ГЛАВА 34. О том, что нужно повиноваться своему игумену даже до смерти, любить его и относиться с почтением 7 страница

 Брат отправился в деревню и нашел дом их знакомого. Он подошел к двери и постучал. А между тем хозяина и его домо­чадцев не было в деревне: все они, за исключением одной его дочери, ушли на поминки. Девушка открыла дверь и увидела брата. Когда она узнала, что ему нужно, она пригласила его внутрь и даже стала тащить за собой. Брат отпирался. С большим тру­дом она его пересилила и уже, было, притянула к себе. Тут брат ронял, что он почти готов согласиться с помыслом, и восстенал из глубины души к Богу: «Господи, ради молитв отца моего ду­ховного спаси меня в час сей!» И лишь только он это промолвил, как оказался у реки. Он пошел назад, к горе, и невредимым вернулся к своему духовному отцу.

 4. Однажды бес искусил Авраама, ученика аввы Сисоя. Старец узрел духом, что ученик его пал. Тогда он тотчас про­стер свои руки к небу и стал молиться Богу: «Боже Спасителю наш, не хотяй смерти грешного, но еже обратитися и живу быти ему», исцели раба твоего Авраама и избави его от искушения бесовского». И тотчас ученик был исцелен.

 5. Один из старцев послал своего ученика набрать воды. А источник был от келии далеко. Ученик пришел на источник и тут обнаружил, что он не взял с собой веревку. Тогда он сотворил молитву к Богу, и — о чудо! — вода тут же поднялась вверх. А когда брат набрал кувшин, она снова вернулась на свое место.

 

 4. Из аввы Варсонофия

 

Брат спросил старца:

 — Если у меня есть заповедь от Отцов и мне пришлось по какому-то нужному или благочестивому делу идти дорогой, где есть разбойники, — как мне, отче, вести себя? Могу ли я идти прямо и без всякой осторожности, лишь уповая на заповедь? И если я вдруг попаду к разбойникам — какой помысел я должен иметь о себе и о моем положении? А если я позабыл сразу ска­зать авве о разбойниках, значит, я должен вернуться и сказать ему?

 — Если мы уже взяли заповедь у кого-то из святых, — от­ветил старец, — то мы должны твердо уповать на то, что с нами помощь Божия. Даже в миру, если поручаешь свое имение кому-то из влиятельных людей, то он будет особо заботиться о нем из уважения к тебе. Тем более Бог будет хранить того, кто вверен Ему святыми, чтобы тот исполнил их заповедь. Говорится же о Боге в Писании: «Волю боящихся Его сотворит, и молите их услышит, и спасет я» (Пс 144. 19).

 Поэтому всегда и в любом деле нужно считать заповедь святых совершенной, душеполезной и спасительной Впрочем, не нужно впадать в уныние, если мы примем заповедь, а на деле обнаружится какое-то беспокойство и скорбь либо попущением Божиим мы впадем по дороге в искушение. Не следует думать, что те, кто дал нам запо­ведь, не имеют силы. И не надо соблазняться о них, если приняв заповедь, мы что-то потеряли, а то и повредили сво­ему телу. Вспомним лучше, что и божественный апостол который имел силу и был совершенным святым, попадал во всякого рода скорби и, однако же, хвалился этим. «Сколько опасностей я претерпел, — говорит он, — «и от всех избавил меня Господь» (2 Тим 3.11). И еще говорится: «Многи скорби праведным, и от всех их избавит я Господь» (Пс 33. 20). И еще: «Многими скорбями надлежит нам войти в Царствие Божие» (Деян 14. 22). И потом, говорится еще, что муж неиску­шенный неопытен и неискусен. Будем также иметь в виду, что ни одно доброе дело не совершается без скорби, потому что ему противится зависть диавола.

