Https://vk.com/paranormal_love_stories 7 страница

Глава 11

— Ты опускаешь плечо каждый раз, как только делаешь выпад, — сделал замечание Титус.
— Какое именно плечо? — уточнил Матео, переводя взгляд с одного плеча на другое.
— Твое правое, когда ты делаешь выпад. Ты пускаешь в ход оба оружия, и твой противник не должен знать, чем именно ты собираешься атаковать, — сказал Титус. — Какое бы оружие ты не пускал в ход, держи плечи ровно.
Матео был крайне признателен за этот урок, но сознательно старался не выдавать своих эмоций. Они с Титусом начали тренировку за несколько часов до обеда, поэтому оба изрядно вспотели, а Титус еще и зверски проголодался. Матео стоял в очереди за своей порцией овсянки, но когда подошел к раздаче, ему выдали полную миску человеческого дерьма.
— Гладиаторы едят тушеное мясо, а рабы едят то, что вышло из моей задницы, — заявил повар.
Матео посмотрел на него, корчась от отвращения.
— Мы все здесь рабы.
— Некоторые из них более ценны, чем другие, — парировал мужчина.
— Он будет есть то же, что и я, — сказал Титус, всем своим видом внушая мужчине последовать его требованиям.
— Твой член побывал в его дырке, и теперь он стал особенным? — спросил повар.
— Корнелиус, ты нарываешься на то, чтобы я засунул тебе ногу в задницу? — угрожающе прорычал Титус.
Повар оскалил зубы и нахмурился.
— Пожалуй, нет. Как скажешь.
Он неохотно забрал миску с фекалиями из рук Матео и дал ему новую со свежим рагу. Аромат еды донесся до ноздрей юноши, заставив его желудок заурчать от предвкушения.
— Вот и молодец. И когда ты выкинешь подобное в следующий раз, я заставлю сожрать тебя это, — предупредил Титус, а затем взял свою миску с куриным супом, в котором плавала половина тушки птицы, и два ломтя хлеба, прежде чем повести Матео к столу, где сидели Кодак и Хеликс.
— Садись, — сказал Титус, указывая на место рядом с собой.
Матео сел, и Титус протянул ему ломоть хлеба.
— Благодарю.
Юноша уже прочувствовал выгоду секса с чемпионом. Видит бог, ему совсем не хотелось есть подсохшую овсянку, которой ему приходилось питаться в то время, как гладиаторы наслаждались тушеным мясом, супами и овощным рагу. И уж точно не собирался есть дерьмо Корнелиуса.
— Как ты думаешь, он...
Матео задумался о том, не добавляет ли повар свои фекалии в еду. От одной этой мысли его чуть не вырвало, поэтому он решил ее не озвучивать.
Титус усмехнулся.
— Нет, если, конечно, не стремиться умереть, — ответил он, уловив ход мыслей Матео. — Ешь, это вкусно и безопасно.
Матео обмакнул хлеб в тушеное мясо с картофелем, морковью и горошком и откусил кусочек. Он еле подавил в себе стон от наслаждения вкусом. Это было не так чудесно, как то, что готовила его мама из свежепойманной дичи, но это определенно было лучше, чем то, что ему приходилось есть неделями до этого.
— Я бы не спешил привыкать к этому, — сказал Хеликс.
Матео поднял глаза на угрюмого гладиатора, который смотрел на него, очевидно, все еще злясь на то, что был отвергнут прошлым вечером.
— К чему? — уточнил Матео.
— Что касается тебя, то ко всему этому, — Хеликс указал на миску с тушеным мясом, которое ел Матео. Затем он перевел взгляд на Титуса. — А тебе не стоит привыкать к нему... поскольку я сомневаюсь, что он выдержит испытание.
— Даже если я продолжу его тренировать? — поинтересовался Титус с ухмылкой, не давая негативному настрою товарища испортить ему настроение.
Хеликс фыркнул и вновь посмотрел на Матео.
