Б. Осведомленность и неизвестность. Типы и типичность. Само собой разумеющееся (неоспоримая данность)

Этот пример показателен и в том отношении, что помогает прояснить понятия осведомленности и неизвестности⁵⁰. Я осве­домлен о том, что такое змея, но лишь с теми ее отличитель­ными признаками, которые, как я полагаю, являются типич­ными, включая и типичное поведение. Это не означает, что я знаком со всеми разновидностями змей, или даже с тем ее видом, с которым я сейчас встретился. Тем не менее, я при­знал в этой рептилии змею, а не, скажем, ящерицу. С другой стороны, встреча с таким типом змей вообще, и с этой змеей в особенности, означает обретение нового опыта. А новый опыт вовсе не обязательно непривычен. Он может быть но-

вым, но, тем не менее, как свидетельствует наш пример, типи­чески знакомым.

Но, будучи знаком как тип, он продолжает оставаться не­знакомым атипически, т.е. как уникальный и особенный. Мо­ему ирландскому сеттеру Фидо присущи типичные черты всех собак и специфические черты породы ирландского сеттера. Кроме того, Фидо обладает некоторыми особенностями во внешности и поведении, присущими исключительно ему и которые позволяют мне распознать его как «моего Фидо» сре­ди прочих ирландских сеттеров, собак, млекопитающих, жи­вотных, объектов вообще, типичные черты которых могут быть, конечно же, найдены и у Фидо. Но именно в той мере, в какой он является типичным ирландским сеттером, Фидо обнаруживает признаки, атипичные для всех собак, не являю­щихся ирландскими сеттерами. Набор уникальных персональ­ных характеристик, например его типичный «способ меня приветствовать», является атипичным для всех ирландских сеттеров, кроме Фидо. Некоторый опыт обращения с собака­ми, и в особенности с ирландскими сеттерами, конечно же, облегчит мне знакомство с Фидо; я ожидаю, что в некоторых отношениях он поведет себя, как и все собаки, в особенности ирландские сеттеры. Именно в этих пределах Фидо уже зна­ком мне, когда я впервые его встретил; мои ожидания в отно­шении его типичных признаков, образцов поведения и т.д. подтвердились его внешностью и поведением. Тем не менее, его «персональные характеристики», например, какую еду он предпочитает, новы, не известны и не знакомы мне.

Ранее мы указывали⁵¹ на то, что осведомленность и типич­ность взаимно связаны. Мы отмечали, что мир изначально воспринимается организованным в определенные типы, кото­рые, в свою очередь, относятся к атипичным сторонам типи­зированных объектов нашего опыта. Типы в той или иной сте­пени анонимны; и чем более они анонимны, тем в большей мере объекты нашего опыта воспринимаются со стороны их типичных характеристик. Но в то же время, тип становится все менее конкретен; его содержание оказывается все менее и ме­нее значимым, т.е. интерпретативно релевантным. В любом типе, таким образом, анонимность и полнота содержания вза­имосвязаны: и чем более наполнено содержание типа, тем меньше атипичных свойств у объекта восприятия, подпадаю­щего под этот тип⁵². Мы также узнали, что типизация являет­ся функцией системы интерпретативных релевантностей, ко-

280

281

торая, в свою очередь, определяется наличной темой. Быть до­статочно знакомым с темой означает, следовательно, устано­вить тип такой степени анонимности или конкретности, что­бы удовлетворять потребностям интерпретации, необходимой для определения наличной темы.

Однако всегда надо иметь в виду, что типичность относит­ся не только к уже обретенному знанию, но одновременно и к набору ожиданий, особенно протенций, присущих такому зна­нию, – а именно, типичность относится к набору ожиданий, в которых будущий опыт обнаружит те или иные типичные черты той же степени анонимности и конкретности⁵³. Эти ожидания представляют собой лишь иной способ выражения всеобщих идеализаций «И так далее, и тому подобное», а также «Я могу сделать это снова», конститутивных для естественной установ-ки⁵⁴. Так, предположим, что я накопил достаточно «знания-зна-комства»⁵⁵ об особо уникальных событиях и происшествиях, позволивших мне решить определенную проблему, а затем вернуться к теме. Мы могли бы сказать, что в этих пределах я обрел достаточное знакомство с проблемой, чтобы с нею совла­дать. Но до тех пор, пока я не разглядел типичности в атипичной уникальной конфигурации, я не могу накапливать мое обре­тенное знание в нейтральной форме для дальнейшего исполь­зования в качестве привычного достояния. Исчерпывающее зна­чение относящегося к знанию термина «осведомленность» требует, по меньшей мере, ожидания повторения типичных восприятий.

