Ещё одна волна Ариев, с теми же гаплотипами, отправилась из Средней Азии в Восточный Иран, тоже в III тысячелетии до Р.Х, и стали Иранскими Ариями. 16 страница

 В I Мировую войну Альберт Эйнштейн входил в клуб интеллектуалов, где вырабатывали единую демократическую концепцию послевоенного мира.

 Ради "блага человечества" он бросил в Цюрихе детей 3 и 8 лет, жену-инвалида и отправился для карьеры в Берлинский университет, пообещав им деньги от Нобелевской премии, которую получит в будущем, за разработки физиков: Гюстава Ми, Теодора Калуца и н.д., которые приписал себе.*

 В 1915г., он создал "Манифест гражданина Европы", где демократы и пацифисты должны объединиться в Европейский Интернационал /Лигу/ с единым мировым правительством. Ощущая "несправедливость" властей в отношении евреев, требовал освободить из тюрьмы еврея Ф.Эдлера, сидевшего за убийство премьер-министра Австрии Карла Штюргка.

 Эйнштейн в Клубе тесно сотрудничал в 1916-17гг., с Розой Люксембург и Карлом Либкнехтом, породив "Союз нового отечества".

 Главной целью его была организация мирового послевоенного правительства; с 1918г., "союз" сменил название на "Лигу прав человека", и Эйнштейн став членом независимой социал-демократической партии /НСДП/ принял участие вместе с Кларой Цеткин и Эрнестом Тельманом в работе компартии Германии.

 Эйнштейн говорил: "Великая Октябрьская социалистическая революция - это первая попытка осуществить в Большой стране учения великого учёного Карла Маркса и создать новый порядок на началах социальной справедливости". Президента Исполкома сионистских организаций мира Курта Блюменфельда, Эйнштейн благодарил за помощь найти "мою еврейскую душу", а также за его лекции по сионизму. Сам Блюменфельд был составителем речей и воззваний Эйнштейна по вопросу сионизма.                                                                                                                             /редакция автора/

----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

*В 1920г., умерла мать Эйнштейна; после кончины мужа и отца Германа-Абрама Эйнштейна в 1902г., она жила с Оппенгеймером, владельцем золотых и алмазных копий в Африке. Эйнштейну помогала его родная (на ¾) сестра Эльза, с которой он сочетался браком в 1919г., расторгнув брак с Хорваткой Марич. Р.Оппенгеймер, руководитель Манхеттенского проекта /кодировка атомной бомбы/, писал, что с декабря 1942г., Эйнштейн получал от него по 25 $ в день, за работу. Луи Бамбергер – финансист, через Абрама Флекснера, создал в Пристоне институт для Эйнштейна с назначением его пожизненным профессором, с жалованием 15.000$ в год. 2.08.1939г., Эйнштейн направил президенту Ф.Д.Рузвельту письмо, отмечая, что растущая угроза демократии со стороны Немецкого фашизма требует создания оружия большой разрушительной силы - атомной бомбы. На вопросы этой позиции несогласующейся с его пацифизмом, Эйнштейн отвечал: "я прежде всего еврей". Он говорил, что не может без слёз представить себе очереди еврейских беженцев к консульствам США в Европе. Он просил иметь в виду: "можно заботиться о судьбах мира, но я не забываю о судьбах своего племени". Он не мог простить смерть своей троюродной сестры в Освенциме от дизентерии, и сообщил: "если Гейзенберг, Вейцзеккер и другие физики и вся Немецкая нация, обязанные ему современной картиной мира, не выручили Ильзу из лагеря, то он не желает иметь с ними никаких дел". И тут он присоединил к требованию доктора Кауфмана по стерилизации Немцев другое эффективное средство - атомную бомбу. Двойственность натуры, по словам его друга психиатра Макса Нордау, была отпечатком его гения. Психолог из США Дж.Карлсон доказал: "что Эйнштейн - был носителем шизофрении"; сын Эйнштейна и Милевы - Тиде - имел тоже шизофрению, что было передано отцом, т.к. его мать была циклоидной психопаткой, что исключает на генетическом уровне шизофрению.

