2020-09-27
114
Глава 5
Скрежет ключей об металл разбудил Матео и двух других пленников. Он открыл глаза, слегка протер их и присмотрелся к человеку, открывшему камеру. Это был Сервантес, наставник, и, если ему удастся пережить сегодняшние события, возможно, его новый тренер.
— Поднимайтесь и шевелите булками, — приказал Сервантес.
Матео с остальными поднялись на ноги, еле державшими их, поскольку они голодали уже несколько дней. Честно говоря, Матео не представлял, как он может сражаться с обученным гладиатором, который не был ослаблен и обезвожен, как он, да ещё и надеется выстоять в этой схватке до конца. Наверняка ему не помешала бы благосклонность богов, но надеяться на это не стоило.
Часть его готова была смириться с тем, что смерть неминуемо настигнет его в ближайшие часы. Но другая часть хотела бороться, чего бы это ему ни стоило. И только когда придет время выходить на арену, станет ясно, какая чаша весов перевесит. Его желудок заурчал, как только он оказался за пределами камеры, и он приложил руку к животу в попытках его усмирить.
Как только все трое оказались на улице, Сервантес закрепил цепи на их ошейниках, а затем прицепил их противоположные концы к металлической петле на экипаже, в котором разместилось семь гладиаторов, среди которых был и Харака. У каждого из них, по всей видимости, в сетчатых мешках была боевая экипировка, но никакого оружия. Мужчины смотрели на них, устроившись более-менее удобно, и смеялись.
— Не отставайте, а то вас поволокут по земле. Мы не собираемся останавливаться из-за вас, усекли?
— Да, наставник, — ответил Матео, понимая, что нужно сказать. Он не был уверен, хватит ли у него сил угнаться за экипажем, к которому прикован, но он постарается.
Сервантес перевел взгляд на двух других пленников, и те кивнули, молча вторя ответу Матео.
— У вас язык отсох? — Его губы исказила ухмылка.
— Простите, наставник, — ответили двое.
— Так-то лучше, всегда отвечайте мне.
— Слушаемся, наставник, — ответили они.
Удовлетворившись ответом, Сервантес отправился к гладиаторам. Там же расположился ещё один экипаж, гораздо более презентабельный, чем не особо примечательный, состоящий из навеса со скамейками, в котором разместились гладиаторы. Второй экипаж был полноценной каретой с двойными дверями и, насколько мог видеть Матео, кожаными сидениями и шторками на окнах. Снаружи его украшали замысловатые узоры, вырезанные по дереву. Помимо них, герб в виде буквы «Р», который был выгравирован под балконом, красовался и над дверями кареты.
Это выглядело впечатляюще, и Матео догадывался, что она предназначена для их хозяина, Рамы. Кучер уже ожидал у экипажа, и вскоре Рама вышел из дома. Он проигнорировал Матео и остальных мужчин, просто забравшись в карету. Кучер закрыл за ним дверцу, затем прошел вперед, заняв свое место и взявшись за поводья.
Сервантес взобрался на скамейку экипажа с гладиаторами и сделал то же самое. Вскоре оба экипажа тронулись, и Матео с двумя мужчинами вынуждены были идти в ногу. Они двигались трусцой, едва держась на ногах и изо всех сил стараясь не упасть, чтобы их не волокли весь оставшийся путь, вероятнее всего, до арены. За время следования было всего две остановки, позволяющие мужчинам перевести дух, прежде чем двигаться дальше.
Спустя час, когда они прибыли на арену, их ноги сбились в кровь, а мышцы изнывали от боли. Пленники были полностью истощены и вымотаны как физически, так и морально, и духовно. Матео судорожно пытался восстановить дыхание и, как только это ему удалось, окинул глазами арену, поразившись её великолепию. Это было самым грандиозным из сооружений, которые ему приходилось видеть. Конечно, он повидал совсем немного, но это превосходило их все. Он обернулся к остальным пленникам и убедился, что они поражены не меньше.
Арена состояла из пятнадцати этажей и по площади была сравнима для Матео с небольшим поселением. Насколько он смог разглядеть, здание было возведено из мрамора, камня и стали и выглядело необычайно красиво со всеми своими арками, высеченными статуями гладиаторов прошлого и пышной зеленью, местами устилающей стены. Матео мог только фантазировать, как оно выглядело изнутри.
Ему не пришлось долго терзать свое воображение, так как они продолжили путь к гладиаторскому входу на арену. Экипаж Рамы двинулся в другую сторону, а их остался на тропе. Матео с остальными бежал рядом с экипажем, управляемым Сервантесом, пока он не остановился, а гладиаторы не начали высаживаться. Все они выстроились в одну линию с оружием в руках. На них были набедренные повязки и сандалии, и это отличалось от того, как они выглядели накануне.
Матео оценил глазами парня, с которым предстояло сражаться. Харака — двухметровый неотесанный зверь с длинными дредами, доходившими ему до задницы. Его кожа была темной от количества татуировок, покрывающих все его тело, в виде племенных рисунков и символов, значение которых Матео не знал. Среди них были имена, и он задумался, не принадлежат ли они гладиаторам, которых Харака одолел на арене.
— Следуйте за мной, мрази, — рявкнул Сервантес, и трое пленников поспешили за наставником, а гладиаторы шли следом за ними, наблюдая, чтобы никто из них не попытался бежать, что было невозможным, так как Сервантес крепко держал цепи, сковывающие их. Всех мужчин привели в одну комнату с каменными стенами и крюками на стене.
