Мистические Ордена в культурной жизни советской России

Никитин А.Л. – Орден Российских тамплиеров (Том 1)

 

www.e-puzzle.ru

 

МИСТИЧЕСКИЕ ОБЩЕСТВА И ОРДЕНА В СОВЕТСКОЙ РОССИИ

ОРДЕН

РОССИЙСКИХ

ТАМПЛИЕРОВ

 

Документы 1922—1930 гг.

Публикация, вступительные статьи, комментарии, указатель

А.Л.НИКИТИНА

Москва

МИНУВШЕЕ

2003

МИСТИЧЕСКИЕ ОБЩЕСТВА И ОРДЕНА В СОВЕТСКОЙ РОССИИ (Выпуск 1-й)

ББК 86.4 ББК 63.3(2)615-4

65 62

 

Орден российских тамплиеров. Том I. Документы 1922—1930 гг. Публикация, вступительные статьи, комментарии, указатель А.Л.Никитина. 62 М., «Минувшее», 2003 г. — 419 стр. с илл. (Мистические общества и ордена в советской России. Вып. 1-й.)

 

В первом томе первого выпуска серии «Тайная история советской России» публикуются секретные документы архива ОГПУ-НКВД, проливающие свет на возникновение и деятельность организаций Ордена российских тамплиеров на протяжении 1922—1930 гг., представляя широкий спектр охваченных ими слоев и групп в Москве, в Нижнем Новгороде, в Свердловске (Екатеринбурге) и на Кавказе. Среди них материалы об основателе Восточного Отряда тамплиеров — А.А.Карелине, документы архивно-следственных дел В.С.Пикунова, «Библиографического кружка» при Музее П.А.Кропоткина, А.С.Пастухова, О.С.Пахомовой, «Ордена Рыцарей Духа» (Нижний Новгород) и так называемого «Сочинского дела 1930 г.». Публикации предваряет общий очерк, характеризующий специфику документов, структуру Ордена, его состав, символику, ритуалы и методы деятельности; каждому комплексу документов предпослана вступительная статья, содержащая обзор архивно-следственного дела.

Издание рассчитано на историков, философов, социологов, культурологов и всех, кто интересуется тайной историей советской России.

 

ISBN 5-902073-03-0

ISBN 5-902073-11-1    © Публикация, статьи, комментарии, указатель — Никитин А.Л., 2003 г.

 

СОДЕРЖАНИЕ

К читателю   3

А.Л.Никитин. Мистические ордена в культурной жизни советской России   6

Приложение 1. Протокол допроса Панафидина ГА. 29.03.28 г.   33

Приложение 2. Губерт-Поспелова В.В. Биографическая справка   35

Приложение 3. Из показаний Губерт-Поспеловой В.В. 12.03.57 г.   35

НОВЫЕ МАТЕРИАЛЫ К БИОГРАФИИ А.А.КАРЕЛИНА   37

Письма Е.Ф.Карелиной к Е.Т.Беклешовой   40

Письмо Р.З.Эрманд к Е.Т.Беклешовой   43

Письмо А.А.Карелина к Е.Т.Беклешовой   43

Солонович А.А. Аполлон Андреевич Карелин (некролог)   44

Викинг Н. У гроба Карелина45

Моравский Е.З. Аполлон Андреевич Карелин (некролог)   47

Солонович А.А. Памяти А.А.Карелина   49

Хархардин И.В. Из воспоминаний об А.А.Карелине   53

Жемчужникова Мария Николаевна57

Показания 15.09.31 г.   57

Показания 21.12.32 г.   58

Показания [..].05.33 г.   59

ДЕЛО ПИКУНОВА В.С61

Житникова Капитолина Николаевна64

Показания 18.12.26 г.   64

Показания 22.12.26 г.   65

Никитин Иван Михайлович65

Показания 15.01.27 г.   66

Показания 10.03.27 г.   66

Пикунов Виктор Сергеевич66

Показания 15.12.26 г.   67

Показания 16.12.26 г.   67

Показания 22.12.26 г.   69

Показания 31.12.26 г.   69

Показания 03.02.27 г.   70

Служебная записка от 08.03.1927г.   70

Филоматова Вера Ивановна70

Показания 17.12.26 г.   71

Показания 23.12.26 г.   71

[Обвинительное] заключение   72

ДЕЛО «БИБЛИОГРАФИЧЕСКОГО КРУЖКА» 73

Архангельский Михаил Ювенальевич 75

Показания 08.11.29 г. 76

Показания 23.11.29 г. 77

Батрак Константин Кириллович 77

Показания 08.11.29 г. 78

Показания 13.11.29 г. 79

Показания 16.11.29 г. 80

Показания 25.11.29 г. 80

Ланг Николай Робертович 80

Показания 11.11.29 г. 82

Показания 16.11.29 г. 82

Ланшина Татьяна Николаевна 83

Показания 12.11.29 г. 83

Салмин Филипп Кириллович 84

Показания 10.11.29 г. 84

Шрейбер Яков Колманович 85

Показания 18.11.29 г. 85

Показания 26.11.29 г. 86

[Обвинительное] заключение 87

ДЕЛО ПАСТУХОВА А.С 89

Пастухов Александр Сергеевич 89

Показания 29.03.30 г. 91

Показания 03.04.30 г. 91

Показания 12.04.30 г. 92

Пастухов А.С. Объяснительная записка 92

Голубев Аверкий Павлович 100

Показания 28.03.30 г. 100

Показания 21.04.30 г. 101

Показания Булгакова С.А. 06.05.30 г. 102

[Обвинительное] заключение 103

ПРИЛОЖЕНИЯ:

1. Обращение [ко всем религиозным обществам] 103

2. Обращение “Союза взаимной помощи” 105

3. [О Братстве] 106

4. Несколько мыслей об искусстве 106

ДЕЛО ПАХОМОВОЙ О.С., ЛЮБИЦКОГО ГА. И САМАРСКОЙ Е.Г 109

Любицкий Георгий Александрович 110

Показания 26.06.30 г. 111

Пахомова Ольга Степановна 112

Заявление Пахомовой О.С. (б/д) 113

Показания 25.06.30 г. 113

Показания 16.07.30 г. 115

Показания 28.07.30 г. 115

Подписка от 28.07.30 г. 116

Показания 24.08.30 г. 116

Самарская Елена Григорьевна 116

Показания 23.06.30 г. 117

Подписка 02.07.30 г. 118

В редакцию газеты «Правда» 118

Показания 18.08.30 г. 118

Б.Тимм. Заявление от 09.07.1930 г. 119

[Обвинительное] заключение 119

Выписка из протокола ОСО при КОГПУ от 18.08.30 г. 120

«ОРДЕН РЫЦАРЕЙ ДУХА» 121

Бер Владимир Владимирович 124

Показания 14.09.30 г. 124

Викторов Александр Семенович 124

Показания 15.07.30 г. 124

Показания 19.07.30 г. 125

Показания (б/д) 126

Показания 02.10.30 г. 127

Владимиров Михаил Андреевич 127

Показания 29.06.30 г. 127

Показания 30.06.30 г. 128

Показания 30.06.30 г. (продолжение) 129

Показания 01.07.30 г. 131

Показания 02.07.30 г. 132

Показания 03.07.30 г. 133

Показания 06.07.30 г. 134

Заявление (б/д) 135

Показания 11.07.30 г. 135

Показания 12.07.30 г. 136

Показания 12.07.30 г. (продолжение) 136

Показания 15.07.30 г. 137

Показания 18.07.30 г. 137

Показания 19.07.30 г. 141

Показания 20.07.30 г. 142

Показания 21.07.30 г. 144

Показания (б/д) 145

Показания 20.09.30 г. 148

Дрейман Екатерина Ивановна 149

Показания 04.07.30 г. 149

Показания 07.07.30 г. 150

Показания 08.07.30 г. 151

Показания 18.07.30 г. 151

Показания 20.07.30 г. 152

Показания 19.10.30 г. 152

Показания 15.11.30 г. 153

Кавлейский Юрий Павлович 153

Показания 13.09.30 г. 153

Показания 29.09.30 г. 154

Показания 01.10.30 г. 155

Показания 17.10.30 г. 155

Матюшин Николай Акимович 157

Показания 20.07.30 г. 157

Показания 21.07.30 г. 157

Показания 29.07.30 г. 158

Показания 16.09.30 г. 159

Мичурин Виктор Эрмингельдович 159

Справка Э.Мичурина о сыне 159

Показания 05.07.30 г. 160

Показания 19.07.30 г. 162

Показания 20.09.30 г. 162

Пальмов Михаил Михайлович 163

Показания 30.06.30 г. 163

Показания 19.07.30 г. 165

Показания 19.07.30 г. (продолжение) 165

Постникова Елена Васильевна 166

Показания 30.06.30 г. 166

Показания 19.07.30 г. 167

Раева Софья Николаевна 167

Показания 15.07.30 г. 168

Показания 19.07.30 г. 170

Римский-Корсаков Игорь Владимирович 170

Показания 30.06.30 г. 171

Показания 18.07.30 г. 171

Записка Римского-Корсакова И.В. от 23.07.1930 г. 172

Серкина-Копашина Анастасия Александровна 172

Показания 10.07.30 г. 173

Показания 11.07.30 г. 173

Показания 18.07.30 г. 174

Заявление в Коллегию ОГПУ от 19.07.1930 г. 174

Показания 09.10.30 г. 174

Показания 30.10.30 г. 175

Шилова Анастасия Осиповна 175

Показания 18.07.30 г. 176

Показания 19.07.30 г. 176

Показания 20.07.30 г. 177

Шорчева Любовь Львовна 177

Показания 09.07.30 г. 178

Показания 19.07.30 г. 179

Показания 14.10.30 г. 179

Постановление о продлении срока следствия 179

Заключение по делу Викторова А.С. и Шиловой А.О. 180

[Обвинительное] заключение 181

«СОЧИНСКОЕ ДЕЛО 1930 г.» 186

Адаховский Антон Степанович 193

Показания 10.08.30 г. 193

Показания 13.08.30 г. 194

Афросимова Клавдия Васильевна 195

Показания 11.10.30 г. 196

Показания 13.10.30 г. 196

Бзаджиев Михаил Александрович 197

Показания 13.08.30 г. 198

Показания 26.08.30 г. 199

Битовт Богдан Иосифович 200

Показания 09.08.30 г. 200

Блоцкий Павел Степанович 202

Показания 08.08.30 г. 202

Показания 06.11.30 г. 203

Бормотов Александр Васильевич 204

Показания 09.08.30 г. 205

Показания 11.08.30 г. 207

Показания 23.08.30 г.   208

Показания 26.08.30 г.   209

Показания 01.09.30 г.   209

Булгаков Николай Федорович210

Показания 11.08.30 г.   211

Показания 12.09.30 г.   212

Ващенко Леонид Михайлович213

Показания 24.08.30 г.   213

Волк Николай Ильич214

Показания 11.08.30 г.   215

Гельфандбейн Петр Саулович216

Показания 10.08.30 г.   216

Показания 28.11.30 г.   217

Голубев Дмитрий Александрович.   220

Показания 13.08.30 г.   220

Граматчикова Елена Дмитриевна221

Показания 08.08.30 г.   222

Показания 10.08.30 г.   223

Показания 22.08.30 г.   224

Ответы на вопросы следователя 23.08.1930 г.   225

Дешевая Надежда Захаровна227

Показания 15.08.30 г.   227

Показания 31.08.30 г.   228

Показания 12.09.30 г.   228

Дмитриев Алексей Иванович229

Показания 08.08.30 г.   229

Ильинский-Сачков Иван Яковлевич230

Показания 13.08.30 г.   230

Карташева Анна Романовна231

Показания 27.09.30 г.   232

Киршнин Андрей Вильгельмович233

Показания 11.08.30 г.   234

Показания 11.08.30 г. (продолжение)   234

Показания 15.08.30 г.   235

Показания 10.09.30 г.   235

Коняев Константин Филиппович236

Показания 08.08.30 г.   236

Коротков Константин Петрович237

Показания 17.09.30 г.   237

Показания 17.09.30 г. (продолжение)   239

Крылов Дмитрий Николаевич240

Показания 11.08.30 г.   240

Ладыженский Николай Алексеевич241

Автобиография Ладыженского Н.А242

Показания 11.08.30 г.   243

Показания 11.08.30 г. (продолжение)   244

Показания 12.08.30 г.   245

Показания 12.08.30 г. (продолжение)   246

Нечто к истории «Т»   248

Показания 14.08.30 г.   249

Показания 14.08.30 г. (продолжение)   250

Письмо к брату от 15.08.1930 г.   250

Показания 16.08.30 г.   251

Показания 24.08.30 г.   252

Показания 27.08.30 г.   252

Протокол очной ставки Ладыженского Н.А. и Проферансова Н.И. 252

Показания 31.08.30 г.   253

Ладыженский Н.А. Обзор материала   254

Показания 11.09.30 г.   257

Показания 11.09.30 г. (продолжение)   257

Ленивцев Павел Евгеньевич258

Показания 09.08.30 г.   259

Показания 02.11.30 г.   260

Лобода Наталья Митрофановна261

Автобиография   262

Показания 11.08.30 г.   262

Показания 12.08.30 г.   263

Показания 13.08.30 г.   265

Показания 26.08.30 г.   266

Показания 13.09.30 г.   267

Максимов Антон Павлович267

Показания 11.10.30 г.   267

Показания 12.10.30 г.   269

Матвеева Елена Дмитриевна270

Показания 16.10.30 г.   270

Матвеева Марфа Викторовна271

Показания 10.08.30 г.   271

Медведков Виталий Николаевич272

Показания 10.08.30 г.   273

Показания 25.08.30 г.   273

Показания 22.09.30 г.   274

Никитин Владимир Васильевич275

Показания (б/д)   275

Показания (дополнительные) (б/д)   277

Протокол допроса 14.10.30 г.   279

Озолинг Нина Андреевна279

Показания 15.09.30 г.   279

Ошурков Константин Михайлович280

Показания 30.08.30 г.   280

Павловский Иннокентий Александрович284

Показания 10.08.30 г.   285

Показания 12.08.30 г.   288

Показания 11.09.30 г.   289

Показания 12.09.30 г.   289

Панов Михаил Васильевич.   290

Показания 08.08.30 г.   290

Показания 10.08.30 г.   291

Проценко Иван Федосеевич292

Показания 30.08.30 г.   292

Реутовский Митрофан Васильевич293

Показания (б/д)   293

Родзевич Христина Владимировна296

Показания 16.08.30 г.   296

Показания (б/д)   297

Рукин Владимир Алексеевич299

Показания 10.08.30 г.   299

Серенкова Александра Степановна300

Показания 08.08.30 г.   300

Сорохтин Николай Павлович301

Показания 10.08.30 г.   302

Показания 27.08.30 г.   302

Стефановский Николай Степанович303

Показания 08.08.30 г.   304

Показания 23.09.30 г.   305

Стрельцов Михаил Васильевич305

Показания 09.08.30 г.   306

Показания 23.08.30 г.   308

Показания 22.09.30 г.   309

Сухотина Анастасия Николаевна309

Показания 10.08.30 г.   310

Троицкий Виктор Иванович310

Показания 06.08.30 г.   310

Усов Александр Александрович311

Показания 09.08.30 г.   312

Показания 17.11.30 г.   314

Федорова Мария Гавриловна316

Показания 22.08.30 г.   316

Показания 06.11.30 г.   317

Показания 12.11.30 г.   318

Франк Валентин Иосифович.   323

Показания 09.08.30 г.   323

Показания 28.09.30 г.   324

Хачиков Александр Карпович325

Показания 11.08.30 г.   326

Чага Яков Трофимович326

Показания 10.08.30 г.   327

Показания 11.08.30 г.   328

Показания (б/д)   329