 Если же нам удастся все исполнить без всякой скорби, то не нужно надмеваться, что будто бы по нашим заслугам у нас не было скорбей. Будем думать, что Бог ведает нашу немощь и нашу немощь перед скорбью — а потому покрыл нас от скорби, когда мы выполняли заповедь святых. Ведь сказано о тех, кто терпит скорби и искушения: «Блажен человек, который переносит искушение, потому что, быв испытан...» — и прочее (Иак1. 12).

 Но имей в виду: даже если есть у тебя заповедь святых, не будь легкомыслен в пути. Если по дороге ты что-то услышишь или узнаешь о каких-то препятствиях, ты должен поберечь себя и сделать все, что можешь, чтобы не попасть в беду. Молись Богу и помни о заповеди святых. И постарайся либо пройти этой дорогой вместе с кем-то еще, либо спросить, как пройти безопаснее — этой дорогой или какой-нибудь другой. И если есть у тебя какое-то дело благочестия или, как ты говоришь, нужно схо­дить к святым отцам и ты услышишь о разбойниках или о других опасностях на дороге, не надейся лишь на то, что цель твоя бла­гочестива. Не следует идти по этой дороге без каких-либо мер, но нужно поостеречься. Тогда ты и в этом случае избежишь надмения. Надо не подвергать себя искушению по своей воле, а с благодарностью переносить то искушение, которое попускает Бог. Мы ведь знаем, что некоторые из Отцов собирались посетить других святых — тех, что живут глубже в пустыне. Но, услышав о разбойниках и прочих скорбях, даже они откладывали свое пу­тешествие. И это для нас пример смирения.

 Если ты заранее знаешь или слышал, что на дороге могут быть скорби, спроси авву: «Что мне делать, как ты считаешь?» — и как он тебе скажет, так и сделай. А если ты по забвению не скажешь и на дороге, когда уже возьмешь заповедь, вспомнишь, что забыл и не сказал ему, — не нужно возвращаться. Просто помолись Богу: «Владыка, прости мне мое нерадение. Ради за­поведи святого и по благости Твоего милосердия управь меня по Твоей воле, спаси меня и сохрани от всякой злой и лукавой вещи».

 

 5. Из патерика

 

 Ученик одного великого старца был побежден страстью блуда, ушел в мир и собирался жениться. Старец с большой скор­бью молился Богу: «Господи Иисусе Христе, не попусти оск­верниться Твоему рабу». И когда брат уже лег с женщиной, он предал свой дух — неоскверненным.

 2. Один старец в Фиваиде жил в пещере, и был у него ученик, человек духовно опытный. А было у них заведено, что каждый вечер старец давал ему наставление для пользы души, а после наставления творил над ним молитву и отпускал спать.

 Кое-кто из благочестивых мирян знал о многих подвигах старца. И как-то случилось, что они пришли к нему, чтобы сде­лать утешение. Когда они ушли, уже вечером, старец присел, чтобы по обычаю дать наставление брату. Но когда он начал беседовать с ним, то нечаянно задремал. А брат ждал, когда ста­рец проснется и прочтет над ним молитву.

 Долго он так сидел, а старец не просыпался. Ученика стали беспокоить помыслы, но он не ушел. Раз семь помыслы нападали на него, но он стойко отражал их натиск и все равно не ушел Уже глубокой ночью старец проснулся. Он увидел, что брат до сих пор сидит, и спросил его:

 — Ты что, до сих пор не ушел?

 — Нет, авва, — ответил брат. — Ты ведь не благословил меня.

 — А что же ты меня не разбудил? — снова спросил старец

 — Я не дерзнул будить тебя, чтобы не отнять у тебя сон, — сказал в ответ брат.

 Они поднялись и стали читать утреню, а после службы ста­рец с молитвой отпустил брата и остался в своей келии. И тут старец пришел в исступление и видит: кто-то показывает ему некое сияющее пространство, и там великолепный трон, а над троном — семь сияющих венцов. Старец спросил того, кто ему показывал:

 — Это чье?

 — Твоего ученика, — ответил тот. — И это место, и этот трон Бог даровал ему за его послушание. А семь венцов он полу­чил сегодня ночью.

