2020-09-27
100
Рама зарычал.
— Я даю ему месяц. Я должен понять, что бог Элой разглядел в этом юноше.
— Прошу прощения, господин, но я вынужден возразить. Вы рискуете выпустить на арену гладиатора, чьи силы ещё не восстановились. В результате зрелище будет удручающим, и боги разгневаются, — предостерегал лекарь.
Рама тяжело вздохнул, осознавая затруднительность положения.
— Ох, яйца Киджани! Какие травы тебе нужны, чтобы исцеление протекало быстрее, как у Осириса?
— Медвежья ягода была бы очень кстати. Я бы изготовил из нее мазь и настой. Это ускорит восстановление, — ответил лекарь.
— Я распоряжусь приобрести немного. — Рама посмотрел на Матео. — Скажи мне, юноша, как твое имя?
В веренице событий Матео даже не придавал значения тому, что эти люди, ставшие вершителями его судьбы, даже не узнали его имени, да и судя по всему, раньше это особо их не заботило.
— Матео, господин, — ответил Матео.
Рама удовлетворенно кивнул:
— Матео... Думаю, что могу позволить тебе сохранить его. Это хорошее, звучное имя, достойное гладиатора. Ты приступишь к тренировкам через три недели. Постарайся сделать так, чтобы ты выжил. Ты будешь обучаться японскому стилю ведения боя.
Матео немного приподнялся, оперевшись на локти, и с непониманием посмотрел на Раму:
— Это как, господин?
— Учитывая твою комплекцию, думаю, что тебе лучше всего освоить владение китаной и вакидзаси... коротким мечом, — пояснил Рама, увидев замешательство на лице Матео. — Безусловно, твое тело нуждается в физических нагрузках, так как хочу, чтобы ты набрал мышечной массы. Но я наблюдал за тобой на арене, ты достаточно проворен, и это не может не радовать.
— В этом стиле он будет хорош, господин, — согласился лекарь.
— Так и будет. Итак, бог Элой был милостлив к тебе. Хоть он, как завелось, не прощает неудач, но все же уберег тебя от твоих собственных, так как тебе не суждено было превзойти в бою Хараку. Возможно, пока ты восстанавливаешь свои силы для арены, мы сможем ублажить Элоя другими способами, — сказал Рама, приблизившись еще на несколько шагов к Матео. — Ты девственник?
Матео нервно заморгал, будучи выбитым из колеи столь бестактным вопросом. Просто в бесплодных землях не было принято задавать подобные вопросы в лоб. Чем больше Матео познавал этот, так называемый, цивилизованный мир, тем больше он убеждался, насколько дикими были его нравы, хотя это и не признавалось.
— Да, господин, — откровенно ответил Матео. Ему было девятнадцать, и хотя он и испытывал тягу к мужчинам, Матео никогда не потакал ей.
Рама ухмыльнулся.
— Давай проверим, насколько ты честен. — Он просунул руку между ног Матео, и тот попытался противиться действиям Рамы, но тут же был вознагражден ударом по лицу, который уложил его плашмя на кровать. — Дрянь! Ты моя собственность. Никогда больше не пытайся перечить мне. Усек?
Матео приложил ладонь к щеке, где уже начал образовываться синяк.
— Да, господин. Простите меня.
— Ты решил, что если бог даровал тебе свое благословение, то ты не зависишь от меня? — прорычал Рама. Его жестокие серые глаза впились в карие глаза Матео, выражая всю ярость от того, что собственный раб вздумал идти ему наперекор.
Матео замотал головой.
— Совсем нет, господин.
— Славненько. Я буду делать с твоим телом все, что мне вздумается, и ты будешь повиноваться. Ты будешь иметь только то, что я тебе даю, осознаешь? — Рама сверлил Матео холодным взглядом, требуя от него повиновения.
Матео кивнул:
— Да, господин.
Рама, наконец удовлетворившийся ответами своего раба, продолжил скользить рукой между ног Матео.
— Раздвинь пошире.
Матео старался сохранять хладнокровие, хотя ещё никто не касался столь интимных частей его тела. Даже когда он стоял на постаменте с теми похитителями, чужие руки не касались тех мест, где сейчас были пальцы Рамы. Он ощущал, как господин исследует его анус, и всхлипнул, когда кончик пальца проник внутрь.
— О-о-о, это превосходно. Молодой и нетронутый. Так узко, что я уже горю желанием овладеть тобой самому, но приберегу тебя для бога Элоя. Уверен, ему это понравится. Когда он последний раз был с девственником? — размышлял Рама, лукаво улыбаясь и прикидывая, сколько денег получит его дом, если он сумеет сделать из Матео того, кто придется по вкусу богу.
— Могу ли я просить три недели, чтобы быть уверенным, что он готов к такому роду деятельности? — спросил лекарь.
— Две недели. Он может просто лежать, не дергаясь, — заявил Рама.
— Он то может, господин. Но можем ли мы быть уверенными, что богу Элою придется по вкусу такая пассивность?
