Личность, общество и история жизни

В Главах 8 и 9 было описано, как структуры гендерных отношений входят в личную жизнь человека и формируют его личность. Это впол­не очевидный факт, но понять его довольно трудно. Входить в данном случае — это метафора, и мы имеем право спросить: что же все-таки входит в жизнь человека? Обладает ли личность какой-то особой суб­станцией, как подразумевается при использовании другой популярной метафоры, когда говорят, что личность формируется, или складывается, в результате социального воздействия или давления, подобно тому как формируется глиняный сосуд в руках гончара?

Из критики теории социализации и обсуждения этого проекта в Главе 9 следует, что ответ на этот вопрос отрицательный. Составные элементы личности, традиционно обсуждаемые в психологии, — атти-тюды, способности, влечения, вытеснения, фантазии и проч. — нельзя отделить от социальных интеракций. С другой стороны, практики имеют личностное измерение. Есть смысл, например, говорить о спе­цифических эмоциональных проблемах конкретных социальных прак­тик, например преподавания. (На самом деле это одна из тем, которые обсуждаются в современных исследованиях учителей.) С другой сторо­ны, личность нуждается в социальном поле для самореализации. Люди, конечно, могут скрывать какие-то особенности своей личности. (Напри­мер, девочкам-подросткам, которые хотели бы встречаться с мальчика­ми, часто советуют вести себя так, чтобы не казаться умнее мальчиков.) Но личность в целом не скроешь. Более того, целенаправленные по-

297

ГЛАВА 10

пытки подобного сокрытия обычно не бывают слишком удачными. Как Фрейд говорил в связи с симптоматическими действиями,

[И]меющий глаза и уши сам может убедиться в том, что ни один смертный не в состоянии хранить свои секреты. Если молчат уста, состо­яние человека выдает дрожание пальцев. Иными словами, предательство сочится из каждой поры его тела.

В данной главе рассуждения о гендере смыкаются с современными исследованиями в области социальной психологии, с которыми можно познакомиться по следующим работам: Ром Харре «Социальное су­ществование» и «Личное существование», Пол Сикорд и др. «Объ­яснение поведения человека», Эдмунд Салливан «Критическая психо­логия» и Джулиан Хенрик и др. «Изменение субъекта». Эти теоретики предприняли попытку выйти за пределы подхода, который связывает психологию с категорией индивида, за пределы представления о том, что лабораторный эксперимент — это образцовый метод исследования, и за пределы концептуализации социального контекста как переменной, которую следует связывать с поведением. Вместо этого предлагается рас­сматривать личность в историческом контексте. Как замечает Харре, сама идея индивидуального характера и Я является продуктом коллек­тивов, конкретных обществ. При подобном подходе подчеркиваются ситуационные смыслы действия и исследуется, как личная жизнь кон­струируется через игру социальных отношений. Как говорит Салливан, «личность — это личность, постольку поскольку существует отношение Я и Ты», мир личности реляционен.

В настоящей книге личность рассматривается как социальная прак­тика, а не как сущность, отличная от общества. Личность — это то, что люди делают, точно так же как и социальные отношения — это то, что люди делают, и их действия осуществляются в рамках социальных отношений. Тем не менее существует некое отличие, делающее лич­ность самостоятельным объектом изучения. Личность — это практика, рассматриваемая под определенным углом зрения, который я называю перспективой истории жизни. Психологические концепции личности, в которых базовой формой понимания данного предмета служит ис­следование случаев, тем самым становятся важным источником социаль-

ЛИЧНОСТЬ КАК ПРАКТИКА

ного анализа. Практически забытая книга Джона Долларда «Критерии истории жизни» — блестящее изложение ранних вариантов такого подхода, иллюстрирующее этот тезис.

Издержки индивидуализма, наблюдающиеся во многих исследова­ниях историй конкретных случаев, состоят в том, что динамика может трактоваться исключительно как внутренняя. В силу этого история жизни считается единственной формой, в терминах которой может по­ниматься практика. Структурный и институциональный анализ в Час­ти II настоящей книги показывает, что подобная позиция непригодна для анализа гендера. Наиболее глубокие исследования случаев, в их числе «Каста и класс в южном городе» Долларда, сочетают логику истории жизни с логикой институционального анализа.

