, тогдашний глава Нижегородской области, Е. Гайдар, председатель правительст­ва, и др. При этом утверждалось, что трудности были созданы их предшественниками, то есть советскими руководителями, а они вы­ступали спасителями отечества. Очень удобная позиция для обосно­вания необходимости проведения радикальных реформ с разруши­тельными последствиями. Здесь мифы замешаны на лукавстве. По­литические силы, разрушавшие механизм советской экономики и ее потребительский рынок и радикальные реформаторы, якобы спа­савшие страну – это силы, принадлежавшие одному и тому же вектору. Первые готовили почву для вторых, а цель у них была одна – раз­рушение экономики и государства СССР. Лукавят реформаторы, спи­сывающие разрушения потребительского рынка на советское руко­водство. Мифом является спасение отечества от голода и граждан­ской войны. Для спасения от голода страны требуется благополуч­ный цикл сельскохозяйственного производства. Нельзя спасти страну от голода за один-два месяца либерализации цен. Перебои со снаб­жением и введение талонно-карточной системы были связаны с тем, что значительная часть товаров была убрана с прилавков государст­венным магазинов, чтобы тут же появится по более высоким ценам после их либерализации. После либерализации цен 2 января 1992 года (зимой) товары появились на прилавках не потому, что среди зимы собрали высокие урожаи или повысились привесы и надои. Напротив, именно после либерализации цен стало резко сокращать­ся как промышленное, так и сельскохозяйственное производство. Все, что сделали «спасители отечества» – это отменили торговлю в государственных магазинах по социально приемлемым ценам и рас­пространили механизм торговли колхозных рынков на всю страну. Им даже не нужно было придумывать этот механизм, он уже был от­работан в рамках советской экономики, но занимал определенную нишу. Его превратили во всеобщую форму. Только и всего. В свой актив реформаторы могут отнести только рост прибыли торговцев за счет повышения цен при сокращении объема потребления.

Не могут реформаторы отнести к своим заслугам создание но­вых товаров и производств или хотя бы расширение производства прежних. Они лишь перераспределили потоки, созданные их крити­куемыми предшественниками. И потом, долгие разрушительные го­ды экономика функционировала на рыночных принципах, но на ма­териально-технической и ресурсной базе, созданной в советские времена. По части созидания реальных благ реформаторам отли­читься не удалось. Поэтому мифы творчества превращаются в оправ­дание разрушительных последствий их деятельности и даже некото­рое миссионерство и героизацию.

В данной работе мы ставим перед собой цель – дать экономиче­ский анализ явления в нашей истории, именуемого застоем. По­скольку он употреблялся для обоснования развала страны, не избе­жать обращения к политическим проблемам. Не претендуя на истину в какой-либо инстанции, приведем наше видение. Прежде всего, сле­дует обратить внимание на силы, заинтересованные в развале вели­кой державы. Нам представляется, что в едином потоке слились три силы: во-первых: США были заинтересованы в устранении с мировой политической арены своего самого грозного конкурента и выйти на позиции лидерства в установлении произвольного миропорядка по американскому образцу, не сдерживая себя в применении сил и средств; во-вторых: Западная Европа была заинтересована в разру­шении советской промышленности и получении потока сырьевых ресурсов, которые в Европе существенно истощились; в-третьих: в СССР к тому времени созрели силы, желавшие получить активы, имущество, финансовые и ресурсные потоки. Самым доступным спо­собом приобретения государственной собственности, накопленной десятилетиями напряженного труда советских людей, было разруше­ние государства и ее экономики.

Эти три силы слились в едином разрушительном потоке. Они были поддержаны внутренними псевдодемократическими движе­ниями, идеализированно декларировавшими ценности свободы. Ос­новная масса обывателей была обманута поддразнивающей и навяз­чивой демонетизацией зарубежного прилавочного изобилия на фоне ими же разрушенного внутреннего потребительского рынка. К этому следует добавить внутреннее идеологическое предательство, состоя­щее в том, что находясь на высших должностях управления инфор­мационно-издательским комплексом, некоторые политические ру­ководители (А. Яковлев) обеспечили доступ к средствам идеологиче­ской обработки населения оппозиционным (в итоге разрушитель­ным) силам. Непоследовательность и двойственность поведения М. Горбачева, отсутствие четкой, детально проработанной программы социально-экономического развития страны, недостаток опыта госу­дарственного руководства и несоответствие личных качеств масшта­бам стоящих перед ним задач, привели к эрозии, а затем и разруше­нию политической и управленческой системы. Некоторые политики оценивают итог деятельности М. Горбачева как предательство воз­главляемой им политической партии и государства. Мы не исключа­ем истинность такой оценки, но полагаем, что разрушительного ито­га своей деятельности М. Горбачев едва ли мог ожидать, а тем более желать. Не вина, а скорее может быть беда его, состоит в том, что его уровень как политического деятеля оказался недостаточным для вы­работки и осуществления программы созидательного развития стра­ны, обладавшей для этого основными ресурсными возможностями. Однако, поскольку от допущенных ошибок руководителя страны по­страдал не он лично, а миллионы людей, его можно считать винов­ным и даже привлечь к ответственности.

