Нравился ли уфимцам генплан 1819 года

Известно, что в XIX веке столичные архитекторы составляли проекты, а губернские по ним строили. Так ли все это было в Уфе?
Весь XIX век город застраивался по генеральному плану Уфы, составленному в 1819 г. В 1940-е годы местные архитекторы Н.Лермонтов и М.Сахаутдинова дали ему положительную оценку. С ними соглашались и краевед Н.Барсов, и другие. Сравнивая карты Уфы разных лет, можно сделать вывод, что проект был реализован почти полностью, это говорит о его умелом исполнении. Казалось бы, эта тема закрыта. Но мне захотелось узнать, что думали сами современники, какую оценку они давали этому плану, выполненному в основном петербургскими проектировщиками.
Годы работы в архивах удовлетворили мое научное любопытство. Когда я перелистывала желтые шершавые листы, вдыхая пыль прошлого столетия и стряхивая песок (его тогда использовали для подсушки чернил), у меня захватывало дух от сознания, что к этим документам еще не притрагивались исследователи.
Корявый почерк письмоводителя зашифровал на целое столетие бесценные свидетельства градостроительной истории Уфы. Вот они, эти доказательства, которые я надеялась найти: уфимцы жаловались то на губернских архитекторов, то на хваленый генплан 1819 года. Значит, в Уфе новые европейские правила строительства внедрялись не столь легко, порою даже встречали сопротивление. Почему?
Я думаю, что ответ на этот вопрос кроется в понимании общеизвестного правила градостроительного искусства: ландшафт и достопримечательности придают своеобразие застройке. А уфимцы как раз и стремились их сохранить. Далее привожу доказательства.
Первые уфимцы прислушивались с уважением ко всем древним преданиям об исчезнувших поселениях, которые якобы находились рядом с Уфимской крепостью. Они верили, что духи исчезнувших городищ продолжают жить и влиять на жизнь родного города. Чтобы не разгневать их, эти места не застраивались. Крепость была построена на «чистом месте», то есть там, где не было древних построек — могильников и т.п., что мы называем сейчас археологическими памятниками. На их месте в городе появлялись незастроенные участки-островки. Они и придавали городской планировке живописность. Для храмов же места выбирались, как правило, там, где было знамение свыше.
Нужно отметить, что исследователи истории строительства уфимской крепости использовали только один метод, где критериями выбора места для ее размещения назывались удобный рельеф местности и другие природные факторы. В 1990—2000 гг. в своих работах на эту тему уфимские историки Р.Г. Буканова и В.Ф. Сафаров применили тот же метод, но в более расширенном и аргументированном виде. Однако в современной науке градостроительного искусства существует и другой метод исследования, где учитывается религиозный фактор. К примеру, доказывается положение, что в древние века старались ставить города на так называемом «чистом (хорошем) месте», которое находилось под божественным покровительством. Московский ученый, доктор архитектуры, И.А. Бондаренко написал много книг об этом, где доказывает, что нельзя закрывать глаза на религиозные представления создателей таких крепостей, которыми была выработана своя методика выбора мест для строительства. Для некоторых городов ему удалось найти документальные подтверждения сказанному. К сожалению, применительно к Уфе такие свидетельства не обнаружены, но и никто не может отвергнуть тот факт, что строители в те времена всегда начинали работу после молебна и благословения священника. Они с иконами обходили места, где собирались строить. В этот момент, как правило, происходили «знамения свыше»: исцеление, паралич, видение, «глас» и др. Известно, как в XVIII в. было определено место для возведения Спасской церкви (ул. Октябрьской революции). В этом месте остановилась икона Спаса Нерукотворного, когда жители переносили ее в собор. Меня всегда интересовала причина посвящения церквей тем или иным святым. Почему из такого большого пантеона святых было отдано предпочтение св. Николаю, Михаилу для наречения их именами уфимских надвратных башен. Какие «знамения» повлияли на этот выбор? Все эти «чудесные» события фиксировались в церковных книгах, но они куда-то исчезли.
