Историческая динамика личности

Историчность личности рассматривалась в социальной теории глав­ным образом в разрезе построения исторических типологий характеров. Считалось, что определенный характер доминирует в течение какого-то исторического периода, а затем, с наступлением новой эпохи, заменяется другим. Классической последовательностью является типология Дэвида Рисмана. В своей книге «Одинокая толпа» он выделяет три характера: ориентированный нл традицию, внутренне ориентированный и ориенти­рованный на другого. Еще одна типология принадлежит Чарльзу Райху: Сознание I, Сознание II, Сознание III. Джон Кэрролл говорит о трех типах: пуританском, параноидальном и освобождающем (remissive). Про­игрываются также многочисленные вариации на тему традиционный versus модерный. Пол Хох в своей книге «Белый герой, черный зверь» вместо последовательности характеров предлагает их чередование. С его точки зрения, два мужских характера, пуританин и плейбой, гоняются друг за другом на протяжении примерно 3000 лет истории человечества.

303

ГЛАВА 10

Гораздо более тонкий подход к данной проблеме развивался в ис­следованиях Франкфуртской школы, посвященных психологии фа­шизма. Эрик Фромм в своей работе «Страх и свобода» утверждает, что структура авторитарного характера послужила психологическим решением проблем отчуждения, возникших в условиях экономического и культурного развития капитализма, но не только их. В уже упоминав­шейся книге «Авторитарная личность» жесткий характер, насыщен­ный предрассудками, противопоставляется другим типам характера, сформировавшимся при тех же самых условиях. Развиваемая в Главе 9 данной книги аргументация направлена на доказательство того, что множественность путей формирования гендера приводит к множествен­ности в модели личности.

Историчность личности может быть понята как изменение — под воздействием динамики социальных отношений — точек напряжения в развитии личности и политики личной жизни. Нет необходимости предполагать последовательность доминирующих типов характера, чтобы анализировать изменения мотивации и организации личности. Это может быть сделано путем признания постоянно возникающих множеств ограничений и возможностей, в пределах которых образуется действительное разнообразие личностей.

Приложение этого подхода к анализу гендерного характера понятно в принципе, но трудноосуществимо на практике. Проиллюстрируем как проблемы, так и возможности этого подхода на примере недавних исследований истории фемининности.

Бим Эндрюс, автобиографию которой я цитировала в Главе 8, спрашивала: «Как жить правильно?» Хотя альтернативные типы фе­мининности, которые она наблюдала, интересовали ее сами по себе, самое замечательное в ее позиции было то, что она воспринимала их как выбор. В мире Бим присутствовала не единственная модель в качестве ее природного характера или неизбежной судьбы. Она была дочерью служанки, а свои юношеские годы провела в Кембридже в 1920-х годах, т.е. росла отнюдь не в обстановке жарких феминистских споров. Однако традиционная модель гендерных отношений и женственности была по­дорвана в южной Британии предыдущим поколением. Волнения в обще­стве, вызванные женским суфражистским движением, были одним из

ЛИЧНОСТЬ КАК ПРАКТИКА

наиболее наглядных внешних проявлений этого процесса. Другими его проявлениями стали литературные споры вокруг новой женщины, новый приток женщин в тяжелую промышленность во время Первой мировой войны и мобилизация некоторых групп работниц в профсою­зы и кооперативное движение. Возможно, наиболее важным моментом в этом процессе стала система массового образования, позволившая девушкам из рабочего класса посещать начальную школу, а некоторым из них — продолжить свое образование в средней школе. Одной из этих девушек как раз и стала Бим Эндрюс, которая «чувствовала себя ужасно неудобно из-за того, что всегда училась лучше всех в классе» и которая училась в школе до четырнадцати с половиной лет. Этот опыт Бим, видимо, хорошо сочетался с сильным желанием ее матери держать ее «подальше от работы служанки» и ограждать от кружка тех ее сверстниц, которые были «женами и матерями уже с детского сада».

