2020-10-11
206
В то время как злорадство могло быть вполне разумной, естественной человеческой реакцией, кроме прочего оно имеет тенденцию выступать в роли заряженного потенциала для кармической реакции. В сентябре 1986 года, когда мы наносили последние штрихи на “Peace Sells” и я готовился обогнать Ларса и Джеймса в гонке за хэви-металическое лидерство, я вдруг получаю телефонный звонок от подруги из Нью-Йорка, по прозвищу Метал-Мария, она работала на Джонни Зи. Я познакомился с ней во время своей поездки с Металлика по Восточному побережью. На протяжении многих лет мы поддерживали связь друг с другом, и виделись, когда она время от времени приезжала в Лос-Анджелес. Однако, теперь она звонила по телефону, рыдая в истерике.
“Клифф” – всхлипнула она. “Он мертв”.
Я понятия не имел, о чем она говорит. Поначалу я думал, что она имеет в виду Клиффа Калтери из Комбата, но затем понял, что Мария даже не знала его.
“Какой Клифф?” – спросил я.
“Клифф Бёртон” – сказала она. “Произошла авария”.
Мария рассказала мне об этом. Металлика находились на гастролях в Швеции, и автобус группы опрокинулся после наезда на пятачок льда. От удара Клифф был выброшен через окно и раздавлен, когда автобус упал на него сверху.
Мне нечего было ответить на это. Я просто стоял, сжимая телефон, чувствуя так, словно кто-то ударил меня в живот. Последнее время мы не общались с Клиффом, но я все еще считал его своим другом. Если бы я питал какой-то длительный гнев к Ларсу и Джеймсу, ладно…но невозможно было испытывать подобную степень неприязни к Клиффу. Он был просто слишком порядочным человеком.
Какой бы ни была причина - чувство вины, гнев, печаль - я повесил трубку, сел в машину и поехал в город, чтобы купить немного героина. Я раскурился, некоторое время сидел и плакал, а затем взял гитару и начал писать. За один присест я написал всю песню: ‘In My Darkest Hour’, которая появится на следующем альбоме Мегадэт. Это довольно занимательная композиция, текст песни был скорее о моих сложностях в отношениях с Дианой в то время, чем о чем-либо еще. Но музыка - звучание и атмосфера песни, были инспирированы болью, которую я ощущал, услышав о смерти своего друга. Клифф и я на самом деле не обменивались рождественскими открытками или чем-то подобным, но я по-прежнему чувствовал, что он мне близок. Мы проводили вместе время в Сан-Франциско, все эти дни по дороге на репетиции, и я никогда не чувствовал к нему ничего кроме любви. Клифф был открытым, я хочу сказать, в хорошем смысле. Он не был загадочным; он был в точности тем, кем выглядел, без какого-либо притворства.
Несколько месяцев спустя, на концерте в Сан-Франциско появились родители Клиффа, и у нас выдалась возможность немного поговорить. В какой—то момент я представил их зрителям, что было встречено искренней теплотой и сердечными аплодисментами. Затем мы сыграли ‘In My Darkest Hour’.
“Эта песня” – сказал я. “Звучит в память о Клиффе”.
Вы куете железо, пока горячо, так? Для группы, которая только что выпустила получившую одобрение критиков и коммерчески успешную пластинку, это означает лишь одно: отправиться в путь. Я жил чемоданами и гостиничными номерами большую часть четырех лет во второй половине 1980-х, и с помощью “Peace Sells” тяжелая работа развернулась не на шутку. Не то чтобы это было большим бременем. На самом деле мне лучше было находиться в дороге, чем дома. У меня не было дома; ни у кого из нас не было. Возвращение домой означало жить за чужой счет. Жизнь в дороге была более простой, если не сказать всепрощающей.
У Гара было занятие, которое он доводил до совершенства. Как только мы въезжали в новый город, Гар подходил к окну и говорил какому-нибудь прохожему:
“Эй, чувак, не знаешь, где находится район красных фонарей?”
“А?” (Этот ответ был всегда первоначальным ответом).
“Мне нужны девушки” – говорил Гар. “Где мне их найти?”