По крайней мере в нашем обществе люди проще всего восприни­мают себя и свои практики в терминах траектории жизни — личного прошлого и личного будущего. Время в жизни личности может также восприниматься в терминах жизненного цикла, и значительная доля научных исследований семьи, детства и юношества, а также старения осуществляется с этой точки зрения. Но история не циклична, и лич­ная история не является просто потоком. Это конструкция, это нечто созидаемое.

Созидаются, если говорить конкретно, гармоничность, разумность, понятность и удобство социальных отношений человека на протяжении времени. Особую важность имеет в этом контексте представление Сар­тра об унификации и объединении личной жизни. Без использования этого понятия социальный анализ сводит жизнь к собранию ролей, которые надо усвоить, к ожиданиям, которые надо реализовать, или к структурным позициям, которые надо занять, т.е. к человеку, который есть совокупность его ролей, Homo sociologies Ральфа Дарендорфа. Не­которые последние работы, посвященные конструированию субъектов дискурсами и созданные под влиянием Альтюссера и Фуко, очень близко подходят к этому понятию.

В своей книге «Бытие и ничто» Сартр трактует историю жизни как унификацию, которая подчинена единому принципу, структуриру­ющему множественные следствия некоторого исходного, системообра­зующего выбора. В Главе 9 уже говорилось о том, что подобная точка

 

298

299

ГЛАВА 10

зрения упрощает представление о личности и упускает из виду значение противоречия. Даже в модели Сартра предусматривается множествен­ность исходных выборов. Но важнее то, что сложности жизни личности возникают в результате структурных противоречий, которые выходят за пределы жизни отдельного человека.

Однако сколько бы ни было известно подробностей о данной жизни, жизнь личности остается непонятной, если не принимать во внимание структурные основания практики. Поразительным примером тому служит попытка дать исчерпывающую картину личности, предпринятая Робертом Уайтом в работе «Течение жизни» («Life in progress»). Уайт осуществил масштабное лонгитюдное исследование, проследив жизнь трех нормальных американцев из высшего класса, начиная с годов учени­чества и заканчивая зрелым возрастом. Он провел с ними колоссальное количество психологических тестов, а также использовал интервью и эссе. Это исследование столь же детально, сколь и тривиально по своим результатам. Поскольку в нем отсутствуют вопросы относительно структуры, которые помогли бы организовать материал, оно эклектично, невыразительно и слегка сдобрено идеологией естественного роста, присущей концепции жизненного цикла.

Полной противоположностью ему является проведенное Фрейдом исследование русского представителя высшего класса, так называемый случай Человека-волка. Следует отметить, что Фрейд ни в грош не ставил теорию социальной структуры, но как терапевт он был исключи­тельно чувствителен к влиянию структуры на динамику личной жизни. Человек-волк — это клубок противоречий, и его личность противоре­чива потому, что предъявленные ему элементы эмоциональной жизни невозможно было уложить в связное и внутренне согласованное целое. Очевидно, что классовые отношения между крестьянами и помещика­ми в предреволюционной России были напряженными. Описываемый случай показывает, как эти отношения накладывались на гендерную динамику, проявляясь в амбивалентности отношений между мужем и женой; в разделении труда между слугами, ухаживавшими за детьми, и прочей челядью; в соперничестве между девочками и мальчиками, чтобы выстроилось домохозяйство, которое для маленького мальчика превратилось в минное поле. Мой опыт интервьюирования в исследо-

ЛИЧНОСТЬ КАК ПРАКТИКА

вании историй жизни свидетельствует, что представление о противо­речивых основаниях жизни личности служит полезным обобщением, применимым к значительному числу случаев. Жизненные ситуации, предъявляемые формирующейся личности, аморфны и неудобоваримы, унификация обычно трудна, а иногда и вовсе невозможна. Формирую­щаяся модель жизни личности часто характеризуется внутренней бес­связностью, несогласованностью или разрывами. Сартр не принимает во внимание, что практика унификации, подобно всем другим практикам, может оказаться неудачной. Некоторые теоретики даже предполагают, что современное общество требует от личности внутренних разрывов. Лэнг в своей работе «Политика опыта» утверждает, что именно таким образом достигается нормальность в сумасшедшем обществе. В этом же ключе высказываются некоторые феминистские критики внешнего вида, который формируется в соответствии с канонами конвенциональной

фемининности.

