Оправдание пастырства

Непременным условием существования пастырского богословия, как говорили об этом выше, предполагается наличность особой, пастырской аскетики, особого,

пастырского самосознания и переживаний. Но эта наличность специального предмета науки может подвергаться разного рода возражениям. Они могут идти главным образом с трех сторон: со стороны самостоятельности института пастырства; далее — со стороны специальности пастырского настроения и в связи с этим отношения пастырского богословия к другим отраслям богословия; третье возражение — о трудности и бесполезности науки.

Рассмотрим их последовательно.

Прежде всего имеет ли пастырство право на существование как особый институт с особыми полномочиями, особыми задачами, а в таком случае и с особой психикой? Есть ли что-либо особенное в этом классе, достойное быть предметом целой науки?

Положительный ответ на это освещается с самых разных точек зрения.

Прот. Лев Лебедев: В перечне семи таинств Церкви оно чаще всего ставится на последнем, седьмом месте, иногда — на пятом. Это происходит, по-видимому, потому, что Священство относится к числу таинств «не обязательных» для каждого христианина[1]. По логике вещей таинство Священства должно стоять на втором месте после Крещения. Исторически так и было: Апостолы и их сподвижники проповедали, крестили уверовавших и поставляли им пресвитеров и епископов, которые затем совершали в новообразованной Церкви все остальное: Евхаристию, исповедь, причащение и т.д. В самом деле, после Крещения человек должен приобщаться Святых Тайн, исповедаться, венчаться не от кого иного, как от законно поставленного пресвитера или епископа Церкви; без них невозможна вообще церковная жизнь и осуществление всех остальных таинств Церкви. Пусть довод в пользу необходимости церковной иерархии, состоящий в том, что Церковь как организованное человеческое сообщество нуждается в руководителях и наставниках разных степеней для удобства управления, выглядит слишком утилитарным и рационалистическим (прагматическая концепция священства– иг.Вс.). В этом рационализме есть кое-что немаловажное с богословской точки зрения. Спрашивается, а почему люди, образующие любое осознанное сообщество, не могут обходиться без руководителей, а руководители без руководства еще более высшего? Попытка достичь такого состояния «сознательности», когда сообщество могло бы обходиться совершенно без всякого начальства (даже избираемого) представляется утопией даже с точки зрения крайне «левых» социальных теорий. Почему?

Удовлетворительно отвечает на этот вопрос только богословие: потому, что Бог благоволил устроить невидимый и видимый мiр иерархично. Благодаря откровению, полученному автором «Ареопагитик» (Дионисием Ареопагитиком)[2], мы знаем, что существует небесная иерархия ангельских чинов, разделенная на 9 степеней, по три чина в каждой. Иерархичность заметна в самых разных сферах окружающей нас природы, всего космоса. Иерархически искони устраивались человеческие племена, отдельные сообщества внутри них, государства, наконец — Церковь. Божий замысел о небесной иерархии состоит в том, чтобы единение Бога, Который есть «огнь поядающий» (Вт. 4, 24; Евр. 12, 29), со Своим творением происходило постепенно, не опаляя и не разрушая творения, но сообщая ему Божественный свет, благодатные силы, животворящие начала в меру способности к восприятию их каждой тварью, каждым видом твари.

Высшие — это те, кто находится «ближе» всего к Богу — источнику света (огня). Для этого они должны быть наделены (и наделены) особыми качествами, особой благодатной защитой от огня Божества. Воспринимая Божественный огонь и воления Божества, они передают в нужной мере их свет и энергии средним чинам, которые тоже должны быть наделены особой способностью к восприятию именно такой меры света и энергий, средние передают все это низшим, в меру способности последних к восприятию света и сил Божиих. Все это подобно тому, как свет и тепло Солнца, проходя различные слои атмосферы, доходят до земли при нормальных условиях (в нынешней земной реальности, правда, нередко нарушающихся) в таком виде, когда они должны согревать и животворить, но не убивать, не сожигать землю и ее обитателей. Если же говорить о небесной иерархии, то там невозможно нарушение «нормальных условий»; там все совершается в духе любви, ибо «Бог есть любовь» (I Ин. 4; 8, 16). Свет, энергии, воления Божества срастворены Божественной любовью и, проходя сквозь чины ангельской иерархии, возбуждают в ней лишь ответную любовь к Богу и друг ко другу, то есть высших к средним и низшим, а от них в обратном порядке — к средним и высшим, так что пульсация всеобщей любви и благодарения составляет духовную основу бытия и служения небесной иерархии.

Таковой должна была бы быть и всякая иерархия вещественного, видимого мiрa, человечества, если бы не грехопадение, повлекшее за собою глубокую поврежденность не только человека, но и всей «видимой» твари.

Действие земной иерархии в человеческих сообществах под влиянием диавола и немощи поврежденных грехом людей происходит не только и чаще — не столько в духе любви, сколько в духе любоначалия со стороны высших и лицемерного унизительного угодничества со стороны низших. Бог сотворил чиноначалие, но любоначалие (гордостное стремление к власти над другими) противно Ему. Однако, если не дух, то сама структура иерархии власти в нынешних земных сообществах продолжает быть Богоустановленным учреждением и сохраняет сообразность структуре иерархии небесной. В этом смысле особенно — «несть власти, аще не от Бога» (Рим. 13, 1).Очень важно и интересно посмотреть, как Сам Господь Иисус Христос устраивал (как бы намечая и определяя) во время Своей земной жизни иерархическую структуру Своей Церкви и ее духовные основания. Прот. Лев Лебедев.