18.04.1955г., 76 летний "революционер духа и науки" скончался. В тот же день, в присутствии 12 свидетелей от еврейской общины мира, Эйнштейн кремирован и рассеян в засекреченном месте.

Как в России произошел переворот вспоминал генерал-майор Д.Н.Дубенский:

 Государь Император отбыл из Царского Села в Ставку 23 февраля днем. В последней поездке Его Величество сопровождали лица, в годы войны при Нем находившиеся:

 1. Министр Двора, генерал-адъютант, граф Владимир Борисович Фредерикс /1838+1927/.

 2. Флаг-капитан, генерал адъютант Константин Дмитриевич Нилов /1856+1919/.

3. Дворцовый комендант С.Е.В. генерал-майор Владимир Николаевич Воейков /1868+1942/.

4. Гофмаршал С.Е.В. генерал-майор Василий Александрович Долгоруков /1868+1918/. *

5. Начальник военно-походной канцелярии, С.Е.В. генерал-майор Кирилл Анатольевич Нарышкин /1868+1924/.        

6. Командир конвоя Его Величества, С.Е.В. генерал-майор граф Александр Николаевич Граббе граф Никитин /1864+1947/.

7. Генерал-майор Дмитрий Николаевич Дубенский /1858+1923/.

8. Командир Собственного Его Величества железнодорожного полка, генерал-майор Сергей Александрович Цабель /1871+?/.

9. Лейб-хирург Его Величества, профессор Сергей Петрович Федоров /1869+1936/.

10. Церемониймейстер барон Рудольф Александрович Штакельберг.

11.Флигель-адъютант полковник Николай Николаевич Лейхтенбергский /1868+1928/.

12. Флигель-адъютант полковник Анатолий Александрович Мордвинов.

 Офицеры конвоя Его Величества, Собственного железнодорожного полка, Сводного Его Величества полка и состав чиновников министерства Двора, нижних чинов и прислуги…

 В Могилев мы прибыли на другой день вечером. Государь был встречен генерал-адьютантом Алексеевым и высшими командными лицами.

 Его Величество приехал к себе во «дворец», т.е. бывший губернаторский дом.

 Весь вечер мы беседовали с К.Д.Ниловым и С.П.Федоровым на тему, о тех сюрпризах, которые нам принесет будущее: словом, рисовалась нам невеселая перспектива.

Пятница. 24 февраля. После утреннего чая Государь отправился на доклад генерал-адьютанта Алексеева, который обычно происходил в генерал-квартирмейстерской части, помещавшейся рядом, в здании «Губернских присутственных мест». Доклад тянулся до завтрака, т.е. до 12.30 часов.

 На докладе всегда присутствовали только помощник нач.штаба генерал Клембовский и генерал-квартирмейстер генерал-лейтенант Лукомский.

 К завтраку было много приглашенных: Свита Государя, великие князья Сергей и Александр Михайловичи, генерал-адъютант Иванов, иностранцы всех военных миссий.

 Его Величество в защитной рубашке, в погонах одного из пехотных полков,- обошел всех, здороваясь и говоря с некоторыми в спокойном, приветливом настроении.

 Тихо спрашивали друг-друга: “Какие вести из Петрограда”; передавали, что полученные телеграммы сообщили о волнениях в рабочих кварталах; но в общем высочайший завтрак прошел так же, как и всегда.

 После 2 часов Государь с Воейковым, дежурным флигель-адьютантом герцогом Лейхтенбергским, князем Долгоруким, графом Граббе и лейб-хирургом Федоровым поехали в автомобиле за город для прогулки. Часа через полтора Его Величество вернулся к себе.

 Затем был дневной краткий чай, после которого Государь снова ушел в кабинет на обычные занятия и оставался там до обеда. Все шло давно установленным порядком, - и это внушало уверенность, что сюда, до Ставки, никакие волнения не докатятся и работа высшего командования будет итти независимо от всяких осложнений в столице…

Генерал Алексеев был деятелен, всем распоряжался самостоятельно, встречая полную поддержку со стороны Верховного Главнокомандующего.                                                               /Дубенский Д./

---------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

*Бенкендорф Мария Сергеевна, жена П.К.Бенкендорфа, фрейлина. По первому мужу Долгорукова, мать убитого в Екатеринбурге – Василия Александровича Долгорукова /1868+1918/. Бенкендорф Павел Константинович /1853+1921/, граф, генерал-адъютант, обер-гофмаршал Императорского Двора в 1893-1917гг.