И снова Рама вздохнул от досады, что он не может получить желаемое из-за рекомендаций лекаря.
— Черт с ним. Три недели. Но он должен быть полностью готовым угодить богу.
— Хорошо, господин, — пообещал лекарь.
Матео был не настолько сведущ в порядках цивилизованного мира, как другие пленники, прибывшие с ним, но прекрасно понимал, что его судьба решается без его участия, словно Матео там и нет. Он осознавал, что лишен права голоса, и это приводило его в ярость. Они отдадут его богу Элою, чтобы тот удовлетворил свои сексуальные прихоти, воспользовавшись его телом. Мысль об этом побуждала его сорваться с места и расправиться со всеми присутствующими в комнате, но его тело ещё слишком ослаблено, да и физических навыков для атаки было недостаточно.
Никогда он ещё не ощущал себя настолько беспомощным. И все же Матео не жалел о том, что до сих пор жив, так как у него оставалась надежда, которую он не терял ни на минуту.
|
|
|
|
|
|
Глава 7
Элой запрокинул голову, расслабившись на своем троне и наслаждаясь оральными ласками, оказываемыми одним из шести своих рабов. От того, как раб орудовал ртом на его члене, по его спине побежали мурашки, и он застонал от удовольствия. Пальцы раба только усиливали приятные ощущения, все явственнее приближая его к оргазму.
— Давай кончай быстрее, чтобы мы могли нормально пообщаться, — поторапливал его Симеон, сидя на троне напротив, скрестив ноги и положив руки на подлокотники.
— Не гони коней... уххх, — простонал Элой.
Симеон тяжело вздохнул, не скрывая своего раздражения.
— Вообще-то, ты сам пригласил меня.
— Так как ты напросился, — поправил его Элой.
— Связавшись с тобой, я поймал себя на ощущении, что тебе необходимо выговориться, — отметил Симеон.
— Пусть так. — Элой открыл глаза и одарил своего собрата-бога недовольным взглядом. — Почему бы тебе тоже не получить удовольствие от моего раба? Они мастера своего дела.
Он жестом указал на одного из парней, стоявших неподалеку, на котором была лишь прозрачная набедренная повязка, отливающая золотом, которая, по сути, бесполезна, так как гениталии все равно прекрасно просматривались. Но именно это и вдохновляло Элоя.
Симеон одарил раба безразличным взглядом и нахмурился.
— Я не возбужден сейчас, а ты, к моему разочарованию, видимо, всегда на взводе.
Элой усмехнулся.
— Не завидуй. — Он снова закрыл глаза и расслабился, погружаясь в удовольствие от ласк раба.
На лице Симеона читалось недовольство, когда он поднялся с трона и направился на балкон. Выйдя наружу, он окунулся в негу, создаваемую легким, прохладным ветерком, который был в его власти. Он редко отказывал людям в такой благодати, как ветер, но если его собратья-боги сходились во мнениях, он уступал и вершил наказание. Если народ переставал поклоняться им должным образом, особенно это казалось разочарований в Играх, боги по очереди применяли к ним карательные меры. Со своей стороны Симеон мог увести ветер прочь, оставляя воздух затхлым и душным в одном случае, или же, напротив, усилить порывы ветра, сделав его пронизывающим до костей.
Но это ни шло ни в какое сравнение с тем, что мог сделать Киджани, если бы ощутил неуважение со стороны расы, представителей которой он считал низшими созданиями. Бог Земли славился тем, что создавал сильнейшие землетрясения, ведущие за собой разрушения колоссальных масштабов, или устраивал глобальные засухи, лишая земли плодородия. Второе, конечно же, было недостижимо без участия Одессы, который попросту лишал людей воды. Он всего-навсего отменял все дожди,откладывая их настолько, насколько ему вздумается.
Гораздо сокрушительнее были наводнения, которыми Одесса не брезговал в прошлом, уносившими множество жизней, уничтожавшими посевы и наносившими невосполнимый урон. Люди не могли отрицать реальность богов, но все же больше боялись их, чем любили. Симеон осознавал все это и ненавидел. К несчастью, он, по всей видимости, был единственным из богов, которого не удовлетворяла природа такого поклонения, потому что остальных троих, казалось, устраивало, что они являются силой, перед которой люди падают ниц от ужаса, а не от уважения и почтения.
Когда до него донеслись громкие стоны Элоя, он понял, что его собрат достиг кульминации, а значит, теперь сможет уделить время беседе. Симеон выждал несколько минут, давая возможность Элою привести себя в порядок, а затем вернулся в гостиную, как раз когда все рабы были выпровожены вон.
— Наконец-то, — пробормотал Симеон, усаживаясь обратно на трон.
Элой усмехнулся:
— Мой друг, я искренне не понимаю твоей брезгливости.
Симеон отмахнулся.
— Это не брезгливость. Я упивался плотскими удовольствиями на протяжений многих десятилетий. Однако ваши с Одессой необузданные желания явно превосходят мои собственные.