Откуда появилось предание о городе Тура-Тау (ул. Сочинская)? Думаю, русским рассказывали о нем башкиры, жившие за рекой. Они могли предупредить первых уфимцев и об опасных местах, где жили «злые» духи. Обычно они связаны с преданиями о древних могильниках (городах мертвых) или поселениях. Православные люди, среди которых было много и суеверных, не могли игнорировать такую важную информацию, от которой зависели их здоровье и благополучие.
В XIX в. идеи и практика внедрения регулярного градостроительного искусства круто изменили подобные представления уфимцев. Во-первых, теперь места для церквей выбирали сообща столичные и местные специалисты. Во-вторых, я не встречала в архивах документов, свидетельствующих о строительстве церквей XIX в. на местах, выбранных каким-то особым методом или на «чистом месте». Более того, жилые дома возводили на местах старинных кладбищ, и уфимцы в них спокойно жили. Мне попадались сведения о том, что уфимцы вообще неохотно переселялись в новые кварталы с широкими улицами и мостовыми вдали от реки. Это одна из причин, почему новые центры российских городов долго пустовали. Например, Соборная площадь Уфы, которую начали застраивать в 1820-е годы, превратилась в долгострой (до 1870-х годов), портящий вид губернского города, не только из-за недостаточных средств в казне, но и из-за нежелания горожан вкладывать свои средства в строительство на новой площади.
Перечитывая книгу «Если не будете как дети» М. Чванова, в которой исследуется история города, я обратила внимание на замечание славянофила И.Аксакова, которое он сделал в своей книге «Как рождаются города в России»: «Большая часть из наших городов встают живым протестом против мысли о возможности возбудить народную жизнь искусственным путем там, куда ее ничто не тянет (...) и теперь еще найдутся города, пожалованные в губернские, но остающиеся пустыми, безлюдными, неустроенными, будто недоделанными». Эти строки вызвали у меня подозрение, что Аксаков написал их под впечатлением от рассказов об Уфе. Он мог их услышать от своего брата Григория, который был уфимским губернатором в 1860-х годах и активно занимался вопросами достройки Соборной площади, гостиного двора, благоустройства города.
Но справедливости ради надо сказать, что и в XIX веке Уфа формировалась не только «искусственным», но и «естественным» путем. Авторы проектного плана 1819 г. не рассматривали вопрос о засыпке извилистых русел оврагов вдоль улиц старого города, в результате чего старинный ландшафт как градообразующий элемент Уфы был сохранен. Но они предложили выровнять «межовражные» улицы в восточной части старого города, выровнять русло реки Сутолоки (самый большой овраг Уфы), произведя для этого снос строений вдоль ее берегов и разбив зеленый бульвар. Только в советское время частично был выполнен завет старых проектировщиков: были снесены почти все дома вдоль Сутолоки. Тогда было сделано то, что отказывались делать упрямые жители Уфы XIX века, усматривавшие в беспорядке кривых линий эстетику, характерную для духовной культуры их прадедов.
Уфимцы XIX в. «бойкотировали» насаждаемый сверху принцип регулярного города, привнесенный от западной культуры. Они не митинговали, а, судя по найденным мной документам, просто не ровняли улицы в восточной части (там в основном жили мещане) и ругали план 1819 г. в городской думе за то, что он не учел местных особенностей и привычку жителей почитать традиции.