— Когда твоя дырка поизносится, он потеряет к тебе интерес.
Матео проглотил пищу, которая была у него во рту, прежде чем ответить:
— И даже тогда я бы не хотел, чтобы во мне оказался твой член.
Титус и Кодак рассмеялись в голос.
— Возможно, у него куда больше шансов, чем мы предполагаем, — отметил Кодак, ухмыляясь.
Матео улыбнулся и зачерпнул еще ложку мясного рагу. Он оказался более решительным, чем от него ожидали, но ничего не имел и против того, чтобы его недооценивали. Как говорил ему Сервантес: пусть враг заблуждается в тебе, чтобы когда ты пойдешь в атаку, он оказался застигнут врасплох. Именно такой тактики Матео и планировал придерживаться.
После обеда они вернулись к тренировкам. Титус занялся силовыми тренировками, и Матео спарринговал с Сервантесом, который отмечал значительные успехи. Но чем виднее были достижения, тем суровее становились уроки, и юноша оказывался несколько раз лицом в песке. Его нос был поврежден, а голова пульсировала от ударов, которые он умудрился пропустить. Матео обещал не повторять себе ни одной из допущенных ошибок. Часы тренировок тянулись долго и изнурительно, поэтому к концу дня юноша чувствовал себя разбитым и изможденным.
После того, как гладиаторов отпустили, мужчины побрели в бани, чтобы привести себя в порядок и отдохнуть. Матео отмокал в ванне, позволяя теплой воде ласкать его ноющее тело. Его голова была откинута на бортик, а глаза закрыты до тех пор, пока он не почувствовал кого-то рядом с собой.
Титус смотрел на него с ухмылкой, пробираясь по воде к своей цели. Прижавшись всем телом к Матео, он склонился, чтобы поцеловать его. Юноша ответил на поцелуй, позволив своему языку скользнуть в рот Титуса. Тот зарычал и со всей напористостью протиснулся между ног Матео.
— Я хотел бы быть внутри тебя днями напролет, — сказал он все с той же ухмылкой.
— Я заметил, как ты смотришь на меня. Мне понятно, к чему ты клонишь, но я собирался просто искупаться, — ответил Матео.
Титус напрягся, нахмурив темные брови.
— Вероятно, завтра ты снова будешь есть овсянку, и мне придется тренировать кого-то другого.
Титус сказал достаточно, чтобы Матео все понял.
— Разве ты не устал?
— Нет, я возбужден. — Он опустил руки под воду, хватая ноги Матео и закидывая их себе на талию. — Мой член приходит в готовность от одного лишь взгляда на тебя.
Матео чувствовал, как восставший член Титуса упирается ему в задницу, и понимал, что если хочет продолжать пользоваться привилегиями, должен следовать избранным путем до конца. Он нашел опору на бортиках ванны как раз в тот момент, когда Титус вторгся в него. Гладиатор трахал его неистовее, чем прошлым вечером, словно заявляя свои права на Матео в каком-то диком брачном ритуале.
Удовольствие, которое Матео испытывал ранее, на этот раз отсутствовало, и ему пришлось прибегнуть к тем фантазиям, которые он часто эксплуатировал, когда требовалось возбудиться. Он не сомневался, что Титусу не понравится, что его член остается вялым, когда они занимаются сексом. И снова мысли юноши вернулись к Элою, богу, который был гораздо привлекательнее и более возбуждающим любого из мужчин. Хотя и он мог быть столь же жестоким, но Матео акцентировался не на этом. И всегда все сводилось к одним и тем же образам. Нежные прикосновения, улыбка, которыми одаривал его Элой. Глаза, которые смотрели на него так, словно он был каким-то особенным. Именно за эти воспоминания цеплялся Матео, пока Титус таранил его задницу.
— Ооо, черт! — зарычал Титус, прижимаясь к Матео. Вода плескалась между мужчинами, когда один из них достиг пика. Титус застонал и выругался, упиваясь каждой секундой бурного оргазма. Он трахал каждого в лудусе, но именно тело Матео доставляло ему больше всего удовольствия. Титус намеревался заявить свои права на юношу на то время, пока они живут под одной крышей, наплевав, согласен тот или нет.
