Полный текст очерка http://hrono.ru/biograf/bio_p/pushkin-as.php

Использованы материалы сайта Большая энциклопедия русского народа - http://www.rusinst.ru

Пушкин Александр Сергеевич (26.05[6.06].1799—29.01 [10.02].1837), поэт. В родословной Пушкина скрестились несколько ветвей, уходящих в глубины русской истории и отмеченных многими именами участников важнейших событий в государственной жизни страны. В набросках своей автобиографии, в трагедии «Борис Годунов», в романе «Арап Петра Великого», в стихотворении «Моя родословная», в статьях и письмах Пушкин впоследствии будет часто вспоминать о них.

Детство Пушкина прошло в Москве. Нелюбимый ребенок в семье, он воспитывался французскими гувернерами, рано научился читать, свободно рылся в богатой библиотеке своего отца, Сергея Львовича Пушкина, не чуждого литературным занятиям и принимавшего в своем доме известных русских писателей: Н. М. Карамзина, И. И. Дмитриева, своего брата Василия Пушкина.

Рано научившись писать, отрок Пушкин нашел в огромной библиотеке отца массу атеистической и эротической французской литературы, с которой жадно стал знакомиться. Запойное чтение этой развращающей сердце литературы питало рано пробужденные чувственные страсти, а скептические и атеистические идеи, преподносимые в ироническом и сатирическом освещении, развращали и юный ум.

Формально родители Пушкина не были чужды бытового Православия: они иногда служили молебны, приглашали на дом приходских священников, раз в год говели. Но случалось нередко, что после исповеди и причащения Святых Таин, вечером того же дня Сергей Львович (отец) или Василий Львович (дядя) декламировали кощунственные стихи Парни, в которых автор издевался над церковными таинствами и обрядами. В семье Пушкиных, как и во мн. др. подобных семьях того времени, вообще господствовало ироническое отношение к религии, к Церкви и духовенству. Т. к. непристойные насмешки по этому поводу часто облекали в остроумные и соблазнительно привлекательные формы, то ребенок Пушкин, имея живой и насмешливый ум и повышенную восприимчивость, быстро и прочно усвоил себе эту манеру, которая мутной струей прошла через его жизнь и творчество в течение многих лет.

С ранних лет отданный в руки гувернанток и гувернеров сомнительной нравственности, и к тому же часто менявшихся, лишенный родительского внимания и ласки, вполне предоставленный бесконтрольной соблазнительности в выборе чтения, рано узнавший из неосторожных разговоров взрослых в гостиной, в лакейской и в девичьей о том, что на языке этих взрослых называлось «любовью», отрок Пушкин был уже глубоко отравлен ядом кощунства, цинизма и скепсиса, надолго развративших его живое творческое воображение. Очень рано чуткое ухо отрока познакомилось с тем, что называется сквернословием, образцы которого, гл. обр. на русском языке (хотя дома говорили большей часть по-французски), он часто слышал. И привычка сквернословить долго и прочно держалась у Пушкина.

Все складывалось так, что Пушкин мог совершенно нравственно погибнуть. Но, к счастью, по милости Божией, даны были Пушкину и благие дары свыше; посланы были и добрые влияния на его жизненном пути, начиная даже с колыбели. Среди даров, посланных свыше, надо отметить врожденное большое доброе сердце, чрезвычайную самокритику, исключительную высочайшую и чистейшую эстетическую одаренность вообще и светлый поэтический гений в особенности, особую ясность творческого ума и мужественную волю. При наличии этих врожденных подарков с неба — невозможно было не стать Пушкину религиозным, невозможно было ему не откликнуться на благие влияния, зовущие к свету Божественной Истины, Добра и Красоты. Носителями таких благих и добрых влияний, посеявших в глубину глубин души Пушкина с ранних лет его детства и отрочества неумирающие семена подлинно «разумного, доброго, вечного» — были: бабушка Мария Алексеевна Ганнибал, горячо и нежно любившая внука и, в свою очередь, любимая им; любимая няня Пушкина Арина Родионовна, дьакон Александр Иванович Беликов (окончивший Славяно-греко-латинскую академию), преподававший отроку Пушкину Закон Божий, русский язык и арифметику (с 1809 по 1811); и, наконец, дядька Никита Козлов, состоявший при Пушкине в детстве в Москве, затем, после окончания лицея, в Петербурге; был при Пушкине в ссылке на юге и в с. Михайловском; служил камердинером после женитьбы Пушкина и отвозил со своим барином тело матери поэта из Петербурга в Святые горы, в н. февр. 1837 отвозил туда же гроб с телом самого поэта.