Выявлены документы 1864 г., в которых современники свидетельствовали, что Старая Уфа (район г. Уфы) построена без всякого плана, почти все строения возведены на неплановых линиях. Губернский инженер Черфолио жаловался, что «чуть ли не каждый домовладелец» строится «по своему усмотрению». Так, житель Брусянин построил на Малой Казанской (Свердлова) улице каменную прачечную рядом с домом соседки без всякого разрешения. Впрочем, власти зачастую и сами добавляли путаницы в это нагромождение дворов и заборов, усадеб, огородов, бань и сараев. Например, А.Исакову в 1870 г. отвели место под застройку бакалейной лавки и питейного заведения в глубине квартала на краю оврага, выходящего к реке Сутолоке. Но «забыли указать» ему, что здесь были устроены поперечная улица от женского монастыря и проход к общественному колодцу, а также «не назначили» переулок к самому дому Исакова. Соседи мещанки А.Кадкиной из Старой Уфы жаловались на архитектора, разрешившего построить ей дом, загородивший проезд на улицу.
О Старой Уфе, имевшей проулки, усадьбы неправильных очертаний, самый большой процент в городе «маломерных» мест, в журналах городской думы за 1889 г. была сделана запись: «Самая старая древняя часть города, носящая название Старой Уфы, искони застраивалась без всякого соображения с каким-то ни было утвержденными и проектными планами, и в результате получилось такое хаотичное расположение кварталов, садов и проулков, что только человек, родившийся и выросший в ней, сумеет не потеряться в любой ея стороне».
Аналогичная ситуация была с застройкой слобод, самовольно возникших на окраинах: Нижегородская, Золотухинская (набережная вдоль ул. Сочинской), Архиерейская, Труниловская (набережная ниже Дома Правительства Республики) — и даже в центре Уфы, в неудобных к застройке оврагах, в затапливаемых низинах, на городских выгонах. Селились там бедные люди, которые «по своему состоянию не могут приобрести внутри города дворовые места при скудности средств».
Городские власти пытались контролировать хаотичную застройку окраин, исправлять «неправильные» очертания кварталов. Еще в 1868 г. был составлен особый план застройки Нижегородки, где указывалось количество земли, занимаемой каждым домовладельцем. Но из 242 домов только 37 были выстроены «с разрешения». В Солдатской слободе городские власти сами отдавали землю под застройку разным лицам.
Застройка новой территории Уфы в 1860—1880-х гг. продвигалась на восток, равномерно возникали квартал за кварталом. Давняя традиция жить ближе к реке еще сохранялась, многие состоятельные уфимцы неохотно переселялись в «верхнюю» часть города, не желали вкладывать средства в строительство торговых рядов на новой Верхне-Торговой площади. Городские власти стимулировали переселение. Для этого в 1868 г. было издано распоряжение о запрете «строения каменных обывательских домов» на Большой Казанской улице (ул. Октябрьской революции).
Таким образом, критика славянофила И.Аксакова была направлена и в адрес авторов генплана Уфы 1819 г. как исполнителей воли администрации. Ведь царь тогда утверждал все генпланы городов.
И все же в основном духовные потребности горожан были удовлетворены. Например, сохранились в виде городских площадей достопримечательности дорегулярного города — территории исчезнувших к XIX в. крепости (Монумент Дружбы) и монастыря с погостом (ул. Сочинская, 10). На месте крепости уфимцы предлагали установить памятник защитникам города, но дело до конца не довели. Пмятники в виде часовен и Народного дома, названного в честь писателя С.Аксакова (Театр оперы и балета), поставили. А разве не стала городской достопримечательностью одна из главных площадей — Александровская — с церковью и казармами, перед которыми устанавливали эшафот для публичной казни? В те времена и железнодорожный вокзал (построен в 1888 г.) считался достопримечательностью, поэтому архитектура его здания была празднична и нарядна. Ведь столь редкие пассажирские поезда дальнего следования, проходившие транзитом через Уфу, становились настоящим событием для неизбалованных светскими новостями уфимцев. Памятным днем для них стала транзитная остановка царского поезда в 1914 году. Для приветствия Николая II собралась вся Уфа.
Таким образом, чтобы давать объективную оценку градостроительной истории, необходимо изучать историю всех сфер жизни горожан. Бельские просторы. №5 2006:http://www.hrono.info/text/2006/semen05_06.html