 Когда старец пришел в себя, он позвал брата и говорит ему:

 — Скажи мне, что ты делал сегодня ночью?

 — Прости меня, авва, — ответил тот, — ничего я не делал.

 Старец решил, что тот не хочет говорить по смирению.

 — Я не отпущу тебя, — сказал он, — пока не скажешь мне, что делал или о чем думал этой ночью.

 Но брат был уверен, что он ничего такого не делал, и не мог ничего сказать.

 — Авва, — говорит он наконец, — я совсем ничего не делал. Вот только семь раз беспокоили меня помыслы, чтобы уйти без отпустительной молитвы, но я не ушел.

 Услышав это, старец понял, что, сколько раз ученик отра­жал помысел, столько же раз он получал венец от Бога. И брату он не сказал ничего о том, что видел. Но ради назидания он рас­сказал это духовным людям, чтобы мы знали, что за малый труд Бог дарует нам блистательные венцы. А еще — чтобы мы научи­лись с ревностью просить молитв у Отцов и ничего не дерзать делать, ни даже уходить от них без их молитвы и благословения.

 

 6. Из святого Ефрема

 

 Всячески почитай своего духовного отца и не пренебрегай заповедями того, кто родил тебя о Господе. Ибо только так лу­кавые духи не одержат над тобой верх. В Писании сказано: «По­читающий отца будет иметь радость от детей своих и в день молитвы своей будет услышан. Уважающий отца будет долгоденствовать» — и в день кончины своей обретет радость... «Делом и словом почитай отца твоего... чтобы пришло на тебя благословение от него... Не ищи славы в бесчестии отца твоего, ибо не слава тебе бесчестие отца. Слава человека — от чести отца его» (Сир 3. 3—11).

 Если ты живешь у великого старца — не только рассказы­вай о его добродетели, но и подражай его жизни. Потому что именно это полезно для твоей души: чтобы ты выказывал свое духовное родство с ним не только на словах, но и делом.

 

 

ГЛАВА 40. Нельзя быть столь легким на подъем, чтобы оставлять тот монастырь, в котором ты обещал Богу умереть. Ибо Отцы старались даже своей келии не оставлять без повода, и в ней они обретали немалую духовную пользу

 

 1. Из Палладия

 

 На Нитрийской горе жил некто по имени Нафанаил. Он с таким терпением оставался в келии, что положил себе это правилом и никогда не отступал от него. Так было с тех пор, как он в самом начале своих подвигов был осмеян бесами. Прежде, когда он жил в келии, ему показалось, что он небрежет о духовной жизни. Он удалился оттуда и построил дру­гую келию, ближе к городу. Прожил он в ней три-четыре месяца и слышит однажды ночью снаружи келии какой-то стук. Некто, по виду солдат, но весь в лохмотьях, держал в руке бубен, как язычник, и бил в него. Блаженной памяти Нафанаил с негодова­нием спрашивает его:

 — Ты кто такой, что пришел сюда в гости и так шумишь?

 — Я тот, кто выгнал тебя из прежней келии, — ответил тот, — а теперь вот пришел прогнать тебя и отсюда.

 Блаженный понял, что над ним посмеялся бес, и тотчас вер­нулся в прежнюю келию. Там он провел тридцать семь лет, даже не выходя за порог, чтобы ни в чем не уступить бесу. А что тот делал, чтобы заставить его выйти из келии, — это и описать не­возможно! Но Нафанаил до самого конца отражал его и в этой же келии почил.

 2. Однажды Макария Великого, александрийца, беспоко­или помыслы тщеславия. Они пытались изгнать его из келии, внушая ему ради домостроительства отправиться в Рим, якобы для того, чтобы там, в Риме, исцелять больных (а благодать Гос­подня имела в Макарий великую силу против злых духов). Дол­гое время его смущали эти помыслы, но Макарий не слушал их, и тут бесы взялись за него еще крепче и стали прямо-таки гнать его из келии. Тогда святой упал на пороге своей келии, оставил ноги снаружи и говорит бесам тщеславия:

 — Берите и тащите меня, бесы, коли можете! Своими нога­ми я никуда не пойду. Вот сможете меня перенести куда говори­те — тогда и пойду. А пока, клянусь вам, я останусь здесь ле­жать до вечера, и, пока меня не поднимите, я вас слушать не буду!