Элой только пожал плечами, так как не мог поспорить с этим. Он был настолько ненасытен в сексе, что испытывал ежедневную потребность в нем. Выносливость его тела во много раз превосходила возможности любого из людей, но он все еще мог получать разрядку и сексуальное удовлетворение с ними. Элой искренне не понимал, почему Киджани и Симеон не испытывали подобной потребности.
— Итак, ты еще не разговаривал с Киджани? — поинтересовался Симеон.
— Оу, я бы предпочел избежать этого.
Симеон усмехнулся:
— Он все еще злится на тебя за то, что ты вмешался в ход сражения на Играх.
— Прошло уже три недели, а он все еще держит на меня бестолковую обиду, — пробормотал Элой.
— Его страсть по отношению к тебе делает его злость весьма обоснованной. Ты должен понимать, что он не в восторге, когда твои интересы обходят его стороной, — отметил Симеон.
— Я не давал ему никаких поводов.
— Вы спали друг с другом. Для Киджани этого достаточно.
— Мой темперамент ни для кого не секрет, — ухмыльнулся Элой.
Симеон вскинул бровь.
— Да уж, твой темперамент невероятно горяч, Элой. Должен признать, что даже мне любопытно, почему ты остановил поединок. Разве двое других пленников не были достойны твоей милости?
— Нет, не были, — ответил Элой.
— Так в чем же этот парень превосходит остальных?
— Он вызвал у меня интерес.
— И никто другой не делал этого раньше?
— Никто.
— А я припоминаю одного, кому это удалось, — заявил Симеон, лукаво улыбаясь.
Элой приподнял бровь.
— Кроме тебя об этом никому не известно. Пусть так и будет.
— Сейчас уже нет смысла об этом распространяться. Это было несколько десятилетий назад. Кроме того, это выведет Киджани из себя без всякой на то причины, — сказал Симеон и рассмеялся.
— Он умер таким молодым, — едва слышно произнес Элой, вспоминая единственного человека, который смог завладеть его сердцем.
— Да, умер, но это и к лучшему.
— Аккуратнее в выражениях, — прорычал Элой в ответ.
Симеон поднял руку, успокаивая пыл Элоя.
— Я говорю так не по тому, что хочу задеть тебя, а просто напоминаю. У нас есть уговор никогда не заводить любовников-людей. Это табу. По сравнению с нами их жизнь быстротечна, как мгновение ока. Союз с кем-то из них приведет к войне, так как породит волну ревности.
— Я в курсе, — вздыхая, ответил Элой.
— И все же восемьдесят лет назад ты наплевал на этот факт.
— Вот именно, это было восемьдесят лет назад, Симеон.
— Ну хорошо, — уступил бог ветра с долей недоверия, — я просто слегка беспокоюсь, так как ты выразил свое неравнодушие к представителю одной из низших рас...по мнению Киджани и Одессы.
— А почему тебя так беспокоит то, к чему я испытываю интерес? — спросил Элой, слегка подавшись вперед.
— Потому что тебя редко волнует что-то помимо удовлетворения своих плотских желаний. Ты этого хочешь? Просто присунуть этому пареньку? Я не возражаю, если это так. Он довольно мил... Или здесь все же что-то другое?
Элой задумался о том, что он ждет от парня, у которого до сих пор не знал даже имени. Он был очарован борьбой юноши с врагом, который намеревался и был более чем способен убить его. В этом человеке было что-то такое, что взывало к Элою, но не совсем понимал, что именно. Помимо этого необъяснимого чувства, Элой действительно желал юношу и хотел ощутить свой член глубоко внутри его горячей, тугой дырочки.
Он взглянул на Симеона, ухмыльнувшись:
— А ты неплохо изучил меня, мой друг. Большинство столь красивых юношей, как он, созданы для публичных домов. Мне же интересно посмотреть, какой из него получится воин.
— Но ты же намереваешься затащить его в свою постель? — уточнил Симеон.
— Да, безусловно, — подтвердил Элой.
— Ну что ж, теперь все стало более-менее ясно. Хотя уверен, что такие доводы не обрадуют Киджани.
— Киджани считает меня своим только потому, что мы с ним спали в прошлом. Ему просто придется смириться с тем, что больше ничего не светит, — заключил Элой, хлопнув себя по колену. — Я не смог соблазнить тебя своими рабами, но разе ты сможешь отказаться от деликатесов, приготовленных моими поварами?
— Вот! — Симеон широко улыбнулся и погладил свой живот. — Это и есть путь к моему сердцу.
Элой рассмеялся, а затем поднялся с трона и распахнул дверь.
— Мы будем обедать.
— Слушаюсь, бог Элой.
Один из рабов склонил голову и побежал за едой.