Никогда не требовалось много времени, чтобы получить нужную информацию, и довольно скоро Крис и Гар уже были на противоположном конце города, выслеживая проституток и оплачивая их услуги, но не занимаясь с ними сексом. Целью было не потрахаться - это обычно происходило после концерта и не требовало никакой оплаты. Скорее, целью было сделать так, чтобы тебе стало хорошо, а потом это надоедало. Всегда именно в этом порядке. Гари делал это с большой частотой, чем Крис, и также с большим безрассудством. Нам приходилось ехать в некоторые довольно опасные районы, чтобы вытащить его. Мы бродили по борделям, предлагая им детальное описание Гара, что должно быть звучало весело: “Он выглядит как саранча, в черной кожаной жилетке и разноцветных высоких кроссовках. Не видели такого?”
Значительная часть каждого дня была посвящена тому, чтобы стало хорошо и пребывании в этом же состоянии, иногда до нелепого комического эффекта. Как-то ночью во флоридском отеле Гар нашел героин, распределяя его между всеми остальными, а затем пошел в ванную и ширнулся. Он также очистил свой кишечник, и когда я зашел воспользоваться туалетом после него, сочетание запахов было чрезмерным для моего нежного обоняния. Когда я вышел из ванной, волна тошноты накрыла меня, и вдруг я понял, что меня сейчас вырвет. Не желая бежать обратно в ванную и блевать в раковину, которая и стала причиной моего дискомфорта, я попытался найти другое место. Но, к сожалению, другого не было. Когда мой живот стал делать рвотные позывы, я запаниковал и засунул голову в шкаф.
Буэээ!
Через несколько секунд я почувствовал, как кто-то толкает меня сзади, крича непристойности.
“Убирайся с дороги, чувак!”
К моему удивлению и отвращению Крис Поленд упал на колени и начал копаться в моей блевотине, черпая ее и пропуская сквозь пальцы. Снова и снова и снова.
“Господи, Поленд. Какого хера, чувак?!”
Он взглянул на меня дикими глазами, а затем вернулся к поиску золота.
“Ты испортил мое дерьмо!”
Незаметно от меня Крис спрятал свой тайник с героином в углу шкафа, под полотенцем, которое теперь было пропитано моей блевотиной.
Итак, видите, все это имело смысл. Мы упали в кроличью нору, и оттуда не было легкого пути обратно.
Драки стали настолько распространенным явлением, что мы едва ли задумывались об этом. Я не имею в виду безобидные действия над маленькими сучками – я имею в виду серьезные, кровавые, наркоманские бои, в которых Крис часто получал самые тяжелые повреждения. Даже Скотт Мензис, который любит Криса по сей день, время от времени выходил из себя. Одно такое эпическое столкновение состоялось, как обычно, дайте-ка подумать, из-за тяги к наркотикам.
“Чуууувак, что скажешь? Два пятьдесят? Два пятьдесят?”
Это говорил Джей Джоунс. Мы ехали по федеральной автостраде на юге, путешествуя от одного концерта к другому в нашем Виннебаго, пытаясь не заснуть, пытаясь убить время.
“Что за херню ты несешь, Джей?”
Он улыбнулся. “Два пятьдесят на брата. Это все что нам потребуется”.
У него был план поклянчить у каждого из нас сдачу из кармана, так чтобы мы могли купить двадцатидолларовый пакетик с героином. Затем Джей расплавил его, пропустил через пипетку, и выжал несколько капель чистого жидкого героина прямо нам в нос, пока мы ехали по шоссе.
В то время это казалось хорошей идеей. Гениальной, на самом деле. Но мы также бухали и нюхали кокаин, и это сочетание превратило в ад этот волшебный автобус. Крис, по привычке начинал молоть чепуху и буянить, так что довольно скоро Скотт вытащил нож и начал яростно колоть им по приборной доске, как я догадался из чистой неудовлетворенности. Фактически то, что он также находился на сиденье водителя, лишь добавило безумия этому действу, что было позже подмечено Полендом, который начал прикалываться над своим приятелем.
По большей части Скотт был великодушным парнем, но если вы провоцировали его, то делали это на свой страх и риск. Впервые я увидел его, когда он шел по сцене, держа в каждой руке по стофутовому усилителю. Своими длинными вьющимися волосами и бочкообразной грудной клеткой он напоминал мне Пола Буньяна. Он медленно закипал, но когда он выходил из себя…берегитесь.