Таким образом, осведомленность как таковая и даже знание вообще (понятое как чье-то привычное и пассивное обладание предшествующим опытом) предполагает идеализации типа «И так далее, и тому подобное», а также «Я могу сделать это сно­ва». Но в данном случае эти идеализации относятся к знаком­ству с типичным в уникальном и, следовательно, атипичным в опыте, если можно так выразиться, типичность которого со­стоит, прежде всего, в ожиданиях повторения типически иден­тичного или сходного опыта⁵⁶.

Осведомленность, таким образом, обозначает возможность отнесения новых восприятий – со стороны их типичных свойств-к привычному запасу уже обретенного знания. Такое отнесение может осуществляться посредством пассивного синтеза осозна­ния ⁵⁷. Объект непосредственного восприятия обнаруживает свою «тождественность», или «небольшое отличие», «сходство» или «подобие» с тем объектом, который я воспринимал в про­шлом, и, возможно, много раз. Но эта «тождественность», «сход-

ство» или «подобие» относится лишь к типичным свойствам, которые у нового объекта общи с теми, что я ранее восприни­мал. В самом деле, совершенно невозможно, чтобы я был зна­ком с объектом восприятия «от и до», потому что каждый зна­комый объект с необходимостью несет в себе открытый горизонт доселе неизвестных или незнакомых следствий и ас­пектов, которые могут быть обнаружены в будущих восприя­тиях (и которые как таковые еще более расширяют область горизонта). Все, что типически установлено в отношении объек­та нашего восприятия, отсылает к набору атипичных свойств, благодаря которым объект в его уникальности (все, что прида­ет объекту черты уникальности в данном месте и в данное вре­мя) отличается от других объектов подобного типа, а также и от себя самого, воспринятого в другом месте и в другое время. Это, по меньшей мере, справедливо в отношении сознания в естественной установке, в контексте моего преобладающего жизненного стиля в повседневном мире, в пределах которого я не интересуюсь метафизическим понятием идентичности.

В контексте повседневной жизни собор в Реймсе является «тем же самым», что и все прочие соборы на земле, а серия кар­тин Моне, запечатлевших этот собор в различное время дня и при различном освещении, относится к тому же самому зда­нию. Все эти картины изображают типичные черты этого со­бора, знакомого каждому, кто его посещал или изучал его реп­родукции по фотографии. Однако, вопреки этой знакомости и типичности и невзирая на то, что все эти картины выполнены с одной и той же позиции и в одинаковой перспективе, неко­торые черты собора на них варьируются. Игра света и тени ут­ром и после полудня различна, и это придает отличительные, атипичные и уникальные характеристики типично знакомым чертам хорошо известного фасада.

С другой стороны, любой опыт, ставший частью нашего привычного обладания (и, следовательно, знакомый) несет в себе предвосхищения того, что в принципе будущие восприя­тия обнаружат как относящиеся к тем же самым ранее воспри­нятым объектам, или, по меньшей мере, к таким же или типи­чески сходным с ними⁵⁸. В примере Карнеада вернувшийся домой человек ожидает застать свою комнату в том виде, в ка­ком он ее покинул, т.е. он ожидает попасть в абсолютно зна­комое ему окружение. Строго говоря, такое ожидание всегда в той или иной мере обманчиво, даже если никакого «нового» объекта в углу не появилось. Оно обманчиво, потому что человек

282

283

покинул комнату на рассвете, а вернулся на закате; тени ложат­ся иначе, и видимая форма каждого предмета в комнате слегка изменится. И если человек знаком с типичными характеристика­ми своей комнаты в часы предыдущих закатов, то, возвращаясь в тот самый вечер, он неизбежно обнаружит набор уникальных атипичных черт, – но, конечно, лишь в том случае, если он озабочен этими различиями. Тогда он сказал бы, что объект не имеет ожидаемых типичных черт; точнее, они слегка изменены. Говоря еще более строго, при прочих равных условиях, черты знакомых предметов не могут быть в точности такими, какими они ему знакомы, поскольку его восприятие уже знакомого является повторяющимся. Выражаясь парадоксально, то же самое восприятие не является тем же самым именно потому, что оно повторяется. Но, говоря языком повседневной жизни, для всех практических целей достаточно полагать, что человек застал знакомое окружение в том виде, в каком его оставил.