В это время состав Ставки и высшее командование на фронтах были следующие:

Начальник штаба, генерал-адъютант Михаил Васильевич Алексеев /1857+1918/».*

Его помощник генерал от инфантерии Владислав Наполеонович Клембовский /1860+1921/.

 Генерал-квартирмейстер, ген-лейтенант Александр Сергеевич Лукомский /1868+1939/.

 Дежурный генерал-лейтенант Петр Константинович Кондзеровский /1869+1929/.

 Начальник военных сообщений, генерал майор Николай Михайлович Тихменев /1872+1954/.

 Начальник морского отдела, адмирал Александр Иванович Русин /1861+1956/.

 Полевой генерал-инспектор артиллерии, великий князь Сергей Михайлович /1869+1918/.

 Генерал-инспектор воздушного флота, великий князь Александр Михайлович /1866+1933/.

 Походный атаман, великий князь Борис Владимирович /1877+1943/.

 Его начальник штаба, С.Е.В. генерал-майор Африкан Петрович Богаевский /1872+1935/.

 Полевой интендант, генерал-лейтенант Владимир Николаевич Егорьев /1869+1948/.

 Протопресвитер военного духовенства, Георгий Иванович Шавельский /1871+1951/.

При особе Его Величества: Великий князь Георгий Михайлович /1863+1919/.

 Генерал-адъютант, Николай Иудович Иванов /1851+1919/.

 Военные агенты: Великобритании, генерал Вильямс. Франции, генерал Манжен.

 Бельгии, генерал барон де-Риккель. Сербии, полковник Леонткевич.

 Италии, помощник военного агента, полковник Марсенго, и другие».

 Главнокомандующие фронтами: Наместник Е.И.В. на Кавказе и Главнокомандующий Кавказской армией, великий князь Николай Николаевич /1856+1929/. Его помощник и командующий Кавказской армией, генерал от инфантерии, Николай Николаевич Юденич /1862+1933/.

 Северным фронтом – генерал-адъютант Николай Владимирович Рузский /1854+1918/.

 Западным – генерал-адъютант Алексей Ермолаевич Эверт /1857+1926/.

 Юго-Западным – генерал-адъютант Алексей Алексеевич Брусилов /1853+1926/.

 Румынским – генерал Владимир Викторович Сахаров /1853+1920/.

 Начальник главной санитарной и эвакуационной части, Его Императорское Высочество принц Александр Петрович Ольденбургский /1844+1932/.

 Туркестанский генерал-губернатор, Алексей Николаевич Куропаткин /1848+1925/.

 Гарнизон ставки состоял из следующих частей:

 1. Георгиевский батальон, сформированный для охраны Ставки во время войны и составленный исключительно из раненых георгиевских кавалеров: это были избранные по своим заслугам люди. Командовал ими генерал-майор Пожарский, тоже георгиевский кавалер, видный прекрасный боевой командир. Георгиевский батальон являлся превосходной частью. Люди были одеты в их красивую форму с георгиевскими цветами. Нельзя было не любоваться часовыми, стоявшими у подъезда Государя, командами, караулами этого батальона, встречавшимися по городу.

 2. Одна очередная сотня конвоя Его Величества. Казаки-конвойцы несли свою обычную службу внутренних постов во дворце Государя. В Ставке постоянно находился командир конвоя С.Е.В. генерал-майор, граф Александр Николаевич Граббе граф Никитин и очередные офицеры дежурной сотни. Внешний вид конвойцев и их выправка обращали на себя внимание в особенности иностранцев, всегда поражавшихся и нарядностью формы и красотою Кавказских казаков.

 3. Одна дежурная рота Сводного Его Величества полка. Люди этой части отличались превосходной выправкой и очень внимательной дворцовой службой. Командир полка С.Е.В. генерал-майор Ресин находился постоянно в Царском Селе, а в Ставку поочередно командировался один из старших полковых штаб-офицеров и офицеры дежурной роты.