Скотт припарковал дом на колесах к обочине и набросился на Поленда. Двое мужчин недолго боролись, и почти сразу Скотт овладел ситуацией. Он схватил Криса за лодыжку, перевернул его вверх ногами и прошелся по его черепу: Бах! Бах! Бах! Будучи одним из лучших коперов всех времен, Скотт завершил поединок, выбросив Криса в кювет. Мы подумали о том, чтобы оставить его там, просто уехав с того места и никогда с ним больше не разговаривая. Но затем мы подумали, что такие мысли посещали нас и раньше. Вместо этого мы все сели в дом на колесах, в различной стадии опьянения и подождали, пока ситуация разрядится. Через несколько минут дверь дома на колесах открылась, и туда зашел Крис, выглядя робко и болезненно.
“Извини, чувак” – сказал он Скотту.
“Да, хорошо”.
И мы поехали.
К МакАллену, техасцу и одной из первых наших возможностей использовать пиротехнику. МакАллен находился почти на самой границе США, и поэтому естественно, Крис рассматривал это как возможность получить немного дешевых и экзотических наркотиков.
Моя реакция на это?
“Да ты, наверное, шутишь”.
Не то чтобы я был против получения наркотиков. Я лишь подумал, что план был самоубийством. Я представил, как Криса останавливают на границе и в конечном итоге он оказывается в убогой мексиканской тюрьме на следующие двадцать лет, выбрасывая тараканов из своей еды и выдавливая паразитов из своей задницы. Криса по-видимому подобная проблема не мучила. Он был, по крайней мере на тот момент, самым бесшабашным парнем из тех, что я знал. Конечно же, он вернулся пару часов спустя в целости и сохранности, вооруженный чем-то под названием Мандракс, что на самом деле выпускалось под маркой метаквалона. Другими словами…куаалюдс. Они производились в жестяной упаковке и казались законными, но тем не менее, я был скептически к этому настроен. Я прожил в Южной Калифорнии всю свою жизнь, и знаю, как люди набивают пассажирские места в автомобиле, когда переправляют машины через границу. Торговля наркотиками процветает; это было вовсе не то, чем кажется. Если там и были этикетки, то на них говорилось: «УПОТРЕБЛЯЙТЕ НА СВОЙ РИСК И СТРАХ».
Само собой, Крис употреблял. И преодолевая свой первоначальный скептицизм, я тоже употреблял.
В ту ночь наркотики были сравнительно безопасными и эффективными, производя успокаивающий эффект, пока мы не вышли на сцену. Площадка была какой-то жопой, и я волновался о том, как пройдет наше выступление. Поэтому когда парень, работавший в клубе спросил, не хотим ли мы попробовать немного пиротехники, я был не против. Все для поклонников, не так ли?
“У меня есть один” – сказал он.
“Что один? Один ряд, один заряд?”
“Один фугасный заряд. И все. Но этого будет достаточно, поверь мне”.
Я дал ему указание взорвать заряд, когда кивну, прямо перед началом ‘Skull Beneath The Skin’. Однако к этому времени мы все начали ощущать на себе последствия приема Мандракса, который не давал нам пощады, стремясь опустошить нас полностью. В сочетании с тем, что можно щедро описать как необычную сценическую конфигурацию, у нас был потенциал для катастрофы. Поскольку клуб был относительно небольшим, столики из фанеры использовались для расширения сцены. В этом не было никакой проблемы, за исключением того, что в стремлении быть изобретательным, промоутер повалил столики; вместо, того чтобы быть равномерно распределенными перед сценой, они были собраны в шахматном порядке, с парой случайно зияющих дыр четыре фута в ширину и восемь в длину, отделящих группу от публики. Признаю, что это выглядело немного клево, но это было вероятно плохой идеей.
Такой же, как когда мы были готовы сыграть ‘Skull Beneath The Skin’, я подал сигнал, и заряд взорвался.
БА-БАХ!
Следующий звук, который вы должны были услышать в этот момент - как Гар ударяет по ударной установке. Вместо этого то, что вы услышали бы, было нечто похожим на звук двух карандашей, падающих на пол. Я взглянул на Гара; он был с пустыми руками.
О черт! Я забыл сказать ему о заряде.
Взрыв настолько напугал Гара, что он выбросил барабанные палочки. И это было самое худшее. Большинство барабанщиков держат по меньшей мере одну дополнительную пару барабанных палочек рядом с ударной установкой, когда выступают на сцене. Иногда даже две или три. Но Гар был настолько небрежен со своим оборудованием, что это была его последняя пара палочек. Следующее, что я вижу, это как Гар вылезает из своей барабанной установки и бежит к передней части сцены, чтобы вернуть свои палочки.
