Трактовка общих проблем

Основной замысел и композиция «Философии ботаники», состоящей из 12 глав и 365 канонов (видимо, по числу месяцев и дней года), определи­лись уже в раннем произведении Линнея «Основы ботаники» (1736).

Семь глав этого труда составили фундамент «Философии ботаники». Это «Ботаническая библиотека» (гл. I); «Классы растений» (гл. II); «Браки

¹⁰ Цит. по: Райков Б. Е. [1952. С. 86—87].

¹¹ Добантон (Daubenton G., 1716—1799) —французский сравнительный анатом, зо­олог, директор Парижского ботанического сада, в котором работал Антуан Лоран Жюсье. Преемник Бюффона. Всеобщую олаву ученому принесла созданная им по­рода овец, освободившая Францию от необходимости импортировать овец из Ис­пании.

¹² Цит. по; Райков В. Е. [1952. С. 87].

356

Послесловие

растений» (гл. VII, VIII, IX); «Критика ботаники» (гл. X); «Свойства рас­тений» (гл. XII).

Они писались Линнеем в саду Клиффорта в период творческого обще­ния с Бургавом до личного изучения состояния ботанической науки в Анг­лии и Франции и знакомства с идеями Бернара Жюсье о «естественной си­стеме», которую он скромно пытался воплотить на грядках Малого Три­анона ¹.

Проблемы «ботанической философии», интересовавшие Линнея уже в «Основах», были дополнительно изучены в главах «Плодоношения» (гл. IV); «Признаки» (гл. VI) и «Очерки» (гл. XI).

В процессе 15-летних исканий «Основы ботаники» были преобразованы в «Философию ботаники». В известной степени в ней синтезированы и дру­гие труды Линнея за этот период.

Новое фундаментальное сочинение с частично измененными названи­ями глав стало не только учебным руководством, но и теоретической осно­вой реформы описательной ботаники, осуществленной в «Видах растений» (1753).

При знакомстве с текстом «Философии ботаники» легко разглядеть, что Линней создавал свой труд в двух планах, о чем он сообщает и в обра­щении «К читателю ботаники».

«Первый план», достаточно четко очерченный, был сугубо педагоги­ческим. Его локальная задача заключалась в том, чтобы воспроизвести «Основы ботаники» в обновленном и углубленном издании, утвердить в бо­танической науке XVIII в. свою терминологию, дать новые основы систе­матики и свод знаний о морфологии растений.

Этот педагогический план труда сыграл, как уже отмечалось в «После­словии», основоположную роль в развитии ботанических знаний для мно­гих поколений натуралистов всех стран мира.

Однако, рассматривая «Философию ботаники» сквозь призму столе­тий, мы приходим к признанию значимости и ее второго — общебиоло­гического плана, который раскрывает линнеевскую трактовку централь­ных вопросов естествознания, поисков путей для преодоления противоре­чий, возникавших в процессе исследований. Эти противоречия связаны с трудностями, вызванными универсальным толкованием многообразия и единства в природе; и с комбинациями признаков, не всегда укладывав­шимися в искусственную систему; и с фактами, противоречащими идее постоянства видов; и с явлениями, противостоящими тезису об абсолют­ной целесообразности.

Если Линней не находил путей к преодолению этих противоречий, его поиски создавали стимул для развернутого изучения этих проблем уче­ными следующих поколений. Так было и с идеей постоянства видов, с тол­кованием общности функциональных и органических «аналогий» и мно­гими другими.

Послесловие

357

¹ У Линнея идея «естественной системы», точнее «естественного метода», получила, как это видно из «Философии ботаники», принципиально иное, чем у Жюсье, преломление, вызвала много противоречивых раздумий и систематических поисков (§ 77, 78).

I

Отметим в качестве иллюстрации, что в процессе своих эмпирических исканий Линней обнаружил трещину в решении своего отправного тезиса «о постоянстве видов» (§ 157).

Это мнение, подтвержденное ученым в период его научной зрелости, являлось для него незыблемым. Но «опыт — глава вещей» обязывал при­слушиваться к противоположным фактам. И в том же каноне мы, к изум­лению, читаем о «сомнениях» по этому поводу, вызванных комплексом раз­нообразных факторов, обнаруженных Маршаном (1719), самим Линнеем (1744) и Гмелиным (1749), противоречащих этому тезису ученого.