Элой вернулся на трон, ожидая, когда ему принесут его еду, которую ему вскоре подали на нескольких серебряных тарелках. Те, кому повезло жить ближе всего к тому месту, где обитали боги, были благословлены на то, чтобы иметь возможность баловать себя роскошью, а именно: красивой одеждой, комфортабельным жилищем, чистой водой, электричеством и вкусной едой. Чем дальше люди жили, тем меньше благ они имели, а на некоторых землях они и вовсе отсутствовали. И это являлось основной причиной того, почему люди старались во всем угодить богам.
Элой наслаждался курицей с розмарином, картофелем, фруктами и овощами, которые умело приготовил его шеф-повар, и Симеон не отставал от него. Два бога общались на отстраненные темы, не слишком неуместные для ушей слуг, которые держали в руках блюда, с которых они обедали.
В комнату вошел еще один из рабов и, поклонившись, протянул Элою конверт.
— Бог Элой, это письмо только что было доставлено вам.
Элой облизал мясной сок с кончиков пальцев и взял конверт, затем махнул слуге рукой, и тот удалился, не сказав больше ни слова. Элой прочитал имя адресата и ухмыльнулся.
— Как я понимаю, известия приятные? — предположил Симеон, разделываясь с куском жареной курицы. Человеческая еда была тем, чем он не мог перестать наслаждаться. Существовало столько рецептов и столько деликатесов, которые стоило попробовать. Если у него и существовала какая-то слабость, единственный грех, числящийся за ним, то это было чревоугодие.
— Возможно, — ответил Элой, вскрывая конверт и пробегаясь глазами по содержимому. Его губы расплылись в довольной улыбки, когда он прочитал то, что предлагалось в этом письме. Нечто такое, чем он не имел возможности насладиться уже очень давно.
— Эта твоя улыбка интригует меня еще больше, — произнес Симеон, с любопытством наблюдая за собратом.
Элой окинул его взглядом сверху вниз.
— Попридержи любопытство. — Он положил конверт на подлокотник своего трона. — Это касается только меня.
Он жестом велел слуге поднести блюдо с остатками курицы, отломил ножку и откусил от нее смачный кусок.
— Твое право, — ответил Симеон, не желая настаивать. Хотя по довольному выражению лица Элоя, он мог догадываться, о чем шла речь. Скорее всего, это было приглашение в какой-то новый бордель, так как Элой, похоже, питал к ним страсть не меньше, чем к ежемесячным Играм.
Боги вскоре распрощались, так как время шло к вечеру, и оба почувствовали, как усталость овладевает их телами. Они были всемогущи, но нахождение в смертной человеческой оболочке вело к тому, что они становились также подвержены людским слабостям. Элой забрался на свою огромную кровать и погрузился в размышления о том, что ему делать с этим предложением.
Человек, которому он сохранил жизнь, был девственником. Его тело не тронуто, и Элою предлагали право сорвать этот цветок, что справедливо. Он вообще считал, что ни один из людей не должен лишаться невинности с себе подобными, ибо эта привилегия должна оставаться за богами. К досаде Элоя, большинство уже теряли девственность к тому моменту, как делили с ним постель, так как владельцы борделей и другие высокопоставленные личности пользовались этим в свое удовольствия. Это разочаровывало его и вызывало отвращение, и именно поэтому шанс, подобный этому, был редкостью, и очень привлекал Элоя.
Если бы Элой узнал, что юноша, который, как сообщалось в письме, носил имя Матео, отдал свою невинность одному из себе подобных, он был бы очень недоволен. Разъярен. Его всегда возмущало то, что многие люди не боятся наслать на себя гнев богов, не отдавая им своих девственников и девственниц, упиваясь этим сами. Конечно, имело значение то, что только он и Одесса были падки на плотские утехи с людьми, так как Киджани брезговал ими, а Симеон вполне мог прожить и без них. Если у них не было единства мнений по какому-то вопросу, никто из них не мог ввести что-то в ранг закона.
Немалую роль в этом играли также Высший сенат и Элитный охранный легион. Они стояли в одном ранге с владельцами лудусов и борделей и обладали особыми привилегиями, как те, кто верно служит богам. И это тоже зачастую вело к тому, что Элою и Одессе не доставалось девственников.
Матео стал бы истинным подарком. Элой рассчитывал, что юношу доставят в его покои, где он сполна удовлетворит свои желания с девственником, прежде чем вернуть его господину. Лишь от одной мысли о том, как он погружает член в тугую, нетронутую дырочку молодого красивого мужчины, заставила кровь хлынуть к его стволу, делая его твердым. Он позвал одного из своих слуг, чтобы тот помог справиться ему с нахлынувшим возбуждением.
Человек вошел в его покои и встал на колени перед Элоем.
— Мой Бог, чем я могу служить вам?
— Подари наслаждение моему члену, — приказал Элой, и мужчина, покорно кивнув, поднялся на ноги.
Янтарные глаза Элоя наблюдали за тем, как человек забрался на кровать, оседлав его бедра. Мужчина был привлекательным, подтянутый и с рельефным прессом. Он не поднимал своих голубых глаз, чтобы не встречаться взглядом с Элоем. Слуга слегка наклонился, чтобы взять флакон с массажным маслом с прикроватного столика, и вылил приличное количество его на массивный тридцатисантиметровый член Элоя.