 И он так и остался лежать не двигаясь, пока не наступил глубокий вечер.

Когда же наступила ночь, помыслы снова стали его беспо­коить. Тогда святой встал, взял корзину в добрых два модия (около 17 л), наполнил ее песком, взвалил на плечи и двинулся в пустыню. Навстречу ему попался космитор Феосевий, что родом из Антиохии.

 — Авва, — говорит он ему, — что ты несешь? Дай мне твой груз, не мучь себя.

— Я мучаю того, кто мучает меня, — ответил старец. — А то он сидит, понимаешь, без дела и все тянет меня путешество­вать.

 Так Макарий ходил еще долго, а когда изнурил тело, вер­нулся в келию.

 3. Как-то я был в глубоком нерадении и пришел к святому Марку.

 — Авва Марк, — сказал я ему, — что мне делать? Меня угнетают помыслы. Они говорят мне: «Ничего ты здесь не дела­ешь, иди отсюда».

 И преподобнейший Марк ответил мне:

 — А ты скажи помыслам: «Я тут Христа ради стены сторожу».

 

 2. Из жития святого Евфимия

 

 В Лавре Великого Евфимия двое монахов, Марон и Климатий, не вынесли сурового лаврского устава и постов. Они тай но условились друг с другом оставить монастырь под покровом ночи и бежать оттуда. Все это они продумали и обговорили меж­ду собой. Но Тот, Кто «открывает тайная» Своим рабам, гово­рит устами Исайи: «Не будет уже солнце служить тебе све­том дневным, и сияние луны — светить тебе; но Господь будет тебе вечным светом» (Ис.60. 19). И он, Господь, сде­лал все явным Своему служителю следующим образом.

 Однажды великий и дивный Евфимий пребывал в уедине­нии. И было ему видение, будто Марон и Климатий находятся перед ним, а лукавый набросил на них узду и влечет их в какую-то страшную сеть. Святой тотчас же догадался о вражеском на­падении и послал за братьями Мароном и Климатием. Он начал их увещать, просить, учить и наставлять. Он много говорил о терпении и о том, что во всем нужно сохранять осторожность и предусмотрительность. Затем он привел им примеры Адама и Иова: первый, и будучи в раю, отверг заповедь, а второй на гно­ище явил совершенную добродетель. Не умолчал он и о том, что монах не должен принимать помыслы лукавого, внушает ли тот печаль, ненависть, нерадение или что другое. Монаху должно не только не уступать его власти, но даже и духу лукавого не приоб­щаться. Напротив, он должен, сколько хватает сил, сопроти­вляться и отражать все это. А иначе лукавый хитростью собьет нас с ног и бросит на землю, как жалкое, бездушное тело.

 Если кто-то не может подвизаться в добродетели здесь, то пусть не думает, что ему легче будет достигнуть ее в другом ме­сте. Ибо благое делание зависит не от места, но от нашего соб­ственного произволения. А иная точка зрения гибельна для мо­нахов: она лишает их силы и отнимает плоды добродетели. Ведь даже растение, если его все время пересаживать, не дает плодов. А для вящей убедительности того, что он сказал, Евфимий при­вел им жития некоторых египетских старцев.