К Сервантесу вышел ещё один мужчина — высокий, мускулистый и лысый. На нем была надето что-то наподобие льняного халата. Его голубые глаза изучали трех пленников.
— Это ваши подношения сегодня? Печально, если это действительно так.
Сервантес замотал головой:
— Ты обижаешь меня, Самсон. Эти трое просто мусор, который должен будет показать в судьбоносном испытании, достойны ли они милости богов. Харака, Борис, Фейлонг, Сондер, Осирис и Тит — наше подношение.
Самсон перевел взгляд с пленников на мощных гладиаторов и одобрительно кивнул.
— Вполне достойное подношение, тем более для чемпионов.
— Вот и я о том же, — согласился Сервантес.
Самсон вновь вернулся к пленникам.
— С кем они сражаются сегодня?
Сервантес указал на Хараку:
— Эти трое выйдут на арену с ним.
Самсон снова кивнул:
— А-а-а, я понял. Тебе нужно подготовить гладиаторов?
— Как бы да, но я должен присмотреть за этими. — Он указал в сторону Матео и двух других парней. — Я всецело доверяю тебе позаботиться о моих гладиаторах.
— Тогда я забираю твоих гладиаторов, чтобы подготовить их к выходу на арену, — согласился Самсон.
Сервантес благодарно кивнул и жестом показал гладиатором, чтобы они следовали за мужчиной.
— Ступайте.
Семеро гладиаторов беспрекословно выполнили приказ, оставив Сервантеса наедине с тремя пленниками. Обычно наставник сам работал со своими людьми, но обычным рабам не разрешалось входить в зал гладиаторов, пока они не докажут, что достойны этого. Поэтому он остался с ними в зоне для рабов. Матео осмотрелся, убедившись, что кроме наставника и них в комнате никого нет.
Вдоль дальней стены располагались три оружейных стеллажа, заполненных тем, что производило впечатление старого и изношенного оружия, не пригодного ни для какого сражения. Даже щиты были помяты так, что не могли быть использованы. Словно все складывалось против них. Сердце Матео ушло в пятки от осознания того, что ему вряд ли уготовано пережить испытание судьбы.
Вдовесок ко всем этим мыслям, его желудок снова заурчал, вызывая у него легкие приступы тошноты. Он по-прежнему нуждался в еде и воде, как и в тот день, когда его пленили. Ему рассказали, что на судне им давали воду и черствый хлеб, чтобы не дать им умереть. Но в его памяти этого не отложилось из-за лихорадки. Зато это объясняет то, почему они до сих пор живы. Матео снова вспомнил о своих матери и сестре, искренне надеясь, что те не голодают. Продолжат ли они ждать его возвращения? В курсе ли, что его захватили? И верят ли в то, что он вообще жив?
Эти мысли овладели его разумом, рисуя будущее все более противоречивым. С одной стороны, он хотел сдаться и умереть. С другой, планировал сражаться, мечтая когда-нибудь снова увидеть родных. Надежда не умерла.
Сервантес закрепил их цепи на крюке в стене, гарантируя тем самым, что они не смогут сбежать. Затем повернулся лицом к пленникам.
— Я не стану вас чему-то учить. Вы выживете, если захотите этого. Вы вместе будете сражаться против Харуки. Если вы падете, значит, не были достойны. На этом всё. Когда придет время, вы получите оружие, и каждый из вас станет творцом своей судьбы.
Трое мужчин переглянулись, и у каждого читалось замешательство на лице, так как никто из них до этого не сходился с человеком в бою, тем более насмерть. Матео знал лишь несерьезные потасовки с его другом детства, Дором, которые всегда заканчивались тем, что старшие их разнимали. Дор умер четыре года назад, потому что реалии бесплодных земель были беспощадны, и большинство не доживали даже до сорока — жестокая действительность лишала их жизни раньше.
Теперь ему придется выложиться на полную, чтобы выжить или же умереть, пытаясь это сделать. Все пленники думали только об этом, когда приблизились ближе к воротам, ведущим на арену. Комната, где они находились, была чем-то вроде зала ожидания. Они смотрели на арену, которая была еще величественнее, чем казалось снаружи. А наверху красовался массивный кронштейн с четырьмя огромными экранами.
— Что это такое? — поинтересовался Джером. Он был пленником, который больше всех болтал по дороге сюда, и тем самым бедолагой, на долю которого выпало наглотаться мочи Кодака прошлой ночью.
— Экраны, на которых все видно в деталях. Камеры тщательно следят за каждым движением гладиаторов, и люди могут наблюдать это, — объяснил Сервантес, презрительно фыркнув. — Бьюсь об заклад, что видеть электричество в работе для вас в диковинку.
Он прав, Матео не сталкивался с такими чудесами. Это одновременно пугало его и очаровывало. Он вглядывался в эти четыре экрана, и чувство обреченности все больше его поглощало. Теперь все увидят каждый момент его битвы за жизнь. На экранах демонстрировали трибуны, забитые людьми. Камера перемещалась от секции к секции, и видя себя на экранах, зрители приходили в еще больший восторг. Всё это вызывало у Матео отвращение.
Сервантес не спускал глаз с пленников, следя за тем, чтобы они не попытались сбежать. Он наблюдал за тем, как они изучают то место, которое может стать их могилой. Видел растерянность в их глазах и страх, который заставлял их тела дрожать. Он не думал, что они выстоят схватку с Харакой, хотя тот даже не входил в десятку лучших гладиаторов. Он был где-то посередине. Никак не тянет на чемпиона, но довольно зрелищен и достоин проливать кровь во славу богов.