Тяжело дыша, он вытащил член из задницы Матео, удовлетворенный такой разрядкой.
— Теперь ты можешь и искупаться, — произнес он, словно давая разрешение.
Матео решил обойдись без комментариев, грамотнее дать Титусу ощущение, что тот контролирует ситуацию. Он будет пользоваться преимуществами связи с гладиатором, как тот эксплуатирует его тело для своего удовольствия. Другие гладиаторы даже не думали приближаться к ним, что являлось еще одним плюсом для Матео. Если они будут думать, что он принадлежит Титусу, возможно, они прекратят свои регулярные домогательства. Это было бы очень на руку Матео.
Он закончил водные процедуры, отмыв свою задницу настолько, насколько это было возможно. Когда пришло время для сна, Титус потребовал, чтобы он лег на соседней койке, и юноша повиновался. Остальные мужчины снова промолчали, и Матео осознал, что для него это новый этап.
***
Прошло три месяца с тех пор, как Титус начал тренировать и трахать Матео, а тот взамен получал необходимые знания и пользовался привилегиями. Было не так уж и плохо физически принадлежать Титусу. В большинстве случаев ему удавалось достигать оргазма, пусть порой и прибегая к фантазиям об Элое. Для Матео все это не проходило безрезультатно. Его тело стало подтянутее, чем в момент его прибытия в лудус.
Его мускулы стали более рельефными и выраженными. Его тело настолько окрепло, что его больше не считал воробушком даже Борис, гладиатор, с которым ему предстояло встретиться на песке в качестве испытания. Теперь он звал его «маленьким мужчиной», даже не взирая на высокий рост юноши. Но все же это видимый прогресс. Безусловно, Борис все еще лелеял мечту трахнуть Матео, но не смел идти наперекор Титусу, который лишь упрочил свои позиции, выигрывая поединок за поединком, сохраняя за собой безоговорочный статус чемпиона.
— Нервничаешь? — поинтересовался Титус у Матео, обматывая его руки полосками кожи.
Матео кивнул:
— Есть такое. Мне предстоит одолеть Бориса или же умереть.
— Я буду очень разочарован, если ты умрешь, — произнес Титус
Матео посмотрел на него и ухмыльнулся.
— Ты переживаешь лишь за теплое местечко для своего члена.
Титус рассмеялся и пожал плечами.
— Этого мне будет определенно не хватать. Но что-то мне подсказывает, что мы значим друг для друга гораздо больше.
Но Матео знал, что это не так. Если бы он отказал Титусу в сексе, тот быстро потерял бы к нему интерес. Конечно, пока они оставались в статусе любовников, мужчина мог утверждать, что их связывает еще что-то помимо секса, но это работало только при условии, что Матео оставался покладистым. Юноша уже проверял это раньше, и каждый раз, когда он уходил от секса, Титус наказывал его, отказываясь тренировать его на следующий день или позволяя повару накормить его далеко неаппетитной едой.
Матео пробыл в лудусе уже четыре месяца, и его было не так просто провести. Он многое усвоил касательно здешних мужчин и не позволял им сломить себя. И все же, если Титус хочет верить, что он нужен Матео для чего-то большего, чем комфортные условия и лучшие тренировки, был готов подыграть.
Матео улыбнулся и поцеловал Титуса.
— Так и есть, — солгал он.
Титус ухмыльнулся, заканчивая с кожаными полосками.
— У Бориса есть слабое место в его защите слева.
Матео кивнул, взяв себе на заметку.
— Благодарю.
Титус улыбнулся и посмотрел на Матео сверху вниз, встретившись с ним взглядом.
— А ты знаешь, ради чего я так упорно борюсь?
— Ради прославления этого дома и благосклонности богов? — преположил Матео.
Титус пожал плечами.
— Это само собой. Я сражаюсь, потому что хочу войти в историю как один из величайших гладиаторов, когда-либо живших на земле. Я хочу, чтобы мой памятник стоял за пределами этой арены вместе с другими достойными, и чтобы люди, глядя на него, стремились достичь таких же вершин, как я. История создается теми, кто достаточно храбр для того, чтобы рассказать свою собственную.
Слова, сказанные Титусом, тронули Матео до глубины души и вдохновили его. Хотя он мечтал войти в историю, как один из гладиаторов, который сумел получить свободу. Эта была именно та историю, которую он хотел рассказать.
Юноша снова улыбнулся Титусу:
— Еще раз спасибо.
— Пора, — объявил Сервантес.
Матео глубоко вздохнул и последовал за Титусом во внутренний двор, где уже собрались все гладиаторы, выстроившись в круг. Матео прошел в центр круга и остановился перед Сервантесом.
— Настало время посмотреть, насколько тобой были усвоены мои уроки, — сказал Сервантес и жестом пригласил присоединиться к ним Бориса.
Словно неотесанный огромный зверь, гладиатор вышел на середину круга и улыбнулся Матео.
— Я обещаю не особо усердствовать, если ты пообещаешь отдаться мне.
— Это недостойно, Борис, — отметил Сервантес.
— Так мне щадить его жизнь, а? — спросил Борис, глядя на Сервантеса, который лишь помотал головой.
— Это я сохраню тебе жизнь, если ты прекратишь с вопросами, — произнес Матео.
Сервантес не смог сдержать смех и жестом велел обоим мужчинам повернуться лицом к лудусу, где на балконе стоял их доминус, наблюдая за происходящим.
— Засвидетельствуйте свое почтение вашему доминусу.
Все гладиаторы повернулись к Раме, хором скандируя его имя. Матео присоединился к ним, хотя и не уважал этого человека, который продолжал относиться к нему уничижительно. Рама улыбался, упиваясь тем, как его рабы славят его. Он поднял руку в воздух, побуждая их замолчать.
— Сегодня вечером мы увидим, стоишь ли ты тех рубио, что я отдал за тебя, раб. Если ты сможешь пережить сегодняшнее испытание, но потерпишь неудачу, я продам тебя в первый подвернувшийся бордель, — заявил Рама, обращаясь к Матео.
Матео склонил голову:
— Я не подведу, господин.
Мотивации, чтобы победить, было предостаточно, но перспектива быть проданным в бордель послужила мощным дополнительным стимулом.
— Что ж, посмотрим, — сказал Рама и дал сигнал Сервантесу продолжать.
— Оружие, — объявил Сервантес, и двое рабов подбежали к соперникам, протягивая им их боевое снаряжение.

Борис взялся за рукоять огромного меча. Матео достаточно наблюдал за тем, как верзила владеет им, и понимал, о какой слабости Бориса говорил ему Титус, которая наверняка должна проявиться и в грядущей схватке. Глядя на них со стороны, могло показаться, что силы в поединке неравноценны, так как внушительный меч Бориса выглядел куда смертоноснее, чем мечи Матео, но каждый из гладиаторов был обучен владению своим индивидуальным оружием. Считалось, что не имеет значения, кто сойдется в схватке, даже если у одного противника меч, а у другого только рапира или сай. Не имела значения и комплекция противников и даже пол. Все гладиаторы считались равными, если они были обучены должным образом.
Матео крепко сжал рукояти своих мечей и повернулся к Борису. Его сердце колотилось с бешеной скоростью, так как он давал себе отчет, что настал момент истины. Если ему не удастся выстоять, то он предпочел бы умереть от меча Бориса, нежели чтобы его тело было продано. В своей голове он держал каждый урок, который ему преподали, потому что не хотел совершить ни одной ошибки, которая могла бы сыграть злую шутку с его судьбой.
Взгляд Бориса, устремленный на Матео, был пропитан похотью и местью. Возможно, он и был бы готов использовать свой меч, чтобы наказать Матео за все те разы, что оказался отвергнут. Но если же юноше все же удастся выжить, он собирался получить от него то, чего так долго жаждал. Если Матео будет продан в бордель, это сделает его еще более низшим рабом, и тогда даже Титус не сможет защитить его. Эта мысль заставила Бориса ухмыльнуться.
Сервантес отступил в сторону, когда двое рабов пролили горючим круг вокруг двух мужчин. Один из гладиаторов протянул учителю пылающий факел.
— Правила крайне просты. Двое мужчин в круге, тот из них, кто падает в огонь, проигрывает. Если одному из них удастся убить другого, он также выигрывает. — На этих словах он поджег горючее, и вокруг Матео и Бориса образовалось огненное кольцо. — Пусть испытание начнется!
Когда пламя разгорелось и затрещало, все остальные гладиаторы отступили назад. Матео и Борис сверлили друг друга взглядом, выжидая лучшего момента для атаки. Ладони Матео вспотели, но кожаные полоски, обмотанные вокруг них, не давали выронить мечи из рук. Их глаза встретились, и Матео подмигнул, приводя тем самым Бориса в ярость.
Верзила-гладиатор бросился в наступление, размахивая мечом, длина которого практически была равна его росту. Чтобы управляться с этой штуковиной, Борис был вынужден задействовать все свои мускулы, и Матео, будучи меньшего роста и гораздо проворнее, с легкостью увернулся от первого удара. Борис снова атаковал замахом сверху, который Матео заблокировал, сложив оба своих оружия крест-накрест и толкая их от себя вверх, чем заставил Бориса отступить.
— Скоро ты примешь этот член, — пригрозил Борис, обхватив свободной рукой свою промежность и демонстрируя Матео.
Матео не стал тратить время на ответную колкость, не считая нужным отвлекаться на такую ерунду. Это был его второй поединок со смертью, и на этот раз Элоя не было рядом, так что он полагался только на свои навыки и собственную смекалку.
Их мечи снова схлестнулись, и Матео пришлось приложить все усилия, когда Борис напирал, стремясь разрубить его пополам. Оба мужчины рычали, а их грудь тяжело вздымалась. Поединок уже длился дольше, чем многие могли ожидать.
Матео нанес Борису удар по лицу, отбросив гладиатора назад, и этого времени было достаточно, чтобы принять наступательную позицию. Его плечо немного кровоточило от удара меча противника. Пришло время Матео сменить тактику с оборонительной на атакующую, чтобы выбить Бориса из игры. Если преимуществами Бориса являлись грубая сила и комплекция, то на стороне юноши были скорость и ловкость.
Матео сосредоточился на слабости Бориса и атаковал с левой стороны, блокируя катаной меч гладиатора, одновременно используя вакидзаси для нанесения удара. Некоторые гладиаторы подбадривали Матео, радуясь, что у него получилось нанести урон. Среди них был и Титус. Борис вновь взмахнул мечом, но Матео успел пригнуться, чтобы не лишиться головы. Заметив, что Борис оставил свою грудь незащищенной, Матео резко развернулся, рассекая своим мечом грудную клетку верзилы, оставляя на ней глубокую рану.
— Черт! — взвыл Борис, схватившись за кровоточащую рану и отступая назад. Он одарил Матео еще более свирепым взглядом, и юноша рассчитывал использовать его гнев в свою пользу.
— Теперь я понимаю, почему тебя не допустили до крайних двух Игр, — подстегивал противника Матео, бросив следом еще несколько оскорблений, чтобы еще сильнее разозлить Бориса.
— Ах ты, сученыш! — крикнул Борис и бросился на Матео.
Балансируя на цыпочках, юноша отскочил назад. Он старался держать как можно дальше от огня, окружающего их, так как не хотел проиграть, выпав за пределы кольца. Матео увернулся и полоснул Бориса по спине, отчего гладиатор снова взвыл, но тут же нанес ответный удар локтем по лицу юноше, у того закружилась голова. Матео рухнул навзничь, и его тело с глухим стуком приземлилось на песок. Борис тут же бросился на него, пытаясь воспользоваться моментом, но Матео откатился в сторону от лезвия меча противника, когда то со свистом рассекло воздух.
Юноша поспешно вскочил на ноги, усиленно борясь с дезориентацией. Его голова пульсировала от боли, и было сложнее сосредоточиться, но он заставил себя собрать всю волю в кулак. И вновь Борис бросился в его сторону, взмахнув мечом, но Матео сделал низкий выпад, рассекая левую ногу противника до кости.
— Ааа, дерьмо! — закричал Борис, рухнув на одно колено, пока его нога кровоточила так, что под ним образовалась лужа крови.
Матео не мог поверить в свою удачу. Он смог сбить с ног противника, используя столь рискованный маневр. Единственная слабость Бориса выходила ему боком. Юноша вскочил на ноги и с остервенением набросился на противника. Верзила блокировал несколько атак Матео, но был не в состоянии справиться со всеми, поэтому его несколько раз порезали, то одним мечом, то другим, когда Матео демонстрировал на нем технику одновременного владения двумя видами оружия.
Борис яростно взмахнул огромным мечом, но Матео увернулся от его атаки, отскочив назад и влево. Осознав, что это его шанс, он рванулся вперед, и его вакидзаси вонзилось в шею противника. Толпа затихла, когда изо рта Бориса хлынула кровь. Матео разинул рот и выпучил глаза, обескураженный своей первой победой над опытным гладиатором. Он извлек свое оружие, и из раны хлестнуло еще больше крови, которая растекалась по волосатой груди Бориса.
Гладиатор издал последний булькающий хрип, потом его тело рухнуло лицом в песок, а огромный меч упал следом. Матео стоял над телом Бориса, ощущая, как жар от огня заставляет его потеть еще больше, и задыхаясь от усталости. Юноша даже не осознавал, сколько сил вложил в борьбу, так как весь поединок действовал на чистом адреналине.
Все казалось абсолютно нереальным, когда он смотрел на кровь, сочащуюся из бездыханного тела Бориса. Он победил. Действительно одолел одного из лучших гладиаторов. Юноша никогда не считал Бориса таковым, Харака был сильнее, но все же... эта был поединок, в котором на него никто особо не ставил, а он победил. Значит, еще не все потеряно.
Трое рабов подбежали к огненному кольцу, а часть гладиаторов разразилась аплодисментами и восторженными возгласами. Рабы начали засыпать огонь песком, чтобы Матео мог покинуть тлеющий круг. Сервантес поприветствовал его лишь коротким кивком, а затем посмотрел на труп Бориса. Он взял Матео за руку и торжествующе поднял ее вверх.
— Наш победитель! — провозгласил он, и гладиаторы зааплодировали пуще прежнего. Титус тоже рукоплескал ему. Сервантес повернулся к Матео. — Откровенно говоря, я не был уверен в твоей победе. Теперь ты — гладиатор, и тебя заклеймят, как такового.
Церемония клеймения не являлась пределом мечтаний Матео, но это было тем, чего он ждал, потому что это означало, что он выстоял испытание и имел возможность двигаться дальше по пути к своей свободе.
— Благодарю вас за ваши уроки, учитель, — сказал Матео, отдавая должное этому мужчине.
— Хорошо, что ты усвоил их, — ответил Сервантес и отвернулся, чтобы посмотреть на то, как рабы убирают тело Бориса с песка. Они затащили тело внутрь лудуса. Его огромный меч остался лежать на арене. Его лезвие все еще было в крови Матео, которому Борис нанес несколько хороших ударов. — Это была впечатляющая победа, и Борис тоже погиб с честью.
— Все верно, учитель, — согласился Матео. Но в глубине души он ликовал, что с песка уносят не его тело, а Бориса, и что еще лучше, его израненное тело не увозят в один из захудалых борделей.
— Почтим нашего падшего брата! — призвал Сервантес, после чего гладиаторы трижды выкрикнули имя Бориса и гладиаторский девиз: «Боги благоволят героям, удача улыбается смелым». Матео присоединился к их скандированию.
— Сегодня вечером Матео доказал, что достоин стать одним из вас. Теперь он примет клеймо нашего доминуса, — объявил Сервантес под рев гладиаторов. Он повернулся к Матео. — Встань на колени и протяни руку.
Матео повиновался, опускаясь на оба колена и подняв правую руку, открывая внутреннюю поверхность предплечья. Он уже знал, где оставят клеймо, и был готов к тому, что это будет больно. Сервантес подошел к металлической печи, внутри которой горело пламя и накалялось клеймо. Используя толстые кожаные перчатки, он извлек из огня железный стержень. Эмблема дома Рамы красовалась на самом конце стержня. Замысловатый щит с двумя скрещенными мечами над буквой «Р».
Матео сделал несколько глубоких вздохов, готовясь к обжигающей боли, которая, как он знал, вскоре грядет. Юноша также давал себе отчет, что ему придется повторять слова клятвы, которая сопровождала клеймение. Клятвы верности той жизни, о которой он не просил и не мечтал, но которая стала его судьбой. И Матео принимал ее. Поэтому он постарается извлечь из всего этого как можно больше пользы. Это было его главной клятвой, которую он дал себе сегодня вечером, произнося совершенно другие слова.
Сервантес держал кусок дымящегося раскаленного железа в одной руке, а другой сжимал запястье юноши.
— Готов ли ты произнести за мной слова клятвы, ответь мне?
— Да, учитель, — кивнул Матео.
— Клянешься ли ты служить дому Рамы в славных битвах на арене до конца своих дней?
Матео не нравилась эта формулировка, она намекала на то, что ему никогда не видать свободы, и это заставило юношу задуматься, как семь гладиаторов сумели разорвать цепи рабства. Как ни крути, сейчас у него не было выбора, поэтому он повторил эти бессмысленные для него слова.
— Я клянусь посвятить свою жизнь славным битвам и служению дому Рамы.
— Клянешься ли ты сделать каждую битву на арене триумфальной, даже если она будет венчаться твоей смертью во славу дома Рамы? — спросил Сервантес.
Матео снова кивнул:
— Да, учитель. Я клянусь делать каждую битву на арене триумфальной во славу дома Рамы, даже если она будет венчаться моей смертью.
— Клянешься ли ты служить своему доминусу, как он того пожелает?
Матео едва заставил себя сдержать стон, так как он ненавидел служить Раме, и точка. Но доминус уже во всю пользовался тем, что Матео был всего лишь его рабом.
— Да, я клянусь служить своему доминусу, как он того пожелает.
— Клянешься ли ты почитать память своих братьев по лудусу на арене?
Матео кивнул:
— Да, я клянусь чтить память моих братьев-гладиаторов на арене.
— Клянешься ли ты всецело воздавать славу богам, а также дому Рамы, ничего не оставляя себе? — Сервантес задал заключительный вопрос клятвы.
Славу богам? Он уже встречался с одним из них и видел ничтожно мало причин, по которым мог бы воздавать им славу. Хотя, возможно, он должен быть благодарен Элою, так как именно он
является причиной, по которой Матео все еще жив.
— Клянусь воздать всю славу четырем небесным богам и дому Рамы, не оставляя ничего себе.
Сервантес был удовлетворен ответами, как и Рама, который кивнул, давая добро на то, чтобы клеймить Матео. Учитель прижал раскаленное железо к плоти юноши, когда тот стиснул зубы, чтобы не закричать от боли, как бы ни было велико желание. Наконец, клеймо было на месте. Матео посмотрел на свою обожженную кожу и на узор, навечно запечатлевшийся на ней. Юноша старался не думать об этом, как о чем-то постоянном, так как все еще не терял надежду, что однажды... он обретет свободу.