Ты знаешь, есть Дорога

Конфуций

Прозвенел будильник, сэвен о’клок, дружише
Как ищейка бредешь на запах кофейных зерен,
Городское утро – лучшая в мире пища,
Так сказал Конфуций. С Конфуцием мы не спорим.

Вольный брасс в асфальте, улица – тихий омут,
Исполняешь на память вальс поседевших прядей
Оплатил билет – так дай оплатить другому
Так сказал Конфуций. А он был неглупым дядей.

Ты летаешь в лужах, смотришь на чьи-то лица,
Променяв «скажу» на «смолчу по любой причине».
Это очень просто – тихо с собой смириться
Так сказал Конфуций. Он тот еще был мужчина.

Ты наивно веришь – лучшее будет скоро
Все несчастья пусты, как ворох осенних листьев
Если крыльев нет, то ангелам не до споров
Так сказал Конфуций – охоч до грошовых истин.

Так сказал Конфуций – «Не обивай пороги
Этот мир не любит ни умных, ни добрых шибко
…Только ты опять лежишь посреди дороги
Освещая мир сумасшедшей своей улыбкой.

Найти

Не кори меня, коль я не о том пишу - я б хотел иначе, только едва дышу. Вот огромный город, стойкий привычный шум, вот жужжат ракеты, высятся небоскребы.
Я б хотел писать о тёплых заморских снах, как восходит солнце, как отступает страх.
Только соль и сажа спят на моих губах - если ты не веришь, что же - сама попробуй.

***

А веков прошло немыслимо - двести, сто? Города и страны прочно сковал бетон. И огни рекламы ("То-то купи, и то!"), освещают пыльным окнам дорогу Стива.
Стив имеет шрам, серьгу и огромный рост, на ионной пушке - искры холодных звезд. Да и сам бродяга-Стиви совсем не прост - не сыскать на свете лучшего детектива.
Все в округе знают: Стиви напал на след. Только что он ищет - это большой секрет. Кто узнать пытался, тех уже точно нет: пистолет у Стива - маленький юркий дьявол. Лишь одно давно известно наверняка - что бы он не делал, что бы он не искал, подожди немного, сменит строку строка - и любой секрет окажется скоро явью.
Говорят, он ищет редкий цветной металл, или даму, чья заоблачна красота, или клад в стране, где солнца горит черта. Но не лезь в его дела, уберешься целым.

Стиви ищет след в дыму, в торфяной ночи, средь пустых озёр, горящих огнём в печи...
И однажды утром сходятся все ключи.
Стив бросает всё, стрелою несётся к цели.

***
Извини меня, коль я не о том совсем. Мне б писать о море, небе, траве, росе, о безумце, что один побеждает всех, о банкире, отыскавшем в посылке фею.
Или спеть о том, что просится с языка - как ты сладко спишь, и как горяча рука, что в твоих глазах бушует моя река, и о том, как ты смеешься, а я светлею.
Ты прости меня, я б правда сложил перо, я б работал, пил, смеялся и пёк пирог, я бы сделал жизнь таинственной, как таро...

Только я такой дурак - не могу иначе.
***
Стив лежит, от счастья где-то не здесь, а вне, пистолет и нож отброшены вдаль к стене.
И среди бетона, грязи, сырых камней.
Расцветает
под ладонями
одуванчик.

Восхождение: Вербена.

Раз мои стихи так тебе к лицу - расскажу один, а пока танцуй. Колесо судьбы не придет к концу, не сгорит, обернувшись сажей...

...А мотив известен давным-давно: прокляла колдунья веретено, и забылась дева волшебным сном, вместе с замком и верной стражей. И легенды ходят - один смельчак разорвать способен оковы чар, (поцелуем - не остротой меча!), он придёт, только дайте время.
Но его все нету - идут года, а в соседних землях бежит вода, зацветают вишни в чужих садах, вырастает иное племя.
Где его найти? Может быть, сбежал, может, кто-то в сердце воткнул кинжал, может быть, фрегат не увидел скал, иль нога соскользнула с мыса...