Бабушка Пушкина Мария Алексеевна Ганнибал (1745—1818), по общим отзывам, была очень умная и рассудительная женщина. Дельвиг, друг Пушкина, приходил в восторг от письменного слога Марии Алексеевны, от ее сильной простой русской речи. Когда ребенку грозило наказание от отца или матери (часто незаслуженное, жестокое и даже несправедливое), то он убегал к защитнице-бабушке, где его уже не трогали. Бабушка и няня Арина Родионовна рассказывали младенцу и отроку Пушкину народные сказки, а чтобы он не страшился их — учили его молиться и креститься и сами его крестили. В стихотворении «Сон» (1816) Пушкин так об этом вспоминает:

Ах! Умолчу ль о матушке моей,

(трудно сказать, к кому это относится — к бабушке или к няне?)

О прелести таинственных ночей,
Когда в чепце, в старинном одеянье,
Она, духов молитвой уклоня,
С усердием перекрестит меня
И шепотом рассказывать мне станет
О мертвецах, о подвигах Бовы…

В 1806 Мария Алексеевна купила под Москвой сельцо Захарово, в котором Пушкины проводили летнее время. С няней Ариной Родионовной (1758—1828) Пушкин особенно сблизился и глубоко ее оценил в годы вынужденного своего пребывания в с. Михайловском. Не знавший в детстве и юности материнской ласки, Пушкин относился к горячо любимой няне с истинной сыновней нежностью, трогательно называя ее в одном из своих стихотворений «голубка дряхлая моя». Лето, проведенное отроком Пушкиным в с. Захарово, всегда освежало юную душу глубокими впечатлениями русской деревенской природы.

После более чем достаточной домашней подготовки встал вопрос об определении 12-летнего отрока Пушкина в какое-нибудь привилегированное учебное заведение для продолжения образования. В это время шла борьба за влияние между иезуитами и масонами. На семейном совете сначала решено было отдать Пушкина в Петербургский закрытый пансион отцов-иезуитов, в котором воспитывалось много детей русских аристократов. Но планы эти неожиданно изменились. Стало известно, что под Петербургом, в Царском Селе, открывается новое привилегированное учебное заведение — Царскосельский лицей — на каких-то совсем новых началах и что попасть в этот лицей — великая честь.

Царскосельский лицей открылся 19 окт. 1811. На торжестве открытия присутствовал имп. Александр I, обе императрицы, вел. князья, члены Государственного совета, духовенство, министры, придворные и др. сановники. После кратких официальных речей И. И. Мартынова (директора департамента Министерства народного просвещения, одного из составителей лицейского устава) и директора лицея В. Ф. Малиновского с большим пафосом произнес речь профессор политических наук А. П. Куницын, окончивший свое образование в Германии, в Геттингенском университете. Интересно, что, кроме Куницына, получили образование в Геттингенском университете еще и др. профессора лицея: словесник А. И. Галич, математик Я. И. Карцев, историк И. К. Кайданов. Ближайшим помощником директора лицея был первое время проф. Н. Ф. Кошанский, окончивший философское отделение Московского университета. Он преподавал латинский язык и русскую словесность. Кошанский, как и Малиновский, тоже был масон. Все вышеуказанные профессора были ревнителями масонских традиций. Немецкий язык и немецкую словесность преподавал проф. Ф. М. Гауеншильд, масон, при помощи которого Сперанский предполагал устроить специальную масонскую ложу, в которую хотел привлечь русских архиереев, склонных к реформации. Этот странный проект Сперанский не осуществил. Такой подбор преподавателей удовлетворял планам Сперанского, но министр народного просвещения гр. А. К. Разумовский в это время уже разочаровался в масонстве и, ставши поклонником иезуитов, почитал известного философа Жозефа де Мэстра, мечтавшего о насаждении в России католицизма. Но самым своеобразным преподавателем лицея был профессор французской литературы де Будри. Это был его псевдоним, а настоящая фамилия его была Марат, и он был родным братом знаменитого якобинца Марата. Законоучителем был назначен настоятель придворной церкви священник Н. В. Музовский. 21 янв. 1816 на место о. Николая законоучителем лицея был назначен о. Гавриил Полянский. В сентябре того же года на место о. Гавриила был назначен священник Г. П. Павский (впоследствии известный враг митр. Филарета). Между прочим, выпускной экзамен по Закону Божию, состоявшийся 16 мая 1817, происходил в присутствии кн. Голицына (исправлял должность министра народного просвещения), архим. Филарета (Дроздова), впоследствии знаменитого Московского митрополита, архим. Иннокентия (Смирнова) и о. Герасима Павского.
Первый директор лицея, В. Ф. Малиновский, окончил Московский университет. Интересно отметить, что он был автором книги «Рассуждение о мире и войне», в которой проводилась чисто масонская идея проекта вечного мира, при помощи международного трибунала наций, где должны были решаться все спорные вопросы международной политики.
Между прочим, в «Первой программе записок» (автобиографических) Пушкин упоминает: «Иезуиты. Тургенев. Лицей», а под датой «1811 год» пишет: «Мое положение. Философские мысли. Мартинизм». Из этого можно заключить, что Пушкин, по-видимому, до некоторой степени отдавал себе отчет о характере педагогической среды лицея, где ему пришлось провести 6 лет.