И все же, эти трое обессиленных от голода слишком легкая добыча для Хараки. Смерть настигнет их быстро, боги утолят свою жажду крови, и самые зрелищные поединки стартуют. Сервантес ухмыльнулся, наблюдая за тем, как трое мужчин обмениваются испуганными взглядами. Краем уха он слышал, как они обсуждают какую-то свою стратегию, словно это могло им помочь.
В тот момент, когда Сервантес впервые увидел новых рабов своего хозяина, он не был впечатлен, но на этом этапе...ему редко, кто нравился. Нужно рассматривать каждого отдельного кандидата, дав тому немного времени, чтобы судить непредвзято. Если кто-то из этих мужчин и выживет, дойдя до этапа тренировок, он не видел в них чемпионов.
По его мнению, они просто были недостаточно хороши. И все же, ему приглянулся самый младший их них с выразительными карими глазами и пухлыми губами. Он был красив, и единственное, что расстраивало Сервантеса, что если паренек падет на арене, то ему не предоставится возможность вогнать свой член ему в рот и задницу. Но он не парился особо по этому поводу. Его хозяин частенько даровал ему красивых девушек и юношей для утех за его преданность. Пока тренировал лучших гладиаторов в мире, он не был обделен благосклонностью не только богов, но и своего хозяина.
Матео прислонился к воротам, наблюдая за тем, как арена заполняется людьми, пришедшими поглазеть, как умирают мужчины и женщины. Кто из них будет ликовать, когда он попадет под меч Хараки, если этому суждено случиться? Эти люди не имели ни капли сочувствия ни к гладиатором, ни к их жертвам. Матео презирал тех, кто жаждет только крови. Он ненавидел богов, которым нравилось это и которые позволяли подобным зверствам происходить ради праздного развлечения.
Если таков он, цивилизованный мир, то Матео не желал иметь с ним ничего общего. Жизнь в бесплодных землях была безумно тяжелой, но, по крайней мере, люди там не убивали друг друга и чувствовали себя свободными. Беспроблемный доступ к еде, воде и другим вещам первой необходимости являлись единственным преимуществом жизни на процветающих землях. Только это отметил Матео и больше ничего.
С каждой секундой Матео все явственнее ощущал, насколько напряжены его нервы. Сейчас арена уже была полна зрителей, и он мог слышать, как люди смеются и болтают между собой, и этот звук казался ему зловещим, так как никто из них не поможет ему. Напротив, они только ускорят его смерть. Он поразился, увидев, что некоторые из них даже трахались на трибунах, уподобляясь животным.
— Уже недолго осталось. Как только боги прибудут, мы сможем начинать, — оповестил Сервантес.
Услышав голос наставника, все трое вздрогнули. Он был настолько тих все это время, что могло показаться, что его там нет. Матео снова взглянул на экран, демонстрирующий ту часть арены, которая выглядела роскошнее остальных. Это была импровизированная лоджия с навесом из синего бархата и четырьмя массивными сидениями, подобными тронам, с которых открывался идеальный вид на арену. Матео нервно сглотнул, одновременно и ожидая, и страшась появления богов.
Матео предстояло увидеть их впервые. До этого он слышал только рассказы об их могуществе и красоте. Также Матео был наслышан об их гневе, которого и боялся больше всего. Эти четыре бога уничтожили мир более двухсот лет назад, стерев с лица земли миллиарды людей. Уцелевшим дали шанс восстановиться, но только по схеме, удобной богам. Небесные города являли собой огромные территории в разных сторонах света, и все они были соединены нейтральными землями, где и находилась арена.
Матео узнал об этом только по дороге сюда от своего товарища по несчастью. По словам Джерома, боги обитали рядом с Ареной, а люди — рядом с богами. Те, кто жили ближе, были богаче, помогая богам сохранять власть. Матео отметил некоторые из признаков благополучия по пути следования к арене. Огромные сооружения из стекла, дерева, камня и кирпича. В некоторых случаях использовались строительные материалы, неведомые Матео, но Джером поведал, что это рисовая бумага и хром. Дома были построены на территориях, которые постоянно благоустраивались и, как узнал Матео, охранялись. Всё это завораживало парня, потому что он понятия не имел, что кто-то из людей так живет, и заставляло задуматься, чего им стоило всё это, не в финансовом плане, а в духовном.
Он искренне радовался полученным знаниям, но не думал, что они пригодятся ему в будущем, учитывая то, что они следовали на встречу возможной гибели. Беседа просто помогла скоротать им время. Джером был родом не с тех же земель, что Матео, а с Силл Делрея, пустошей на окраине небесного города Осена.
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
Матео не мог знать, достоверна ли информация, сказанная Джеромом, но если это так, то он узнал больше об устройстве мира. Его глаза были прикованы к четырем тронам, словно он мог заставить богов задержаться, тем самым продлив время, отведенное ему. Сервантес подошел к ним, и его холодный взгляд также устремился на троны. Краем глаза Матео заметил, как тот ухмыльнулся, и вскоре понял почему.
— Ну наконец-то, — пробормотал Сервантес.
Матео устремил взгляд на экран, когда четыре бога заняли свои места. Каждый из них сел в то кресло, которое, как предположил Матео, было цвета флага их городов. Обивка трона Одессы синего цвета, как и цвет флага с волнами океана на нем. Красный был цветом Элоя, как и его флаг с изображением пламени. Зеленый трон предназначался для Киджани, как и флаг с изображением дерева с корнями, уходящими вглубь. Белый же принадлежал Симеону, а на его флаге были вырисованы потоки ветров.