Не тревожит солнце её покой, убегает, прячется за рекой.
А прекрасный замок зарос травой:
беладонна,
полынь,
мелисса.
***
Что еще могу я тебе сказать? Не проспи момент, не смыкай глаза. Колесо судьбы не свернет назад, не вспорхнёт воробьиной стаей.

Вот обычный город, обычный день, вот обычный парень - лентяй, студент, и неважно, в общем, что куча дел, ему некогда - он мечтает. А мечта работает - ах! - в кафе, и красива, словно рассказы фей, и конечно, мысли весь день о ней - даже комната пахнет лесом. В этом сонном царстве столов, ножей, черствых тостов, стейков, толстенных шей, эта девушка - чувствуешь свет в душе? - словно сказочная принцесса. И колюч к ней путь - через гул толпы, темноту дворов, городскую пыль, сквозь бурьян и мглу не найти тропы, где, заснувши, застряло детство. Запереть бы дверь на стальной засов, истереть мечты бы в труху, в песок...
...Но несётся вечное колесо, и уже никуда не деться.
Чей-то взгляд растопит кинжал в груди - скоро май и в город придут дожди, не робей, расслабься и выходи танцевать под тугие струи.
Золотится мир в молодой весне, и решимость - больше, светлей, ясней, он поедет, чтоб повидаться с ней,
и наверное,
поцелует.

 

Кризалис

 

Как эпиграф к циклу, пожалуй.

Они всё плетут паутину рабочих мест,
Гудящих экранов, холодных бетонных плит
В сценарий записаны жалость, любовь и месть
В отчётах за прошлый месяц одни нули.

Живи по минутам - обеды и перерыв,
Смотри по ночам легенды про план работ
Не смейся в парадной, ходи на корпоратив
"Взрослей, выкинь глупости!" - шепчут- "И...будь собой!"

Однажды за ланчем вдруг трескается стекло
На офисных окнах; нарезка летит с ножа
Врывается ветер, холодный лихой циклон
Спускаюсь наружу и скидываю пиджак.

Почти успеваю - такое не пропустить
Становится флюгером башенный старый шпиль
Становятся эльфами чеки в твоей горсти
Вино в автомате, что бы ты там не пил.

В нетёсанный камень одет арбитражный суд
И в нём секретарша раскладывает таро
Стальные машины пасутся в сыром лесу
Подходы к макдональдсу занял глубокий ров

С огнем светофора играются сфинкс и рысь
Играю на флейте (у рыси прекрасный альт)
Но люди не смотрят, их взгляды пусты, серы
Как будто я вижу землю, они - асфальт

Как можно не видеть - недолго совсем пропасть!
Вот старый троллейбус - большой земляной дракон.
Я чувствую жар, захожу к нему прямо в пасть.
На всякий пожарный - с мясом и молоком.

 

Gravity

Столько искать тебя в переплетах улиц, в лицах, стихах, обрывках случайных песен. Город гудит - огромный бетонный улей, в нём я - кусок мозайки, травинка, плесень, синяя птица, лёгкий прозрачный ладан, запах озона, ящик с двойным секретом...
Солнце моё - в историях и балладах. Так, понимаешь, легче дождаться лета.

****
Аль-го - страна визирей, пустынь, султанов, древних гробниц, запрятанных под песками, звёздных ночей, таинственных караванов, диких мечей, разящих и сталь, и камень, башен из белоснежной слоновой кости, ведьминых гобеленов из паутины.
В центре столицы - музыка, яства, гости, всяк позабыл про трудности и рутину. Центр столицы нынче раскрашен, звонок - День Маскарада любят сильнее прочих...

Только какой там праздник, когда ребёнок не доживет и до наступленья ночи.

В западных землях, в тёмной глухой лачуге Руфусу стало хуже от лихорадки. Мать сбилась с ног, вояка-отец испуган, знахарь суров, не строит большой загадки.
Мальчику летом только сравнялся годик, ясный, весёлый, сердце светлей алмаза...
Бабушка Хэллэ молча встает, выходит. Чёртов костёр зажёгся с седьмого раза.
Бабушка Хэл - потомок пустынных магов, ей колыбельной танец служил шаманий; пламя горит - не сделаешь и полшага, дым, завиваясь, гаснет в сыром тумане. Ветер с востока гонит в долину тучи, дождь разразился громом с водою пресной...
Бабушка Хэллэ знает - так будет лучше, смотрит в костер и хрипло заводит песню.