Бог застонал, когда человеческая рука плавно заскользила, смазывая его плоть.
— Хватит дразнить меня, мальчик.
Конечно, он знал, что этого юношу зовут Лэйн, но Элой редко обращался к своим слугам по имени.
— Как скажете, бог Элой,— ответил слуга. Он попал в дом бога в четырнадцать лет. Сейчас, когда ему было двадцать, он прекрасно разбирался в сексуальных предпочтениях Элоя. Он приподнялся, достаточно высоко, чтобы насадиться на божественный член, а затем медленно скользнул вниз. Ему потребовалось немного времени, чтобы приноровиться и впустить в себя Элоя полностью.
— Ооо, да, — промурлыкал Элой, получая наслаждение от задницы своего слуги. Ему доводилось бывать и с женщинами, тела которых приносили ему свои особые удовольствия, но все же он предпочитал ощущать тугую мужскую плоть вокруг члена.
Слуга покачивал бедрами, двигаясь вверх-вниз на члене Элоя, стараясь понравиться богу. Никто не желал столкнуться с его гневом, если он окажется неудовлетворенным. Один из слуг, который не сумел угодить Элою, был брошен на растерзание львам на потеху публике. Сам бог был безмерно доволен чудовищной расправой над этим человеком, и воспоминание об этом крепко засело в умах всех, кто служил ему.
Элой обхватил бедра слуги, насаживающегося на его плоть,вторгаясь в него по самые яйца. Стоны слуги становились все громче, и его тело напряглось, когда они оба приблизились к кульминации.
— Пожалуйста... Прошу, мне кончить на ваше тело, бог Элой? — взмолился слуга.
Элой бросил взгляд на твердый член парня, на бордовой головке которого выступили капли предсемени. Ему нравилось, когда люди извергали свое семя на его тело, но он все равно настаивал, чтобы они просили его разрешения.
— Кончи для меня, — скомандовал он. Его хватка на бедрах слуги усилилась, когда Элой ощутил накатывающийся оргазм всем телом.
Слуга запрокинул голову, вскрикнув в неподдельном экстазе, когда его член выстрелил несколькими порциями густого перламутрового семени, расплескав его по животу и груди бога. От этого зрелища Элой не смог себя сдерживать и щедро наполнил слугу обильными соками. Каждый мускул его тела напрягся, и он прикусил нижнюю губу, утопая в блаженстве от освобождения. Всевышний явно был дальновиден, когда делал секс чем-то столь приятным.
Элой дернулся несколько раз, прежде чем расслабиться, когда последние капли выплеснулись в дырочку парня. Слегка отдышавшись, он шлепнул слугу по заднице, давая ему знак, чтобы тот слез с него, и парень беспрекословно подчинился.
— Может, вы хотите, чтобы я искупал вас, бог Элой? — предложил слуга, глядя на подсыхающее семя на торсе Элоя.
Элой посмотрел вниз и ухмыльнулся.
— Оближи меня.
|
|
|
|
|
|
Слуга улыбнулся и склонился, убирая языком сперму с загорелой мускулистой груди. Элой наблюдал, как розовый язык парня избавляет его плоть от перламутровых капель. Ему доставлял удовольствие этот процесс. Бывало, что он отдавал приказ вылизать его тело полностью и мог достичь оргазма от этого.
— Прекрасно, а теперь ступай, — приказал он, как только слуга закончил.
— Слушаюсь, бог Элой, — ответил он и тут же покинул покои.
Сейчас мысли о Матео отступили. Элой был слишком удовлетворен и расслаблен, чтобы продолжать думать о сексе. Он хотел только одного — погрузиться в сон.
Глава 8
Матео был в курсе письма, которое Рама отправил богу Элою с предложением его тела для плотских утех. Он также знал, что никак не может воспротивиться этой участи и повлиять на ситуацию. На протяжении трех недель, в течение которых он залечивал свои раны, он должен был оставаться нетронутым. Несколько гладиаторов уже наказали за то, что предпринимали попытки надругаться над ним, и сейчас уже не для кого не было секретом, что Матео девственник.
Уже одно это знание, казалось, подзадоривало и служило вызовом остальным гладиаторам, которые жаждали его тела. В целях безопасности он спал в одиночной камере, что гораздо лучше, чем времяпрепровождение в клетке, в которой он пребывал изначально. Здесь, по крайней мере, было хотя бы минимально комфортно и имелось ведро, куда можно справить нужду. Его выхаживали несколько служанок и лекарь. Лекарство из медвежьих ягод, что они давали ему, возвращало его к жизни даже быстрее, чем ожидалось, что крайне радовало Раму, который строил на Матео планы.