 «В одном монастыре, в Египте, — рассказывал он, — жил один брат. Он часто выходил из себя: злился, досадовал и не мог сдержать горьких и гневных слов. И стал он задумываться: ведь оттого, что он так легко гневается и теряет покой, он борется сам против себя, и если ему и удается приобрести какую-то доброде­тель, он тут же ее теряет. Посему он решил удалиться из обще­жительного монастыря и жить одному в тишине и спокойствии — ввиду того, что пустыня может помочь ему обрести внутренний мир. Потому как, думал он, если не будет никого, чтобы гне­ваться, эта ужасная и так легко вспыхивающая страсть так или иначе угаснет и я до конца своих дней буду наслаждаться миром и тишиной. Поразмыслив об этом, он ушел из обители и стал жить в уединении. Как-то раз ему пришлось налить в чашу воды и не­надолго поставить ее на землю. И тут по действию лукавого чаша опрокинулась, причем это случилось раз, затем еще раз и, нако­нец, третий. Тут брата обуял гнев: он швырнул чашу на землю и разбил ее вдребезги. А это, разумеется, еще больше позабавило врага».

 Тут Климатий рассмеялся: юмор истории пришелся ему по нраву. А святой Евфимий подметил это и говорит:

 — Никак и тебя, брат, увлек лукавый бес, что ты так откры­то и бесстыдно смеешься? Здесь надо плакать и стенать и просить у Господа утешения в будущем веке. Разве не правду сказал Тот, Кому надлежит судить нас: «Блаженны плачущие, ибо они уте­шатся» (Мф 5. 4), и несчастны те, кто ныне смеется и не внимает себе? (Ср.: Лк.6. 25). И к тому же полное невежество для монаха — говорить слишком много или даже выражать свои чувства к чему бы то ни было, особенно если он это делает с дерзостью. Потому что Отцы прямо называют дерзость матерью всех страстей.

 Так он отчитал Климатия и ушел во внутреннюю келию. А Климатия постигла кара: ноги его подкосились, он упал ничком на землю, его свело судорогой, и все тело охватила дрожь.

 В таком состоянии, лежащим на земле, его увидел Дометиан. Он не только поразился нраву Евфимия, то кроткому, то суровому, и как хорошо это сочеталось в святом — он пожалел и брата за его страдания. Поэтому он собрал кое-кого из Отцов чтобы ходатайствовать за Климатия, и вместе с Мароном ввел их к Евфимию. Евфимий и сам был жалостливым человеком да и ходатайством Отцов не мог пренебречь. Посему он вместе с ними подошел к лежащему Климатию. Крестным знамением он остановил дрожь, прекратил судороги и полностью исцелил его. При этом он сказал:

 — Внимай себе и не презирай наставления Отцов и их заве­ты. Стань весь оком, как мы читали это о херувимах, и непре­станно следи за собой, потому что ты постоянно ступаешь посре­ди сетей врага.

 Так святой дал наставление и поучил Климатия, да и дру­гих предостерег на его примере, а затем отпустил его.

 

 3. Из жития святой Синклитикии

 Святая Синклитикия говорила: «Если ты уже в монастыре, не переходи с места на место, потому что от этого тебе будет боль­шой вред. Если птица покидает яйца, то из них никто не вылупит­ся. Так же с монахиней или монахом: если они переходят с места на место, их вера хладеет и умирает».

 

 4. Из жития святой Феодоры

 

В монастыре, где святая Феодора подвизалась в муж­ском образе, стал кончаться хлеб. Игумен велел святой взять верблюдов, отправиться в город и закупить там для них хле­ба. А поскольку она не смогла бы вернуться до вечера, ей разрешили остановиться в Энатоне и дать там отдых верб­людам. На обратном пути из города Феодора увидела, что солнце уже на закате, и стала проситься в Энатскую обитель, чтобы оставить там верблюдов. Их пустили, и она легла спать у ног верблюдов.

А при монастыре жила одна девица, родственница кого-то из монахов, и лукавый стал разжигать в ней похоть. По внешнему виду она приняла блаженную за мужчину. Тут она отбросила вся­кий стыд и стала зазывать святую перейти спать к ней. Но Фео­дора сделала вид, будто не слышит, предпочитая остаться на зем­ле с верблюдами, чем спать на кровати. Девушка это поняла, од­нако страсть была так мучительна, что она не могла сдержаться. Тогда она отдалась одному из тех, кто тоже там спал. Человек этот тоже путешествовал и на ночь остановился в монастыре.