Со свойственной Линнею обстоятельностью он аргументирует свои «сомнения» (§ 158).

Но изложив рождающие «сомнение» факты, которые на уровне зна­ний того времени действительно нельзя было расшифровать, Линней остался на своей основной позиции: «Виды весьма постоянны, так как их зарождение есть в сущности лишь продолжение» (§162).

Некоторая эволюция взглядов ученого в этом вопросе позднее все же произошла и ее начало, по-видимому, связано с возникшими у него в 1744 г. «сомнениями».

Линнею пришлось пережить значительные трудности и даже насмешки противников самого факта существования пола у растений, хотя, напри­мер, опыление женских цветков финиковой пальмы пыльцой из мужских цветков было известно натуралистам с древнейших времен ².

Даже после того, как различия в строении цветка, его тычинок и пестиков были положены Линнеем в основу «Системы природы» (1735), большинство ученых продолжало оспаривать факт существования пола у растений, по крайней мере до 1760 г., когда Петербургская Академия наук присудила Линнею премию за решение этого вопроса ³.

Общебиологическое значение утверждения Линнеем в науке факта существования полового размножения у растений привело к важному подтверждению единства растительного и животного мира, а тем самым и к признанию принципиальной общности процессов, обеспечивающих воспроизведение живой природы.

Вместе с тем идея о всеобщности полового размножения, позволившая ученому создать новую веху в развитии систематики растений и построить первую единую схему системы природы в целом, натолкнулась при ее раз­работке на непреодолимые трудности. Они были связаны в первую очередь с морфофизиологической идентификацией полового размножения всех без исключения групп растительного мира без учета их качественного своеобразия.

² Факты искусственного опыления финиковой пальмы (Phoenix dactylifera L.) запечат­лены на барельефах IX в. до н. э.

³ Исследования Я. Бобарта (1599—1680) и Р. Камерариуса (1665—1721) о наличии муж­ского и женского пола у растений Линнею, видимо, не были известны до середины XVIII в. Впервые, как отмечалось выше, он приобщился к этой проблеме при чте­нии работы Вайяна («De sponsaliorum arborum», 1709) в 1729 г.

358

Послесловие

Преодоление этих трудностей и ошибок стало возможным лишь на последующих этапах развития ботаники и биологии благодаря примене­нию новых методов исследования.

Спустя два с четвертью столетия следует удивляться не тому, что до­стижения ученого не были свободны от ошибок, а тому, что несмотря на эти ошибки, им было сделано так много для решения многих исторических задач своей эпохи.

Небольшое по размеру «Введение» в «Философии ботаники» интересно прежде всего тем, что Линней определяет в нем некоторые аспекты орга­низации природы и со свойственным ученому тяготением к четким клас­сификационным граням формулирует следующие исходные постулаты.

«Все, что существует на земле, принадлежит Элементам и Натуралиям» (§ 1). «Элементы, — читаем мы далее, — просты; натуралии сложны [благодаря] божественному искусству».

В этой краткой философской преамбуле к исследованию Линнея по существу сформулированы два принципиально важных для понимания общетеоретических представлений ученого тезиса.

Первый: элементы природы материальны и несотворимы.

Второй: «натуралпи» также материальны, но они сотворены внеесте-ственным фактором.

Если первый тезис фактически перекликается с представлениями ан­тичного мыслителя Демокрита о «мире извечном, не созданном никем из богов», то второй выражает господствовавшие креационистские пред­ставления, принятые ученым как аксиомы.

Своеобразие выраженного здесь дуализма в том, что неорганический мир признан существующим без участия сверхъестественных сил, так как составляющие его элементы, по уровню знаний XVIII в., «просты» и их изучением занимается физика.

Сложность же и относительное совершенство растений и вообще ор­ганизмов, недоступное пониманию века, и господствовавшее мировоззре­ние приводили к надъестественному умозрительному символу, именуе­мому Линнеем «божественным искусством».

Отдав таким образом дань деистическому началу, великий натура­лист возвращается к своей основной задаче — изучить и классифициро­вать, опираясь на естественные методы.

Общая классификация в «Философии ботаники» остается той же, что и в «Системе природы».