Подобный опыт для того времени был незаурядным, но не единич­ным. Он являлся частью исторического изменения в конструировании фемининности у более богатых слоев капиталистического мира. Ана­логичное изменение можно проследить в некоторых частях Австралии благодаря последним исследованиям таких социологов и социальных историков, как Керрин Рейгер, Джилл Мэтьюз, Майкл Гилдинг, Энн Гейм и Розмари Прингл. Эти исследования показывают сложные инсти­туциональные изменения, произошедшие в первой половине XX века и повлиявшие на гендерные отношения в семье, государстве, на рынке труда и в сфере профессиональной занятости. К числу этих изменений как раз относятся те, которые коснулись жизни Бим Эндрюс: расшире­ние образования для девочек и изменение его содержания; изменение структуры домохозяйства и разделения домашнего труда, которое до­вольно быстро свело на нет систему домашних слуг как массовой сферы занятости; рост сегмента офисной работы для женщин.

Совокупность этих институциональных изменений привела к то­му, что в жизни молодых женщин встали новые проблемы, связанные с конструированием фемининности в подростковом возрасте и юно­сти. Особенно важными представляются две из них. Первая — выбор профессии. Эта проблема пришла на смену выбору между следованием традиционному жизненному пути для женщины или протестом против

 

304

305

ГЛАВА 10

него. Новая женщина — это, в сущности, женщина, сфера занятости которой лежит вне дома. Но главная проблема состояла не в выборе между разными видами труда, а скорее в изменении подходов к труду. В первые десятилетия XX века изменилось представление о домашней хозяйке как профессии. Наряду с другими вещами сюда входило раз­витие домоводства как гендеризованного учебного предмета. До этого времени оплачиваемая занятость женщины была вопросом нужды или респектабельности (в XIX веке трудовая аристократия и мелкие бизнесмены считали, что не работающая вне дома жена — признак профессиональной успешности ее мужа). Теперь она стала проблемой отказа от профессии домашней хозяйки.

Вторая проблема — конкуренция с мужчинами. Она стояла на по­вестке дня значительно дольше — об этом свидетельствует изгнание женщин-рабочих из горного дела и тяжелой промышленности. Однако, как показывает Сьюзен Магари, концепция раздельных сфер занятости, прошедшая длинный путь рационализации, на рубеже XIX и XX веков начала терять свои позиции. Например, школьные успехи у девочек были явно выше, чем у мальчиков. В Австралии в первое десятилетие XX века доля девочек-учащихся в возрасте 14—17 лет была значительно выше, чем доля мальчиков.

Эти изменения не могли автоматически привести к формированию новой фемининности, но они, безусловно, преобразовали поле, в рамках которого формируются половой характер и отношения между разными типами фемининности. Прославление нормативной нуклеарной семьи в середине XX века и апофеоз домохозяйки, описанные Гейм и Прингл в очерке «Формирование австралийской семьи», послужили попыткой разрешения этих проблем с помощью новой модели утрированной фемининности. Тем самым проблему профессиональной занятости предлагалось разрешить посредством сознательного выбора работы по хозяйству как жизненного пути, даже как «карьеры», в духе концепции, пропагандировавшейся журналами вроде «Ридерз дайджест», адресо­ванными состоятельным женщинам. Проблему конкуренции предлага­лось решать путем устранения женщин из сфер занятости мужчин, что уравновешивалось бы путем вложения капиталов в домашнюю сферу и облегчения домашнего труда, скажем использования новых технологий типа холодильников. Поэтому средства массовой информации делали

ЛИЧНОСТЬ КАК ПРАКТИКА

акцент на современной домашней хозяйке как некоем новом феномене. В то же время весьма целенаправленно была изменена концепция брака, из которой была преднамеренно устранена идея конкуренции. В попу­лярной литературе 1950-х годов, посвященной браку, особо подчерки­вались такие моменты, как партнерский брак (companionate marriage), чувство единства и проведение времени всей семьей.

На одном уровне эта модель была навязана женщинам социальными интересами, стоявшими за подобными решениями проблем, не в послед­нюю очередь интересами производителей домашней техники, которые проводились через новые техники массовой коммуникации. На другом уровне это было подлинное решение проблем профессиональной заня­тости и конкуренции, к которому многие женщины приходили вполне сознательно.