Совершив такое беззаконие, он на следующее утро отбыл из монастыря. Пошла и преподобная в свой монастырь. Между тем прошло время, и оказалось, что девушка беременна. А по­скольку родственники заставляли ее признаться, она сказала, что ее развратил монах Феодор из Октокедекатского монастыря. Монахи сразу поверили ее словам. Не иначе, как враг строил козни блаженной, и он надоумил девушку сказать, а монахов — поверить.

Тогда они пришли в монастырь, где подвизалась святая, подняли шум и стали кричать, что вот, мол, Феодор у вас подви­зается как монах, а не постыдился такого позорного дела. На вопрос игумена, действительно ли та совершила такое нечестие, Феодора отвечала, что в этом деле она неповинна. Тогда при­шедшие монахи вернулись в свою обитель. Но когда ребенок родился, они его забрали и подбросили в тот монастырь, где под­визалась святая.

Что же далее? Все поверили, что Феодора — отец ребенка, а поскольку она молчала, то ее осудили и вместе с ребенком изгнали из монастыря. Так она стала кормилицей ребенка, и пришлось ей заботиться о нем, словно матери. Она кормила его овечьим моло­ком, а у пастухов выпрашивала шерсть и делала из нее одежду для ребенка. Но кто и чья душа могла бы выдержать столь тяжкую клевету? Чьи руки могли бы нести столь тяжкий труд?

Так прошло семь лет, а святая жена все еще терпела стра­дания. О всевидящий Господь! Оклеветанная, изгнанная из мо­настыря, она добровольно терпела позор, словно действительно сделала что-то постыдное. Более того, она продолжала держать пост вместе со всеми. Пищей была ей дикая трава, а питьем — вода, которую она, как придется, набирала в озере, если не ска­зать — слезы, которые она постоянно проливала, так что на ней исполнились слова псалма: «Питие мое с плачем растворях» (Пс.101. 10).

Феодора изнуряла тело и нисколько о нем не заботилась: ногти у нее были такие длинные, что скорее походили на когти зверей, волосы — грязные и косматые, словно лесная чаща, лицо так выгорело на солнце, что стало темнее, чем у эфиопов, а глаза совсем запали от постоянного бдения. При этом, как ни было трудно ей подвизаться, как ни одолевали ее внешняя непогода и внутренние бури страстей, она даже не думала уходить из мона­стыря. Возле монастырских врат она построила хижину и, по слову Пророка, с радостью «изволила приметатися в дому Божием» (Пс 83. 11). Кто бы ей что ни говорил и какие бы иску­шения ее ни преследовали, убедить святую было невозможно.

 Однажды диавол явился Феодоре в образе ее мужа. Вкрад­чивыми речами он стал уговаривать ее вернуться к себе домой. Но она сотворила крестное знамение, и он исчез. В другой раз он явил ей всех зверей пустыни, будто они готовы броситься на нее. Но она молилась, и видение рассеялось, как дым.

 А то как-то он наслал на нее словно бы толпу людей и так страшно побил, что оставил ее полумертвой от побоев. Иной же раз он являл ей всевозможные яства и множество золота, но ни­чем не мог сломить ее стойкости. И когда тот, кто хвалился, что может уничтожить небо и землю, понял, что победить ее невоз­можно, он решил отказаться от брани с нею.

 По прошествии семи лет монашествующие Энатской Лав­ры стали просить игумена монастыря Феодоры, чтобы он при­нял святую обратно в лик монашествующих. «Он был уже до­статочно наказан, — говорили они, — прожив семь лет вне мона­стыря». К тому же, как они говорили, им было видение, что Феодору уже прощен его грех. Игумен согласился на их просьбу. Он снял с Феодоры несправедливое наказание, велел ей жить в самой отдаленной келье монастыря, никому с ней не общаться и не привлекать ее ни к какому послушанию.