Из всего вышесказанного о лицее следует признать, что это учебное заведение не могло не иметь нравственно и политически развращающего влияния. И недаром позднее Пушкин говорил: «Проклятое мое воспитание», вспоминая лицей.

23 марта 1814 скончался первый директор лицея В. Ф. Малиновский. Во время похорон, на кладбище, у могилы В. Ф. Малиновского, Пушкин и Иван Малиновский (сын покойного) дали клятву в вечной дружбе.

Пушкин провел в лицее 6 лет (с 1811 по 1817). Окончил он по второму разряду, имея «отлично» только по русской и французской словесности и по фехтованию.
Чувство «дружбы» было особенно развито у Пушкина; оно как бы компенсировало ему недостаток родительской любви и ласки в прошлом. В лицее у него было много друзей: Пущин, про которого он позднее писал: «Мой первый друг, мой друг бесценный»; Дельвиг, про которого после его смерти Пушкин писал Плетневу: «Никто на свете не был мне ближе Дельвига»; Кюхельбекер — поэт, с которым так смело и трогательно Пушкин обнялся, когда встретил его, перевозимого из Шлиссельбургской крепости в Динабургскую; Илличевский — тоже поэт; Малиновский, с которым Пушкин поклялся быть в вечной дружбе и которого трогательно вспомнил перед кончиной; Матюшкин, ставший моряком и под конец жизни бывший контрадмиралом и сенатором, которому посвятил несколько теплых строк Пушкин в своем стихотворении «19 октября 1825»; Вольховский — первый ученик, окончивший с большой золотой медалью, пленивший Пушкина своей спартанской воздержанностью и строгостью к себе; Яковлев — талантливый сочинитель романсов на слова Пушкина и Дельвига; Данзас — впоследствии секундант Пушкина на последней дуэли; Корсаков; Горчаков, с которым, правда, дружба была лишь в стенах лицея.

19 октября — день открытия лицея — всегда торжественно праздновался; по окончании лицея лицеисты обычно собирались ежегодно в этот день. Пушкин посвятил этому дню несколько стихотворений: в 1825, 1827, 1828, 1831 и 1836.

В Царском селе, в стенах лицея, Пушкин начал писать свои первые стихи (детские опыты до нас не дошли). Когда «при кликах лебединых» (по выражению самого поэта), уединенному в аллеях царскосельского парка юноше «стала являться муза», он внимал ей всем существом: и душой и телом. И совершалось дивное и чудное чудо: «уродливый» Пушкин превращался в эти минуты в статного, стройного, изящного и красивого юношу. Раздвигались плечи, расширялась грудь, становились прекрасными походка и плавные движения рук, голова подымалась вверх, лицо преображалось, светлело внутренним восторгом, свидетельствуя о том, что поэт «приносит священную жертву Аполлону…» «Безобразный утенок» превращался в эти мгновения в «царскосельского лебедя». С годами эти метаморфозы стали случаться все чаще и чаще и каждый раз стали оставлять после себя глубокие следы: духовный рост поэта постепенно изменял весь его телесный облик.