Матео сидел в своей камере, наблюдая за гладиаторами, которые занимались водными процедурами после изнурительных круглосуточных тренировок. Он слушал, как они отпускают скабрезные шуточки в адрес друг друга. Среди них были несколько мужчин, которые предавались плотским утехам на глазах у всех и, создавалось впечатление, что это вполне в порядке вещей. Такая откровенная демонстрация была чужда Матео. Люди в бесплодных землях гораздо скромнее и вели интимную жизнь в стороне от посторонних глаз.
Один из гладиаторов приблизился к его камере и просунул свой толстый, вожделеющий член сквозь решетку, заставив Матео отпрянуть назад.
— Отсоси мне, — скомандовал он.
Этот мужчина приводил Матео в трепет. Его тело усеивали шрамы, полученные за время его пребывания на арене, свидетельствуя о том, что он опытный гладиатор. Его тело было мускулистым и чертовски рельефным, а рост превышал два метра, как прикидывал Матео. На его голове красовался ирокез из черных волос, и густая борода, как у дикаря.
Серые глаза гладиатора уставились на Матео.
— Ты слышишь меня, щенок... Твой рот не настолько девственен, как твоя дырка. Так что, соси! — Он потряс необрезанным членом перед Матео, который ещё дальше отодвинулся от решетки.
— Тебе не стоит делать этого, — предупредил Матео.
— Заткни пасть, проклятый сучонок! — Гладиатор плюнул в Матео, угодив ему на щеку.
Матео метнулся назад, прижавшись спиной к стене. Ему не терпелось стереть с себя харкотину, но не хотел, чтобы гладиатор счел это за слабость, поэтому не стал делать этого. Несмотря на то, что Матео испытывал страх перед этим мужчиной, он никогда не позволит ему узнать об этом. Юноша сохранил непоколебимое выражение лица, несмотря на решительный взгляд, нацеленный на него.
— Я непременно трахну тебя, как только твоя вишенка будет сорвана, — прорычал он, отстраняясь и возвращаясь к остальным гладиаторам. Некоторые из них оценили его выходку, засмеявшись.
— Борис, ты пугаешь нашего птенчика, — сказал один из гладиаторов, хлопнув Бориса по плечу.
— Я этому птенчику ещё повыдергиваю перышки, — заявил тот, посмотрев на Матео и послав ему воздушный поцелуй, продолжая глумиться над ним.
По крайней мере, теперь Матео было известно имя этого человека. Борис. Он вздохнул, убирая с лица мерзкую харкотину и вытирая руку о набедренную повязку. Ему встречались в Бесплодных землях мужчины, ведущие себя подобным образом, но избегать контактов с ними было достаточно просто, так как обычно они зависали в определенных местах. Но даже их нравы не были настолько варварскими. Он лег на свой тонкий, поношенный матрас, предоставленный для того, чтобы ему не приходилось спать на полу, пока идет на поправку. От других гладиаторов он узнал, что если бы не его ранение, то он спал бы, как все, на голом полу. А некоторые и вовсе подкалывали его тем, что ему вообще бы не пришлось беспокоиться о том, на чем коротать ночи, если бы бог огня не остановил поединок.
Минуло уже три недели с того рокового дня, когда жизнь в очередной раз изменилась и заиграла новыми красками. Конечно, Матео не мог знать, сколько ему отмерено на этой земле, учитывая, что его ждала участь стать гладиатором, весь смысл существования которых сводился к сражениям насмерть на арене. Он расспросил обо всем немного одного из самых приятных для него мужчин тут, Малека, который, казалось, был к нему более снисходителен, нежели другие.
Матео хотел понимать, действительно кто-то из гладиаторов смог обрести свободу, и получил утвердительный ответ. После многочисленных сражений и побед во славу богов и лудуса, которому они служили, семеро гладиаторов стали свободными. Их господин, Рама, являлся одним из этих счастливчиков. Знание этого вселяло в Матео надежду, но совсем небольшую. Гладиаторские бои проводились уже на протяжении столетия, причем Игры были ежемесячными. За весь этот период только семерым дарована свобода. Мог ли Матео даже осмелиться думать о том, что он станет восьмым?
Ещё его волновало, насколько возможно выжить после прохождения обучения, на что Малек сказал, что все зависит от того, насколько сильно желание сделать это. Безусловно, это воодушевляло Матео. Он искренне желал этого, а осознавая то, что гладиатор может получить свободу, ему было за что бороться, как и всем остальным. Хотя по ощущениям Матео, многие жаждали только славы, и ради этого готовы даже с гордостью сложить голову на арене.
Матео не разделял этого стремления, и, возможно, никогда не придет к этому. Громкий стук по решетке камеры вырвал его из потока размышлений, и юноша приподнял голову, чтобы посмотреть, кому он понадобился.
— Господин желает видеть тебя, — сообщил Сервантес и стал отпирать дверь.
Матео поднялся с матраса и пошел за своим наставником. Он вышел в сопровождении Сервантеса и ещё одного охранника. Судя по тому, что открылось взору Матео, в помещении находилось по меньшей мере десять охранников, но, возможно, их было и больше. Он не имел раньше доступа в главный дом.