"Мёдом июльским, лавой, седой грозою, отблеском свеч в янтарных глазах ифрита, искрами звезд, горячей моей слезою, жаром свечи откликнись, услышь, приди ты. Вспомни, Огонь, истлевшие эти мантры, внука спаси, позволь совершиться счастью...
Солнцем пустынным,
шкурою саламандры.
сделай его своею бессмертной частью."

****
Земли Азганты - северный край суровый, край диких рун, гранитных могучих замков, смелых людей, скупых на любое слово, беглых комет, видений, небесных знаков, снов и легенд, пиратской лихой удачи, гоблинов, что на солнце замрут навеки...
Нынче в Азганте лето, а это значит - тают снега, проснувшись, бушуют реки, сотни огней ночами мерцают с фьорда, ветер доносит гулкие звуки моря...

Но тишина в палатах владыки-лорда. С дочкой его случилось большое горе.
Сотни врачей сменялись и уходили, те же диагнозы, скорбные взгляды - те же. Свет покидает щёки малютки Диллы, с каждой минутой сердце стучит всё реже.

Море шумит и точит скалу в заливе, город отсюда - тёмный и одинокий. Небо темнеет - будет неслабый ливень, только вода - не враг чародею-Йокки. Тот кто умеет видеть и дно морское, знает, что было в прошлом, что ждёт в грядущем. Йокки-волшебник стар, молчалив, спокоен. Если поможет - так будет даже лучше.
Тучи над ним - всё больше, темнее, гуще. Первые капли ткут водяную стену.
Голос у Йокки ладный, мотив тягучий, песня летит, врезаясь в морскую пену.

"Быстрым теченьем, талой речной водою, песней русалок, светом морских жемчужин, лейся, кипи, приди, совладай с бедою, только скорей - девчонке намного хуже. Сделай её сиреною, водной нимфой, дочкой приёмной, белой рекою горной...
Только скорее - близится время мифа
Только скорее - близится время шторма."

****
Как началась война - уж никто не помнит, глупо, но ей не видно конца и края. Копья сверкают, пену роняют кони, вместо баллад наскучивший марш играет...
В Аль-го куют щиты и не спят солдаты, люди Азганты точат свои катаны...

Руфус - душа отряда, хмельное злато, тёмное пламя, смуглый собрат шайтана. Рыжие космы, хитрый раскосый прищур, смел и удачлив, словно нашедший клевер...
Враг их среди пустынной равнины ищет, путь их недолог - прямо, вперед, на север.

А вдалеке, за пылью, за южным ветром, конный отряд навстречу солдатам скачет. До столкновенья где-то полсотни метров, руны на звонкой стали ведут к удаче. Дилле здесь каждый дорог, и нужен - каждый, но не уйти - обязанность командира...
...Взгляд на неё в момент прогоняет жажду, серым дождем танцует её рапира. Голос её овеян весенним бризом, черты тонки, и кожа белей коралла...

Битва не стала ни для кого сюрпризом. Крики, атака, стрелы и звон металла.

...Так и бывает - чтобы всё вдруг померкло, хватит порою жеста, улыбки, взгляда.
И посреди насилия, крови, пекла,
Руфус и Дилла вдруг оказались рядом.

****
"-Тенью шафрана, первым цветком мимозы, бездною слов неслышной моей молитвы..."
"-Видеть тебя в рисунках осенней грёзы, а отыскать в какой-то нелепой битве..."
"-Столько ждала, а всё разрешилось боем...но почему я будто вернулась в детство?..."
"-Просто теперь я здесь,
Я теперь с тобою,
и от меня уже никуда не деться."

****
Что было дальше - нынче никто не помнит, всяк привирает, каждый на лад свой делит...
Только перо пока что в моих ладонях. Я расскажу, как было на самом деле.

Знаешь, порой хватает прикосновенья, первого слова, верного поцелуя.

