А.Л. Шлецер

Младший коллега Миллера Август Людвиг Шлецер (1735-1809) родился в городе Ягштадте, в графстве Гогенлоэ. Сын пастора он в пять лет потерял отца. Чтобы продолжить обучение он с 10-летнего возраста давал частные уроки. В 16 лет Шлецер поступил на богословский факультет Виттенбергского университета, где получил хорошую богословскую и филологическую подготовку. В 1754-1755 гг. Щлецер слушал лекции в Геттингенском университете. Его учителями были филолог-классик А. Гесснер и крупнейший исследователь-библиист И.Д. Михаэлис. Последний настоятельно рекомендовал Шлецеру осуществить научную поездку на Ближний Восток для изучения исторических и лингвистических древностей.

С 1755 по 1758 г. Шлецер работал в Стокгольме домашним учителем, конторским служащим, корреспондентом гамбургской газеты и одновременно изучал скандинавские языки. Продолжая научные изыскания, он издает на шведском языке «Опыт всеобщей истории торговли и мореплавания в древнейшие времена», а на немецком языке написал «Новейшею историю учености в Швеции». К 25 годам, по его собственным словам, он знал «грамматически до пятнадцати языков», а также естественные науки и медицину. В 1761 г. Михаэлис в ответ на просьбу жившего в Петербурге Г.Ф. Миллера рекомендовал ему Шлецера в качестве домашнего учителя и помощника в обработке собранных материалов по русской истории. В Петербург Шлецер приехал в конце 1762 г. и некоторое время был на частной службе у Миллера. В 1762 г. он получил официальную должность адъюнкта по русской истории при Академии наук. К этому времени он был уже сложившимся ученым с широким кругозором и большой эрудицией.

Представленный Шлецером в Академию наук план занятий одновременно стал и проектом разработки источников русской истории. А именно:

1. Изучение отечественных памятников.

2. Изучение памятников иностранных.

3. Использование и тех и других источников для составления свода русской истории.

Под отечественными памятниками Шлецер понимал прежде всего летописи, которые, по его мнению, необходимо обрабатывать в следующих направлениях:

1. Подбор списков, их сличение и выявление «чистого и верного текста».

2. Грамматическое изучение, т.е. прочтение текста и выяснение его смысла.

3. Сопоставление разных летописей с целью проверки разнородных сведений, в них содержащихся.

Кроме специальных источниковедческих работ, Шлецер считал необходимым написать очерк русской истории от основания государства до пресечения династии Рюриков. И последним этапом своего плана Шлецер считал задачу, связанную с созданием популярных книг по истории, географии и статистике. В 1767-1768 гг. вместе с переводчиком Академии С. Башиловым Шлецер издал «Русскую Правду», Судебник царя Иоанна, две первые части Никоновой летописи. В 1769г. он напечатал на французском языке очерк русской истории и на немецком — «Русскую историю до основания города Москвы (1147)». Оба эти руководства были переведены на русский язык и долго служили для школьного образования. Покинув Россию в 1769 г., Шлецер преподавал в Геттингене всеобщую историю и статистику и не переставал заниматься русской Начальной летописью. В 1800 г. он приступил к печатанию своего критического исследования о Начальной летописи и посвятил его императору Александру I, который в благодарность прислал ему бриллиантовый перстень, а позже пожаловал орден Владимира и герб с изображением Нестора.

Надо признать, что история России поражала и влекла Шлецера своими масштабами, но он не был достаточно подготовлен к ее научному изучению. Историк признавался, что не способен написать сколь-нибудь хорошую историю России для серьезных читателей. Однако Шлецер имел превосходную подготовку к историко-критической работе. В этом направлении и сосредоточилось все его внимание. Изучение источника и его критика — тема «Нестор» — стали основными в его научной работе. В «Несторе» Шлецер сформулировал общие принципы и описал технические приемы проведенной им критики текста. Он различает три вида критики, три этапа критического изучения:

1. Что Нестор писал действительно?

2. Что он под сим разумел?

3. Правильна ли его мысль?