Факт празднования 80-летия М. Горбачевым не в среде своих политических соратников и не на родине, а за рубежом, свидетельст­вует о своеобразном политическом забвении. То, что сам М. Горба­чев на это согласился (никто его к этому не принуждал) говорит о том, что не нашлось для юбиляра пространств торжества в разру­шенной не без его участия стране. Печальный, если не трагический итог для бывшего руководителя одной из великих держав.

Последний вопрос, который мы намереваемся рассмотреть в этой работе, состоит в следующем: почему народ не воспрепятство­вал разрушению страны теми силами, которые были названы выше. По этому поводу тоже распространились мифы. Утверждается, на­пример, что народ не препятствовал потому развалу государства и приватизации его имущества потому, что большинство народа жела­ла этого. Конечно же, это миф, поскольку на проводимых референ­думах народ выразил свою волю абсолютным большинством и одно­значно высказался за сохранение союзного государства и против его разрушения. В руки политиков была вложена воля народа, которую эти политики всеми силами и средствами, имеющимися у государст­ва, должны были выполнить и исполнить свой долг перед народом, выразившим свою волю. Но этой самой воли, только уже политиче­ской, не оказалось у политиков, которым народ доверился. Его воля оказалась преданной.

Утверждается еще, что через развал страны и радикальные ре­формы удалось пройти без гражданской войны потому, что большин­ство народа именно этих перемен желало. И это мнение тоже заме­шано на мифологии. Политическое устройство в стране было таково, что была единая и единственная вертикаль власти и управления. Дисфункция вершины этой вертикали парализует всю систему. Па­раллельных политических сил патриотического толка, структуриро­ванных и выступающих за единство страны и экономики не было (отдельные личности и группы не в счет). Если бы вместе с референ­думом о сохранении СССР народу было бы объявлено о том, что дей­ствующая власть не в состоянии выполнить его волю, то могла сфор­мироваться параллельная политическая сила, структурированная и разветвленная. Оппозиционные силы знали особенность политиче­ского устройства страны и хорошо этим воспользовались, разрушая страну и экономику сверху.

В 2011 году средства массовой информации активно вспомина­ли о ГКЧП. В этой связи успешно обсудить роль силового фактора в драматических событиях тех лет. По прошествии многих лет у нас сформировались следующие выводы и оценки. Подобные события были в Пекине на площади Тяньаньмэнь. Действующая власть оказа­лась перед необходимостью применения силы для сохранения ста­бильности в стране и сохранения условий для проведения созида­тельных реформ. Несмотря на дружное осуждение со стороны опре­деленного круга зарубежных стран по поводу применения силы со стороны государства, в КНР сделали выбор, который позволил стре­мительно развиваться на протяжении почти трех десятилетий. Если предположить, что в КНР государство не решилось бы применить силу к так называемым демократическим движениям, и последние пришли бы к власти, то совсем нетрудно прогнозировать, что было бы в последствии: радикальные реформы – все то, что произошло в России: глубокий спад производства, межрегиональные конфликты и прочие «прелести» демократизации, хорошо известные из совсем еще недавней истории. Ответственные и компетентные политики в Китае приняли правильное решение. Рост экономики и благосостояния народа явилось практическим доказательством их исторической правоты. В России вопрос о применении силы решился иначе. М. Горбачев не решился на применение силы против разрушителей страны, включая участников Беловежского соглашения, совершив­ших государственное преступление по законам того времени. Члены ГКЧП не решились на применение силы против защитников Белого дома. Верховная власть перешла к так называемым демократическим силам, которые, в отличие от Горбачева и ГКЧП не постеснялись применить военную силу против уже других защитников, но того же Белого дома. Псевдодемократическая риторика оказалась излишней. Кровожадное стремление к власти одних и устремленность к госу­дарственным экономическим ресурсам других оказались куда пред­почтительней демократической риторики. В переломные моменты история дала шанс противонаправленным силам проявить привер­женность к ценностям. Рискнем предположить, что если применение военной силы в исторически переломное время было неизбежным, и она с такой же решительностью как в КНР была применена против разрушителей государства, в том числе и против первых защитников Белого дома, был шанс сохранить союзное государство в той или иной определенной форме и проводить созидательные реформы. А к каким результатам привело утверждение новой власти с применени­ем силы, хорошо известно: беспрецедентный спад производства, со­кращение средней продолжительности и качества жизни, депопуля­ция, безработица, техническая деградация и т. п. Лишь по истечении первого десятилетия XXI века экономика приблизилась к восстанов­лению ВВП 1990 года. Потеряны два десятилетия. Историческое рас­точительство. За двадцать лет в предвоенные годы страна создала совершенно новую экономику на индустриальной основе. За после­военные два десятилетия страна полностью восстановила разрушен­ное войной хозяйство, продвинулось в научно-техническом разви­тии, включая освоение космоса. Ничего подобного не произошло за последние два десятилетия после развала государства и проведения радикальных реформ. Исторически потерянное в научно-техниче­ском, промышленном и аграрном развитии время. Как выразился один из историков, Россия сделала шаг в исторически неправильном направлении. С экономических позиций этот вывод совершенно справедливый и бесспорный.