 4. Несколько команд Собственного Его Величества железнодорожного полка, обслуживавших технически императорские поезда во время их движения и в Ставке.

 Командир полка генерал-майор Сергей Александрович Цабель.                                  /Дубенский Д./

----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

*Главный помощник Алексеева масон и еврей генерал Вячеслав Евстафьевич Борисов давал ему указания!

Затем была противо-аэропланная батарея, и, строевых частей больше не было, если не считать автомобильной роты, обслуживавшей во время войны огромный гараж Ставки.

 Командир роты, капитан Вреден.

 Писарские и нестроевые команды особенно разрослись, и потребность в писарях значительно выросла и расширилась. Все части и команды были размещены в казармах и других, содержались прекрасно и положительно гордились, что они служат в Царской Ставке при Императоре.

 А все-таки, при всех этих кажущихся благоприятных условиях работы Ставки, уже с первых часов приезда туда Государя чувствовалась некоторая неуверенность в ближайших событиях, но не в смысле военного порядка в самой Ставке, а в общей государственной жизни России…

 Вечером, после обеда, который ничем не отличался от предыдущих высочайших обедов, я отправился на телефонную станцию для переговора через Царское с Петроградом. Телефонист мне передал, что только-что окончился разговор Государя /из Его кабинета/ с Императрицей в Царском, длившийся около получаса.

 По телефону узнал, что сегодня, 24 февраля, в Петрограде были волнения на Выборгской стороне. Толпы рабочих требовали хлеба и было несколько столкновений с полицией, но все это сравнительно скоро успокоилось. Передали также, что на завтра ожидаются гораздо большие волнения и беспорядки. Войска получили приказ оставаться в казармах и быть готовыми к немедленному выступлению по требованию властей…

 Уже с утра в Ставке стало известно, что волнения в Петрограде приняли широкие размеры. Толпы появились уже на Невском у Николаевского вокзала, а в рабочих районах, как и вчера, народ требовал хлеба и стремился производить насилия над полицией.

 Были вызваны войска, занявшие площади, некоторые улицы.

 Революционное настроение масс росло. Государственная Дума, с Родзянко во главе, предъявляла правительству новые настойчивые требования о реорганизации власти.

 Меня интересовал вопрос, как относятся в Ставке к петроградским событиям.

 Здесь были лица, которые, в силу своего высокого служебного положения, должны были ясно определить картину начавшихся революционных выступлений.

 Это генерал-адъютант Алексеев и дворцовый комендант Воейков.

 Генерал Алексеев пользовался в это время самой широкой популярностью в кругах Государственной Думы, с которой находился в полной связи. У него была вся власть.

 Государь поддержал бы его распоряжения. Он бы действовал именем Его Величества.

Фронт находился в его руках, а Государственная Дума и ее прогрессивный блок, - не решились бы ослушаться директив Ставки. К величайшему удивлению, генерал Алексеев не только не рискнул начать борьбу с начавшимся движением, с первых же часов революции выявилась его преступная бездеятельность и беспомощность.

 Как это случилось, - понять трудно. Дворцовый комендант, генерал Воейков, благодаря своему положению, должен был хорошо знать, что происходит в столице.

 От министерства внутренних дел и от своих агентов он имел сведения о политическом движении. Ему открыты были все пути, и он обязан был неуклонно и настойчиво добиваться мероприятий для прекращения начавшихся волнений.

  А между тем Воейков, прибыв с Государем в Ставку накануне революции, не обращал внимания на надвигавшиеся события и занимался личными, пустыми делами, вроде устройства квартиры для своей жены, которую ожидал на днях в Могилев и для которой был нанят дом…

 Государь не все знал, так как был совершенно спокоен и никаких указаний не давал…

 Весь мой вечер прошел в продолжительных беседах с С.П.Федоровым, К.Д.Ниловым и бароном Штакельбергом.

 Грустное сознание того, что ничего не делается для восстановления порядка, что все как-то опустили руки и словно боятся проявить необходимую твердость власти, это чувство слабости и беспомощности, охватывало нас.                                                                                    /Дубенский Д./

Воскресенье. 26 февраля. Государь был у обедни. Церковь переполнена – генералами, офицерами, командами солдат и простыми прихожанами. Служил протопресвитер Георгий Шавельский…

 Свита Его Величества, генерал-адъютант Алексеев, генерал Кондзеровский – находились в храме.