Он заметил ещё множество рабов, которые стояли на страже или ухаживали за домом, пока следовал за Сервантесом туда, где его ждал Рама. Дом господина выглядел величественнее всего, что юноше доводилось видеть за свою жизнь. Каменные колонны, мраморные полы. Бесчисленное количество факелов освещали произведения искусства в виде фресок, нанесенных на стены, на протяжении всего их пути, и Матео был просто очарован таким великолепием.
— Шевели ногами, — упрекнул его Сервантес, заметив, что юноша отстает.
— Простите, наставник, — ответил Матео и прибавил ходу.
Он покинул помещения, предназначенные для рабов-гладиаторов, и очутился в гостиной главного дома, где на диване расположился Рама, наслаждаясь массажем спины от своей рабыни. Сервантес объявил о прибытии, а затем отступил на несколько шагов, но охранник, вооруженный и при доспехах, остался стоять на месте.
Рама повернул голову и окинул Матео оценивающим взглядом.
— Ты уже немного окреп. Это радует. Похоже, твои раны успешно заживают.
Матео кивнул:
— Именно так, господин.
— Превосходно. Я оповестил бога Элоя о твоей невинности. Ожидаю ответа в самое ближайшее время. У тебя совсем не было ничего с мужчиной раньше? — уточнил Рама.
У Матео пересохло во рту, и ему пришлось сглотнуть, чтобы смочить язык.
— Нет, господин.
— Вовсе замечательно. — Рама слегка застонал, когда пальцы рабыни коснулись наиболее чувствительных мест своего господина. — Тебя отправят к богу Элою, и ты выполнишь все, что он потребует от тебя, без сопротивлений, без слез и без лишних вопросов. Понял?
Мысль о том, что его тело будет принадлежать богу Элою или кому-то еще, омерзительна юноше, но он понимал, что выбора нет. Матео не планировал становиться ни божественной игрушкой для утех, ни гладиатором. Но как бы там ни было, он вынужден принять свою долю, так как гнев господина лишь усугубил бы его положение.
— Да, господин.
— Отлично. — Рама посмотрел на Сервантеса. — Проследи, чтобы он был выбрит в интимных местах и подмышками.
Сервантес кивнул:
— Слушаюсь, господин.
— Вы свободны.
Сервантес подошел к Матео, схватил его под руку и вывел из покоев господина. И юноша вновь следовал за ним, когда его сопровождали в его убогую камеру. Только очутившись за решеткой и ощутив себя в безопасности, он посмел задать вопрос Сервантесу.
— Наставник, мне будет больно? — поинтересовался он, терзаемый вопросом, каково это быть трахнутым в задницу. Некоторые гладиаторы глумились над ним, смеясь над тем, что он девственник. Многие гадали, как громко он будет орать, как только его вишенка будет сорвана.
Сервантес остановился и повернулся к Матео.
— Поговаривают, что в штанах у бога Элоя огромный тридцатисантиметровый член. — Он припал к решетке, вцепившись руками в её прутья и глядя прямо в карие глаза юноши. — Он порвет тебя, парень, и будет жестко драть, пока не наполнит твои кишки своим семенем. Но тебе лучше быть благодарным за каждую секунду, проведенную с ним.
На этих словах Сервантес удалился, оставив Матео наедине со своим новым страхом.
***
Элой передал с посыльным свой ответ на предложение Рамы уже на следующий день и с нетерпением ожидал, когда юноша прибудет к нему. Прошло уже несколько часов после его ответа, и его начинал раздражать тот факт, что Матео до сих пор нет. Как раз в тот момент, когда он ощутил, что его недовольство достигло пика, один из слуг постучал в дверь его покоев.
— Входите, — крикнул он.
Дверь отворилась, и слуга вошел, опустившись перед ним на колено.
— Бог наш, Элой. Подношение вам прибыло. Могу ли я, пригласить его внутрь?
Элой ухмыльнулся:
— Конечно.
Слуга кивнул и встал. Он покинул комнату, а вернулся уже вместе с Матео. Оба юноши опустились на одно колено, склонив головы.
— Оставь нас, — приказал Элой, и слуга повиновался. Он встал и вышел, затворив за собой дверь. — Поднимись.
Матео сделал, что от него требовалось, поднялся на ноги и опустил глаза.
Элой смотрел на Матео, ловя себя на мысли, что юноша стал ещё прекраснее, чем тогда, когда он видел его в последний раз. Там, на арене, мальчишка был слаб и истощен, его кожа была покрыта грязью, а возможно, и фекалиями. Его волосы были растрепаны, а тело изуродовано множеством кровоточащих ран. Сейчас же он во всей красе мог видеть, что может дать ему этот юноша, и хотел насладиться этим сполна.