 

Вл Вениамин, продолж. Жизнь в силу своей сложности естественно разветвляется, дифференцируется на множество частных видов. И каждый из них при дифференциации знаний может быть и бывает предметом особых наук. А при глубоком отношении исследователей даже отдельная, частная, отрасль известной области жизни или знаний, в свою очередь, может послужить предметом для целой системы наук. Так, например, дифференцируются науки медицинские, так образовалась масса методик для преподавания того или иного предмета и т.п. Подобным образом и жизнь человеческого общества в силу хотя бы простого разделения труда практически вынуждена была, между прочим, выделить из себя и особый класс лиц, заведующих религиозной жизнью и запросами общины. Поэтому, хотя бы просто в силу одного существования факта, он уже заслуживает исследования, тем более что пастырский класс всегда особенно выделялся среди других — не столько, впрочем, количеством (хотя и оно очень велико, особенно теперь, достигая во всем мире нескольких сот тысяч человек), сколько своим важным, преимущественным значением в истории человечества. Уже это одно обстоятельство — независимо от того, законно или незаконно пастырство, — дает ему право быть специальным предметом науки.

Уже это, так сказать, практическо-дисциплинарное, бытовое оправдание пастырства свидетельствует, что данный институт не только не есть какое-либо явление случайное или неразумно излишнее, а, наоборот, есть учреждение, необходимое в жизни человечества. Эта мысль еше более подтверждается другим доказательством — истори-ко-психологическими данными, лежащими, собственно говоря, и в основе практического оправдания.

Замечательный факт, что пастырство существовало всегда и везде. История языческих религий, как известно, свидетельствует, что и у самых диких народов были жрецы. Эта истина настолько считается несомненной, что некоторые ученые хотели бы использовать данный факт для объяснения происхождения самой религии как изобретения вымысла корыстолюбивых и властных жрецов³ и считая, следовательно, факт жречества явлением даже более изначальным, чем сама религия.

³       В грубой форме это беспочвенное, в сущности, антипсихологическое возражение повторяется и теперь — в частности, у нас разного рода невежественными и изуверными сектантами и неверующими: «Это все попы повыдумали ради карманов».

Нечего уж говорить о библейском учении и об исконности пастырства, сначала в форме патриаршества, затем — специально — иерархического колена Левиина, а также в виде особо одаренных и наделенных исключительными полномочиями пророков. История же христианства до наших дней в этом отношении еще более закрепила ветхозаветный строй жизни. Факт, как и всякие иные явления с характером всеобщности, знаменательный и потому самому требующий веских психологических обоснований для столь устойчивого существования.

Таким основанием, с одной стороны, как мы уже видели, является простая практическая нужда в специальном классе людей, но подобная точка зрения хотя вполне приемлема, однако не отвечает вполне историко-психологической действительности: в основе всеобщности пастырства лежит более глубокий мотив, кроющийся во всеобщем факте сознания человечеством своей греховности. Действительно, историки религий документально доказывают эту мысль о более или менее ясном или инстинктивном покаянном чувстве, например, наличностью преданий о золотом веке, отнятом у людей за их грехопадение, всеобщим скорбным характером религиозно-богослужебных гимнов, что особенно ярко проявилось в ведийских памятниках письменности, и т.п. А это сознание своей виновности пред Богом естественно, хотя бы по аналогии подобных отношений между людьми, приводит к другому сопутствующему сознанию, глубокому чувству собственного недостоинства войти в непосредственное, близкое общение с Прогневанным. Отсюда же  является нужда в посреднике, ходатае.

Эта психология наблюдается и теперь у язычников. Но более ярко она выразилась у израильского народа, и в особенности перед моментом близкого общения с ним Бога перед синайским законодательством. Чувствуя страх от сознания своего недостоинства, израильтяне обратились с просьбой к Моисею: Говори ты с нами, и мы будем слушать, но чтобы не говорил с нами Бог, дабы нам не умереть. И сказал Моисеи народу: не бойтесь; Бог [к вам] пришел, чтобы испытать вас и чтобы страх Его был пред лицем вашим, дабы вы не грешили. И стоял [весь] народ вдали, а Моисей вступил во мрак, где Бог (Исx. 20:19-21). И подобное настроение Израиля было угодно Господу: Моисей, вспоминая впоследствии это событие, говорил Израилю: Так как ты просил у Господа Бога твоего при Хориве в день собрания о посреднике, то сказал мне Господь: хорошо то, что они говорили [тебе] (Втор. 18:16, 17). Почему же именно было угодно Господу подобное настроение израильтян, а следовательно, почему должно быть одобрено, признано нормальным сознание нужды в посреднике и в язычестве? Несомненно потому, что оно свидетельствовало о правильном настроении падшего человечества: потерявшее блаженство непосредственного Богообщения через гордость, оно могло воротиться к нему только чрез смирение, а нужда в посреднике и была показателем именно этого свойства в каявшемся человечестве; за это смирение и одобрил Господь народ израильский.

Но ветхозаветное иудейское и языческое искание ходатаев было отображением нужды в том Ходатае, Заступнике, Искупителе, Господе Иисусе Христе, Который был предметом пророчеств (см.: Ин. 1:45) и «чаянием языков» и Который открылся уже в Новом Завете. Это чаяние составляло основную идею всего Священного Писания Ветхого Завета, а в частности подтверждается контекстом речи, непосредственно следующей за приведенными выше словами Второзакония: Хорошо то, что они говорили, то есть израильтяне. Я воздвигну им Пророка из среды братьев их, такого как ты (Моисей), и вложу слова Мои в уста Его, и Он будет говорить им все, что Я повелю Ему (Втор. 18:18). Эти слова, несомненно, относятся к Спасителю, к Ходатаю Нового Завета Иисусу, как прямо говорит святой апостол Павел (см.: Евр. 12:24). Но могут возразить, как это и делает целое исповедание протестантское с выродившимся из него многообразным сектантством, что в христианстве уже нет нужды в других посредниках, ибо Един Ходатай Бога и человеков, Человек  Христос Иисус, давый Себе избавление за всех (1 Тим. 2:5-6). Однако же, рассматривая данное возражение даже лишь с точки зрения указанной нормальной психологии смирения, должно сказать, что в христианстве-то именно больше, чем где-либо, она имеет и должна иметь приложение; можно сказать, что в христианстве все, начиная с веры в Господа Иисуса, продолжая нравственным совершенствованием и кончая учреждением Церкви с ее бытом, — все это основывается и должно проникаться чувством смирения в верующих. Без смирения нет спасения. Но в таком случае пастырство и в христианстве должно занять не только прежнее ветхозаветное место, но и еще более возвыситься. Во-первых, как средство для смирения верующих, ибо послушание пастырю, подобному же человеку, конечно, смиряет горделивую душу, и особенно, во-вторых, как результат наличной смиреной настроенности истинного христианина, всегда желающего кому-либо подчиниться, отдать свою волю в послушание другому; особенно замечательно характерным проявлением какового настроения служит частный вид пастырства — старчество.

Различие подобного дохристианского и послехристианского настроения смирения состоит лишь в том, что там оно было проявлением рабского страха, смирением, так сказать, более вынужденным. А в Новом Завете оно служит выражением любви верующих к Богу или же сыновнею страха, то есть благоговения пред Господом, то есть смирением добровольным, истинным, как это особенно ясно проявляется в православном христианстве. Но с палением истинно христианского смиренного настроения в верующих послушание пастырям снова приобретает ветхозаветный характер тяжелого рабства, а потому ведет к протесту. Так и случилось с католичеством. Но протестантство, вместо того чтобы исправлять основную ошибку – всеобщий, «и в главе и членах», — упадок христианской жизни, решило совсем снять с себя тяжелое ярмо опеки католического духовенства. Однако в результате и протестанты не могли идти против инстинктивной психологии своей и потому сами учредили институт пастырства, правда, они ограничили его права и в теории придали ему характер простого служебного класса, получающего свои полномочия от общины и, следовательно, ей подчиненного, но на практике и в протестантстве пасторы имеют иногда почти такое же значение у народа — особенно же простого, не до конпа еще искаженного тенденциозной их догматикой, — какое и в иерархическом христианстве⁴. Различие лишь в степени, впрочем, нередко, особенно в сектантстве, почитание своих руководителей достигает даже изуверного обожания их.

⁴      Известно, например, что Фетлер в Санкт-Петербурге на своих баптистских собраниях «разрешает» от грехов «братьев» младших, протягивая при этом руку по направлению к кающемуся пред ним; известно, что сектанты «чуриковцы» почитают своего наставника очень горячо и несравненно более слепо подчиняются ему, чем истинно православные своим пастырям, и т.п.

Следовательно, и в Новом Завете разумное любовно-смиренное послушание верующих своим пастырям только может быть угодным Господу, а, следовательно, институт пастырства (с рассматриваемой точки зрения) в христианстве должен иметь себе особенно почетное место и полное оправдание своего существования до конца мира.

Таким образом, как практическая, так и особенно историко-психологическая точка зрения вполне оправдывают исконную законность посреднического пастырского института, как явления нормативного, должного, требующегося душевной жизнью человечества, то есть законность, следовательно, субъективную.

Но на каких объективных данных покоилась уверенность человечества в реальном, а не в воображаемом и желаемом лишь значении этих посредников между ним и Богом?

История языческих религий говорит нам, что от кандидата в посредники, в пастыри, всегда, по крайней мере в идеальном сознании, требовалась особенная, исключительная, выделяющая его из толпы нравственная чистота⁵, достоинство почтенного возраста и т.п.

⁵      Недавно пришлось услышать отзыв одного ученого татарина, что и у них при выборе муллы руководятся прежде всего именно этим соображением – чистоты, даже, как он заявлял, считались с этим будто более, чем «у вас, у христиан»; конечно, здесь преувеличение, притом же принимаются во внимание печальные факты наличной действительности, а не идеальное требование христианства.

В основе подобного взгляда лежало совершенно верное сознание, что такого чистого, нравственно достойного скорее послушает Бог, чем обычных, недостойных грешников. Та же самая идея чистоты, только в более сильной степени, лежала и в законах о левитах, где, как известно, не только к ним самим, но ко всем семейным их предъявлялись особенно строгие правила нравственности и предписания об очищении (см.: Лев. 4:3-4, 22-24; 21:9). В христианстве же совершенная нравственная чистота предъявляется уже ко всем верующим, а тем более к пастырям блажени чистый сердцем, яко тии Бога узрят [Мф. 5:8]. Епископ прежде всего должен быть непорочен (1 Тим. 3:2). Тако да просветится свет ваш пред человеки, — говорил Спаситель преимущественно апостолам [Мф. 5:16]. На чем основывается подобное упование на дерзновенное значение пред Богом чистоты — это собственно в язычестве и даже в иудействе не было раскрыто ясно, а только сознавалось инстик-тивно-непосредственно, и лишь христианство осветило этот вопрос. Не только простые уверовавшие в Спасителя, но и ближайшие апостолы до самого дня Пятидесятницы не могли вполне ясно познавать истины Божественные и совершенно чисто, бескорыстно служить Богу, и только сошествие Утешителя Духа, очистив их огнем благодати, ввело апостолов в полное общение с Богом, а до этого ни свидетельство собственной их совести, ни даже трех с половиной летнее наставление Спасителя не могли ни вполне очистить их, ни тем более сделать обителью Божией (см.: Ин. 14:23). Святые отцы так объясняют это, насколько возможно воспринять уму человеческому: началом, посредствующим между Богом и людьми, между бесконечно совершенным Творцом и ограниченной тварью, является третья Ипостась Пресвятыя Троицы — Дух Святой в Своих действиях или энергии, как особенно учил св. Григорий Палама вслед за вселенскими отцами, или, как больше принято выражаться, посредствует Божественная благодать. А благодать Духа Святаго даруется достойным и способным воспринять ее — такими и являются люди наиболее нравственные, чистые, святые, которые поэтому и выбирались в посредники, в пастыри.

 

Но в таком случае почему, почему же Господь еще в Ветхом Завете выделил целое колено Левиино, в котором наряду с более достойными могли быть и бывали и недостойные члены? То же самое возражение протестанты тем более могут приложить, в частности, и к христианским пастырям: если Христос требует совершенной чистоты от всех верующих (см.: Мф. 5:48), то, следовательно, все могут воспринять равную благодать для общения с Богом, и, таким образом, отпадает нужда в пастырях не с точки зрения практической, а именно с точки зрения особо об-лагодатствованных посредников.

В ответе на это возражение прежде всего отчасти должно согласиться с ним. Действительно, как в Ветхом Завете, так тем более в Новом были люди, которые благодаря своему подвижничеству и исключительным духовным дарованиям могли подниматься на необычную высоту нравственного совершенства и богообщения⁶.

⁶      А отсюда уже быть для других проводниками благодати

в виде молитвенного заступничества, духовного руководства, исцелений и пр., но в некоторых сторонах духовной жизни, особенно в совершении таинств, они все же не имели полномочий — например, старцы несвященного сана не могли разрешать грехов; это объясняется и точкой зрения «икономии» Церкви, о чем речь будет далее.

Таковыми являлись древние пророки, а в Новом Завете — харизматики и вообще все святые, но являлись не в отрицание, а при параллельном существовании левитов и пастырей. Наоборот, эта-то именно исключительность подобных лиц и приводит к идее о необходимости учреждения особого постоянного класса посредников. В самом деле, если бы все люди способны были или, точнее, захотели подвизаться и, следовательно, достигали бы подобной высокой святости, облагодатствованности, то разумеется, пастырство было бы излишне. Но утверждать подобное положение — значит идти против очевидности фактов: различия по духовному состоянию между людьми и даже сравнительно низкий уровень нравственного совершенства даже и среди большинства христиан не могут быть отрицаемы. А в таком случае в качестве корректива, естественно, должна снова выступить идея подбора особенно достойных лиц для посредничества.

В силу этого и было избрано особое колено; как исключительно обязанное к специальному служению, оно, естественно, более друг их должно было и особенно готовиться для достойного прохождения его, подобно тому, как в художественных, царствующих, особливо религиозных семьях нередко выходит последовательный ряд высоких натур. Подобным образом и наше духовенство, исторически замкнувшись в довольно чистую касту, пока стояло в нормальных условиях, воспитывало постепенно поколение за поколением достойных служителей алтаря.

Но в христианстве в подобной кастовой замкнутости, собственно, нет принципиальной нужды; в Ветхом Завете нравственное состояние до искупления Спасителя не было и не могло быть высоким, потому была особенная нужда хотя бы в касте. В Новом Завете после особой облагодатствованности верующих Духом христиане стали совершеннее, а потому выбор кандидатов в посредники мог определяться уже личными достоинствами каждого⁷.

⁷      Аналогию можно видеть в политической жизни: при некультурном состоянии народа управляют известные классы, жрецы или воины, которые и выделяются своим превосходством; когда же правовое и культурное состояние поднимается повсюду, тогда возможно управление республиканское, чрез достойных избранников из всего народа без различия классов в качестве дополнительных вспомогательных органов при управлении наследственной династией.

В этом и заключается различие, но основная идея особенной чистоты все равно осталась и в христианской Церкви, только здесь в силу общей нравственной и благодатной приподнятости выбор был легче: достойных было больше⁸.

⁸      А со стороны, например, тому же татарину и вообще внецерковному человеку, это может казаться легкомыслием и небрежностью.

Но в таком случае как объяснить, что в истории пастырства бывали и есть лица, не только не превосходящие других достоинством, но иногда низшие прочих и даже люди просто недостойные? А между тем благодать Божия действует и чрез них. Даже больше того, можно сказать, что, в сущности, все люди недостойны пред Господом, так что чьи бы то ни было «права» на преимущество «благодати», то есть в собственном смысле дара милости Божией, особенно же такой исключительной, как возрождение через таинства, и вообще-то весьма сомнительны.

Здесь мы подходим к последнему разрешению рассматриваемого вопроса (о достоинстве). Обычно на недостоинство пастырей дается ответ в том смысле, что благодать сообщается чрез них за веру обращающихся к ним. И это совершенно верно, но здесь не выясняется то, как же соблюдается идея правды Божией, сообщающей дары чрез хотя бы сравнительно более достойных лиц.

Полный ответ на это заключается в «икономии» в домостроительстве спасения и в идее Церкви в частности.

Чтобы спасти род человеческий, Господь, всесовершенейший премирный Дух, благоволил воплотиться и даже пострадать, и этим Он Себе умалил, уничтожил, истощил, зрак раба приим, в подобии человечестем быв (Флп. 2:7). По словам св. Макария Великого, Господь, как бы «плототворит Себя»⁹, то есть Дух как бы оплотняется.

⁹      Беседа 4. Гл. 10; Слово 5. О возвышении ума. Гл. 6. Здесьи далее автор цитировал св. Макария Великого по: Преподобного отца нашего Макария Египетского Духовные беседы, послание и слова с присовокуплением сведений о жизни его иписаниях. 4-е изд. [Сергиев Посад], 1904. Цитаты уточнены по современному изданию (М., 2002). – Прим. ред.

Таким образом происходит как бы некий «компромисс» ради нашего спасения. И с того момента все домостроительство воссоздания падшего человечества получает характер как бы смешанный: благодать там, где еще и грех. Иначе и быть не могло: человечество пало, сделалось больным, ненормальным, потому и оздоровляться должно было путем не прямым, а тоже исключительным, экстраординарным¹⁰, когда обычные естественные законы нарушаются, вследствие чего естественному и душевному человеку такая истинная премудрость Божия и сила кажутся безумием, юродством, нарушением законов мышления, крестом для разума, а для благочестивых — верою, разумеваемой тайной (см.: 1 Кор. 1:18-25; 2:7), подтверждаемой самим опытом.

¹⁰     Аналогию можно взять из примера операций болезненных или впрыскиваний яда, даже, по-видимому, разрушающихорганизм, но для больного-то именно и необходимых, каковыразного рода современные антиболезненные сыворотки или вообще горькие, но полезные лекарства.

Такое немудрое Божие, но премудрее человеческого разума (см.: 1 Кор. 1:25) проявляется, в частности, и в действии Божией благодати чрез недостойных пастырей, хотя действительно пред Господом «все нечисто». Благодать Божия необходима была для людей, а они все более или менее ее недостойны. Умаляться ей свойственно по домостроительству.

Теперь возникает вопрос: каков должен быть путь этого «уничижения», истощания? Возможным было два: или всем дать преизбыточную благодать Духа, или же избрать немногих, тоже более или менее несовершенных, и уже их одних не по заслугам, а даром ради икономии спасения сделать посредствующими органами. Но первое было невозможно, ибо это значило бы механически сделать всех святыми; оставался второй исход: дать особую благодать немногим. Причем в основе этого дара пастырского лежапа та же идея домостроительства, а именно: пастыри сами не получают награды за сообщенный им дар, разве только за то, если со своей стороны будут содействовать сохранению и развитию его, как, наоборот, недостойное поведение подвергает их особенно строгому суду, а между тем для пасомых это учреждение было безусловно благодетельно ввиду того, что вело их к самому основному пути спасения — смирению: если бы все были равно наделены преимуществами, то при глубокой склонности людей к гордости они стали бы надмеваться; равенство, говорит св. Иоанн Златоуст, губит братство"; то же говорит и св. Григорий Богослов: нет ничего хуже для Церкви, когда все хотят сделаться начальствующими и никто не желает быть в числе подчиненных — от этого именно и рушится все доброе [см.: Слово 3-е. I, 26)¹².

"      Беседы на Послание к римлянам, 23-я. Вероятно, автор

имел в виду следующие слова святителя: «Так как равенство часто доводит до ссор, то Бог установил многие виды власти и подчинения...» (IX, 775). – Прим. ред.

"Где равенство, там не может быть мира, народное ли то будет управление, или все будут повелевать, – необходимо, чтобы было одно начальство. Так всегда бывает с существами телесными; если бы люди были духовные, тогда был бы мир". Беседа свт. Иоанна Златоуста 20-ая на Послание к Ефесянам

 

¹²     Впрочем, это признает отчасти даже и Лютер, оправдывающий пастырство дисциплинарными соображениями, дабы от безначалия «из Церкви не получился Вавилон». Здесь и далее святитель цитируется по: Творения иже во святых отца нашего Григория Богослова... М., 1889 (Римскими цифрами обозначены тома, арабскими – страницы. — Прим. ред.).

Так действительно и наблюдается на протестантском бессвященном мире, где особенно развиваются чувства собственного достоинства, индивидуализм, гордость. Наоборот, подчинение авторитету особенно наделенных благодатию лиц требует, несомненно, со стороны повинующихся — зависимых, не имеющих полномочий — смирения и сознания нужды в других, что может проявляться, а у пасомых высоко настроенных даже особенно сильно и тогда, когда пастырь худой.

Следовательно, с точки зрения икономии домостроительства и идеи Церкви необходимо было учреждение особого института пастырей, хотя бы они и не выделялись нравственным достоинством.

Итак, это новое нравственно-мистическое обоснование дает вполне достаточное разумное, объективное оправдание специальному институту пастырства, как наделенному особыми полномочиями, правами и благодатными дарами.

Наконец, даже если стать на протестантскую практическо-дисциплинарную точку зрения, и тогда необходимы особые дары для пастырства. Ибо, если, по слову Писания, всякому дается своя благодать, дары различны, но Дух один и тот же (1 Кор. 12:4 и далее); если благодать даруется на исполнение всякого звания, то не тем ли более нужны особые и преимущественные дары для такого великого служения, как руководство других? Неужели оскудела благодать? Кто может положить ей меру? Разве человек имеет право и силу делать ограничительные указания Духу Святому? А между тем именно это дерзают делать протестующие и самооправдывающие свое тенденциозное учение и своеволие бессвященные лютеране и прочие сектанты.

Но, помимо всех этих соображений, для верующего православного христианина имеет гораздо большее, неоспоримое значение прямое положительное свидетельство богооткровенного учения о божественном новозаветном учреждении класса пастырей с особыми правами и дарами. К этому догматическо-экзегетическому оправданию мы вкратце и обращаемся в заключение рассматриваемого вопроса.

Несомненно, что Господь Иисус Христос Сам установил пастырство. В самом же начале Своего служения Он избрал 12 Апостолов, а после и еще 70 других и ясно выделил их из среды прочих уверовавших. Он их воспитывал особенным образом, им разъяснял и открывал преимущественно тайны Царствия Божия, особенно же по Своему воскресению в продолжение 40 дней являясь им и говоря о Царствии Божием (Деян. 1:3). Но более всего важно то, что им лишь одним Господь даровал такие права и полномочия, которые решительно исключали их из среды простых верующих. Так, их одних Он послал с проповедью сначала в Израиль, а потом по всему миру: Шедше, убо научите вся языки, крестяще их во имя Отца и Сына и Святого Духа (Мф. 28:19). Им одним он дал ключи Царствия, право вязать и решить: в первый раз в виде обещания будущего дара сначала одному Петру за его исповедание (см.: Мф. 16:19), а вскоре и всем прочим апостолам: Аминь [бо] глаголю вам: еже аще свяжете на земли... будет разрешена на небесех (Мф. 18:18). А затем, явившись в день Своего воскресения, и самим делом дал им эту власть. Пришел Иисус, — повествует святой евангелист Иоанн, – и стал посреди (учеников), и говорит им: мир вам! Потом, показав в удостоверение Своего воскресения ребро и руки Свои, сказал им вторично: Мир вам! Как послал Меня Отец,так и Я посылаю вас. Сказав это, дунул, и говорит им: примите Духа Святаго. Кому простите грехи, тому простятся; на ком оставите, на том останутся (Ин. 20:19, 21-23).

Из этих слов Господа ясно, что апостолам дана была особенная благодать, и именно специально пастырского содержания. В самом деле, если бы Он дал им в этот раз общую благодать, то в таком случае совершенно непонятно было бы ненужное повторение ее в день Пятидесятницы, когда, кроме апостолов, были и другие верующие, получившие общие дары Духа Святого. Да и помимо этого, из самого содержания этого специального дара явствует, что Он решительно выделял апостолов из прочей среды. Власть прощать грехи, или растворять двери Царства Небесного, спасать, впускать во двор Христов или же отлучать от него — это и есть дар именно пастырских полномочий пасения, управления, данных лишь избранным, ибо в случае распространения его на всех верующих самый дар потерял бы всякое реальное значение; тогда все являлись бы отпущающими, но не было бы отпущаемых, все — пастырями, но без пасомых. Между тем прямой, буквальный смысл, устраняя всякие затяжки, ясно выделяет апостолов в исключительное пастырское положение, что еще более освещается предшествующими словами Господа: Как послал Меня Отец, так и Я посылаю вас. Следовательно, в каком положении по отношению к миру стоял и стоит Христос, в таком же теперь ставятся и они, а дело Христово, то есть дело спасения, искупления или, говоря словами нашей науки, дело пастырства, выделяло Спасителя в исключительнейшее положение не только по отношению к неуверовавшим, но даже и ближайшим ученикам. Следовательно, в такое же отношение ставятся теперь и апостолы.

Лебедев: Что же тогда практически представляет собою Церковь Христова в своем состоянии земного человеческого сообщества?

Очевидно; что она еще не есть Царство Небесное — торжествующая Церковь святых, хотя духовно сообщается с ней, имеет ее как бы своими духовными недрами. Очевидно также, что земная Церковь — это и не «мiр сей», то есть Царство, которое уже не от мiра сего. Земная Церковь не тождественна ни небесному, ни земному бытию. По удачному выражению А. Риу, Церковь не уравнивается ни с Богом, ни с тварью, но является ипостасным ядром присутствия Бога в мiрe и мiрa в Боге[3]. В своем земном состоянии человек с величайшим трудом может сохранять чистоту, обретенную в Крещении. Собственно, этой чистоты души обычно человек и не сохраняет. Даже если он и не грешит в том смысле, что не совершает особо предосудительных поступков, то различные греховные состояния и движения души, могущие также и проявляться в словах и делах, бывают свойственны ему. Но грех, даже внутренний, сокровенный, вновь кладет между Богом и человеком непроходимую пропасть. Уничтожить ее, вернуть то, что потеряно, то есть чистоту души, обретенную в Крещении, человек своими силами не может. Требуется чрезвычайное, особенное Божие действие. И оно совершается в таинстве Покаяния, которое потому и называется в увещательной молитве «вторым Крещением». Такое восстановление человека во Христе, повторное и повторяемое «до седмижды семидесяти» раз очищение его от грехов стало возможным только благодаря подвигу Спасителя, единожды уже взявшего на Себя все грехи мiра и распявшегося за них на Кресте.

Нетрудно видеть, что такая потребность в повторных очищениях связана с тем, что, хотя в Крещении и Покаянии отмываются человеческие грехи, предрасположенность к ним остается, как след, как та поврежденность или несовершенство, к преодолению которых должен стремиться человек путем личного духовного подвига. Практически оказывается, что крещеный человек живет в этой земной жизни отчасти уже по «новому Адаму» — Христу, но отчасти все еще — по «ветхому».

Для того, чтобы такой, в таком состоянии пребывающий человек мог стать сообразным Христу в Его Священстве для Церкви (для других), явно недостаточно простого человеческого обряда благословения в значении «поручения» исполнять пресвитерские обязанности; требуется чрезвычайный дар Святого Духа, Его особенная благодать, «врачующая» и «восполняющая» в предрасположенном ко греху человеке то, чего сам он уврачевать и восполнить принципиально не может. Требуется таинство Священства.

В этом еще одно обоснование необходимости Священства как таинства. Оно не последнее. В итоге мы постараемся суммировать все, что удастся увидеть в этой важной теме. А теперь зададимся вопросом: что же конкретно в Священстве Церкви относится непосредственно к «христологическому» ее аспекту, а что — к «пневматологическому»? Лебедев

Протестанты, понимая всю важность этих установительных слов Христа, стараются возражать против их с двух сторон. Прежде всего, признавая специальность дара, и именно пастырского, они утверждают, однако же, что нельзя распространять его на преемников апостольских. Но неосновательность подобного возражения становится очевидной не только ввиду продолжающегося и доселе факта существования еще совсем непросвещенных язычников, которые жду! учащих, крестящих, отпускающих грехи, то есть продолжателей апостольского дела, а также и вследствие постоянных грехопадений христиан, требующих очищения. Потому Господь перед самым вознесением Своим, посылая одиннадцать учеников (см.: Мф. 28:16) проповедовать и крестить, прямо сказал им: И се, Аз с вами есмь во вся дни до скончания века [Мф. 28:20]. Апостолы не могли жить до конца века — следовательно, это обетование должно относиться ко всем преемникам их.

Другие, наоборот, стараются распространить смысл и рассматриваемых слов на всех верующих, отстаивая свое учение о христианском всесвященстве. Но это тенденциозное возражение по существу рассмотрено выше. Теперь же обратимся к тем аргументам, в которых по видимому утверждается положительная мысль о всесвященстве. Из многих приводимых протестантами мест мы рассмотрим самое главное, это слова святого апостола Петра, обращенные ко всем христианам: Устрояйте из себя, — говорит он, — дом духовный, священство святое, чтобы приносить духовные жертвы, благоприятные Богу... Вы — род избранный, царственное священство, народ святой (1Петр. 2:5-9).

Собственно, нужно быть действительно тенденциозным, чтобы в приводимых словах отыскивать понимание пастырства как особого института. Если допустить это, ro прежде всего в высшей степени странно было бы видеть радикальное противоречие в одном и том же послании, так как в 5-й главе тот же самый апостол Петр говорит о пастырях после назидания простых читателей: Пастырей же ваших умоляю я, сопастырь... пасите Божие стадо, какое у вас... не господствуя над наследием Божиим, но подавая пример стаду... а младшие, повинуйтесь пастырям (1 Петр. 5:1-5). Правда, здесь пастырь по-гречески πρεσβύτερος, то есть старший; но не только по словоупотреблению в Священном Писании, но и по самому смыслу данной речи этот класс ясно выделяется здесь из простых верующих: пресвитер противополагается стаду, которое он обязан пасти, управлять им, подавать ему пример. При этом апостол увещевает пасти не властно, не господствуя, а смиренномудренно (I Петр. 5:3-5); такое добавление имеет хоть какой-нибудь смысл лишь при том предположении, что у пресвитеров была, следовательно, возможность увлечься чрез меру своими правами, и, следовательно не в отрицание, а лишь в ограничение, а значит, и в утверждение этих особых полномочий и писал апостол Петр; какие то были права — это вопрос другой, но ясно, что учение о равном священстве всех данным местом послания ясно отрицается.

Отсюда уже, дабы избежать столь грубого противоречия, необходимо следовательно, приводимые слова о царственном священстве понимать не в смысле всеобщего пастырствования, а лишь в смысле нравственного освящения, духовного жертвоприношения Богу своей чистоты, и не более того, о чем прямо и свидетельствует контекст предыдущих слов апостола: Отложив всякую злобу и всякое коварство, и лицемерие, и зависть, и всякое злословие [1 Петр. 2:1], возрастайте в спасение, приносите духовные жертвы [1 Петр. 2:5); это и значит священство святое — Ιερаτευμα аγιος. А называть христиан таким именем было всего более естественно именно апостолу Петру, так как он по-преимуществу был апостолом обрезанных, к ним же, пришельцам, рассеянным по Малой Азии (1 Петр. 1:1), писал первое свое послание; кроме того, сам хорошо знал Ветхий Завет, а потому, естественно, должен был говорить именно на языке ветхозаветном; если иудеи прежде надеялись более всего на жертвы плотские, то теперь они должны приносить уже «жертвы духовные», а эта мысль естественно наводит его на сравнение хрис

тиан со священниками. Таким образом, здесь ιεράτευμα ни более ни менее как простая аналогия, тем более, что она – не самостоятельная, а заимствована здесь из того же ветхозаветного Писания и, следовательно, в том же смысле и должна быть принимаема. Если вы, — говорит Господь народу израильскому чрез Моисея, — будете слушаться гласа Моего... то будете Моим уделом из всех народов, ибо Моя вся земля, а вы будете у Меня царством священников и народом святым (Исх. 19:5-6). Но так как в той же главе говорится и о священниках именно как о особо существовавшем классе, резко отличаемом от простого народа, а, кроме них, упоминается еще особенно о Моисее и Аароне (см.: Исх. 19:24), то ясно, что под именем всеобщего священства израильского нужно разуметь нравственное освящение, исполнение заповедей завета с Богом, послушание гласу Его. Следовательно, в таком же смысле должны были те же слова понимать и святой апостол Петр в своем послании, и пришельцы. И только действительно тенденциозно-гордая протестантская мысль, стремившаяся в протест давлению римско-католического духовенства оправдать самочинное «всесвященство», могла отыскивать сокровенный смысл там, где есть простая паратлельная цитата о духовной жертве. Нет нужды разбирать все прочие места Священного Писания, на которых думают обосноваться бессвященные секты, так как и из сказанного уже ясно, что пастыри составляют специальный класс, который Дух Святый постави епископы, пасти Церковь Господа и Бога, юже стяжа кровию Своею (Деян. 20:28; ср.: Ефес. 4:11; 1 Кор. 12:28; Рим. 1:5 и др.). Так всегда и понимала и учила святая Церковь: апостолы ставили себе преемников, а те, в свою очередь, по всем градам посвящали пресвитеров (Тит. 1:5) через Таинство рукоположения. И все последующие истинные сыны Церкви и, что особо примечательно, святые, хотя сами иногда уходившие в безлюдные пустыни, всегда признавали и отстаивали авторитет пастырей (особенно святые Игнатий Богоносец, Киприан Карфагенский, Григорий Богослов, Василий Великий, Симеон Новый Богослов и др.) — наоборот, отрицателями его были всегда люди или безнравственные, или же гордые, почему от таких людей терпела не Церковь, а сами же протестовавшие, которые благодаря своему рационализму отпадали от нее и обособлялись в секты и раскол.

Таким образом, пастырство есть учреждение не человеческое, а Божественное; оно существует не только de jure humano¹³, но по преимуществу de jure divino¹⁴.

Итак, и с точки зрения практическо-дисциплинар-ной, и историко-психологической, и нравственно-мистической, и, наконец, догматико-экзегетической вполне оправдывается пастырство, как особенный класс со специальными полномочиями, правами и обязанностями. Следовательно, уже поэтому оно может быть предметом и особой науки.

13    По праву человеческому (лат.). – Прим. ред.

¹⁴      По праву божественному (лат.). – Прим. ред.

Теперь перейдем к следующему возражению против нее.