Матео открыл рот, когда увидел богов во всей их небесной красе, которая просто не поддавалась описанию. Несмотря на расстояние, разделяющее их, он не мог не отметить, как в них сочеталась мускулистость и выправка, характерная для настоящих мужчин, и изящность и мягкие черты, свойственные хрупким женщинам.
Цвет их кожи тоже различался, варьируясь от темной, цвета красного дерева, у Симеона до светлой у Киджани, которую Матео мог бы сравнить с цветом песка. Одесса выглядел сильно загоревшим, в то время как кожа Элоя лишь слегка тронута загаром, как и у Матео, словно от поцелуя солнца. Черты лица каждого из них были очень выразительными.
Глаза Одессы имели миндалевидную форму, у Киджани тот же кошачий разрез, но с большим наклоном, что придавало его красоте большую экзотичность. У Симеона были большие, круглые глаза теплого оттенка, из-за чего он казался более милосердным, в то время как Элой смотрел с прищуром, а его взгляд был едким и жестоким...но одновременно выразительным и мечтательным.
Матео поймал себя на том, что любуется богом огня, словно завороженный им. Возможно, причина крылась в том, что тот, казалось, наслаждался атмосферой, царящей на арене больше, чем другие боги, не считая Одессы, который окидывал толпу своим зеленым взглядом, полным азарта и презрения. Выражение же лица Элоя излучало похоть, словно он получал сексуальное удовлетворение от предвкушения зрелищ зрителями и им самим.
Киджани спокойно сидел между Одессой и Симеоном, изредка посматривая в сторону Элоя. Симеон же выглядел совершенно безразличным ко всему происходящему, и Матео стало интересно, верны ли его ощущения. Боги казались ему настолько...человечными, чего он никак не ожидал. Учитывая могущество, которым они обладали, и власть, сосредоточенную в их руках, он ждал, что эти существа будут такими, какими их описывали некоторые легенды.
Матео думал, что они будут трехметрового роста, с крыльями и нимбами над головами. Хотя отметил для себя, что их одеяния соответствовали его ожиданиям. На Одессе была длинная шелковая мантия цвета морской волны с отделкой, украшенной драгоценными камнями, боковыми разрезами, застежки которых также инкрустированы. Его роскошная корона с россыпью голубых топазов сверкала на солнце.
Двое богов облачились в тоги из атласного материала, которого Матео раньше не видел, но знал, что если ему когда-то представиться возможность прикоснуться к нему, тот будет мягким на ощупь. Матео давал себе отчет, что этому не бывать. Их тоги также украшали застежки с драгоценными камнями и поясами, которые были не менее роскошны. И только одеяния Элоя выглядели иначе. Он носил массивное ожерелье с рубинами на шее и браслеты на запястьях, а его гениталии прикрывала золотая повязка с красными узорами и боковыми разрезами, которые оставляли открытыми его мощные бедра.
Он был воистину восхитителен, и Матео не мог оторвать глаз от бога, чья обнаженная, блестящая от масла грудь заставляла его член пробуждаться. На самом деле он никогда не встречал мужчину, в данном случае бога, который вызывал бы такие реакции его тела. Даже гладиаторы из лудуса Рамы, хотя некоторые их них очень сексуальны, не действовали на него так, как бог Элой.
— Вот они боги, — сказал Сервантес.
Его голос заставил Матео вздрогнуть, который почти забыл, где он и зачем сюда доставлен.
— Они так могущественны, как о них говорят, сэр? — Матео повернулся к Сервантесу.
Наставник кивнул.
— Я знаю цену их благосклонности. — Он окинул взглядом трех пленников. — Откровенно говоря, вы даже не достойны умереть за них, но мой хозяин решил принести вашу кровь в качестве дани, поэтому я молчу.
Матео подумал о том, что лучше бы он и правда молчал. Эти слова сокрушили его, потому что являлись подтверждением того, что они доставлены на арену лишь для того, чтобы пролить кровь. Это было тем, что могло утолить жажду богов — смерть еретиков с бесплодных земель.
— Ну вот и началось, — объявил Сервантес, улыбаясь и устремив взор на арену.
Матео увидел, как толпа поднялась со своих мест, а затем опустилась на одно колено, склонив головы перед богами, которые равнодушно сидели, словно не впечатленные поклонением, которое получали. Все четверо подняли правую руку вверх, а затем опустили её, и люди, подобно стаду, вернулись на свои места. Мужчина, одетый в синие льняные брюки, рубашку и сандалии, с золотой лентой, перекинутой через плечо, вышел на балкон второго этажа, выходящего на арену, и поднес ко рту предмет, незнакомый Матео.
— Добро пожаловать на День Чемпионов! Мы посвящаем его нашим любимым богам, смиренно преклоняясь перед ними, — сказал человек в агрегат, который держал в руке, от чего его голос разнесся над толпой.
— Что у него в руках, сэр? — поинтересовался Матео.
— Микрофон. Мы слышим его голос через динамики, — пояснил Сервантес, не понимая, зачем он сделал это. Было маловероятно, что эти трое переживут поединок.
— У нас достаточно обширная программа. Гладиаторы со всех городов прибыли сюда, чтобы пролить кровь, а, возможно, и отдать свои жизни в благодарность за вашу благосклонность, — объявил глашатай, а затем снова поклонился четырем богам, которые лишь кивнули в ответ. — Так давайте не будем терять время.