 Так миновало два года. Святая подвизалась в еще большем воздержании и в сугубой молитве. А затем наступила засуха, и во всех водоемах и колодцах монастыря не было ни капли воды. Игумен из того, что он слышал и видел, уже знал, что блаженная удостоена дара исцеления. Тогда он посылает за ней и велит спу­стить в колодец кувшин и набрать воды. Феодора привыкла слушаться слов своего аввы. Не рассуждая особо и не откладывая, она делает что ей было сказано и сразу приносит кувшин, пол­ный воды. А после этого все увидели, что и другие колодцы полны воды.

 Когда же прошло еще несколько дней, как-то вечером свя­тая взяла к себе ребенка и всю ночь самым тщательным образом наставляла его. В таких наставлениях она с радостью предала свой дух в руки Божий. Ребенок тут же разразился рыданиями, и плач его наполнил хижину. Те, кто оказался рядом, узнали, что случилось, и доложили игумену. А тот, когда услышал, и сам рассказал монахам бывшее ему видение.

 «Виделось мне, — рассказывал он, — что двое мужей ув­лекли меня ввысь, а высота была необыкновенная. И видел я ангельский лик, и эхом прогремел голос:

 — Смотри, вот какие блага уготованы Феодоре, Моей не­весте.

 И явилось мне ложе, которое охранял ангел, и брачный чер­тог неописуемой красоты. Мне очень хотелось узнать, чей это брачный чертог, который я вижу, и кто — та, для которой он приготовлен. Об этом я и спросил своих спутников. И видится мне сонм пророков, апостолов, мучеников и вслед за ними ос­тальных праведников, а посреди сонма — жена, украшенная бо­жественной славой. Она вошла в брачный покой и села на ложе.

 — Это, — сказали мне мои спутники, — авва Феодор — тот, кого обвинили в прелюбодеянии и кто должен был семь лет терпеть изгнание из монастыря. Его считали отцом чужого ре­бенка, а он взял на себя заботу о нем и его пропитании, вместо того чтобы открыть свою природу и тем избавиться от стыда и скорби. Потому он и был удостоен той славы, которую видишь.

 После этого сон оставил меня, и стал я оплакивать наши согрешения».

 Вот что рассказал игумен и тотчас вместе с монахами напра­вился к келье преподобной. И когда они вошли, то увидели, что умерла та, которая на самом деле обрела жизнь. Они стали вокруг и оплакали святое тело. А игумен послал за монахами Энатского монастыря, показал им тело святой и сказал:

 — Видели вы когда-нибудь что-то более странное. Такая природа, а так обманула князя тьмы!

 Всех поразило то, что они увидели. А после им подумалось, как много должны подвизаться те, кто порабощен телесным страстям. И тотчас их охватил страх, а за страхом последовали слезы. К вечеру же, как только был окончен плач, они почтили многострадальное и святое тело псалмами и песнями и предали его земле.

 

 5. Из патерика

 

 Старец сказал: «Где бы ты ни был, если решишь сде­лать что-то хорошее и не сможешь — не думай, что тебе это удастся в другом месте».

 2. Амма Феодора рассказывала: «Был один монах, и столько было у него искушений, что как-то говорит он себе:

 — Пойдем-ка мы отсюда.

 И уже взял свои сандалии, как видит какого-то чело­века: тот тоже обул сандалии и говорит ему:

 — Что это ты, не из-за меня ли уходишь? Так я побе­гу впереди тебя, куда бы ты ни пошел.

 А это и был тот бес, что его искушал».

 

 6. Из святого Ефрема

 

 Хочу вам напомнить, братья, о тех, кто берется за чрез­мерные подвиги, а после попадает в страшную беду. Эти люди не слышат слов Святого Писания: «Не думайте о себе более, нежели должно думать, но думайте скромно» (Рим 12. 3), и еще: «Не будь слишком строг и не выставляй себя слишком мудрым; зачем тебе губить себя?» (Еккл 7. 16).