Естественные тела разделены на три царства: минеральное, раститель­ное и животное, которые разграничены на основе предельно лаконичных функциональных характеристик: «Камни растут. Растения растут и жи­вут. Животные растут, живут и чувствуют» ⁴.

⁴ Применение здесь точек для разграничения трех царств природы создает явно вы­раженную логическую ударность, чем достигается отчетливое выражение значимости этих разграничений.

Отметим попутно, что знаки препинания Линнеи вообще применял несколько отлично от современных правил синтаксиса (§ 304), реже ставил точки и вовсе не

Послесловие

359

В этой своеобразной градации, ставшей хрестоматийной, связь между царствами все же не отвергнута. Правда, она выражена в нарастающем усложнении одного сопоставимого критерия — роста.

Однако этот отправной показатель границ между царствами природы крайне относителен, так как рост минералов выражает принципиально иное понятие, чем рост растений и животных, у которых он неразрывно связан с преобразующими формообразовательными процессами.

Это убедительно показал сам Линней, в частности в «Философии бо­таники», при эмпирическом изучении роста и преобразования семени во взрослое растение.

Преемственность между тремя царствами природы сохранена таким об­разом лишь формально. Практически же, как видно из приведенных до­водов, они разграничены.

К разграничению минералов, растений и животных, признанию суще­ствующих между ними перерывов обязывали и факты систематики, ана­лизируемые методами XVIII в. Однако это разграничение находилось в противоречии с вытекающим из учения Готфрида Лейбница представ­лением Линнея о том, что «природа не делает скачков» (§ 77).

Главным критерием натуралиста, к его чести, при решении возникав­ших у него противоречий служили факты, независимо от того, подтвер­ждали ли они его теоретическое воззрение или опровергали.

Такими своеобразными фактами, ломавшими догматичность в опре­делении границ между растительным и животным миром, были исключе­ния, противоречащие постулатам исследователя.

В этой связи привлекает внимание приведенное Линнеем определе­ние ботаника Людвига растений как «естественных тел,... не способных перемещаться» (§ 3). Линней снабдил это определение подобием реплики: «Способы перемещаться Balanus, Lernea, равно как и Mimosa»⁵ (§ 3). Ее можно было бы истолковать как исключение, подтверждающее правило, и видеть в нем лишь выражение присущей ученому необычайной точности и ответственности перед фактами.

Однако нельзя уйти от мысли, что Линней этими исключениями отте­нял некоторые связующие переходы в «непрерывности» царств природы. Это находит свое подтверждение в том, что по формулировке Линнея, «окаменелости (животных. — И. А.) и кристаллы, относящиеся к одному и тому же виду, вполне совпадают по форме» (§3).

Еще более убедительно эта мысль выражена Линнеем в формулировке:

пользовался кавычками. Однако это не мешало ему, подчас весьма четко, Выявлять тончайшие интонационные нйансы в расстановке логических ударений. (К сожале­нию, вследствие больших различий в построении латинских и русских фраз сохра­нить эти нюансы далеко не всегда удавалось).

⁵ В соответствии с научными представлениями начала XVIII в. Линней во «Введении» ошибочно отнес морского желудя (Balanus) и лернею (Lernea) — гндру к растениям. Однако уже в гл. VI на основе новых данных ученый назвал лернею животным (§ 153). Разноречия не были устранены, видимо, в связи с тем, что Линней заканчивал последние главы «Философии ботаники» (1750) после тяжелой болезни и не имел воз­можности осуществить сквозной просмотр рукописи этого многолетнего труда.

360

Послесловие

«Природа сама сочетает и объединяет камни и растения, растения и жи­вотных...»⁶ (§ 153).

«Родство», которое Линней усматривает в сходстве строения некоторых низших растений и низших животных, разумеется, принципиально от­лично от современного филогенетического понимания родства.

П. С. Паллас назвал группу организмов, как бы «совмещающих» черты, общие для растений и животных, — зоофитами, т. е. животнорастениями [Pallas, 1766].

Впоследствии на основе более убедительных и детальных методов ис­следования кораллы и другие морские кишечнополостные организмы были отнесены к животным, тогда как ранее их ошибочно принимали за растения, «камнерастения», «животнорастения», главным образом вслед­ствие их прикрепленного образа жизни ⁷.