Подводя итог, можно сделать следующее:

Ø слово «застой» с экономической точки зрения неточно харак­теризует соответствующий исторический период. На самом деле имело место снижение темпов роста, которое не было апокалипсиче­ским;

Ø не было экономических причин для развала государства и его экономики;

Ø драматические события, связанные с развалом государства и экономики имели не экономические, а политические причины. По­литика выступила концентрированным угнетением экономики. Рас­смотрим ее последствия.

 

Особенности большого трансформационного цикла

Протекание макроэкономических процессов в Россий­ской Федерации и постсоветском пространстве в течение последних двух десятилетий уникально в историческом плане. В современной экономической науке нет разработанных моделей и теорий, с помо­щью которых можно адекватно описать нынешнее состояние рос­сийской экономики и выявить её тенденции.

Образовавшийся пробел в экономической теории, в определен­ной мере, можно преодолеть, используя воспроизводственный под­ход, разработанный в рамках классической экономической теории. В соответствии с этим подходом экономика России за последние два десятилетия проходит особый экономический цикл с некоторыми историческими аномалиями.

Во-первых: это исторический беспрецедентный цикл по своей продолжительности. Он охватывает два десятилетия и не укладыва­ется в рамки закономерностей обычных циклов. В этой связи возни­кает вопрос о специфических причинах данного цикла. К его рас­смотрению мы будем еще возвращаться. Но уже здесь необходимо отметить, что природа и основные причины данного цикла имеют не только и не столько экономическое содержание. Политические цели и установки зарубежных и отечественных политических сил, заинте­ресованных в разрушении государства, являются главным фактором длительного разрушительного цикла. В конце 80-х годов, как отме­чалось, в СССР не было ресурсных проблем для наступления кризиса: сырьевых, трудовых, технологических и др. Постепенно реформи­руемая экономика не допускала возможностей разобщения трудовых и технологических ресурсов, а тем более их деградации и разруше­ния. Демонтаж плановой экономики был необходимым условием расстройства всей экономической и политической системы, что и было сделано. Другим генеральным направлением разрушения эко­номической системы в СССР было расчленение общенародной собст­венности в ее государственной форме. Что также было осуществлено в радикальном исполнении. Но разрушение экономической системы, складывавшейся десятилетиями, не могло оказаться краткосрочным процессом. Оно заняло два десятилетия. Таким образом, политика оказалась концентрированным угнетением экономики и этим объясняется разрушительность и длительность большого рос­сийского экономического цикла.

Во-вторых: описываемый российский экономический цикл ока­зался беспрецедентным по глубине спада. Сокращение ВВП к 1997 году составило около 50%. Такого сокращения основного макроэко­номического показателя не было даже в самый тяжелый для страны 1942 год, когда немецкими войсками были захвачены экономически развитые территории на Западе и Юге страны. Такого глубокого спада не было в США во времена Великой депрессии. Подобный уровень сокращения производства был зафиксирован в полностью оккупированной и основательно разоренной Германии в 1945 году. Разруше­ние экономики станы по политическим мотивам и целям оказалось сопоставимым только с военными разрушениями разгромленной и оккупированной страны. Аналогов столь масштабного спада производства в двадцатом веке можно обнаружить лишь по результатам первой мировой войны. Таким образом, последствия спада производства по политическим причинам (сюда же можно отнести и военные причины) глубже, чем в периоды циклов, возникающих по сугу­бо экономическим закономерностям.