Большинство людей на трибунах шумело и ликовало от того, что, судя по всему, было поводом для радости, которую Матео не разделял. Он слишком нервничал, чтобы чувствовать хоть что-то, кроме удушающего страха. Его ладони вспотели, и его все сильнее колотило по мере того, как время приближалось.
— Прежде чем мы перейдем к самому действию, давайте поблагодарим достопочтенного Аврелия Туретто, председателя Высшего совета, за спонсорскую поддержку Игр.
Толпа неистово зааплодировала, когда пожилой мужчина с коротко стриженными седыми волосами в белом шервани с золотой отделкой встал перед аудиторией, чтобы её поприветствовать. Он поклонился богам, помахал толпе и снова сел на свое место.
Ведущий Игр продолжил:
— У Доминуса Рамы есть три пленника родом с бесплодных земель, которых он готов представить на всеобщее обозрение, чтобы порадовать богов. Они сойдутся на арене с его гладиатором, имя которого Харака.
Толпа заликовала, жаждая начала кровопролитий.
— Если эти трое выдержат испытание судьбы и удостоятся милости богов, Рама сделает из них настоящих гладиаторов, которые, вне сомнений, принесут славу его лудусу и этой арене, — бравировал ведущий под аплодисменты толпы.
— Давай начинай уже! — воскликнул Элой, пожелавший покончить с этой официальностью и помпезностью после того, как услышал об испытании судьбы.
— Конечно, бог Элой, как будет угодно, — сказал ведущий и махнул рукой, давая старт. — Начинаем!
Одно единственное слово заставило сердце Матео чуть ли не выпрыгнуть из груди. Приступ тошноты был такой, что его, наверное, вырвало бы, если бы в его желудке оставалась хоть какая-то еда. Сервантес освободил их от цепей и извлек меч из ножен.
— Ступайте или встретите неминуемую смерть прямо здесь, — прорычал он, нацелив острие меча в их сторону.
Трое мужчин понимали, что у них нет никакого выбора, кроме как идти навстречу своей судьбе, какой бы она ни была. Яркий солнечный свет поглотил их, как только они ступили на арену. Толпа освистывала их и закидывала гнилыми фруктами и овощами, которые ударялись об их тела, оставляя свои дурнопахнущие соки стекать по их коже. Стараясь игнорировать реакцию толпы, они направились к трем старым мечам, лежавшим на песке.
Матео взял один из них, как и двое других пленников. Он ощутил тяжесть в своей руке, пытаясь поймать равновесие. Бросил взгляд на потускневшее, зазубренное лезвие и судорожно сглотнул, осознав, в каком невыгодном положении они оказались. Неужели это происходит на самом деле? Ему не приходилось ранее держать меч в руках, но зато он ловко обращался с ножом. К сожалению, в данный момент его не было под рукой. Раньше ему удавалось завалить с помощью ножа несколько кабанов. Он собирался применить все свои навыки в этом бою. Уничижающий рев толпы сменился радостными возгласами, как только на арене появился Харака.
Когда суровый гладиатор уверенным шагом приближался к ним, Матео снова почувствовал, как его тело онемело от ужаса. Торс Хараки был защищен коричневой нагрудной пластиной с изображением герба дома Рамы. Оба запястья и голени также облачены в кожаную защиту. У Матео и других пленников нет ничего подобного. Гладиатор крепко сжимал в одной руке меч, а другой держал массивный бронзовый щит. Матео мог видеть яростный взгляд Хараки в отверстии бронзового шлема, полностью покрывающего его голову.
— Вот дерьмо, — произнес Маркус, и Матео посмотрел в его сторону как раз в тот момент, когда струя мочи сочилась по ноге пленника, образуя лужу под ним.
— Помните, мы работаем в команде, так что у нас есть шанс, — приободрил парней Джером, крепче сжимая рукоять меча.
У Матео пересохло во рту, когда Харака занес свой меч над ним, а шум толпы достиг очередного апогея. Действуя инстинктивно, он блокировал первый удар гладиатора. Харака отступил назад, но затем сделал выпад, ударив Матео в бок, поскольку тот оказался недостаточно быстр, чтобы увернуться.
Матео вскрикнул, когда из раны ручьем хлынула кровь. Харака снова взмахнул мечом, но он уклонился от удара и ушел в сторону, схватившись за раненый бок. Остальные пленники атаковали Хараку, размахивая мечами, изо всех сил пытаясь убить гладиатора, чтобы сохранить себе жизнь.
Матео изумленно посмотрел на кровоточащую рану в своем животе. Таким был его конец? Истекать кровью под крики ликующей толпы? Они снова аплодировали. Он поднял глаза и увидел, как Харака пнул Джерома ногой, отправив на песок, и рубанул по Маркусу, отрубив тому руку. Кровь хлестала из его раны, пока тот с ужасом смотрел на свою отрубленную конечность. Харака ухмыльнулся, отскочил назад и замахнулся, рассекая шею Маркуса и снося голову с его плеч.
На песок лилось все больше крови, когда обезглавленное тело рухнуло на землю, к всеобщему ликованию ненасытной толпы. Матео в ужасе осмотрелся по сторонам, наблюдая за тысячами людей, жаждающих его смерти, и он собрался духом, не желая допустить этого. Он должен был выжить, пережить это испытание, выпавшее на его долю в эту секунду.