Матео был просто удивительным со своими большими карими глазами, в которых таилась чистая душа, столь несвойственная большинству людей, которых знал Элой. Соблазнительные, пухлые губы приковывали к себе внимание бога, и он не мог не представить, как они обхватывают его член, высасывая соки из его яиц. Его взгляд скользнул по телу Матео, отмечая подтянутый живот и стройные мускулистые ноги.
Элой мог с уверенностью утверждать, что весь рельеф тела юноши был сформирован природой и не походил на результат гладиаторских тренировок, вероятно, потому что парень ещё не приступил к обучению. Но Матео имел хорошую наследственность. Этого не отнять. Элою нравилось, что парень подготовлен и его тело обработано маслами. Аромат услаждал его органы чувств. В нем ощущалась доминирующая нота сандалового дерева, а это пряность действовала на Элоя, как должно афродизиакам.
— Сними набедренную повязку, — приказал Элой.
Он наблюдал за тем, как юноша дрожащими руками избавляется от куска ткани. Его не особо смущало, что парень напуган и растерян, так как это свойственно большинству людей. Он привык получать то, что хотел. Он улыбнулся, когда повязка упала на мраморный пол, обнажив гениталии Матео. Его вялый член был не больше сантиметров десяти-двенадцати. Элою стало любопытно, насколько больше он будет в эрегированном состоянии. Самое время узнать это.
Матео предстал перед богом нагим и полностью уязвимым. Как он ни пытался, ему никак не удавалось унять дрожь в теле. Ужас переполнял его всю дорогу сюда. А что если бог останется не удовлетворен им и решит убить его? Сейчас все было совсем не так, как тогда на арене. Что, если Элой осознает, что совершил ошибку, сохранив ему жизнь? Сервантес никоим образом не успокоил его, доставляя сюда, а лишь предупредил о наказании, которое грозит Матео, если он умудрится чем-то прогневить бога.
Теперь, стоя перед ними в чем мать родила, Матео не мог оторвать глаз от Элоя и произнести хоть слово. Он никогда не видел существа настолько прекрасного, чтобы у него перехватывало дыхание от одного лишь взгляда на него. Юноша уже и так испытал благоговейный трепет, созерцая непревзойденное великолепие дома бога. Он превосходил по красоте даже дом Рамы. Если коридоры владений господина освещали факелы, то комнаты и коридоры обители Элоя оснащены электрическими источниками света.
Предметы интерьера тоже были совсем другими, выполнены вручную и расписаны, подобно произведениям искусства. Матео слышал о такой роскоши в легендах, рассказанных ему в детстве, но даже и представить не мог, что увидит такое воочию. Даже кровать, на которой возлежал бог, с её мраморным изголовьем и толстым матрасом, представляла собой впечатляющее зрелище. Беглый взгляд по сторонам доказал, что роскошь была повсюду.
— Смотри на меня!
Резкий командный тон Элоя заставил Матео снова на него посмотреть.
— Прошу прощения, бог Элой, — произнес Матео. Он никак не мог ожидать, что окажется в присутствии бога, и чтобы Матео не показал себя абсолютным невежей, Сервантес обучил его некоторым правилам культуры поведения в обществе. Юноша надеялся, что не слишком облажался.
— Подойди ближе, — распорядился Элой.
Матео повиновался, выходя в ещё более освещенную зону. Теперь, когда он мог видеть бога во всей красе, юноша мог всецело оценить великолепие Элоя с его рельефным телом, темными волосами, загорелой кожей и глазами янтарного цвета. Он обладал волевым подбородком и ухмыльнулся настолько самоуверенно. Глаза Матео блуждали по гениталиям Элоя, так как его терзал вопрос, правдивы ли слухи. Неужели у бога настолько огромный член? Он молился, чтобы это оказалось не так.
— Иди сюда, — приказал Элой.
Неуверенно передвигая ногами, Матео шагнул вперед, ближе к Элою, пока не оказался в сантиметрах от него. Бог скользнул на край кровати, сев прямо. Он протянул руку и провел ладонью по торсу юноши. Матео ещё никто никогда так не касался. Лекарь касался его, но это необходимо для лечения.А это прикосновение было слишком интимным, да и янтарные глаза Элоя, казалось, светились от желания.
Кончики пальцев Элоя скользнули по животу юноши к его члену, обхватывая наполовину затвердевшую плоть Матео.
— Вижу, тебе приятны мои прикосновения, — произнес Элой, взглянув на Матео. — Ты так нервничаешь. Тебя касались когда-нибудь мужчины? Наверняка ты раньше отсасывал кому-нибудь?
Матео нервно сглотнул, так как трепет перед богом по-прежнему не утихал,
— Нет, бог Элой. Вы будете моим первым, — ответил он, помотав головой.
От осознания того, как несказанно ему повезло заполучить себе абсолютного девственника, улыбка Элоя стала ещё шире. Он полагал, что учитывая суровые реалии жизни, Матео вынужден был хоть кому-то подрочить или отсосать, чтобы получить еды или чистой воды. Юноша не переставал его удивлять.