Такая вот ночка была.
Отыграв еще несколько песен, я взглянул направо, где стоял Крис Поленд и не увидел там ничего. Но его гитара продолжала играть. Вдруг Крис выскочил из одного из отверстий в передней части сцены, и кровь сочилась по его руке. Не переставая играть, он вскарабкался на свое место и продолжил играть, как хэви-металическая версия «Убей крота»[23].
Когда Крис улыбался, я мог лишь покачать головой в недоумении. Я знал, что так не могло продолжаться вечно. В конце концов кто-нибудь бы умер от передозировки или погиб в автомобильной аварии или может быть даже убил бы одного из своих коллег по группе. Потенциал для катастрофы был практически неисчерпаемым. Вопрос был лишь в том, кто из нас станет первой жертвой?
Глава 9: Закат западной цивилизации
“Ты не удержишься в этом темпе. Ты либо перегоришь, либо умрешь”.
Классический состав времен “Peace Sells…But Who’s Buying?”:
Дэвид Эллефсон, я, Гар Сэмьюэлсон и Крис Поленд перед концертом (или кулачным поединком).
Фотография сделана Гаральдом О.
Это должно было быть вмешательством, но по ощущениям было похоже на то, что меня вызвали в кабинет директора.
Было начало 1987 года, и в одно из межпоколенческих парных выступлений, которые иногла проходят ужасно криво, Мегадэт выступали на разогреве у Элиса Купера в его турне в поддержку альбома “Constrictor”. Хотя, в данном случае это был хитрый маркетинговый ход от начала и до конца. Элис, который был одним из наиболее популярных рокеров 1970-х, находился в процессе восстановления своей карьеры после пары музыкальных просчетов и личных проблем. Несмотря на то, что его коммерческий пик уже миновал, Элис все еще имел обширную и горячую армию поклонников и большое уважение среди коллег по цеху. Лично я был большим его поклонником еще с детства, когда “Welcome To My Nightmare” постоянно крутился на проигрывателе у меня дома, поэтому я был взволнован гастролями с ним и его группой. Для нас это была возможность увеличить свою аудиторию; для Элиса это был шанс привлечь к себе новое и молодое поколение. Центральная аудитория Мегадэт, в конце концов, в отличие от аудитории Элиса Купера была не такой, как его пятнадцать лет назад: это были подростки, предпочитающие громкую, быструю, опасную музыку.
Элис прошел через собственные проблемы, связанные с наркотиками и алкоголем, но довольно здорово прошел очищение от них. Не было недостатка в тусовщиках в его окружении, включая заклинателя змей, в чьи обязанности входило ухаживание за боа-констриктором, который составлял Элису компанию на сцене. У этого парня была упаковка шприцев, которыми он пользоваться для того, чтобы успокоить змею, поэтому с ней можно было безопасно обращаться, но иногда он испытывал эти препараты на себе. Тем не менее, Элис был трезв и здоров, как правило, с непринужденным отношением ко всей сцене, так долго, пока это не вмешивалось в саму музыку. Другими словами, он был настоящим профи.
Однако, после того, мы провели некоторое время в дороге, Элис стал проявлять озабоченность по поводу выходок Мегадэт. Не могу сказать, верил ли он в то, что мое поведение было хуже, чем чье-либо. Думаю, что вероятно я ему понравился, и он видел во мне лидера группы, поэтому считал меня ответственным за все сумасшествие, что окружало Мегадэт. В любом случае, однажды вечером он попросил меня остановить его туровой автобус, чтобы немного потрепаться. Он не был ни агрессивным, ни снисходительным. Он не обращался со мной как с ребенком, скорее как с другом.
“Я все это видел, я прошел через все это” – сказал Элис. “И все это просто не работает. Ты просто не удержишься в этом темпе. Ты либо перегоришь, либо умрешь”.
Я слушал его, кивал в нужных местах, благодарил его за заботу и поддержку, и по большей части проигнорировал все, что он говорил мне. У меня было слишком много уважения к Элису, чтобы спорить с ним, но я был слишком глубоким в своем отрицании, и слишком много веселился, чтобы обдумывать по существу его советы.