Море пришло огромной солёной тенью, до облаков - холодные злые струи. Пламя пришло грозою и дерзким смехом, южным бураном, дерзкою песней барда...
Вместе они срывали с людей доспехи, гнулись мечи и плавились алебарды, море шумело, рушило все заставы, в саже и прахе рушились баррикады, молнии били в воинские уставы, ветер срывал остатки былой бравады, порох стал скользкой тиною в сотнях бочек, карты истлели, полк превращен в пустыню...
Эта война закончилась ближе к ночи.
Все по домам,
обед уже год как стынет.

Руфус и Дилла так и исчезли вместе, как растворились в бешеной круговерти...
Только ты, друг, не те выбираешь песни, если подумал что-то на тему смерти.

****
Столько искать тебя средь опавших листьев, вечных снегов, безликой чужой одежды, видеть тебя сквозь сотню фальшивых истин, всё заменив одною своей надеждой.
Быть бы морским пиратом, вторым пилотом, ждать бы ветров, удачи - но не ответа....

...Солнце моё - за следующим поворотом. Сквозь темноту я чувствую жар рассвета.

Восхождение: Хористы

На работе столько дел - разгребай лопатой, посетители гудят, словно стая чаек. Кевин мало спит, обедал давно когда-то, по столам разносит блюда и чашки с чаем. Над плафоном старым вьются, наглеют мухи, духота и шум царят в городке приморском. Официанты ходят бледные, словно духи, от финансов, сна и нервов осталась горстка. Говорили ведь - останься в своей столице, там прохладней, чище, легче, и денег куча...

...Но живым теплом июль накрывает лица, по утрам в окно стучится несмелый лучик. Отворить калитку, тихо прокрасться мимо, по песку пройтись, к прибою, к солёным волнам. Танцевать, молчать, быть магом, факиром, мимом, ощущать себя другим, настоящим, полным. Танцевать, морским ветрам подставлять ладони, танцевать, забыв о шефе, заказах, планах...

И когда уедет Кевин, то он запомнит не работу, а ракушки во всех карманах.

***
Дождь идёт давно - противный, сырой, осенний, но у Волка нет зонта - да зачем он сдался! Как рука болит - наверное с воскресенья, он тогда, кажись, неплохо совсем подрался. А кругом течёт ноябрь, кипит рутина, ни на пиво, ни на хлеб не осталось денег. Эх, хорош сейчас, наверно - фингал, щетина, под глазами в три ряда залегают тени. Вдруг пристанут, вдруг подумают, что бродяга, он отбился б, не впервой-то, давно знакомо...

....Но в кармане куртки дрыхнет щенок-дворняга. Не простыл бы, донести бы скорей до дома.
Волк не то что бы любитель зверюг и бестий - погляди, зараза, морду от капель прячет! - просто тот дрожал, скулил и сидел на месте...Волк в какой-то из моментов не смог иначе. Волк заходит в дом, кидает ботинки в угол, осторожно выпускает щенка погреться - тот еще дрожит, немного еще испуган, но уже спокойней бьется собачье сердце. С них двоих воды - как в море в момент прилива, что там нужно-то: ошейник, игрушки, миски?...

На неделе Волк идет в магазин за пивом, и, ругнувшись, покупает взамен сосиски.

***
А тропа ведёт сквозь вереск, в пустую рощу, до малейших черт знакомы ему дороги. Вот еще чуть-чуть, тропинка тепла наощупь, в молодой траве ступают босые ноги. А вокруг пруды - серебряные оконца, через полчаса - дождешься? - и солнце выйдет.
Но Реон не видит мая, не видит солнца. Он, по правде-то, вообще ничего не видит.
Ожиданье пахнет горькой лесной смолою, темнота не терпит света, не терпит сказок...

Но слышны шаги - с рассветом приходит Хлоя, и приносит вместе с голосом сотню красок.

...А потом уже ни ветра, ни слов не слышно, меж сплетенных пальцев вьются строкой легенды. Для двоих открыты звезды, открыты крыши, океан вдали несётся атласной лентой. Он её глазами видит густую зелень, городской трамвай, вдали - очертанья пашен...
А она в его - как ведьмы готовят зелья, как летит пегас среди изумрудных башен, как блестит в пещере гномьей гора алмазов, паруса вздымает ветер - послушен, ласков...

Темнота не терпит света, не терпит сказок. Но она сама - всего лишь дурная сказка.