Условность разграничений между «царствами» природы и система­тическая «неразбериха», вызванная ограниченностью знаний, остроумно оценена Линнеем. О камнерастениях (Lithophytu) он пишет, что они «в старину [считались] остатками царства Плутона, т. е. мифологического бога подземного мира». Затем, не без юмора сообщает ученый, ботаник «Марсилий отнес [их] к царству Флоры, а Пейзонель снова возвратил в царство фауны» (§ 76). Судя по этой фразе, Линней признает правоту Пейзонеля.

Предположение Пейзонеля о принадлежности коралловых полипов к морским животным было позднее подтверждено наукой.

Однако хотя предположение Палласа о существовании в природе про­межуточных форм между животными и растениями (зоофитов) и не под­твердилось, идея преемственности органических форм мира неизмеримо более сложна, чем это предполагал Паллас. Она впоследствии была уста­новлена не только теоретически, но и всесторонне подтверждена фактами и лежит в основе учения Дарвина. Ее плодотворное революционизирую­щее влияние на все развитие биологических наук общеизвестно.

Возвращаясь к тезису Линнея о четко разграниченных «царствах при­роды», напомним, что ему самому вскоре стало тесно в рамках этих, вер­ных лишь в основном, качественных разграничений.

При изучении проблемы количественных исключений, замеченных Линнеем в § 3, значительно увеличилось.

В процессе длительного развития науки доказательства существо­вания взаимосвязей и переходов от одних уровней организации растений и животных к другим становились все более убедительными.

Решающее значение для раскрытия этих связей имели совершенство­вание методов исследования и изучение систематики на основе сравнитель­ного морфофизиологического анализа, а впоследствии и на основе фило­генетического метода исследования.

⁶ Линней в § 153 без комментариев признает «организм», описанный одним из его пред­шественников, за животное существо, которое «внутри представляет собой растение, а снаружи камень» (Lithoceratophyton).

⁷ Имеются, видимо, в виду колониальные коралловые полипы, ведущие прикреплен­ный образ жизни (ом. коммент. 10).

Послесловие

361

Однако для установления этих методов и соответствующих закономер­ностей науке потребовалось много больше столетия.

При ознакомлении с постулатами Линнея и его сравнительной харак­теристикой границ между тремя царствами природы, мы, естественно, имели право обсуждать возникшие у ученого противоречия лишь в рамках возможностей их логического анализа, ограниченных уровнем фактов и воззрений первой половины XVIII в.

Обсуждение «Введения» было бы односторонним, если бы мы не отме­тили оригинального библиографического приема Линнея, выраженного в воспроизведении им в цитированных канонах вслед за каждой из своих формулировок (§ 2—4) формулировок предшественников по тому же во­просу.

Это позволяет читателям «Философии ботаники» провести сравнитель­ный анализ трактовок обсуждаемых вопросов. В одном случае — это вы­явление сущности разноречий, в другом — предоставление читателю возможности проследить за процессом преобразования ученым той или иной формулировки, доведенной до лаконичной законченности; в тре­тьем — признание приоритета предшественников.

Иногда показана и преемственность формулировок самого ученого в разных трудах с указанием, когда и в каком труде они впервые приве­дены.

Читатель, который вглядывается в эти строки, испытывает восхище­ние гениальным систематиком, который во всех звеньях своей работы умел проявить удивительную тщательность и отчетливость, независимо от того, совпадали ли их позиции или отличались от них.

Отдав во «Введении» дань отправным постулатам, ученый обращается к своей главной задаче — анализу накопленных им эмпирических знаний для обоснования и усовершенствования своей классификации растений.

Общетеоретические взгляды ученого, изложенные им во «Введении», несмотря на таящиеся в них противоречия, все же отнюдь не обесценили классический труд аналитика, черпавшего факты непосредственно из природы.

Предметный анализ труда, насыщенного огромной научной информа­цией, удобнее осуществлять на основе поэтапного обсуждения каждой главы.

Наше внимание было сосредоточено здесь преимущественно на трак­товке Линнеем в своих исследованиях общих проблем философии и био­логии. Собственно ботанические аспекты труда, как мы уже отмечали, многократно освещались в специальной отечественной ботанической ли­тературе.