Как объяснить столь парадоксальную ситуацию? В этом пункте нашего исследования следует лишь выразить проблему в терминах трех ранее введенных категорий релевантности.

С этой точки зрения, знакомство имеет особое субъектив­ное значение, а именно, быть достаточно осведомленным об объекте восприятия для достижения поставленной цели. Сфор­мулированное подобным образом, понятие осведомленности очерчивает – для определенного субъекта в конкретной жиз­ненной ситуации – два сектора мира, который требует и, со­ответственно, не требует дальнейших исследований. Первый может требовать развития новых тематических и интерпрета-тивных релевантностей, в то время как второй уже является те­матически и интерпретативно релевантным. Но задача, постав­ленная этими предыдущими релевантностями, решена и привела к привычному знанию, по крайней мере, в отноше­нии типа воспринимаемого объекта. Он не подлежит дальней­шему исследованию (поскольку мои наличные практические цели этого не требуют), он более не проблематизируем. Будучи познан (по крайней мере, в пределах, требуемых моими практи­ческими целями), он в данных пределах не должен быть про-блематизирован и как таковой является неоспоримой данностью (taken for granted) ⁵⁹, элементом нового, непроблематизирован-ного мира. Но это не означает, что он не проблематизируем в принципе. Он не проблематизирован до поры-до времени, бу­дучи достаточно определенным для актуальных на данное вре­мя целей. Однако он несет в себе внешний и внутренний гори-

зонт определяемой неопределенности. До тех пор, пока ожида­ния, свойственные уже обретенному знанию, продолжают на­полняться типичными характеристиками последующих воспри­ятий того же самого или сходных объектов, до тех пор, пока мир не выходит за пределы предвосхищенного в наличном запасе знания (т.е. осажденных (в опыте) типизаций), мы молчаливо соглашаемся с таким положением дел. Мы рассматриваем его как нечто само собой разумеющееся до последующего упоминания (т.е. пока не доказано обратное или пока обстоятельства не по­требуют пересмотра), и мы считаем знание о нем достаточно надежным. Мы, так сказать, «не заинтересованы» в деталях, атипичных как для объекта, воспринятого⁶⁰ со стороны его ти­пичных свойств, так и для класса объектов, типичным предста­вителем которого является нами рассматриваемый.

Мы только что указали, что область само собой разумеюще­гося является результатом деятельности нашего сознания, ру­ководствующегося ранее достигнутыми тематическими и ин-терпретативными релевантностями. Это, так сказать, осадок достаточного знания в форме привычного достояния. Относитель­ный вклад этих двух наборов релевантности в данное состоя­ние дел, однако, различен. Предыдущие тематические реле­вантности привели к исследованию ныне известных объектов. Они известны мне потому, что однажды были в тематическом ядре моего поля сознания, являясь темой моих проблематиза-ций, т.е. подлежащих решению проблем. В конкретном опре­делении того, что должно быть поставлено под вопрос, эти тематические релевантности определяли предел, до которого дол­жно быть проведено исследование, чтобы исчерпывающим для наличных целей образом ответить на вопрос или, иначе гово­ря, достичь удовлетворительного знакомства и знания объек­тов восприятия. В этих пределах установлена система всех воз­можных интерпретативных релевантностей, необходимых для обретения знания тематизированных объектов. Именно пре­дыдущие интерпретативные релевантности, отличные от тема­тических, привели к типизации нашего знания знакомых предметов. Наше знакомство с ними ограничено интерпрета-тивно релевантными наличной теме аспектами этих объектов восприятия. Эти аспекты рассматриваются как типичные для объекта, типично релевантного именно для решения актуаль­ных проблем. Каждый тип, таким образом, является суммой того, что в данное время интерпретативно релевантно подле­жащему интерпретации.

284

285