Третья «высшая критика» была уже переходом от критики текста к интерпретации исторического факта, т.е. самого исторического процесса. Сам Шлецер остановился на пороге третьего этапа. Дело Шлецера — критика текста. Применительно к этой задаче он дает чрезвычайно четкое и ясное описание технических приемов критики. Сличение и систематизация списков по их названиям, установление их взаимосвязи, генеалогии, что дает основу для их сличения и внутренней критики, поскольку для древней летописи мы имеем не подлинник, а позднейшие списки. Шлецер подробно характеризует сложный комплекс дальнейших признаков: бумага и внешнее оформление, письмо и приемы написания, иллюстрации, язык. Из этого комплекса данных может быть выведено место и время возникновения не только изучаемого списка, но и того утраченного текста (протографа), от которого данный список происходит. В результате Шлецер вывел главный принцип: древность списка не тождественна древности его редакции и сама по себе не решает вопроса о степени достоверности даваемого им чтения.

На основе этих принципов Шлецер и подошел к изучению русского летописания. В его распоряжении было 20 текстов русских летописей, из которых лишь 13 допускали научное изучение и критическую проверку. Шлецер дал близкую к действительности историю летописных сводов, в частности установил позднее происхождение Никоновского и Воскресенского сводов, и «Степенной книги» и подверг их критической оценке. К слову, составление «Степенной книги» Татищев, Миллер и Щербатов относили к XIV в. Шлецер доказал, что это — памятник XVI в. с искаженным первоначальным текстом. Разбор русской летописи был доведен Шлецером до 980 г. и привел к научному пересмотру основных вопросов, занимавших современную Шлецеру историческую науку:

1. историческая этнография и происхождение современных народов;

2. говоря о норманнской теории происхождения Руси, он указал, что через 200 лет не осталось ни одного скандинавского термина в русском языке;

3. исследуя общественный строй славян IX-X вв., доказывал примитивность политического строя и отсутствие государственности.

Эти выводы Шлецера встретили резко отрицательную оценку современников — русских историков. Шлецера обвинили в немецком национализме, в стремлении доказать, что именно немцы принесли в Россию и культуру, и государственный строй, а внешняя политика России, начиная с образования Московского государства, носила исключительно завоевательный характер. С этого времени в историографической литературе довольно широкое распространение получило мнение, что Шлецер презирал Россию и русский народ. Но вопрос этот не так прост, как кажется на первый взгляд. Когда Шлецер принялся за изучение церковно-славянского языка, он, не скрывая своего изумления, восхищался его богатством и говорил: «Вот на какой язык лучше всего перевести Гомера». Ученый прекрасно видел, что пребывание в России прямо связано с его научным ростом, расширяет кругозор, не говоря о жизненном опыте. Будучи достаточно тщеславным человеком, он понимал, что из русских летописей можно сделать настоящее ученое открытие для европейской науки. Видел и не ошибся в том, что перед ним — область, которая даст 1 ему и деньги, и ученую славу в Западной Европе. Действительно, судя по его работам, мы можем говорить, что Шлецер недооценивал глубину и творческие возможности русской культуры.

Он подчеркивал превосходство иностранцев и особенно немцев, которые, по его мнению, облагородили Россию и распространили в ней просвещение. Однако основное значение Шлецера заключается в том научном методе, которым он вооружил русского историка, В 1809 г, ученый был избран почетным членом Общества истории и древностей российских. В 1813 г. Н.П. Румянцев внес 25 тыс. рублей в Академию наук как фонд издания русских летописей и в своем обращении в АН сослался на Шлецера как основателя научного издания летописей. «Шестор» после этого сразу получил широкое признание в науке, был тотчас переведен и издан на русском языке.

Сочинение Шлецера «Нестор» имело большое влияние на развитие нашей историографии. Начиная с Н.М. Карамзина, C.M. Соловьева, М.П. Погодина все русские историографы, включая А.А. Шахматова, смотрели на Шлецера как на первоучителя, родоначальника своей науки и руководствовались его приемами. Позже А.А. Шахматов доказал, что сама летопись Нестора была лишь одним из промежуточных звеньев в общей истории летописания. Но этот вывод Шахматова стал возможен только на основе развития исторической науки XVIII в., которое было подготовлено, в том числе и трудами А.Л. Шлецера.