На самом деле это довольно просто: когда ты наркоман, ты не слушаешь людей. Для тебя не имеет особого значения, что говорят или делают другие. Очень редко ты найдешь человека с проблемами с наркотиками или алкоголем, который легко поддается влиянию.
Очень редко разговор выглядит так:
“Эй, чувак, ты должен бросить пить. Пройди очищение”.
“Серьезно? Ты хочешь сказать, что мне не следует ловить кайф и пробираться через ряд этих шведских моделей в бикини? Хорошо, ты прав. Я остановлюсь. Спасибо за то, что позаботился обо мне, братан”.
Этого недостаточно для тех, кто хочет, чтобы ты изменился. Этого даже недостаточно для того, чтобы ты сам захотел измениться. Тебе придется захотеть хотеть этих перемен.
Это тонкое, но важное различие. В то время я даже близко не стоял к этому.
Я наслаждался вечеринками, но мне также нравился секс, и власть, которая с ним приходит. Для меня стоять на сцене, видя вокруг море парней, скандирующих нараспев мое имя и их девушек, готовых снять с себя одежду ради меня, было крайней степенью поддержки. После всех лет, проведенных в роли невидимого, худощавого рыжеволосого парня в школе, я стал самым крутым парнем в зале. И мне это нравилось.
Я испытал каждый аспект рок-н-ролльной жизни, в которой наркотики и алкоголь были просто самыми опасными и изнурительными. Когда Эллефсон и я жили вместе, иногда я просыпался утром, и первое, что видел сквозь мутные, налитые кровью глаза, это Джуниор, сидящий на стороне моей постели.
“Привет, Джуниор”.
“Привет, Дейв. Кокаина не хочешь?”
“Эээ…конечно”.
Именно так все и было. Прощай, детка, прощай. Два, три дня за раз. Эллефсон был моим приятелем и непременным спутником, к тому же он был проницательным парнем. Он знал, что если накурит меня утром первым делом (и давайте будем честны – ему не приходилось засовывать наркоту мне в руку), я оплачивал всю оставшуюся часть дня. Я не возвражал, поскольку Джуниор был моим корешем. Надираться вусмерть и гоняться за девушками гораздо приятнее, когда вы делаете это вдвоем.
Что касается Гара и Криса, думаю, что должен кое-что прояснить: не их пристрастие к наркотикам привели к их увольнению из Мегадэт, а последствия злоупотребления наркотиками привели их к увольнению. На протяжении большей части первых лет существования группы употребление наркотиков было распространенным явлением в Мегадэт. Каждый из нас заплатил свою цену за сделанный выбор. Насколько высока цена зависело в основном от того, насколько хорошо или плохо мы были способны уравновешивать самоубийственное поведение с законом и порой изнурительной работой будучи хэви-метал группой с платиновыми продажами. Не буду преуменьшать свой вклад в нисходящую спираль, но истина заключается в следующем: Гар был наименее подготовленным человеком, чтобы справиться со своим пристрастием к наркотикам, а за ним по пятам следовал Крис. Джуниор и я занимали соотвественно отдаленно третье и четвертое места (ладно, может быть не совсем отдаленно). Мы также были членами-основателями группы, доминирующей творческой силой, и таким образом несли бремя со степенью ответственности, не разделяемой Крисом и Гаром. Уверен, что ощущал это острее, чем Дэвид, поскольку я также написал основное большинство материала группы, и давление способствовало эпизодам, к которым другие ссылаются как к маниакальным, но я просто вспоминаю это как подогреваемое алкоголем и наркотиками безумие.
Гар терял свое место в Мегадэт медленно, а затем потерял все и сразу. Мы приняли нового барабанного техника во время остановки в Детройте, прежде чем сыграть в панк-рок клубе под названием Блонди. Будучи там, ко мне подошел подросток в грязной желтой футболке и смешными узкими джинсами. Его глаза были налиты кровью, а волосы были длинными и спутанными.
“Эй, чувак, не нужна помощь с настройкой барабанов?” – спросил он.
Я понятия не имел, кто он, но на самом деле, да, нам обычно нужна помощь в настройке барабанов.
“Поговори с Гаром” – сказал я.