 На завтраке, по случаю воскресенья, много приглашенных: все наличные иностранцы, т.е. не только военные агенты, но и их помощники.

 Государь обходил всех, здоровался и долго беседовал с английским генералом Вильямс, которого ценил, как высокопорядочного человека, толкового и дельного военного агента.

 Среди присутствовавших на завтраке шли разнообразные разговоры о печальных событиях в Петрограде, но, по внешности, это был обычный Царский воскресный завтрак.

 Около двух часов Государь с Воейковым, графом Граббе, герцогом Лейхтенбергским и профессором Федоровым поехал по Бобруйскому шоссе на прогулку и вышел около часовни в память 1812 года и гулял там не более часа.

 Мне передавали, что Его Величество не поднимал никаких вопросов о происходящих событиях и вообще почти не разговаривал ни с кем и задумчиво гулял по лесной дорожке.

 Однако уже с утра, Государя глубоко заботили события в столице. Он не раз беседовал о них с графом Фредериксом, Воейковым, Алексеевым, Ниловым и другими..

 Государь говорил: его тревожат отрывочные известия, получаемые из Царского, что он волнуется за Петроград, за Императрицу и всю Семью, тем более, что Наследник хворает корью.

 Ближайшим попечителем и так сказать, охранителем Государыни и Детей в Царском в это время был обер-гофмаршал генерал-адъютант граф Павел Константинович Бенкендорф.

 Это спокойный, выдержанный и в высшей степени благородный человек, глубоко преданный Их Величествам и всей Семье. На него и надеялся Государь, ибо других лиц опытных не находилось в Царском Селе в эти дни. Вновь назначенный помощником дворцового коменданта генерал Гротен мало знаком был еще с дворцовой службой…

 Командующий Петроградскими войсками, генерал Хабалов, ничем не заметный, а имя министра внутренних Протопопова было ненавистно Петрограду и всей России.

 Государь это понимал, но никаких указаний не давал и мирился с тем, что происходило.

 Чувствовалось, что от Него указаний и директив не будет, и в эти тяжелые минуты надо было помогать Его Величеству, а не ждать инициативы от измученного Царя.

 Хотелось верить, что эту помощь, верное служение присяге своему Императору, даст прежде всего Его начальник штаба, его генерал-адъютант Алексеев, все знавший, со всеми сносившийся и пользовавшийся полным доверием Верховного Главнокомандующего.

 Но этого не случилось. Не попытался также притти на помощь Государю и его дворцовый комендант, не проявив никакой деятельности в это тяжелое время.

 Воейков не сумел задержать измену Государю и прекратить начавшуюся революцию в то время, когда можно было многое еще сделать…

 Государь, окруженный свитой, своим штабом, находившимся здесь в Царской Ставке, великими князьями: Борисом Владимировичем, Сергеем и Александром Михайловичами, был страшно все-таки одинок. У Него не было людей, которые понимали бы сложную чистую его душу. Ко всем “своим” Его Величество относился внимательно, ценил их преданность, но при большом уме Государя он ясно понимал окружавших Его ближайших лиц и сознавал, что они не советчики Ему.

 Государь хорошо относился к Нилову, верил ему, но Его Величество не мог устранить в себе некоторого шутливого отношения к характеру флаг-капитана за его горячность.

 Государь ценил Нилова просто, как прямого, честного служаку.

 К Воейкову Государь относился как к распорядительному дворцовому коменданту, бодрому, веселому человеку, хорошему хозяину, но, конечно Его Величество чувствовал, что Воейков не советчик в государственных делах и особого значения ему не придавал.

  Та ирония, с которой относились к Воейкову все окружающие, это прозвище «кувака», за его торговлю водой, понималась Государем.                                                                              /Дубенский Д./

Для Государя было величайшее горе, что с ним в эти страшные дни не было его истинного и единственного друга – Императрицы Александры Федоровны.