 В эти дни случилось, что некоторые из братьев оставили свои келии и направились в «землю непроходную, безводную и не­плодную» (Иер 2. 6). Отцы и братья долго увещевали их, но они не стали слушать. «Пойдем и будем восками» (суровыми подвижниками), — сказали они.

 Но когда зашли они в выжженную пустыню и кругом были только дикие земли, когда не оставалось им никакого утешения - стали они падать духом. Тогда они повернули было на­зад, к монастырям, но не смогли дойти. Изнуренные голодом, каждой и солнцем, лежали они без чувств и уже прощались с жизнью. Но промыслом Божиим некоторых из них, уже при смерти, подобрали путники, шедшие через пустыню. Они по­ложили их на свой скот, доставили в монастырь, и там братья еще долго болели. Так они на собственном опыте узнали, что значит руководствоваться собственной волей. А прочие, те, кого не нашли, так и остались там лежать, и тела их растерзали пти­цы и звери.

 Да и многих других увлекает дерзость мыслей, и они на свой страх и риск отправляются в «землю безводную и неплод­ную» (Иер.2. 6). Одни из них уходят из монастырей, потому что не хотят подчиняться и не могут служить своим братьям, — и попадают в ту же беду. А другие идут не потому, что хотят рабо­тать сами, а по дерзости помыслов и будто бы из любви к без­молвию и суровой добродетели — и от этого переоценивают себя. Третьих же подгоняет тщеславие: они ждут похвалы от людей за то, что они-де стали отшельниками, а не думают о тех трудно­стях, которых эта похвала стоит. И все эти люди оказались в столь несчастном и бедственном положении, потому что довери­лись собственным помыслам.

 Не следует, любезные братья, идти на поводу у собствен­ной воли. Лучше смиряться перед ближним с любовью о Господе и не забывать о собственной мере каждого.

 Впрочем, быть может, кто-то вмешается и спросит: «Но мы же знаем, что некоторые из Отцов именно так и подвиза­лись, разве нет?» Что ж, пусть он тогда вспомнит, что Отцы ничего не делали без размышлений или как придется, — и посту­пает так же разумно, как и они.

 2. Об авве Макарий пишется, как он сам рассказывал:

 «Когда я жил в своей келии в Скиту, меня беспокоил по­мысел: "Пойди в пустыню и посмотри, что ты там увидишь". Пять лет я боролся с этим помыслом, думая, что он от бесов».

 Видишь, каким рассудительным был преподобный? Разве он тут же воодушевился или ринулся в путь? Разве он принял помысел? Отнюдь. Он продолжал исследовать помысел в посте, бдении и молитве — не от бесов ли это? А нас, когда к нам придет помысел, и удержать невозможно. Мы теряем всякое само обладание: не только не пытаемся тщательно и с молитвой исследовать, но даже тех, кто нас увещевает, не слушаем. Потому-то нас так легко и пленяет враг.

 «Затем, — говорит авва Макарий, — поскольку помысел не утихал, я отправился в пустыню. Там я нашел пресное озеро а посреди него — остров. К озеру на водопой пришли звери из пустыни. И между ними я заметил двоих обнаженных людей Мы поговорили с ними, и я их спросил:

 — Как я могу стать монахом?

 — Если не отказаться от всего мирского, — ответили те, — стать монахом невозможно.

 — Я немощен, — сказал я, — и не могу так вот, как вы.

 — Если не можешь, как мы, — отвечали те, — оставайся в своей келии и плачь о своих грехах».

 О, сколь смиренен божественный муж! Сколь рассудительна его добродетельная душа! Тот, кто блистал столь многими и столь великими подвигами, не счел себя достойным пустыни! А мы, сами никто и ни на что не способные, по своей дерзости и без­рассудству беремся за то, что нам не по силам! И страшно то, что этим мы искушаем Бога. Горе человеку, который надеется не на Бога, а на собственные силы, опыт или дарования. Ибо от Него Единого — «власть и держава».