Показания 23.08.30 г.   330

Акт от 23.08.30 г.   330

Показания 25.08.30 г.   331

Показания (б/д)   331

Показания 30.08.30 г.   332

Показания 11.09.30 г.   333

Показания 19.09.30 г.   335

Показания 20.09.30 г.   335

Показания 29.09.30 г.   335

Показания 28.10.30 г.   336

Штейп Владимир Владимирович337

Показания 11.08.30 г.   337

Щерба Сергей Иванович338

Показания 30.08.30 г.   338

Обвинительное заключение   341

Выписка из протокола заседания КОГПУ от 28.02.31 г.   365

Приложение 1. Делопроизводство о «листовке тамплиеров»   366

Приложение 2. Списки изъятых при арестах книг   367

Приложение 3. Показания Агриппины Михайленко   368

Приложение 4. Материалы дела по обвинению Е.Д.Грамматчиковой   372

Приложение 5. Материалы по делу А.А.Усова   376

Приложение 6. Прошение И.А.Павловского о пересмотре дела   379

Указатель имен   381

Список сокращений   410

 

К ЧИТАТЕЛЮ

За последнее десятилетие в России появилось большое число работ, пытающихся осветить историю, цели и деятельность тех или иных духовных орденов и группировок, которые, как теперь выясняется, были весьма широко распространены в советской России на протяжении 1920-х и отчасти 1930-х гг. Факт этот свидетельствует о подлинном прорыве во взглядах на историю новейшего времени, поскольку нам впервые начинает открываться «второй план» жизни советского общества, казалось бы начисто стертый из памяти поколений коммунистическими репрессиями. Однако большинство публикаций на эту тему основано на литературных источниках, носящих вторичный, а то и просто недостоверный характер. Последнее объясняется тем, что указанные организации, будь то кружки, ложи или ордена, имели изначально эзотерический характер, сохраняя свои документы и свою деятельность в тайне от непосвященных, сами же их участники большей частью погибли в тюрьмах, лагерях и ссылке. И все же следы их деятельности сохранились. Знаменитое утверждение М. А. Булгакова, что «рукописи не горят», подтвердилось не только на примере его романа.

Несмотря на весь ужас репрессий сталинского периода, определенная часть орденских документов была сохранена участниками этих движений или передана ими новым хранителям. Кроме того, основной корпус сведений об организациях и входивших в них людях сохранился в архивно-следственных делах ОГПУ-НКВД-МГБ- КГБ. Именно эти архивы, открывшиеся было в начале 90-х гг. перед исследователями, позволили говорить на основании документов, а не предположений, о наличии в прошлом широкой духовной оппозиции российской интеллигенции коммунистическому режиму. Со страниц архивно-следственных дел зазвучали голоса людей, рассказывающих о своей жизни, судьбе, стремлениях, отстаивавших перед палачами свои взгляды, свои убеждения, свое «исповедание веры». Этот уникальный материал, не и — меющий аналогов, уже сейчас отмечен десятками имен представителей творческой и научной интеллигенции России, игравших выдающуюся роль в культурной жизни страны, и вместе с тем он практически почти никому не известен, как остаются неизвестны сами духовные общества и движения, испытывавшие на протяжении десятилетий советского режима ряд волн репрессий и все же донесшие до наших дней живую орденскую традицию.

Замысел серии под общим названием «Мистические общества и ордена в советской России» состоит в том, чтобы ввести в научный оборот неизвестные до сих пор документы, раскрывающие сокровенную жизнь России в эпоху разгула коммунистического террора. Здесь найдут свое место документы архивно-следственных дел (протоколы допросов, показания арестованных, автобиографические материалы), оставшиеся в рукописях сочинения мистиков, орденские легенды, дневники, письма, воспоминания, фотографии и пр. с указанием сведений об их местонахождении, обзоры отдельных фондов, сопровождаемые биографическими справками, комментариями, подробными именными указателями. Публикуемые документы позволят по-новому увидеть и оценить культурную и духовную жизнь в России этого периода, борьбу идеологий и роль русской интеллигенции, продолжавшей развивать и приумножать свое духовное наследие в жесточайших условиях коммунистического тоталитаризма. И все же главная цель предпринимаемого издания — хотя бы в малой мере вернуть из небытия забвения имена, дела и судьбы людей, в страшные десятилетия коммунистического беспредела принесенных в жертву фанатизму идей и бесчеловечности системы. Отсюда и преднамеренная «перегруженность» указателя имен сведениями обо всех известных родственниках потерпевших, чтобы эти скупые данные могли помочь при дальнейших розысках исчезнувших людей.

Желание дать широкому кругу читателей и исследователей материал для воссоздания во всей полноте истории мистических течений и орденов на фоне общей жизни России 20—30-х гг., в первую очередь через судьбы людей, через их показания на следствии, через письма, записки и воспоминания уцелевших, с самого начала заставило отказаться от воспроизведения следственных документов как таковых во всем их объеме и специфике делопроизводства, ограничившись исключительно воспроизведением текста протокола допроса (или собственноручного показания), опустив всю формулярную часть, содержание которой с максимальной полнотой включено в соответствующую биографическую справку о подследственном.

То же относится к многочисленным процессуальным документам (протоколы обысков, ходатайства о продлении срока содержания под стражей, различного рода служебная переписка, многочисленные заявления подследственных и их родственников, результаты врачебных осмотров и т.п.), освещающим ход следствия и жизнь заключенных, но не имеющим прямого отношения к задачам издания. В первую очередь это касается материалов архивно-следственных дел 20-х гг., когда допрашиваемый собственноручно вел протокол допроса или излагал свои показания после окончания диалога со следователем. Отсюда происходит используемая в большинстве случаев форма заголовка документа — «Показания», свидетельствующая о предшествующей ей формулярной части, которая, как правило, во время последующих допросов уже не заполнялась. Наличие угловых скобок с отточием внутри <...> указывает на пропуск текста, не относящегося непосредственно к данной теме, тогда как квадратные скобки [...] содержат пропущенное по небрежности слово или опущенную фамилию, а также номера листов архивного документа и место его хранения. Отсутствие подобного адреса означает, что публикуемый документ находится в архиве публикатора.

По тем же соображениям опускаются имена исполнителей обысков, арестов и т.п., кроме непосредственных дознавателей и руководителей следствия, поскольку выявление той или иной их группы, на протяжении ряда лет разрабатывавшей следственные линии и версии, определявшие в конечном счете политику ОГПУ в его контроле за интеллигенцией и в направлении развития репрессий, может в дальнейшем оказать немаловажную помощь в реконструкции общей политико-идеологической картины того или иного периода. Исходя из этих посылок и задач издания, соответствующим образом были решены и принципы воспроизводства текста протоколов и собственноручных показаний подследственных, содержащих бесконечные фонетические, механические и смысловые описки, опечатки, искажения имен и другие огрехи. Чтобы избежать необходимых многочисленных коррективных сносок и примечаний, обосновывающих то или иное исправление, в тех случаях, когда при сравнении разных показаний одного свидетеля или из сопоставления перекрестных показаний можно было заключить об ошибке, последняя исправлялась в тексте без оговорок и дополнительных комментариев. Без специальных оговорок из текста убирались удвоения слов и фраз, свидетельствующие о механических описках, унифицировалось написание имен людей, местностей, организаций, основанием чему служили, с одной стороны, собственноручные показания обвиняемых и заполненные ими «анкеты арестованных», а с другой — справочные, научные и литературные издания того времени. Столь же безоговорочно исправлялась явная безграмотность протоколиста, если она затемняла или искажала смысл фразы.