***
Говорят, он ходит мягко, всегда во фраке, не вглядишься - и подвоха-то не почуешь. Сторонятся те его, кто читает знаки, не растут цветы в долинах, где он ночует. Он всегда улыбчив, мягок, умён, надушен - это враки всё, что пахнет огнём и серой.
Он придёт к тебе, сомненьем терзая душу, он подарит вместо страхов уют и серость. Это он прошепчет тихо - "сдавайся лучше", это он - "не сможешь, тише, да бросить легче", подберет к тебе твой самый постыдный ключик, закидав делами, скажет забыть про вечность...

Говорят, что он успешен, что он спокоен, не боится, мол, ни нас, ни себя, ни Бога....

...Но когда танцует Кевин среди прибоя, но когда у Волка кто-то скулит под боком, но когда Реона сердце лучится пеньем, но когда у Хлои песня бежит рекою...
Господин по фраке мучается мигренью,
и уходит в тень,
становится темнотою.

Не-сказка

 

Я много сказок тебе читал, пел песен - не перечесть,
Но все истории - не чета тому что и правда есть.
Нет, сказки будут - любовь, гроза, пророчества, свет зари...
Но в этот час я хочу сказать о том, что в груди горит.

Легко писать про чужой успех, про замки и города,
Куда сложней говорить про тех, кто рядом с тобой всегда.
Про тех, кто точно к тебе придет, подставит плечо легко
Ведь я, наверно, сорвал джек-пот. Так вышло: мой друг - дракон.

Драконов, скажешь, уж нет давно, всех время песком смело
Но видишь - тянется за волной в стальной чешуе крыло
Мелькает тень в зеркалах Невы, по питерским мостовым,
Её в полет провожают львы, все в камне, пройдохи-львы.

Драконы нынче живут хитро - попробуй-ка их найти:
Драконы курят, бегут в метро, читают, сидят в Сети
Тебе дракона не отличить от сотен других людей...
...Но в их глазах - миллион личин, пьянящая гладь степей,

Огромный мир, миллионы тем драконы в сердцах таят
Драконьи песни живее чем у сотен таких, как я
Но в их пещерах ты не найдешь ни золота, ни камней
Лишь можжевельник и летний дождь - богатство как раз по мне.

Моя земля для него - не то, осколок чужих стихий
Мы редко видимся, но зато он слышит мои стихи.

...Но если сломаны фонари, нет света, пуста ладонь
Дай руку - видишь, горит внутри искристый его огонь.

Фонарщик

Город К. еще сонный, ночной и смурной, город К. накрывает рассветной волной, город К. молчалив, не ответит - хоть ной, хоть упейся до пьяной икоты.

Он выходит из дома еще до зари, зажигая на улице все фонари: ведь покуда хотя бы один не горит, не дай Бог, потеряется кто-то.
А когда фонари, наконец, зажжены, он уходит в звенящую тьму тишины, где вокруг - ни собак, ни детей, не жены - иногда это грустно, пожалуй.
Над домами восходит алеющий шар, шее холодно - что ж, в этом есть некий шарм, он ведь смерти отдал свой единственный шарф, чтобы руку ему не пожала.
И не знает он, кто наблюдает за ним, кто считает на пальцах уплывшие дни, кто приходит к нему, тихо шепчет - "засни", и поет, и мечтает, и дышит.
Говорит - "Эх, дурак, что ж ты бродишь один, что ж, как старый пенек, ты угрюм, нелюдим, раньше гордое сердце горело в груди, а теперь там осталась ледышка."
- "Я застрял в этой клетке закрытых дверей, я боюсь по ночам незнакомых зверей, в мире слишком уж много пустых фонарей, их корежит от мертвенной фальши..."
Увязает в кошмарах, испуган и блед, а она допевает последний куплет, про камин, про огонь и про клечатый плед - "Я с тобою, мой глупый Фонарщик"

А потом они вместе глядят на восток, превращая любовь в апельсиновый сок, и от их разговоров янтарный песок зацветает лихим перламутром.
В голове у них крутится странный мотив; он поет про Дорогу, прохожих смутив, а она заплетает тугие пути и рисует осеннее утро.