Решение обозначенных нами проблем оказалось исторически прехо­дящим. К 1970-м годам женщины, чье детство и отрочество пришлось на 1950-е, составили основные движущие силы нового феминизма. Дороти Диннерстайн в своей книге «Русалка и минотавр» пред­лагает замечательное психодинамическое объяснение этого феномена в Соединенных Штатах. Она подчеркивает амбивалентность либераль­ного родительства, приведшего к формированию поколения мужчин 1960-х годов, принадлежащих к новым левым. Это поколение смогло порвать с государством и его истеблишментом, но не со своими мужски­ми прерогативами. Либеральное родительство также привело к форми­рованию женщин, которые, начав с участия в радикальных студенческих и антивоенных движениях, стали переносить этот новый опыт и идеи на проблемы своего собственного отчуждения от политической власти.

Более горькую интерпретацию диалектики возникновения феминиз­ма можно увидеть у Файи Тейлор, австралийской преподавательницы, у которой мы взяли интервью в процессе нашего исследования школ. Во время нашего разговора она стала вспоминать историю своей семьи:

Моя бабушка была главной в семье. Она принимала решения о том, что делать, и я думаю, что это было потому, что она была умнее, чем де­душка. Ее муж работал очень много, но управляла им она. Что означало, что именно она всем руководила. Моя мама, выйдя замуж, я думаю, не распоряжалась финансами и была ограничена тем, что ей давал ее муж.

 

306

307

ГЛАВА 10

Но она была совершенно независима в том, что она хотела делать, как она хотела использовать свое время. Поэтому она всегда делала то, что хотела, при этом помня о том, что на первом месте стоят ее обязанности. Поэтому я не сказала бы, что она когда-либо была гражданином второго класса. Но начиная с моего поколения мы могли делать все, что хотели, помня при этом, что после школы девушки не могут претендовать на любую работу. А те виды работ, которые были доступны для девушек, плохо оплачиваются и не обещают продвижения по службе, так как предполагалось, что, выйдя замуж, девушка перестанет работать. И это стало общеизвестным. Но когда это стало общеизвестным, то роли стали определяться еще более жестко. Ты не был полноправным индивидом. Вместо этого тебя запихивали в стереотипную низшую модель, и ты отнюдь не принадлежала к другой модели. И когда началась борьба за равенство, то так называемые двойные стандарты сформировались в тех областях, где раньше их на самом деле не было.

Из этого содержательного текста следует, что феминизм (а точнее, либеральный феминизм, т.е. единственное направление феминизма, с которым только и знакомо большинство учителей) является своего рода регулятивом фемининности в духе Донзело—Фуко. Когда прихо­дит конец прямой сегрегации сфер деятельности мужчин и женщин, то возникает косвенный контроль, поскольку женщин начинают сравнивать с мужчинами, тогда как изначально они находятся в неравном положе­нии, и поэтому такое сравнение для них невыгодно.

Независимо от того, правильно ли Файя подходит к данному вопро­су, изложенная ею история семьи как раз и иллюстрирует возникнове­ние конкуренции женщин с мужчинами как проблему формирования фемининности. Хотя не существует никакой феминистской личности, вполне вероятно, что типы фемининности, которые сформировались в процессе исторического развития и создали современный феминизм, основаны на общей для них личной стратегии: вступлении женщин в конкуренцию с мужчинами. Очевидно также, что другие типы фе­мининности, основанные на отказе от конкуренции, по-прежнему формируются. Габриэлье Кэри (Gabrielle Carey) и Кэти Летте (Kathy Lette) в своем автобиографическом романе «Подростковый блюз» прекрасно схватывают полярность этих типов фемининности. Книга

ЛИЧНОСТЬ КАК ПРАКТИКА

заканчивается таким эпизодом: две героини, которые, подобно другим девушкам, проводили время на пляже, прихорашиваясь и поджидая, пока мальчики, занимавшиеся серфингом, обратят на них внимание, покупают дешевую доску для серфинга и пускаются по волнам сами. Другие девушки остаются на пляже.