Джером снова поднялся на ноги, занимая самую выгодную оборонительную позицию, когда Харака приближался к нему с мечом, омытым кровью. Матео понимал, что не может продолжать лежать в ожидании смерти. Он не умрет в угоду толпе. Черт бы их всех побрал! Будь они прокляты! Он зарычал, пытаясь встать с земли. Спотыкаясь, он направился в сторону Хараки, заключая гладиатора между собой и Джеромом. Он взмахнул мечом, но Харака заблокировал его удар, а меч Джерома встретился с бронзовым щитом.
Они не сдавались. Оба мужчины продолжали атаковать, размахивать мечами и наносить удары Хараке, веря в то, что один из них достигнет цели. С каждой порезом, нанесенным лезвиями их мечей на тело Хараки, Матео становился все более уверенным в том, что он сможет выжить. Возбуждение толпы неумолимо возрастало, так как схватка длилась дольше, чем кто-либо мог ожидать. Но смогут ли эти двое несчастных на самом деле выжить?
Глава 6
Элой подался немного вперед, наблюдая за продолжающейся схваткой. Поначалу трое мужчин, вышедшие на арену, не произвели на него особого впечатления, хотя один из них привлек его внимание. Он был самым симпатичным из всех, но Элой не сомневался, что парень погибнет, как только на арене появится действующий гладиатор. Для него стало полной неожиданностью увидеть такое рвение в молодом человеке, который продолжал сражаться с полной самоотдачей, даже несмотря на полученные ранения. Им управляло желание жить, и наблюдение за тем, как он сражается на арене со своим товарищем, приводило Элоя в восторг.
— Тебя что-то привлекает в этом зрелище, Элой? — поинтересовался у него Одесса.
— Возможно, — коротко ответил Элой, не сводя глаз с привлекательного юноши, чье тело, казалось, было готово сдаться, но сердце и разум хотели сражаться до конца.
— Им обоим стоит сдаться и позволить гладиатору их прикончить. Это самая милосердная смерть для них, — отметил Симеон.
— Сдаваться — это не про этого юношу, — возразил Элой. — К тому же, что в этом интересного?
— Он все равно падет — это только вопрос времени, — пробормотал Киджани. Он хмурился, наблюдая за происходящим на арене. Затем посмотрел в сторону Элоя, и его взгляд посуровел, когда он увидел, с каким благоговением смотрит его бог-собрат на парня, лежащего на песке. Теперь Киджани жаждал смерти этого юнца, хотя бы ради того чтобы усмирить азарт Элоя.
Тот вцепился в подлокотник своего трона, когда меч Хараки полоснул Матео по груди. Из его раны заструилась кровь, как только он опустился на колено. Элой прикусил нижнюю губу, когда Матео отпрянул в сторону, как раз в тот момент когда Харака обрушил на него свой меч. Второй пленник бросился в сторону гладиатора, подняв оружие высоко над головой.
Элой понимал, что такая тактика атаки была ошибочной, и результат не заставил себя ждать, когда Харака блокировал удар щитом и пронзил грудь соперника мечом. Толпа взорвалась криками и аплодисментами, когда второй из мужчин был убит, и на арене остался только один.
Харака извлек лезвие из тела Джерома и сосредоточил все внимание на Матео. Несмотря на то что за ним было явное преимущество в бою, он не остался невредимым, так как трое рабов сумели оставить раны на его руках, ногах и груди. Среди них как неглубокие, так и те, что требовали наложения швов. Он наступал на Матео, который поспешно пятился назад, пытаясь собраться c духом.С меча гладиатора стекала кровь павших, а из-под шлема виднелась ухмылка, с которой он готовился расправиться с последним из пленников.
Сердце Элоя бешено забилось, когда он увидел отчаянное желание выжить в глазах Матео. Этот взгляд ему не раз приходилось видеть, но в борьбе этого юноши за жизнь было что-то такое, что взывало к нему. Песок на арене уже был залит кровью четырех мужчин, но толпа продолжала неистовствовать, требуя большего. Воодушевление людей подпитывало жажду крови и в Элое, вот только он хотел, чтобы победителем вышел юноша.
Невзирая на то, что тело Матео ослабло от потери крови и недостатка пищи, он все же сумел подняться на ноги. Пусть это станет его последним боем, но он не умрет, лежа на земле. Харака блокировал его меч щитом и сделал выпад вперед, который заставил Матео рухнуть на спину, сильно ударившись о землю. Он застонал от боли и откатился в сторону, уворачиваясь от угрозы, нависшей над его жизнью. Харака продолжал атаковать, не давая ему возможности сориентироваться, прежде чем вновь обрушить свой меч на него.
Матео смог блокировать атаку, но затем получил удар ногой по кровоточащей ране, который заставил его согнуться пополам от пронзающей боли. Стоя над ним, Харака вознес меч над головой, чтобы нанести последний удар. Глаза Матео расширились, сердце отчаянно забилось, а дыхание перехватило, когда он взглянул в лицо неминуемой гибели.
— Стойте! — скомандовал Элой, провозгласив это так громко, что заставил толпу утихнуть, а лезвие меча в руках Хараки остановиться всего в нескольких сантиметрах от горла Матео.
Одесса усмехнулся.
— Похоже, что Элой положил глаз на этого парня, — поддразнил он.
— К чему это? Он недостоин этого, так пусть умрет, — возмутился Киджани, нахмурившись ещё сильнее.
— Ты даруешь ему свое благословение? — поинтересовался Симеон у Элоя. Тот факт, что его собрат вступился за юношу, сильно взволновал его, так как подобное случилось впервые.