Тогда парень побрел прочь и завязал разговор с Гаром, и следующее, что вы знаете это то, что он стал барабанным техником в Мегадэт. Ну, на самом деле он не считал себя “барабанным техником”, скорее роуди. Но это не имеет значения – описание работы было важнее, чем само название, и оказалось, что этот парень, которого звали Чак Белер, знал немало об ударной установке. Ему был 21 год, и он уже был ветераном в парочке различных панк-рок групп. И хотя вырос на Среднем Западе, Белер не постеснялся прыгнуть в автобус с Мегадэт той же ночью. Поэтому если вам нужна работа в рок-н-ролле, детки, вот вам мой совет: будьте готовы ответить, когда придет возможность.
Самое замечательное в Чаке было то, что он не только мог настроить ударные Гара, он также мог быстро сориентироваться и сыграть. Это означало, что в течение многих ночей, когда Гар был нездоров или во время наших саундчеков нам не приходилось ждать, пока он заявится. В результате мы на самом деле стали звучать лучше, когда играли вместе. Вместо того, чтобы добираться до места проведения и настраиваться на лету, поскольку барабанщик находился в районе красных фонарей (и гитарист, плывший брассом по моей блевотине) мы могли должным образом приготовиться к каждому выступлению, по меньшей мере, с технической точки зрения.
Вот так Чак Белер стал барабанщиком в Мегадэт. Гар продолжал все портить, а Чак просто был там, ожидая своего часа. Скорее не талант, а его постоянное присутствие и надежность снискали ему работу.
Гар и Крис были уволены из группы на той же неделе, летом 1987-го, сразу после того, как мы завершили гастроли поездкой на Гавайи. Я вернулся из этого последнего этапа турне, надеясь, что ситуацию можно будет спасти, но это оказалось не так. Мы вернулись в Лос-Анджелес, и оказалось, что пропало еще больше оборудования. А затем Крис начал выступать до такой степени, что я просто не мог этого больше терпеть. Некоторое время и он и Гар были более-менее безвредными, закладывая по частям оборудования, чтобы оплатить свое пристрастие к наркотикам. Теперь это была непрерывная, выматывающая душу борьба. Ближе к концу она стала просто безумной. Ничего не было хорошо, все было плохо. Пристрастие Гара к наркотикам убило его способность посвящать себя группе, а Крис…ну, я думаю, что Крис больше не хотел оставаться частью Мегадэт или любой другой хэви-метал группы. Он был джазовым виртуозом, видевшим возможность быть частью чего-то большого, и я думаю, противоречия все это время одолевали его.
Несмотря на все это, Гара и Криса больше не было в группе. Они пришли как фактический пакет услуг, и точно так же ушли.
Замена Гара прошла довольно гладко, так как Чак слишком хотел переехать из Детройта в Лос-Анджелес и стать полноценным членом метал-сцены Западного побережья. Он знал наши песни, знал всех нас, и привнес нечто необычное в группу: прямолинейную динамику, которая резко контрастировала со свободнотекущим стилем Гара. Гар обычно использовал свои бочки и малый барабан, а затем просто делал барабанную дробь по малому барабану на каждый такт. Чак оставил бочки и малый барабан с большим количеством хай-хэтов; это был больше панк-рокерский подход. Стиль необязательно стал “лучше”, просто не было никаких сомнений в том, что нас воодушевляло иметь Чака в группе. Это был почти глоток свежего воздуха, чтобы вернуться к прямолинейному, дуболомному хэви-металу.
Я подумал, что будет облегчением избавиться от Гара и Криса, но это оказалось моим небольшим просчетом, так как я уже давно шел по пути собственного пристрастия к наркотикам. Джуниор и я были того мнения, что мы были лучшими, и неважно, какая у нас была ломка, неважно как затраханы и истощены мы были, нам нужно было подняться на сцену и сыграть. Не просто совершать автоматические действия. Мы должны были переиграть всех, даже если бы это убило нас.
Чак отлично вписался в группу. Он знал, как тусоваться, знал, как играть. Чего еще можно желать? Но нам по-прежнему требовался гитарист, чтобы заменить Криса Поленда. Первым вариантом был парень по имени Джей Рейнольдс, игравший во второсортной группе под названием Malice. По какой-то причине Malice никогда не достигали большой популярности, однако они были серьезной группой с хорошими, профессиональными музыкантами. Впервые увидев Джея, я подумал, что он фантастический, прекрасный кандидат на роль гитариста для Мегадэт. Парень выглядел великолепно: высокий и худой, с длинными светлыми волосами, сапогами до колен, и играл на Flying V. Джуниор и я увидели его в клубе в Резеда, штат Калифорния, и моей первой мыслью было: ‘Он настоящий металист; он то, что нам нужно’.