Ты знаешь, есть Дорога

Дорога – это проснуться ночью, почти наощупь собрать рюкзак, позволить сотням пустых обочин вовсю плескаться в твоих глазах, дорога – это огни заправок, глухих окраин прощальный джаз, и ты вздыхаешь, ох, боже правый, куда я вляпался в этот раз. И липкий страх начинает литься в тебе холодным и злым дождем, ты в сотый раз вспоминаешь лица тех, кто обратно тебя не ждет, в тебе, шипя, остывает город, проблемы, планы – и ты один…

…еще дорога – седые горы, кусочки неба в твоей груди. Дорога – это когда наутро ты вдруг проснешься под шум колес, и кто-то очень лихой и мудрый внутри прикажет не вешать нос. Когда весь мир, что горел в пожаре, теперь смеется, живет, летит…

А тот, уже незнакомый парень остался где-то на полпути.

Храни нас, Боже, наивных, резвых, таких обидчивых и прямых, храни нас, Боже, бухих и трезвых, когда кричим и берем взаймы, храни нас, Боже, горячих, верных – и глупых - но неплохих ребят. Храни нас, Боже, когда не верим в себя, в прощания – и в Тебя.

Морская пена, закаты, сосны, откуда вся эта красота; дорога – это вернуться после, и в то же время остаться там.

И пусть закончишь ты это просто, домой вернувшись в конце концов.

Но видишь – линии перекрестков опять рисуют твое лицо.

 

На будущее

Вот книга жизни - смотри скорее, работа, школа и детский сад. В четыре варежки руки греют, а в шесть - подпалины в волосах. В двенадцать снова принёс четверку, в пятнадцать гром за окном гремит, в семнадцать хоббиты, эльфы, орки, бежать, срываться, стучать дверьми. На той странице - мотало, било, бросало на остриё меча...
На этой - сохнут еще чернила. В ней нету "было", в ней есть "сейчас".
На этой - сонный июньский город, нырять, дрожжать в ледяной воде, кататься в парке, мотаться в горы, быть всюду, вместе...

...и быть нигде.
Когда не пахнут степные травы, не греют мысли и блеск лучей, когда внутри - остывает, травит, когда ты словно другой, ничей, и тускло светят в дворах и кухнях все те, кто может еще светить, когда ты знаешь - всё скоро рухнет, исчезнут в дыме твои пути, когда всё счастьё ушло куда-то, кусками рушится личный мир...

...Вломи себе по башке лопатой. И от меня кочергой вломи.

Дай в лоб с размаху, сойди с уступа, не клейся, словно дешёвый рис. Бывает пусто - но стисни зубы, не трусь, одумайся, соберись. Проснись с рассветом, смотри - в пожаре рисует солнце свои черты.

Мир очень старый и мудрый парень. Он видел кучу таких, как ты.

Не нужно мерить судьбу шагами, и ждать удачи ли, власти ли. Для тех, кто сдался - мир словно камень. Для тех, кто верит - он пластилин. Не прячься серой угрюмой тенью, не шли надежды в металлолом.
Твое упрямое Восхожденье стоит и ждет за любым углом.
Ты можешь ждать, сомневаться, греться, бояться, волосы теребя. Но как-то раз в беспокойном сердце проснётся кто-то сильней тебя. Потащит, грубо стащив с порога, скрутив реальность в бараний рог. Смиренным нынче - одна дорога. Таким как ты - миллион дорог.

Вот книга жизни - мелькают строчки, не видно, сколько еще страниц. Одно я знаю, пожалуй, точно - глупей нет дела: трястись за дни. Ужасно глупо - всё ждать чего-то, гадать, бояться, не спать, не жить...

...Нырять в хрусталь, в ледяную воду, где камни острые, как ножи. Бежать в автобус, занять оконце, жевать сосиски и хлеб ржаной, смотреть, как вдруг на закате солнце тебя окрасило рыжиной, гулять по Спасу, писать баллады, тихонько нежность вдыхать в слова, ловить затылком людские взгляды, и улыбаться, и танцевать. Срываться в полночь, пить хмель и солод, влюбляться чертову сотню раз...

А мир смеётся, он пьян и молод. Какое дело ему до нас.