Жизнь человека — это не монада без окон. Люди осознают себя, делясь своими опытами прошлого и настоящего с другими, ведь мы «члены друг другу», как говорит апостол Павел (Послание к Ефесянам, 4: 25). Подобные опыты сопереживания могут быть столь же интимны­ми, сколь интимны истории любви или брака, известные только двум вовлеченным в эти отношения людям. Но они могут быть и такими же публичными, как заседания парламента.

Коллективная практика несводима к сумме индивидуальных прак­тик. Строго говоря, вообще не существует такой вещи, как индивидуаль­ная практика. Это словосочетание является продуктом абстрагирования от ткани реляционного поведения. Даже мастурбация предполагает социально сконструированные фантазии, техники полового возбужде­ния и какое-то минимальное сообщество, в котором мастурбирующий человек становится объектом своего собственного катексиса.

Таким образом, личная жизнь — это тропа через поле практик, сле­дующих целому ряду приемов коллективной логики и реагирующих на целый ряд структурных условий, которые обычно накладываются Друг на друга и часто друг другу противоречат. Неудивительно, что теории жизни личности, которые реифицируют индивидуума и его черты, такие как теории черт характеров и шкалированные концепции гендера, об-

 

300

301

ГЛАВА 10

ЛИЧНОСТЬ КАК ПРАКТИКА

 

суждавшиеся в Главе 8, дают очень слабое представление о реальности. Структура личности не является структурой предмета. Это один из способов унификации разнообразных и часто противоречивых практик. Так, понятие личности логически согласуется с понятием института, являющегося другой эмпирической унификацией практик. Гендерный анализ личности должен быть направлен на тот же самый репертуар структур, что и гендерный анализ институтов (см. Главу 6). Определен­ные усилия в этом направлении уже прилагаются. Так, анализ структур катексиса весьма популярен в классическом психоанализе. Наброски анализа структур власти были сделаны Шуламит Файерстоун, а так­же психоаналитиками, интересовавшимися колониализмом: Октаве Манони и Францем Фаноном. Наименее популярен анализ личности в терминах структуры труда, хотя в зачаточном состоянии он содержится в работах немецкого психолога Фригги Хауг и теоретических трудах Эдмунда Салливана (Канада).

Модель практики может показаться подвижной, если она формули­руется в терминах системообразующих противоречий и диалектики, напряженностей, многослойности и исторических трансформаций. Если у нее на протяжении долгого времени сохраняется одна форма, то это обусловлено тем, что для этого сохранения предпринимается множество усилий. Жизнь семьи Принсов, о которой говорилось в Главе 1, служит тому примером. Другой аналогичный пример — модель, обнаруженная нами в результате исследования семей бизнесменов и профессионалов в работе «Менеджеры и их жены», написанной Дж.М. и Р.Э. Пал (РаЫ). В некоторых семьях личная жизнь их членов поддерживается в соответствии с определенным порядком благодаря колоссальному труду жен, которые не имеют собственной карьеры, но работа которых представляет собой непременное условие для внешне самостоятельного успеха их мужей.

Однако кроме этого важно фиксировать потенциал устойчивости данной организации практики. Там, где она воплощает в себе доми­нирующие социальные интересы, она формирует мотивации для при­ложения значительных усилий по защите status quo. Сила антифеми­нистских настроений среди мужчин, о которой пишет Уильям Дж. Гуд, иллюстрирует эту ситуацию. Личность не формирует (constitute) со-

302

циальные интересы, а воплощает в себе отношения личности к соци­альным интересам, которые могут оказывать столь же сильное влияние, как мотивы. К таким отношениям относятся защита, идентификация, преданность и страх. В том случае, когда эти отношения пересекаются в жизни связанных друг с другом людей, формируется модель, способ­ствующая защите от сильных стрессов. Вероятно, наиболее известный пример этого — стабильные браки.

Динамика личности не является отмычкой к обществу, как считало первое поколение фрейдистов, например Эрнст Джонс. Но она не является абсолютно иррелевантной по отношению к нему, как считают социологи-структуралисты. В контексте теории практики личность оказывается одной из основных сфер истории и политики. Она свя­зана с другими сферами, такими как институт, но обладает своими собственными конфигурациями. Следующие части данной главы будут посвящены некоторым из этих конфигураций и гендерной политике, которая имеет место в этой сфере.