Я знал, что Джей находился в стадии разработки, что он мог не иметь достаточных навыков, чтобы вписаться и превзойти Поленда. Но я полагал, что мы могли с ним поработать. Я обучал людей, как играть на гитаре и раньше, и желал сделать это вновь.
К сожалению, что касается Джея, идея была практически пустой. Джей был наркоманом с хорошими связями, что оказалось сразу и полезным и вредным для Мегадэт: полезным в том смысле, что Джуниор и я теперь имели до смешного легкий доступ к кажущимися бесконечными запасам наркотиков; вредным в том смысле, что, ну…Джуниор и теперь имели до смешного легкий доступ к кажущимися бесконечными запасам наркотиков. Мы ездили на квартиру к Джею по меньшей мере раз в день. Закончилось все тем, что Чак Белер переехал в то же самое здание, только для того, чтобы сократить расстояние.
“Это самая умная вещь, которую мы сделали, приняв Джея” – сказал я однажды полушутя.
“Ага…все товары в одном месте”
Я засмеялся. “И никаких посредников”.
У нас не было проблем с Джеем. Он имел отличный вид, был большой личностью, всегда имел деньги. Забудьте о проблемах с наркотиками - если бы Джей был великолепным гитаристом, он мог бы и по сей день играть в Мегадэт, потому что мы настолько хорошо с ним ладили.
Но он не был великим гитаристом.
Джей присоединился к Мегадэт в Мьюзик Грайндер, когда мы начали писать новый материал и репетировать, и в конечном счете записывать свою третью пластинку “So Far, So Good… So What!” После двух пластинок наш стиль сформировался окончательно: я играл основные треки на ритм-гитаре и другой гитарист играл единственный трек на ритм-гитаре прямо в центре. Так что я вставлял треки с ритмом справа и слева, а другой гитарист добавлял трек с ритмом прямо посередине. Мы делали это потому, что это придавало каждой песне уникальное звучание, то, что стало фирменным стилем Мегадэт, но также потому что я был лучшим ритм-гитаристом, чем большинство из парней, игравших в группе. Поэтому мы были в студии, и настала пора Джею начать играть.
“Ладно, давай послушаем твою часть” - сказал я.
Ничего. Джей сидел на стуле, глядя в пространство.
“Джей?”
“Ага…эээ…Я дождусь, пока сюда приедет мой учитель гитары, если вы не возражаете, ребята”.
Учитель гитары?
“Ты о чем, чувак?”
“Да нет, все клево” – продолжил Джей. “Сейчас он записывает соло, а потом он приедет поучить меня”.
Джей улыбнулся невинно как ребенок. Было похоже, что он пытался скрывать несколько недель тот факт, что пытался прыгнуть выше головы, а теперь придумал решение. За исключением того, что это не было решением вообще.
Я повернулся к Джуниору, чья челюсть, как и моя, упала практически до пола.
“Нам пиздец” – сказал я.
Он не стал спорить.
Если мы и были обеспокоены тем, чтобы репетировать время от времени, мы могли бы это предвидеть, но при наличии заказанного и оплаченного студийного времени и с быстро приближающимся конечным сроком, у нас не оставалось выбора кроме как принять учителя гитары Джея. Его звали Джефф Янг, и он представил совершенно иной набор проблем, чем Джей Рейнольдс. На самом деле, если бы вы взяли Джея и Джеффа и объединили их лучшие качества – игру Джеффа и стиль Джея – у вас бы получился один чертовски хороший спид-метал гитарист.
Бедняга Джефф выглядел как Бобби Шерман со своими гладкими, мальчишескими чертами и отлично уложенными волосами, выглядевшими так, словно они подвергались обработке феном каждое утро в течение получаса. Когда он вошел в студию, на нем были топ-сайдеры от Сперри и тихоокеанские серферские шорты, которые облегали почти как женские мини-шортики. Помните, это было еще в эпоху до Джордана, когда дети начали носить баскетбольные шорты, доходящие аж до икр, и все остальные последовали этому примеру. В некоторых уголках мира (не в моем, разумеется) Джефф мог считаться стильным. Но для меня он им не был.