Первый выпуск серии «Мистические общества и ордена в советской России» посвящен российским тамплиерам и состоит из трех томов.

Первый том содержит документы, освещающие на протяжении всего периода

1920- х гг. деятельность различных организаций «Ордена российских тамплиеров», представляя широкий спектр охваченных ими слоев и групп, действовавших в Москве и в Нижнем Новгороде, начиная от анархического студенчества и кончая творческой интеллигенцией столицы. Публикацию предваряет общий очерк, характеризующий специфику представленных документов, структуру Ордена, его состав, символику, ритуалы и методы деятельности; публикуются материалы, проливающие свет на жизнь и деятельность основателя Восточного Отряда тамплиеров А.А.Каре- лина, документы архивно-следственных дел В.С.Пикунова, «Библиографического кружка» при библиотеке-читальне Музея им. П.А.Кропоткина, А.С.Пастухова,

О.С.Пахомовой, «Ордена Духа» в Нижнем Новгороде, а также многочисленные документы и материалы северо-кавказского («сочинского») дела 1930 г., охватившего, наряду с тамплиерами Сочи и Свердловска (Екатеринбурга), различные группы мистиков на Северном Кавказе (теософов, антропософов, толстовцев), связанных с Москвой, Киевом, Ростовом-на-Дону и другими городами России.

Второй том составлен из документов главного процесса московских тамплиеров осенью 1930 г. (дело «Ордена Света»), которые сопровождают воспоминания оставшихся в живых членов Ордена (В.Р.Никитиной, Е.А.Шиповской), а также показания об Ордене А.С.Поля (1962 г.) и Ю.А.Завадского (1963 г.). Естественным продолжением этого процесса стало дело Л.В.Кафка и Э.С.Зеликовича 1931 г., а позднее — дело Б.М. и Е.В.Власенко (1934 г.) и связанного с ним дела А.В.Уйттенховена (1935 г.). Последующая судьба Ордена и остававшихся на свободе тамплиеров представлена в документах взаимосвязанных процессов по делу «Всероссийского альянса анархистов» (1936—1937 гг.), дела Ю.К.Щуцкого и А.А.Синягина (1937—1938 гг.) и в определенном смысле заключающего историю Ордена дела Д.С.Недовича (1944 г.).

Третий том содержит литературу Ордена, в первую очередь корпус его легенд, снабженных кратким комментарием и терминологическим словарем-указателем. В него вошли также пьесы-диалоги А.А.Карелина, сохранившиеся в машинописных копиях того времени, легенды, авторство которых приписывается Н.И.Про- ферансову и две легенды В.С.Пикунова, которые даются в приложениях. Их дополняет недавно найденный второй цикл лекций А.А.Солоновича, идущий под условным названием «Критика материализма».

Второй выпуск серии содержит материалы следственных дел и документы трех орденов розенкрейцерского направления — «Эмеш редевивус» (1927—1928 гг.), «Московских розенкрейцеров-манихеистов («орионийцев»)» (1916—1933 гг.) и «Lux Astralis» (1913—1937 гг.), связанного с именем Б.М.Зубакина.

Третий выпуск серии заключает в себе материалы следственных дел и документы деятельности парамасонских эзотерических организаций Петрограда/Ленинграда второй половины 20-х гг. XX века (дело Б.В.Астромова и ГО.Мебеса 1927 г.) и Москвы («масонская фракция» РНС 1930 г.), а также финального для советских эзотериков дела «Мракобесы» 1940—1941 гг., представленного архивно-следственными делами В.В.Белюстина, С.В.Полисадова, Б.В.Астромова и Е.К.Тегера.

Завершая это краткое вступление, я приношу искреннюю благодарность всем лицам и организациям, которые способствовали поискам и выявлению документов, вошедших в объявленные выпуски,—как уже ныне покойным Е.А.Шиповской,

В.И.Филоматовой, И.ГЛачиновой, так и ныне здравствующим Е.ГГнесиной,

Н.И.Жемчужниковой, Н.Н.Сафоновой, Е.С.Лазареву, А.И.Ушакову, а также сотрудникам ФСБ РФ — А.А.Краюшкину, А.В.Белякову, С.А.Поцелуеву, без действенной помощи которых многое так бы и осталось не разысканным.

Андрей Никитин

МИСТИЧЕСКИЕ ОРДЕНА В КУЛЬТУРНОЙ ЖИЗНИ СОВЕТСКОЙ РОССИИ

1. Проблема и источники

Изучение жизни русского общества в период двух послереволюционных десятилетий обычно основывалось на традиционных источниках: официальных документах, отложившихся в государственных архивах, периодике тех лет, дневниках, письмах и воспоминаниях, как правило, прошедших апробацию цензуры. Разница между отечественными и зарубежными публикациями заключалась, пожалуй, в том, что из последних можно было узнать о людях и событиях, на которых в советской России было наложено цензурное «табу», и в более откровенной оценке происходившего и происходящего в нашей стране. Другими словами, восстанавливаемые и анализируемые картины прошлого советской жизни по обе стороны границы отличались скорее не качественно, а количественно. В первую очередь это касается области науки, культуры и искусства и отношения их представителей к внутренней политике, проводившейся правящей партией. Несколько иначе обстояло дело с раскрытием политической жизни страны, однако за последнее десятилетие и здесь произошли столь разительные перемены, что, похоже, не приходится ожидать никаких сенсационных, а главное — принципиально важных открытий в до сих пор засекреченных «особых» архивах России. Максимально, на что может рассчитывать в данной области исследователь, это выяснение истинного лица того или иного политического деятеля и его стремлений или объяснение подоплеки остающегося загадочным события, что не меняет принципиальных контуров уже известной нам картины.

Однако, как выяснилось, существует обширная область культурной жизни 20-х и 30-х годов прошлого века, оказавшая мощное, а главное — продолжающееся влияние на процесс духовного развития российской интеллигенции практически во всех областях науки, искусства и самой жизни, до самого последнего времени остававшаяся совершенно неизвестной. Речь идет о мистических обществах, мистических движениях и орденах, существование которых хранилось в глубокой тайне как самими посвященными, пережившими годы тюремного заключения, ссылок и концентрационных лагерей, так и официальными органами власти просто забывшими об их существовании.

Догадаться о наличии этого скрытого пласта нашей жизни можно было и раньше, с началом публикаций фантастических произведений А.В.Чаянова, С.А.Клычко- ва, а главное — знаменитого романа М.А.Булгакова, в котором на улицах Москвы 20х годов объявлялись потусторонние рыцари в антураже средневековой мистики и оккультизма. Последующее, более внимательное чтение литературы того десятилетия показало неслучайность интереса их современников ко всему оккультному и инфернальному. Эта струя, хорошо прослеживаемая еще у раннего Булгакова, ярко проступает в творчестве молодого В.А.Каверина, Л.М.Леонова, Ю.Л.Слезкина и многих других прозаиков.

Сходное явление на протяжении тех же 20-х годов можно обнаружить в театре и в живописи. Символизм, превратившийся на сцене в конструктивизм, неизбежно нес в себе мистическое восприятие мира, как бы его ни пытались трактовать теоретики театра, рассуждая о «новом искусстве», «пролетарском искусстве», «биомеханике» и прочем. Первые театральные постановки С.М.Эйзенштейна в московском театре Пролеткульта («Мексиканец» по Дж. Лондону, «Лена» В.Ф.Плетнева и др.), постановки В.Э.Мейерхольда, наконец, спектакли 2-го МХАТа с участием М.А.Че- хова («Гамлет», «Ревизор», «Петербург») — все они были проникнуты попыткой оформителей и актеров показать «жизнь невидимую», раскрыть тайную суть изображаемого, вывернув обыденность «наизнанку». То же самое можно было наблюдать на художественных выставках, где наряду с реализмом и импрессионизмом проявлялись те же тенденции, что в литературе и в театре, сводившиеся, в конечном счете, к попытке увидеть подлинную суть вещей, реальность которой уже не подлежала сомнению, почему и писал Н.С.Гумилев, что

«...под скальпелем природы и искусства Кричит наш дух, изнемогает плоть,

Рождая орган для седьмого чувства».

Что питало эти стремления, порывы и надежды? Что рождало их у людей, как можно заметить, весьма различных по своим характерам, воспитанию, образованию и мировоззрению? Я пишу здесь о представителях искусства только потому, что их творчество, как результат душевной и интеллектуальной жизни, продукт этой жизни, особенно наглядно и открыто для всех, тогда как жизнь человека науки протекает изолированно от общества, а его внутренние переживания претворяются (или откладываются) в реалиях, требующих специальной подготовки и знаний.

На первый взгляд, весьма распространенный в предшествующие десятилетия, все эти искания форм и смыслов явились непосредственной реакцией на окружающую действительность, на события мировой и гражданской войн, на годы революции, на перестройку жизни самого общества, переоценку ценностей и так далее. Другими словами, творящие откликались на требование времени, выполняя некий «социальный заказ». Однако внимательное рассмотрение общей картины происходившего убеждает в обратном: время и общество отнюдь не требовали таких формалистических опытов и символических прочтений реальности. Наряду с «революционным» искусством, к слову сказать, занимавшем лишь небольшую часть общего пространства, продолжало существовать и развиваться традиционное реалистическое искусство, пользовавшееся у «масс» как раз наибольшей популярностью и любовью. Подтверждений тому находится достаточно много как в газетной периодике тех лет, публиковавшей письма возмущенных зрителей по поводу «футуристических» выставок и спектаклей, так и в ряде мемуаров театральных деятелей, вспоминавших, что на подобные спектакли Пролеткульта или ТРАМа красноармейцев, рабочих и служащих отправляли «по разнарядке».

Любопытно и другое, столь же известное: наряду с репрессиями, обрушившимися на российскую интеллигенцию в конце 20-х и в 30-х гг., перестройке, закрытию и уничтожению подпадало не только политическое инакомыслие, религиозность, склонность к «идеализму», но и все так называемое «левое» искусство — то самое «революционное» искусство, которое по сути своей было абсолютно аполитично, а если и пользовалось «революционными фразами» или политическими лозунгами, то лишь для собственного оправдания и выживания в условиях пролетарской диктатуры.

Иными словами, все это «новое» искусство, а более точно — экспериментальное искусство, пытавшееся отразить скрытую сущность повседневной реальности (т.е. в своей основе глубоко мистическое), совершенно справедливо приравнивалось инквизиторами той эпохи к мистике, с которой они вели беспощадную борьбу, как со всем, что могло способствовать противостоянию людей жесточайшему напору вульгарного материализма. Опасность заключалась не в черных, красных и белых квадратах, не в разложении формы на геометрические фигуры, составляющие ее проекции, не во взаимопроникновении образов, не в непонятных аккордах музыки, не в расплывчатости, неопределенной волнительности поэтических образов и не в «возрождении древнего язычества», жившего еще среди темной и жестокой массы крестьянства, а в том, что все это вместе утверждало бытие не одной, а многих реальностей, в которых существовал человек. В результате, и сам он оказывался не биологической машиной, не животным, а существом многоплановым, способным жить и развиваться в разных измерениях пространства и времени.

Отсюда был уже только один шаг до признания у человека бессмертной сущности — но последнее и оказывалось самым страшным, самым гибельным для той мировоззренческой повязки, с помощью которой только и было возможно оправдать все, происходившее в стране, чтобы повести ослепшие массы по пути животной жизни. В результате, все искусство, кроме сугубо реалистического, было объявлено враждебным — народу, массам и т.п., а потому подлежащим преследованию и уничтожению. Оно прямо приравнивалось к «враждебной идеологии», к религии, к мистике, к идеализму — совсем так, как это чуть позже произошло в Германии после прихода к власти Гитлера, показав, что ни одна тоталитарная система не может примириться с существованием иных мыслей и иных миров, кроме тех, которые она утверждает.

Вопрос о том, было ли реальное основание для такой репрессивной политики, т.е. существовала ли мистическая подоплека «нового» искусства 20-х гг. в России, сейчас решается однозначно на основании материалов открытых архивов и сообщений зарубежной печати тех лет, находившихся у нас в спецхранах и не привлекавших внимание редких прорывавшихся туда исследователей — отчасти благодаря своей специфики, а отчасти — закамуфлированности. В противном случае исследователи творчества С.М.Эйзенштейна, казалось бы всесторонне (а на самом деле — весьма поверхностно) изученного у нас и за рубежом, увидели бы в разработке «Мексиканца» в первую очередь воплощение принципов оккультизма и мистической символики как в оформлении сцены, так и в игре актеров. Больше того, им стоило бы обратить внимание на слова самого Эйзенштейна, что осенью 1920 г. он был принят в Орден розенкрейцеров, а в последующее время продолжал занятия оккультизмом и мистикой¹, от которой он, по-видимому, так и не отошел до конца своей жизни, хотя всячески это скрывал. Менее известно другое: что М.А.Чехов был не только последователем Р.Штейнера и учеником А.Белого, под влиянием которого был поставлен на сцене 2-го МХАТа «Петербург», но еще и рыцарем высокой степени Ордена тамплиеров.

Сейчас известно, что в Ордене российских тамплиеров состояли такие деятели советской театральной сцены, как Ю. А.Завадский, Р.Н.Симонов, В.С.Смышляев, А.И.Благонравов, М.Ф.Астангов; из деятелей киноискусства — В.А.Завадская и Ю.Д.Быстрицкая; из писателей — Г.П.Шторм, И.А.Новиков, П.А.Аренский; из литературоведов В.О.Нилендер, Н.П.Киселев; из искусствоведов — Д.С.Недович,

А.А.Сидоров; из ученых — метеорологи М.А.Лорис-Меликов² и А.А.Синягин; из философов — Д.Д.Дебольский; из востоковедов — Ю.К.Щуцкий, Ф.Б.Ростопчин; биофизик М.И.Сизов; из музыкантов — композитор С.А.Кондратьев, певец В.И.Садов- ников, одно время — известный священник и богослов П.А.Флоренский³ и многие другие. В этом перечне найдут свое место имена художников, архитекторов, музейных, библиотечных, издательских работников, инженеров, строителей, юристов, преподавателей вузов, даже резидентов советской разведки за границей, каким был М.М.Брендстед, писавший под псевдонимом М.Артемьев.⁴

И здесь мы сталкиваемся с естественным ограничением: большинство этих людей оказываются неизвестны или совершенно забыты.

Почему так произошло?

Начать, вероятно, следует с причины самой обыденной — с тех волн репрессий, которые большую долю причастных к мистическим орденам и обществам людей просто вывели из жизни, а на другую навесили тяжелый замок молчания, вполне объяснимый страхом от перенесенного и возможностью повторных гонений. Немалую роль в этом сыграли и другие факторы: оторванность от прежних друзей и единомышленников в условиях далеких ссылок, которые становились «новой родиной», в исчезновении потаенной литературы, которая подпитывала их ум и чувства, в невозможности общения из-за отсутствия соответствующих собеседников, постоянная настороженность по отношению к окружающим. Очень немногие из оставшихся в живых после репрессий, вернувшиеся в интеллектуальные центры страны, в первую очередь в Москву и Ленинград, нашли в себе желание и силы, чтобы восстанавливать прежние связи и собирать остатки орденского «самиздата», который в большом количестве циркулировал в 20-х гг., питаясь переводами статей и книг, выходивших за рубежом, и оригинальными сочинениями, распространявшимися анонимно в рукописях или машинописном виде. О широте тематики такого «самиздата» дает представление статья М.Артемьева (М.М. Брендстед)⁵, опубликованная в нескольких номерах газеты «Рассвет», выходившей в Чикаго, о которой подробнее я скажу несколько ниже. Широта и разнообразие тематики, стремление охватить и осознать происходившее, проникнуть в глубинные смыслы процессов, характеризует творчество неизвестных нам авторов, чьи произведения, если бы удалось их разыскать, оказались бы поистине бесценны для понимания содержания политических, а главное — общественных событий тех лет.

К сожалению, особенно рассчитывать на их восстановление не приходится. В то время рукописи уничтожались не только в печах ОГПУ, но и самими авторами, если нависала угроза обыска и ареста, а вместе с ними и книги, посвященные идеалистической философии, богословию, мистике и всему тому, что шло вразрез с господствующей идеологией. Проводилась тактика «выжженного пространства», только не земли, а души человеческой, тактика выжженности духовного пространства нации, чтобы не за что было зацепиться ни взглядом, ни мыслью. Те же люди, что продолжали нести в себе память об иных мирах, старались как эту, так и память о прежних друзьях запрятать столь глубоко, что убеждали в этом не только других, но порой и себя. Так произошло, например, с известным советским режиссером Ю.А.За- вадским, который с первых допросов на Лубянке осенью 1930 г. принял на себя амплуа «беспамятного», как то ярчайшим образом проступает в его показаниях, и с той поры уже не расставался с ним, уверив под конец жизни всех, что он «ну, совершенно ничего не помнит...». Достаточно сказать, что даже сыну своему он лишь однажды проговорился, что сидел в тюрьме, но по какой причине, сколько времени и как — так и не рассказал, отговорившись «недосугом»⁶.

Здесь мы подходим к другому, столь же серьезному препятствию, встающему перед исследователем, — к отрывочности, случайности, а то и просто отсутствию информации о мистиках и мистических организациях, которую в настоящее время можно найти только в архивах органов ФСБ РФ и республик бывшего Советского Союза — бывших архивах ОГПУ-НКВД-МГБ-КГБ.

Даже и теперь на эти, поистине бесценные архивы, часто смотрят лишь как на память о миллионах невинно осужденных и замученных в советских застенках и концлагерях, и это, в известной мере, справедливо. Однако, нельзя забывать и другого: они являются единственными центрами, в которых сосредоточена уникальная информация как о людях, так и об их мыслях, жизни, стремлениях, а вместе с тем — об ошибках, заблуждениях, геройстве и подлости. Мне не раз приходилось убеждаться, что эти архивы «помнят» даже о том, о чем успели забыть многие из выживших людей, вернувшихся к прежней жизни, но на каком-то ее этапе оставившие там свою память.

Архивно-следственные дела репрессированных — сложный, очень емкий и в то же время противоречивый источник информации, содержание и степень достоверности которого менялся от периода к периоду. Так, на протяжении 20-х гг. они показывают в достаточной мере спокойное течение следствия, когда охват собираемого материала был достаточно широк, а подследственный имел возможность писать свои показания собственноручно (т.е. вести протокол), отвечая таким образом на ставившиеся перед ним вопросы, но при этом еще что-то утаивая или не фиксируя полностью свой ответ, как об этом вспоминала, например, Е.А.Шиповская. Для тех лет характерно также привлечение возможно большего круга не только обвиняемых, но и свидетелей, часть которых затем отпускалась, причем некоторые обвиняемые могли находиться какое-то время на свободе, дав подписку о невыезде из города. Однако все это нисколько не гарантировало от совершенно неожиданного по жестокости приговора, где факты могли быть утрированы, искажены, а иногда и просто придуманы, точно так же как прекращение дела часто не служило гарантией от возможных неприятностей — сокращения по службе, «вычистке по 1-й категории» и т.п., что в перспективе грозило вероятностью нового, уже более серьезного ареста.

Но эта же практика «обстоятельности» следствия позволяла накапливаться в следственном деле множеству документов, начиная с ордера на арест и обыск, протокола обыска, анкеты арестованного, протоколов допросов, до различных квитанций (сданные вещи, деньги), служебных записок о перемещении арестованных, медицинских освидетельствований, переписки с родными и следователями, различного рода заявлений, наконец, приговорного материала и документов, свидетельствующих о дальнейшей судьбе осужденных и их перемещений — из тюрьмы на этап, в политизолятор, ссылку, оттуда — на поселение, что завершалось часто справкой об отбытии наказания и выезде на свободное поселение по избранному адресу. Иногда сопровождающие дело документы, так называемое «контрольное производство», где откладывались справки о людях, проходивших по данному следственному делу, дают возможность определить если не судьбу человека, то его местонахождение в какие-то моменты последующей жизни, определить род его занятий и даже протяженность самой жизни. В архивно-следственных делах этого периода нередки пакеты с изъятыми при обыске материалами — письмами, меморандумами, дневниками, записками, личными документами и т.п., позволяющими лучше представить суть происходившего. С другой стороны, этот период характеризуется повышенным интересом следователей к биографии свидетеля или подследственного — к его происхождению, близким родственникам, занятиям и работе на протяжении всего предшествующего периода, политическим убеждениям, которые, как правило, в то время подследственные не скрывали.

Другой характерной чертой этого периода, продолжавшегося примерно до декабря 1934 г., т.е. до убийства Кирова (после которого начинается совершенно иная репрессивная политика, рассчитанная на физическое уничтожение арестованного), следует считать отношения между «политическими» подследственными, т.е. теми, кто обвинялся по ст. 58 Уголовного кодекса РСФСР, и ведущими дело следователями, которые, особенно в Москве, были достаточно корректны. Такое впечатление, вынесенное из знакомства с архивно-следственными делами, мне подтверждали все, кто испытал репрессии тех лет и дожил до недавнего времени. Было ли это исключением, которое касалось только интеллигенции, мистиков и анархистов, о которых я собирал сведения, или же распространялось и на более широкий круг арестованных, выходивший за пределы подведомственности Секретному отделу ОГПУ — не знаю, но что именно этим отношением были вызваны многие многостраничные «исповедальные» показания и автобиографии, содержащие изложение собственной позиции, взглядов, верований, направления деятельности, отношения к советской власти (порой, весьма негативного), сомневаться не приходится.

Я отнюдь не хочу создать впечатления, что аресты и допросы проходили в «семейной обстановке», отнюдь нет. Были бесконечные нажимы, угрозы, моральное давление и даже пытки горячей и холодной камерой, был непрекращающийся поединок между следователем и подследственным, в результате которого многие «ломались», становились на всю жизнь секретными агентами ОГПУ, но в Москве 1930 г., например, не было еще такого садизма и массовых расстрелов, какими славилось тогда тифлисское ГПУ в Ортачалах. Отсюда следует, что даже в любом правдивом показании, в особенности, если подследственный отказывался сотрудничать со следователем, заключена определенная неправда и в огромных масштабах — умалчивание. В то же время (и это обязательно следует иметь в виду каждому историку культуры), имея дело с мистическими организациями следователи меньше всего интересовались самой мистикой, ритуалами посвящения, символикой, содержанием мистических легенд и текстов, короче говоря, жизнью собственно духовной. Все свое внимание они направляли на организационные структуры, личные связи, факты нелегальных собраний («сборищ»), на их периодичность, на отношение к политике правительства, на суждения о тех или других мероприятиях советской власти, — короче, на все то, что могло представить орденский кружок в качестве подпольной политической организации, преследующей задачи борьбы с существующим строем.

Отсюда — отрывочность сохраняемых сведений, их фрагментарность, порою явные ошибки, свидетельствующие о незаинтересованности следователей в точной и полной фиксации показаний при обостренном интересе к именам, адресам, записным книжкам, дневникам и переписке, изымаемой при обыске.

Совсем иной характер следствия открывается в архивно-следственных делах 1935—1940 гг. На протяжении всего этого периода видны действия четко отработанной машины, задачей которой было возможно быстрое принуждение к самооговору, влекущему за собой ВМН — высшую меру наказания, т.е. расстрел. Всех, кого не удавалось подвести под ВМН, отправляли в концлагери: ссылка в этот период предназначалась только для совершенно непричастных к делу членов семьи, которым нельзя было ничего инкриминировать. Несмотря на то, что архивно-следственные дела этого периода значительно объемнее предшествующих, последнее происходило не за счет расширения документации и широты показаний, а за счет «прокрутки» подследственного все на тот же предмет самооговора с привлечением возможно большего числа людей, которых затягивал следственный конвейер. О самих людях, их образе жизни, вообще об их прежней жизни из следственных дел этого периода мы узнаем очень немного: биографические данные в протоколах резко сокращены, отсекаются все сведения о родственниках, даже о родителях, и человек предстает как бы «голым на голой земле». Никого более не интересует его духовная жизнь, его убеждения, если только они не несут политической окраски. В последнем случае ему дается возможность снова и снова отвечать на одни и те же вопросы допрашивающих, описывая свою работу, взаимоотношения с начальством и подчиненными, особенно если за этим открывается возможность создания группового дела, «троцкистской» или «правооппозиционной» организации. Люди, зачисленные в такую «виртуальную организацию», начинающую функционировать в следственных делах на протяжении одного года или более (первые признавшиеся уже расстреляны, последние, ничего не подозревая, еще ходят на свободе, тогда как «среднее звено» дает показания), как правило, были обречены.

К счастью, большинство мистиков, похоже, избежало такой смертной карусели, поскольку по своим специальностям (актеры, музыканты, художники, литераторы, преподаватели, музейные работники, научные сотрудники и пр.) они находились вдалеке от борьбы за власть, от начальственных интриг и ведомственных склок, порождающих доносы, которые бежали, словно огонь по ниточке бикфордова шнура, к трагическому взрыву, после которого начиналась уже цепная реакция, как и в предшествующее время основанная на перечнях имен в записных книжках арестованных.

Протоколы этого времени сухи, примитивны, состоят из вопросов и ответов, записанных казенным (порою — малограмотным) языком самими следователями, и сводятся, как правило, к тому, чтобы вынудить признание в несодеянном. В делах этого периода напрасно искать изъятых при обыске бумаг и документов, поскольку они обычно уничтожались, нет фотографий арестованных, а если подследственный чудом избегал фатальной аббревиатуры ВМН в результате собственной позиции и согласного показания подельников, что он к ним никакого отношения не имеет, как то произошло в 1937 г. с П.А.Аренским⁷, то он мог получить только пять лет колымских лагерей... Все это объясняет, почему архивно-следственные дела этого периода содержат минимальное количество информации по мистическим движениям в России и содержанию самого мистицизма, будучи нацелены исключительно на возможность политического обвинения (террор, подрывная работа, антисоветская пропаганда и агитация), и, по большей части, важны исследователю лишь для выяснения судьбы человека, попавшего в «ежовскую мясорубку». Соответственна и ценность этих вынужденных показаний, когда, с одной стороны, человек пытался дать минимум информации о тех, кто интересовал следственную группу, а с другой — подвергнутый допросам с мордобоем и пытками, как о том пишут некоторые из выживших,

подававших уже при Л.П.Берии заявления на пересмотр своих дел, будучи в невменяемом состоянии оговаривал других и признавался в несовершенных поступках⁸.

Было и другое, о чем писал в своем обращении в прокуратуру уже в 1954 г. инженер В.И.Жданов. Будучи арестован 02.11.42 г. «за язык», т.е. сказав что-то «лишнее» в присутствии кого-то, кто посчитал своим долгом довести это до сведения органов, он семь месяцев, с момента ареста и по июнь 1942 г., добирался по этапу от Москвы до знаменитой Саратовской тюрьмы № 1, где сразу же попал в больницу, откуда его к следователю Образцову носили на руках в практически невменяемом состоянии. Естественно, протоколы допросов составлялись следователем на основании следственных дел Жданова 1932 и 1934 г., после чего на основании этих же текстов составлялась еще и «стенограмма», подтверждавшая все, ранее изложенное. Поскольку же всё, что касалось оценки внутреннего и внешнего положения Советского Союза в этот период начала войны, как выяснилось потом, принадлежало лично следователю Образцову, по этим обвинениям можно составить представление о том, чем были тогда наполнены головы этих чекистов. Здесь и хозяйственная разруха, и голод в деревне, и подготовка Москвы к массовым взрывам предприятий и учреждений, и бездарность общего военного командования, и воровство в тылу, — все, о чем они знали по долгу своей службы или догадывались, убеждая признаться в этом арестованных.

Столь же отличны архивно-следственные дела третьей волны репрессий, приходящейся на 1948-51 гг., когда по всей стране шел подлинный «отлов» ранее репрессированных по ст. 58 УК для препровождения их снова в концлагеря или «на вечное поселение».

Как правило, в этот период новое уголовное дело возбуждалось по справке, составленной на основании первичного дела 20-х или 30-х гг., после чего выносилось «постановление на арест», а дальнейшее следствие заключалось в подтверждении арестованным старых данных и в привлечении свидетелей-сослуживцев, подтверждавших (или, что тоже случалось, не подтверждавших) факты антисоветских высказываний арестованного и его недобросовестного отношения к работе. Эти следственные дела содержат типовую анкету с приметами подследственного, отпечатками всех пальцев рук, фотокарточкой, однако протоколы допросов, за редким исключением, шаблонны и несут сравнительно мало информации по интересующим нас вопросам. Впрочем, иногда в них удается почерпнуть дополнительные биографические сведения о самом человеке, о некоторых его родственниках и знакомых, о которых он рассказывает с тем большей свободой, чем более достоверна у него информация об их смерти или нахождении в заключении. Обычно именно в этих, самых поздних по времени делах можно найти документы об освобождении человека из лагеря или возвращении его из места ссылки, обращение к прокурору о снятии судимости и материалы последующей реабилитации (или отказ в ней).

Подводя итоги такому обзору, далеко не исчерпывающему, однако позволяющему составить общее представление о характере и степени достоверности такого специфического источника информации, практически единственного для исследователя, занимающегося изучением мистических обществ и орденов в советской России, надо остановиться еще на одной его особенности, а именно: отсутствии систематизации материала. Последнее означает, что за редким исключением следственные дела мистиков предстают (и числятся) как дела отдельных людей (или групп), не имеющих внешней связи друг с другом, проходя по регистрации архивов исключительно по фамилии того или иного человека, добраться до которого можно лишь зная его имя, год и место рождения. Отсюда следует, что выявление групп и отдельных людей, принадлежавших к тому или иному объединению мистиков (будь то Орден тамплиеров, Орден розенкрейцеров, «Орден Света», «Орден Духа» и т.п.), возможно только путем непосредственного перехода исследователя от одного архивного дела к другому, выделяя из показаний подследственных имена и фамилии, представляющиеся наиболее «перспективными» для выхода на новую группировку.

Способ такой бывает сложен, а порою и непреодолим, потому что в исходном документе часто указывается одна только фамилия без полного имени, к тому же неверно записанная (не только следователем, но и самим подследственным); однако даже полное имя, особенно при обыденности его элементов (Иван Александрович Петров) не спасает положения, если ее не сопровождает указание на год и место рождения. Следует быть готовым и к другому. Например, когда, несмотря на неполные данные об одном из членов Ордена тамплиеров, М.А.Лорис-Меликове, удалось разыскать его следственное дело, то, как выяснилось, оно ничего не сообщало о его орденской деятельности, поскольку арестован он был не как мистик (анархо-мистик), а как «вредитель в метеослужбе» и проходил по совершенно другому отделу ОГПУ⁹.

И все же при всей неразработанности (и засекреченности) архивной службы ФСБ РФ, при всей фактической и системной затрудненности получения материалов этих архивов, в особенности отдаленных от центров (при этом следует упомянуть, что «ключи» к ним находятся в Справочно-информационном центре МВД, в продолжающей пополняться картотеке на лиц, осужденных уже в наши дни), их документы являются драгоценнейшим источником, который позволяет впервые поставить (а в каких-то случаях — и решать) вопросы духовной жизни советской России, прослеживая влияние мистических обществ и орденов на развитие ее культуры и искусства.

Таким образом, при всей затрудненности пользования этим новым видом источников, при всей трудности обработки и осмысления материала, заключающегося в документах различного вида — анкетах, протоколах, служебной переписке, обвинительных заключениях и пр., — при всей их разноголосице, разнобое, ошибках, описках малограмотных протоколистов, современный исследователь находит в них структурную основу практически для всех дальнейших культурологических и специальных исследований в виде биографического материала и частично прослеживаемых широко разветвленных родственных, дружеских, служебных, орденских и прочих связей, представляющих реальную картину взаимодействия людей, их творчества и циркуляции идей в обществе. В свою очередь, это открывает возможность переносить розыски дальше, в другие государственные или ведомственные архивы, где в фондах того или иного лица могли отложиться материалы, относящиеся к интересующему нас человеку (так в фонде анархиста А.А.Борового в РГАЛИ оказался не только интересный комплекс документов, связанный с Кропоткинским музеем, но и работы А.А.Карелина и А.А.Солоновича, стоявших у истоков Ордена российских тамплиеров, а в Рукописном отделе Литературного музея — протоколы заседаний и документы Музея им. П.А.Кропоткина¹⁰, считавшиеся погибшими), или в семейных архивах, если удается проследить наследников и родственников (так произошло с литературным наследием С. А. Кондратьева, с частью орденского архива, сохранившегося у Е.А.Шиповской, первой жены А.С.Поль, с остатками творческого наследия А.В.Уйттенховена, найденными в личном архиве М.Н.Жемчужниковой у ее дочери, и т.п.).

Такой путь исследователя — от личности, возникающей в одном из архивно-следственных дел ОГПУ-НКВД-КГБ, к ее окружению, семье и к новым, попадающим в поле его зрения фигурам, позволяет воссоздавать наиболее достоверную картину явления в целом, под новым углом зрения рассматривая имеющиеся тексты, выходившие из этого круга людей или обращавшиеся в нем, открывая в них новое содержание и расшифровывая намеки, которым ранее не придавалось значения (например, рыцарская тематика в стихах). Как это происходит на деле, я показываю на примере Ордена тамплиеров и некоторых его филиаций в Москве, Петербурге, Нижнем Новгороде, Екатеринбурге и на Северном Кавказе.

2. Орден тамплиеров: люди и организации.

Основателем Ордена тамплиеров в советской России явился А.А.Карелин — сначала народоволец, народник, затем какое-то время эсер (?), а с 1905 г. убежденный анархист, вынужденный эмигрировать во Францию¹¹. В Россию он вернулся в августе 1917 г., имея уже не только тамплиерское посвящение, но и задание основать здесь Восточный отряд Ордена тамплиеров. Будучи после П.А.Кропоткина крупнейшим теоретиком анархизма, писателем и организатором различных изданий в эмиграции, Карелин и по приезде в Россию развернул бурную анархистскую деятельность сначала в Петрограде, а затем в Москве, где уже в 1918 г. создал и фактически возглавил две федерации — Всероссийскую федерацию анархистов (ВФА) и Всероссийскую федерацию анархистов-коммунистов (ВФАК). Авторитет Карелина, его энциклопедические познания, поразительный талант привлекать к себе людей, умение выслушивать их и уважать чужие мнения, снискали ему уважение представителей других партий¹² и выдвинули, вместе с его сподвижниками Р.Эрмандом и

А.Ю.Ге, во ВЦИК от анархистов на правах фракции (наблюдательной). Такое положение вместе с широкими дружескими связями в советских верхах (напр., с А.С.Ену- кидзе) оказалось столь прочным, что практически до своей смерти 20.03.26 г. Карелин выступал как бы «гарантом» существования легального анархистского издательства «Голос труда», общественного Комитета по увековечению памяти П.А.Кропоткина и самого Музея П.А.Кропоткина в Москве, ставшего последним центром (и памятником) анархистского движения.

Из показаний Н.А.Ладыженского в процессе следствия по «сочинскому делу», а затем по делу «Ордена Света» осенью 1930 г. явствует, что первые шаги к созданию Ордена тамплиеров на российской почве Карелин предпринял не позднее 1919 г., имея в числе своих ближайших сподвижников анархиста Н.К.Богомолова (гимназического приятеля Ладыженского, через которого тот и был представлен Карелину) и преподавателя математики в московских вузах А.А.Солоновича. В этой беседе, по утверждению Ладыженского, Карелин предлагал использовать формы орденской организации «для распространению идей анархизма»¹³. Последнее можно расценить двояко: как попытку закамуфлировать подлинно орденские устремления мистического плана от сподвижников-анархистов, не признававших никакой «мистики», или, наоборот, как попытку скрыть за духовным движением явление политического характера, на чем в своих обвинениях против мистиков неизменно настаивали органы ОГПУ-НКВД. Двойственность эта существовала на протяжении ряда лет до полного разгром властями того и другого движения, вызывая путаницу, недоумение окружающих, взаимные упреки, а также установившееся за тамплиерами наименование их «анархо-мистиками».

Впрочем, иначе, вероятно, и не могло быть, ибо такая политико-идеологическая двойственность вызывалась еще и условиями среды, в которой действовали тамплиеры. Так, будучи математиком, преподавателем математики в разных вузах Москвы, в первую очередь в МВТУ им. Баумана, А.А.Солонович, человек талантливый и экспансивный, работал одновременно по распространению тех и других идей в преподавательской и студенческой среде, причем, если в первой он мог говорить со своими коллегами на языке науки, то к студенчеству требовался более простой и действенный подход с позиций современности и актуальности. Все начиналось с приватных, нелегальных кружков, в которых Солонович читал лекции, посвященные философии и политэкономии. Они начинались историческим обзором и критикой материализма, в следующем цикле переходили к утверждению идеалистического мировоззрения, к раскрытию мистического понимания мира и человека, а затем к изложению философских систем Востока, в том числе гностицизма. Изложение основ мировоззрения дополнялось лекциями по истории литературы и искусства, которые читали другие тамплиеры, например, А.С.Поль, блестящий лектор, закончивший не только Московский университет по зарубежной экономике и экономгеографии, но еще и Государственный институт слова, и в последующие годы, до с