 Тяжелая политическая обстановка, волнение за семью, произвели в Государе в эти дни, в его душевных силах переворот. Он стал как бы придавлен событиями, не отдавал себе отчета в обстановке и как-то безразлично стал относиться к происходившему…

 Ночью в Ставке были получены определенные известия, что в Петрограде начался бунт и правительство бессильно водворить порядок. Я видел М.В.Алексееева; он был встревожен и сказал:

 “новые явления – войска переходят на сторону восставшего народа”.

 Как на причину быстрого перехода войск на сторону рабочих и черни, указывали в Ставке на крайне неудачную мысль и распоряжение бывшего военного министра Поливанова держать запасные гвардейские батальоны в самом Петрограде в тысячных составах.

 Были такие батальоны, которые имели по 12-15 тысяч.

 Все это помещалось в скученном виде в казармах, где люди располагались для спанья в два-три и четыре яруса, наблюдать за такими частями становилось трудно, не хватало офицеров, и возможность пропаганды существовала полная.

 В сущности эти запасные батальоны вовсе не были преображенцы, семеновцы, егеря и т.д.

 Никто из молодых солдат не был еще в полках, а только обучался, чтобы потом попасть в ряды того или другого гвардейского полка и получить дух, физиономию части и впитать ее традиции.

 Многие из солдат запасных батальонов не были даже приведены к присяге.

 Вот почему этот молодой контингент так называемых гвардейских солдат не мог быть стоек и, выйдя 24, 25 и 26 февраля на усмирение беспорядков, зашатался и затем начался бессмысленный и беспощадный солдатский бунт.

 Вместе с тем получились известия, что некоторые роты, как например, Павловского, Волынского, Кексгольмского батальонов, держались в первые два дня стойко.

 Удивляюсь, что генерал Хабалов не воспользовался такими твердыми частями, как Петроградские юнкерские училища, в которых было несколько тысяч юнкеров.

 Мне передавал генерал Клембовский, что Родзянко прислал телеграмму Государю, где он настойчиво просит образовать новое правительство из лиц, пользующихся доверием общества. Клембовский не знал, и не мог мне сообщить, какой ответ послан на эту телеграмму.

 Об этом я узнал до завтрака, к которому Государь прибыл после обычного, но на этот раз короткого, доклада генерала Алексеева в генерал-квартирмейстерской части.

 Государь сегодня заметно более сумрачен и очень мало разговорчив.

 Граф Фредерикс, Нилов и другие не скрывают своих опасений и боятся революционных переворотов. К.Д.Нилов все повторял обычную фразу:

 “Все будем висеть на фонарях, у нас будет такая революция. Какой еще нигде не было”.

 К вечеру мы узнали, что получена еще вторая телеграмма от Родзянко, в которой он вновь настойчиво просит Государя удовлетворить ходатайство об ответственном министерстве, при этом председатель Государственной Думы указывает, что ответственное министерство необходимо во имя спасения Родины и Династии…

 На эту телеграмму будто бы послан ответ через генерал-адьютанта Алексеева по прямому проводу в Петроград после совещания у Государя, на котором присутствовали граф Фредерикс, генерал Алексеев и генерал Воейков.

 Ответ выражал согласие государя на образование ответственного министерства, при чем Его Величество оставляя в своем непосредственном распоряжении министерства военное, морское, иностранных дел и Императорского Двора, поручал сформирование кабинета князю Львову.

 Свита и чины штаба, выражали радость по поводу ответа и надеялись, что это согласие Царя на образование ответственного министерства внесет успокоение.                                      /Дубенский Д./

 В то время как порядком перетрухнувшие «советчики» Царя склонялись к мысли об ответственном министерстве, Николай-II с удивительным упорством настаивал на репрессиях.       /редакция автора/

Около 6 часов вечера я вместе с проф. С.П.Федоровым отправился на станцию в вагон генерал-адьютанта Н.И.Иванова, который нас ожидал.

 В этом вагоне генерал Иванов жил все время войны, начиная с 1914 года, когда он из Киева выступил на войну Главнокомандующим Южного фронта.

 Все победоносные операции в Галиции, блестящего периода начала великой войны, обсуждались в этом вагоне, небольшом, но уютном. В салоне стояло несколько столов, висели картины.