В-третьих: драматической особенностью описываемого цикла является то, что в нем нарушена одна из важнейших закономерно­стей, характерных для циклов, имеющих экономическую природу. А именно: на фазе оживления и подъема происходит массовое обнов­ление основного капитала на новой технологической основе. В этом состоит главный позитивный результат цикла. Массовые технологи­ческие обновления основного капитала служит главным оправдани­ем трудностей, которые переживают во время кризиса население и предприятия, поскольку массовым обновлением основного капитала создается технологическая основа для более высокой производи­тельности труда, экономического роста и роста уровня жизни. Рос­сийский цикл выпал из этой закономерности. Десятилетний рост производства с 1999 года по 2008 год носил восстановительный ха­рактер. Он происходил, в основном, за счет загрузки старых произ­водительных мощностей, высвободившихся во время спада произ­водства. По данным Госкомстата обновление основного капитала составляет 3.6-4.1% (1992-2009г.) в условиях, когда его износ состав­ляет 48,8%.[5] При этом, удельный вес полностью выбывших основных фондов в 2006 г. составил 13,3%. Фаза оживления и подъема проис­ходили в основном на базе изношенных основных фондов, созданных в советский период. Негативная тенденция восстановительного рос­та повторяется и в рамках кризиса, который еще не завершился. Со­циально-экономические жертвы, растянутые на два десятилетия, оказались напрасными. Выходя с самым ущербным результатом из двадцатилетнего цикла, экономика России вползла в новый финан­сово-экономический кризис. Консервация технологической отстало­сти обрекает экономику России на ведомую роль в мировом эконо­мическом развитии, и сырьевая направленность её экономики может оказаться не временным качеством трансформационного периода, а приобретенным свойством с наследственными перспективами. Такая судьба экономики России полностью соответствует меморандуму международных финансовых организаций, предписывавшим в нача­ле 90-х годов прошлого столетия уничтожить «не эффективную», с их точки зрения, промышленность России, обремененную военно-промышленным комплексом, а высвободившиеся при этом ресурсы переключить на более «эффективную» западную экономику. Содержание подобных предписаний соответствовало мнению, которое вы­сказывалось некоторыми высокопоставленными зарубежными поли­тиками о том, что Россия не заслуживает занимаемых обширных территорий с богатыми запасами сырьевых ресурсов. Если США бы­ли заинтересованы в разрушении СССР как великой державы, то страны Западной Европы были заинтересованы в ресурсах, главным образом сырьевых. К этим двум политическим силам прибавилась третья, внутренняя сила. Это социальная прослойка, устремленная к частному захвату государственной собственности и финансовых по­токов. Слияние этих трех основных сил с массированной манипуля­цией общественным сознанием дало свои разрушительные результа­ты, а каждая из названных сил ценой этих разрушений удовлетвори­ла свои интересы. В этом состояла суть политического угнетения экономики.

В-четвертых: на большой трансформационный цикл наложились два кризиса 1998 года и 2008 года. Это обстоятельство тоже состав­ляют уникальное экономическое явление. Страны Запада (включая США) фрагментировано пережили кризис 1998 года и вступили в новый кризис после десятилетнего подъема с результатами техноло­гического прогресса. В России оба кризиса (1998, 2008) были «вмон­тированы» в один большой трансформационный цикл. Такие ситуа­ции, когда на один большой цикл накладывается два кризиса, наукой не исследованы. Причем, как уже отмечалось, ни сам большой цикл, ни инкорпорированный в него кризис 1998 года не дали импульса к технологическому процессу и массовому обновлению основного ка­питала. Кризис в 2010 году переходит в фазу стагнации, но тенден­ция еще неустойчивая. Поэтому трудно определить потенциал тех­нологического обновления российской экономики на фазе оживле­ния и подъема. Для оптимистических ожиданий нет предпосылок. Негативный фон большого трансформационного цикла продолжает довлеть над перспективами технологического развития.

Итак, двадцатилетний период (1990-2010) мы определяем как большой трансформационный цикл (БТЦ). Трансформационный потому, что он охватывает период коренных межсистемных преобра­зований в социально-экономическом и политическом устройстве общества. Цикл потому, что в нем содержатся все фазы цикла: спад, депрессия, оживление, подъем.[6]

Текущий кризис – это часть современного экономического цикла, который вмонтирован в БТЦ и испытывает на себе еще не растраченный разрушительный потенциал БТЦ, который не по­зволяет перейти на позиции системного обновления основного капитала.

Реформаторы, якобы уводя страну из «застоя», привели ее к тя­желейшему кризису с определенными экономическими и социаль­ными последствиями.