Элой проигнорировал фразы, брошенные другими богами, и поднял руку, официально останавливая поединок. Харака опустил оружие и склонил голову, отступая на несколько шагов в сторону от Матео, который в недоумении оглядывался по сторонам.
— Этот человек продержался дольше остальных, менее достойных, чем он, и был отважен в бою. Я хочу снова увидеть его на арене в качестве настоящего гладиатора, — заявил Элой, подбадривая толпу, и опустил руку.
— Вау, бог Элой дарует этому человеку свое благословение. И это не удивительно. Почему? Потому что он даже не скрывает похоти в своих глазах, когда смотрит на этого недобитого юношу, — протяжно произнес Одесса, ехидно улыбаясь.
— Просто он заслужил право выйти на арену ещё раз, вот и все, — ответил Элой, усаживаясь обратно на свой трон. Он не сводил глаз с Матео, пока юноша при помощи Хараки пытался подняться на ноги. Они вдвоем удалились с арены под возгласы восторженной толпы.
— Надо было позволить ему умереть, — проворчал Киджани. — Этот ублюдок даже не поблагодарил тебя за то, что ты сохранил ему жизнь. Уже только за это он заслуживает смерти.
— Крайне важно для нас проявлять милосердие, — возразил Симеон.
— Да что ты! — усмехнулся Киджани и пренебрежительно отмахнулся от Симеона, но тот лишь ухмыльнулся, не ожидая ничего другого.
— Кроме того, он был слишком слаб. Когда восстановится, если, конечно, не скончается от полученных ран, уверен, он ещё в полной мере покажет, насколько благодарен, — добавил Симеон.
Киджани перевел взгляд с Симеона на Элоя и поморщился, когда подумал о реальной причине, по которой тот пощадил этого юношу. Его воротило от неконтролируемого желания Элоя познать плотские удовольствия с этими смертными, хотя, по его мнению, ни один из них не был достоин получить доступ к телу бога.
— Я с нетерпением жду следующего поединка, — оповестил Элой и жестом приказал оратору продолжать мероприятие. Он рассчитывал, что гладиаторские бои будут многообещающими.
Колотые и резаные раны на теле Матео горели огнем. Он едва мог передвигать ногами, опираясь практически всем весом на Хараку, который что-то говорил ему, пока они оба, хромая, возвращались к Сервантесу.
— Тебе несказанно повезло, что ты получил благословение бога. Даже не понимаю, чем ты это заслужил, — сказал Харака. — Не уверен, что тебе будут по силам все испытания, которые необходимо пройти для того, чтобы стать гладиатором. Просто запомни этот день.
Матео слышал слова, которые он говорил ему, но пока не осознавал их значения, так как всё ещё не мог придти в себя после длительного пребывания на арене. Очевидно, он продержался не благодаря своему мастерству, так как оно у него отсутствовало, и Харака дал это понять во время сражения. Он поразился тому, что выстоял так долго, и давал себе отчет, что в первую очередь ему помогли двое товарищей по несчастью, которые были с ним на арене. А во вторую — его нежелание умирать.
До той самой минуты, когда он оказался там, на песке, он снова и снова терзал себя размышлениями о том, стоит ли ему опустить руки и умереть, чтобы освободиться от неопределенного и чертовски пугающего будущего или бороться за него, каким бы оно ни было.Только когда его меч схлестнулся с мечом Хараки, он принял окончательное решение.
Харака довел его до зоны ожидания, где Сервантес всё ещё пребывал в недоумении. Матео усадили на скамью, и он зажал рукой самую серьезную из ран, ту, которая на животе.
— Никогда ещё не видел, чтобы боги были милостивы к кому-то столь ничтожному, — сказал Сервантес, нависая над Матео.
— Я тоже, — раздался голос позади них, и все трое устремили свои взгляды на Раму, появившегося у второго входа. — Пусть Кодак присмотрит за ним, чтобы он не отбросил копыта. Помойте его и накормите. Я побуду здесь с твоими остальными гладиаторами до тех пор, пока ты не вернешься.
Сервантес кивнул.
— Хорошо,господин. — Он повернулся к Хараке. — Отнеси его.
Харака что-то проворчал в ответ и подхватил израненного и обессиленного Матео, унося его с арены к экипажу. На обратном пути к дому в отсутствии лекаря Сервантес всячески пытался оказывать юноше первую помощь, чтобы остановить кровотечение и не допустить попадания инфекции. Все время пока наставник обрабатывал его раны, Матео был не в состоянии даже пошевелиться. Единственное, за что он благодарил небеса, помимо того, что еще был жив, это за то, что ему не пришлось следовать до дома на своих двоих.
Когда они наконец добрались до лудуса, его перенесли в одно из помещений в основном строении. Он пытался понять, что происходит, но перед его глазами все плыло, а то и вовсе исчезало. Матео не мог ясно разобрать, что он видит и слышит. Он знал только, что его поместили на поверхность гораздо более мягкую, чем то, на чем ему приходилось лежать с тех пор, как его похитили.
Ему потребовалось совсем немного, чтобы полностью отключиться, особенно в таких комфортных условиях, чему он несказанно обрадовался. Когда Матео пришел в себя, в комнате было темно, если не считать несколько зажженных свечей. Как только он попытался встать, боль в мышцах и жжение в ранах заставили его лечь обратно.
— Лежи спокойно, — произнес приятный женский голос. Женщина приблизилась к его постели. Матео смог рассмотреть, кому принадлежал голос. Девушка оказалась миловидной, светловолосой, с серыми глазами и пухлыми губами, сложенными бантиком, что делало ее похожей на одну из кукол, которая когда-то имелась у его сестры. На вид ей было лет пятнадцать, и нотки теплоты в её голосе умиротворяли его, когда она говорила с ним.