 Я лично давно знал Н.И.Иванова, с тех еще пор, когда он был полковником и служил в главном артиллерийском управлении, затем встречал его на Японской войне, бывал у него в Киеве, а с 1914 года постоянно видел его, сначала на Южном фронте, а со времени назначения генерал-адьютанта Иванова состоять при особе Его Величества, мы находились вместе в Ставке…

 “Что-то будет от такой разрухи! Чем все это кончится?”,- сказал он.

 “Вам необходимо придти на помощь Государю. Он совершенно один и измучен.

 Вам надо отправиться в Петроград, принять командование всеми войсками и водворить порядок”,- ответили мы Иванову.

 “Поздно теперь, части зашатались и верных мало осталось. Мне, конечно, самому ничего не недо. Жизнь к концу. Я рад и счастлив помочь Его Величеству, но как это сделать.

 Необходимо иметь хоть небольшую, но твердую часть, чтобы до Царского к Императрице доехать и охранить Семью, а там уже действовать как Бог укажет”,- рассуждал Иванов.

 Вы сегодня за обедом переговорите с Государем, скажите Ему свои соображения и доложите, что готовы принять на себя поручение Его Величества проехать в Петроград для водворения порядка.

 Государь так волнуется событиями и за Императрицу и за Детей.

 Он наверное будет благодарен, что вы возьмете на себя умиротворение столицы и станете во главе этого тяжелого и серьезного дела. Бог поможет вам. Вас знает вся Россия”.

 Мы оставались у Иванова больше часа, обсуждая то трудное дело, которое он соглашался взять на себя. Должен отметить, что старый генерал-адъютант не поколебался ни одной минуты пойти на помощь Царю и России в эти роковые дни.

Больше всего смущало старика то, что “поздно хватились, надо бы раньше направиться туда в Питер”, и часто повторял “боюсь поздно”.

 “Мы вам устроим сегодня за обедом место рядом с Государем, я скажу гофмаршалу князю Долгорукову об этом”,- сказал С.П.Федоров.

 Мы распрощались и поехали во дворец.

  По пути на Днепровском проспекте у ярко освещенного изнутри дома мы заметили автомобиль дворцового коменданта, и Сергей Петрович сказал мне: “Смотрите, это Воейков все хлопочет и устраивает квартиру для своей жены. Он ждет ее на днях”.

  Я крайне удивился, услышав эти слова, и не мог себе представить, что в такие минуты, когда все страшились за судьбу всего нашего строя и Царской Семьи, такой близкий ко двору человек мог быть так спокоен…

 Этот последний обед, 27 февраля, у Его Величества в Ставке до отречения Государя я ясно помню. Он врезался в память. Приглашены были генерал Кондзеровский и какой-то полковой командир, прибывший с фронта. Затем за столом находились только те, кто постоянно обедали с Государем, т.е. свита и иностранные военные представители.

 Тяжелое настроение господствовало у всех. Молча ожидали мы выхода Государя из кабинета.

 Его Величество в защитной рубахе появился за несколько минут до 8 часов.

 Государь обошел всех молча и только приглашенному командиру полка сказал несколько слов.

 За столом рядом с Государем сел генерал-адъютант Иванов, и они весь обед тихо разговаривали между собою. Когда вышли из-за стола и направились в зал, Государь подошел к дежурному генералу Кондзеровскому и сказал:

 “Я вас прошу сделать, непременно сделать распоряжение относительно того лица, о котором я говорил вам. Это поручение моей матушки, и я хочу его срочно исполнить”.          /Дубенский Д./

Кондзеровский сказал: “Слушаю, Ваше Величество, я немедленно отдам приказание”.

 Государь сделал общий поклон и ушел в кабинет…

 Ко мне подошел генерал-Адъютант Иванов и сообщил, что наше общее желание удовлетворено: Государь повелел ему отправиться с Георгиевским батальоном сегодня ночью в Царское и затем в Петроград для водворения порядка. Николай Иудович добавил: “Его Величество приказал побывать у него еще раз для дополнительных директив…


Понравилась статья? Добавь ее в закладку (CTRL+D) и не забудь поделиться с друзьями:  



double arrow
Сейчас читают про: