Нападения на научение

Британская кляйнианская техника

Год издания и номер журнала:

2006, №4

Автор:

Хиншелвуд Р.Д.

Комментарий: Данная статья была впервые представлена в качестве доклада 11 ноября 2006 года в Москве на Семинаре «Техника современного кляйнианского психоанализа» и презентации книги «Словарь кляйнианского психоанализа», который организовали Общество психоаналитической психотерапии, Институт практической психологии и психоанализа и Харьковское психоаналитическое общество. Перевод: З. Баблоян Редакция: И.Ю. Романов

Я предлагаю вкратце остановиться лишь на трех особенностях современной британской кляйнианской техники анализа - как я ее понимаю.

Процесс

Воззрения Мелани Кляйн на аналитический процесс были весьма специфическими. С самого начала ее деятельности Кляйн заботили уровни тревоги, которую она обнаруживала у своих пациентов-детей. В ее подходе этому аффективному уровню уделялось повышенное внимание. Если удается сделать интерпретацию, которая прослеживает тревогу вплоть до самых ранних стадий, заявляла Кляйн, тревога модифицируется. И эта модификация для аналитика ощутима. В своей книге «Психоанализ детей», вышедшей в 1932-м году (Klein, 1932), Кляйн дает много тому примеров¹⁾.

Аффект в материале > Интерпретация > Изменение аффекта

Ее интерпретация указывала на деятельность фигур, вызывающих аффект, особенно тревогу; в качестве реакции она старалась уловить изменение качества тревоги. Зачастую степень торможения в игре она полагала индикатором тревоги.²⁾

Аналитическая связь

Вторая особенность кляйнианского анализа заключается во внимании к тому, как пациент устанавливает связь со своим объектом, аналитиком. В середине двадцатого века многие аналитики стали пересматривать свои взгляды на природу контрпереноса и его возможное использование. Наиболее красноречиво это выразила Паула Хайманн, в то время - последовательница Кляйн.³⁾ Для кляйнианцев аналитик стал объектом особого типа - так же, как игрушки были особенными объектами для детей–пациентов Кляйн. В аналитическом сеттинге аналитик оказывается настоящей игрушкой, используемой для выражения объектных отношений чрезвычайно глубокой природы, близко к бессознательной фантазии. Такого рода игра с аналитиком (теперь мы называем ее разыгрыванием) естественным образом воздействует на аналитика. По словам Розенфельда,

«Необходимо установить такой контакт с чувствами и мыслями пациента, чтобы самому чувствовать и переживать, что с ним происходит - это необходимое предусловие психоаналитического лечения» (Rosenfeld, 1987, p. 12).

Фактическое воздействие на аналитика зависит от той роли, которую он берет на себя в бессознательных фантазиях пациента. Подлинная работа аналитика заключается в том, чтобы осознать эту роль. Как сказал Бион, «аналитиком манипулируют, заставляя его играть роль, распознать которую весьма трудно, в бессознательной фантазии другого человека - если не происходит то, что я могу по воспоминаниям назвать лишь временной утратой [аналитиком] инсайта» (Bion, 1952, p. 149). Проблема состоит в том, чтобы подхватить эти бессознательные подсказки. Бетти Джозеф расширила этот принцип, требуя [от аналитика] чувствительности к различным типам материала. Она продвинула интерпретативный подход Кляйн на шаг вперед. Джозеф рекомендует, чтобы мы в оценке материала и отклика на интерпретацию использовали то ощущение, которое мы субъективно переживаем, наряду с такими очевидными объективными признаками, как снятие торможения и символическое содержание материала.⁴⁾ Если эти различные аспекты сходятся вместе и указывают на общую бессознательную фантазию, происходит процесс триангуляции:

«Сегодня аналитик считает, что находится на принимающей стороне того запроса, чтобы он разыгрывал некий внутренний объект или некую часть самости пациента. Аналитик принимает эти запросы как конкретные проекции, побуждающие его разыгрывать такие роли. Поэтому от аналитика требуется, чтобы он контейнировал проекции пациента, то есть внутренние объекты пациента или его отщепленные части».

Так что в значительной мере кляйнианская техника во всех случаях настолько же стремится сосредоточиваться на функционировании Эго, насколько и на символическом содержании. Однако здесь мы рассматриваем особую функцию Эго: способ, которым одно Эго соединяется с другим. Принимается за аксиому, что «одно душевное состояние ищет другое душевное состояние, как рот ищет сосок» (Breman-Pick, 1986). Эта врожденная поисковая активность продолжается от рождения до смерти, и является главной в активности как аналитического сеттинга, так и повседневной жизни. Психика аналитика, как только пациент ее обнаруживает, становится для пациента «игрушкой», с которой и внутри которой пациент разыгрывает свои самые острые драмы.

Нападения на научение

Когда в 1950-х годах разрабатывались новые взгляды на контрперенос, кляйнианцы также использовали свою технику в анализе пациентов-шизофреников. Идеи Кляйн получили грандиозное развитие. Основное и продуктивное влияние на кляйнианский психоанализ оказало представление об анализе как научении. Начало этому представлению положил Фрейд, назвав свою первую большую работу «Толкование сновидений». «Толкование», или «интерпретация» - это поиск значения, обучение новому знанию. Биона интересовал когнитивный дефект шизофреника, проходящего анализ, его неспособность изучать свою реальность. Свои идеи Бион возводил к работе Фрейда «Положение о двух принципах психической деятельности» (Freud, 1911), где Фрейд ввел понятие «принципа реальности». Бион пришел к выводу, что психоаналитическая связь - это связь научения, и назвал ее «К» - или «К-связь». Под «К» он подразумевал совместную деятельность по производству нового знания о пациенте.

Он противопоставил «К» другим связям, которые могут развиваться в аналитическом сеттинге, и назвал их «L» и «H», тем самым фиксируя реакции любви (loving) и ненависти (hating), которые аналитик и пациент могут испытывать друг к другу. Выражая эту идею в наиболее лаконичной форме, Бион советовал отказаться от памяти и желания (Bion, 1967). Так возникает простая схема, позволяющая распознать, когда мы работаем как аналитики, производя новое знание, знание о пациенте, а когда сдвигаемся к некоему разыгрыванию - вознаграждающему или защитному. Представление о том, что аналитический сеттинг служит научению и ничему более - это кляйнианский вариант фрейдовского правила абстиненции.

Однако Бион не считал, что это просто техническое нерушимое правило, и таким образом он и поздние кляйнианцы развили понятие об абстиненции и о контрпереносе. К-связь не есть нечто, что необходимо установить, и дальше анализ будет продолжаться как процесс научения. Сама К-связь является центром, вокруг которого разыгрывается динамика сеанса. Пациент (и, возможно, аналитик) - может сопротивляться «К». Следуя Биону, сегодня мы признаем, что один из откликов на интерпретацию представляет собой упразднение научения, которое она может запускать.

Джозеф, в частности, предположила, что в трудных неизлечимых случаях происходят нападения на знание и научение. Возможность анализировать символы и смыслы утрачивается, поскольку разрушается сама осмысленность. Это кляйнианская версия понятия негативной терапевтической реакции. Согласно данному подходу, в аналитическом сеттинге врожденная деструктивность человека характерным образом приобретает именно такую форму - нападения на научение и знание. По сути, на каждом аналитическом сеансе мы усматриваем динамику колебаний между образованием К-связи и нападением на нее.

Сосредоточенность на К-связи и отход от нее характеризуют современную кляйнианскую технику. За последние три десятилетия в кляйнианской технике произошел значительный сдвиг.

«[Сегодня] общая тенденция заключается в том, чтобы говорить с пациентом, особенно если он не психотик, меньше на языке анатомических структур (грудь, пенис) и больше на языке психологических функций (видение, слышание, мышление, опорожнение и т.д.)» (Spillius, 1988, p. 9).

Интерпретации обрисовывают, каким образом аналитик втянут в разыгрывание некой роли, что позволяет атаковать функции Эго, или же - роли, помогающей поддерживать эти функции. В этом динамическом процессе внутренние объекты, аналитик и части самости так упорядочиваются в бессознательной фантазии, чтобы поддерживать научение, или же нападение на него. Эти клинические феномены показывают, каким образом организуется Эго пациента, следуя инстинкту жизни, или же над ним захватывает власть организация, служащая инстинкту смерти.⁵⁾

Теперь мы можем рассмотреть фрагмент материала в этих трех ракурсах. Я опишу проблему К-связи, усилия по распознания той роли, которую я играл в фантазиях своего пациента, и процесс интерпретации-отклика.