— Ты серьезно пострадал на арене, получив множество ранений. Но они уже заживают.
— Я... я сам не верю, что всё ещё жив, — ответил Матео, вспомнив тот момент на арене, когда перед его глазами промелькнула вся его жизнь. Харака возвышался над ним, подняв меч над головой и готовясь нанести сокрушительный удар, когда его прервал громкий голос, заставивший притихнуть ликующую толпу.
Всё это прокручивалось в его голове, и он всё ещё не верил, что бог его пощадил. Они действительно давали свое благословение лишь самым достойным. Но что делало его более достойным, чем те двое мужчин, что сражались вместе с ним? Почему же они не избежали своей участи?
— Почему меня пощадили? — поинтересовался он у юной леди.
Она пожала плечами.
— Этого никто не знает. Боги редко сохраняют кому-то жизнь и то только гладиаторам. Этого никогда не случалось с рабами, как ты или я.
— А разве гладиаторы не такие же рабы? — уточнил Матео.
Девушка отвела глаза.
— Они являются таковыми, но стоят на самой высокой ступени, поскольку посвящают свою жизнь богам. Принеся себя в жертву, они прославляют дом своего хозяина, а их победы даруют процветания городам, пока они удостаиваются благословения со стороны богов. Сегодня ты тоже заслужил его. — Она приподняла рукой его голову. — Вот, выпей. Тебе необходимо подкрепиться.
Матео жадно пил бульон, который предложила ему девушка, и сбавил темп только тогда, когда она попросила его делать перерывы между глотками. Он был настолько голоден, что если бы у него оставались силы, выхватил бы миску у нее из рук, опустошив её до последней капли. Но Матео был слишком слаб и нуждался в её помощи, поэтому делал маленькие глотки, как она велела, пока весь бульон не закончился. Он облизал губы, стараясь ощутить всю полноту вкуса, так как это было лучшее из того, что ему приходилось есть за последние дни.
— Твой желудок может принять его или отвергнуть. Мы начинаем с бульона, так как пока тебе противопоказана твердая пища, — пояснила она. — А сейчас отдыхай.
Она положила на его лоб влажную ткань, прохлада которой приносила ему удовольствие, так как помогала ему не думать о еде. Его живот по-прежнему урчал, и он хотел ещё бульона, но девушка посоветовала ему воздержаться от этого, если не хочет, чтобы его организм отверг всё, что он уже получил.
Он прислушался к её совету и посвятил свое время сну. Время от времени Матео просыпался, улавливая краем уха мужские разговоры. Когда они разбудили его в очередной раз, он обернулся и увидел сидящего на одной из кроватей гладиатора и, как предположил Матео, лекаря, осматривающего его.
— Ты быстро восстанавливаешься, — произнес лекарь.
— Когда я смогу снова выйти на арену? — поинтересовался гладиатор.
— Ты так стремишься умереть? — проворчал лекарь.
— Во мне горит желание возвысить этот дом в глазах богов, быть благословленным и получить освобождение, — ответил гладиатор.
Лекарь вздохнул:
— Не раньше чем через месяц. Твоя рана была серьезной, слишком глубокой для столь быстрого восстановления. Необходимо дать твоему телу восстановиться, если не хочешь встретить свою смерть, когда в следующий раз выйдешь на арену.
В ответ гладиатор застонал и нахмурился.
— Целый месяц без тренировок. Месяц, когда я буду вынужден пропустить следующие игры.
Лекарь пожал плечами.
— В следующий раз постарайся увернуться от удара врага. — Он закончил с перевязкой и отступил на шаг назад. — Ну все. А теперь отдыхай.
Гладиатор проворчал что-то ещё, чего Матео не расслышал, но судя по смешку, который издал лекарь, это было что-то безобидное. Гладиатор бросил взгляд на Матео и нахмурился еще сильнее.
— И что в тебе такого особенного? — размышлял он.
Матео не стал утруждать себя ответом, так как его у него не было. К тому же он не хотел заострять внимание на том, что походило на издевку, а учитывая то, что они оба ранены, не желал конфликта.
— Какого хрена, Осирис? Оставь мальчишку в покое. Иди отдыхай, — распорядился лекарь, выпроваживая мужчину из помещения. Затем он вернулся к Матео.
— Нам всем хотелось бы понять, что же в тебе такого особенного, что один из самых ветреных богов посчитал тебя достойным жить. Возможно, что твоя жизнь не такая уж и никчемная. И теперь нам нужно просто узнать, какова её цена, — произнес чей-то голос, и Матео признал в нем Раму.
Матео повернул голову и увидел приближающегося к нему господина.
— Он уже идет на поправку, господин, — сообщил лекарь.
— Как успешно? — уточнил Рама.
— Лихорадка наконец отступила. Его организм не отвергает пищу, поэтому мы перешли от бульонов к густым супам. Его раны заживают очень быстро, господин. Шрамы будут едва заметны, — пояснил лекарь.
Рама пренебрежительно взмахнул рукой.
— Меня абсолютно не волнуют его шрамы. Для гладиатора они словно победные трофеи. Он должен принимать их именно так...Если, конечно, когда-нибудь вернется на арену. Ему ещё нужно пройти тренировки. Когда он сможет приступить?
— Не раньше, чем через пару месяцев, господин. Конечно, если вы хотите, чтобы у него и правда был шанс.
