Конфигурация современного геополитического пространства

Факторы современного геополитического пространства

На рубеже XX и XXI вв. сформировался новый миропорядок, новая геополитическая и цивилизационная картина мира. К новому состоянию мировое сообщество пришло благодаря факторам, изменившим геопо­литические перспективы планеты:

◆ усиление однополярности, преобладания в мире одной сверхдержавы;

◆ глобализаций мировой экономики;

◆ ослабление государств;

◆ поиск разными странами своего мес­та в мировой системе друзей и союзников (т.е. поиск идентично­сти);

◆ восстание бедного большинства мирового сообщества про­тив богатого меньшинства.

Речь идет о воздействии на мир пяти сил — мощи, богатства, хаоса, идентичности, справедливости.

В течение XX в. мир развивался в обстановке противо­борства двух гигантских геополитических блоков: социалистического, во главе с СССР, и капиталисти­ческого с США. Остальные страны представляли собой третий мир. Они старались либо совсем не участ­вовать в опасной схватке, либо с выгодой для себя лавировать меж­ду двумя блоками. Конечно, эта картина постоянно менялась. Ка­залось бы, непримиримые оппоненты — Западная Европа вместе с США и СССР — на короткий период в начале 40-х годов XX в. объединились против общего врага — фашистской Германии. «Бра­тья навек» — СССР и Китай — в начале 70-х годов стали врагами, и короткая, но упорная война между бывшими союзниками — Ки­таем и Вьетнамом — получила название «первой коммунистиче­ской». Однако неизменным оставалось одно наличие в мире двух полюсов силы: Восточного и Западного. В начале 90-х годов социа­листический блок распался, проиграв в холодной войне.

В мире остался только один полюс силы — США. Оснований для этой однополярности несколько:

» глобальное могущество американской экономики (на США приходится около чет­верти всей мировой экономики);

» военная мощь (у США самая сильная и современная армия в мире);

» господство в мировой науке (наибольшее число Нобелевских лауреатов);

» разветвленная система слежения за миром (у Пентагона, в частности, самая многочисленная группировка космических сил);

» воспитание мировой элиты в американских университе­тах;

» культурное влияние Голливуда и в целом американ­ского образа жизни на весь мир.

Огромная экономическая и политическая мощь позволяет США решать возникающие внешнеполитические проблемы, исходя только из своих интересов. Практически США не советуются с мировым сообществом и лишь иногда — с ближайшими союзниками. В 80— 90-х годах они вводили свои войска в Панаму, Гаити, Руанду, Сома­ли, Гренаду, объявляли экономическое эмбарго Кубе, открыто ока­зывали давление на Иран и Северную Корею, бомбили Ливию, Югославию, Ирак, а в 2003 г. оккупировали эту страну, уничтожив невыгодную им диктатуру.

Однополярный мир обладает определенными преимуществами перед двух- или многополюсным. В нем быстрее ре­шаются возникающие конфликты. С административной точки зре­ния он эффективнее менее централизованных систем. Например, в эпоху двухполярности было бы практически невозможно изгнать из Кувейта оккупировавшие его иракские войска: СССР и США ско­рее бы развязали третью мировую войну, чем договорились бы о справедливом решении этого конфликта.

Но однополюсная система опасна всевластием одной страны, склонностью ее к силовому диктату, господством абсолютного мень­шинства над абсолютным большинством. Это абсолютное большинст­во стран начинает чувствовать историческую обреченность. Многие крупные государства — Китай, Россия, Индия, Германия, Франция и другие — ощущают всю тщетность попыток выйти на глобальный уро­вень. Согласятся ли гордые державы на диктат сильнейшего?

Гегемонии США препятствуют следующие обстоятельства.

1) Отсутствие внутренней и внешней поддержки гегемонизма США.

Возможный отказ американского народа платить цену за дер­жавное всесилие, поскольку такая цена выражается не только в дол­ларах, но и в жизнях своих солдат, гибнущих на полях многочислен­ных сражений. Отсутствие гарантированной поддержки союзников, которые все чаще не соглашаются с политикой США (например, Франция и Германия отказались поддержать США в войне против Ирака в 2005 г.). Организованное противостояние по­тенциальных жертв, возмущенных тем, что сверхдержава по своему усмотрению решает их судьбу. Сомнения испытывают даже сами американцы. Бывший директор департамента России, Украины и Евразии в Совете национальной безопасности США политолог Самуэль Кауфман полагает, что «новая война реальна как результат американских действий по достижению более прочной гегемонии, либо как вызов американским позициям со стороны находящихся на подъеме государств».

2) Слияние национальных экономик в единую, общемировую систему.

Постепенное сближение стран и континентов пронизывает всю историю человечества. Но революционно быстрыми темпами оно шло лишь дважды. В первый раз на рубеже XIX и XX вв., когда торговля и финансовые потоки распространялись по миру благодаря пароходу, телефону и конвейеру. Второе рождение (или возрождение) глобализации началось в конце 70-х вместе с революцией в информатике и телекоммуникациях. Если на первом этапе глобализации опорой ее служила Британская империя, то ныне за ней стоят Соединенные Штаты. Весь их военно-политический потенциал и фактическая гегемония нацелены на утверждение мировой экономики.

Прежняя система международного разделения труда основыва­лась на взаимоотношениях развитых индустриальных стран с полу­периферией индустриализирующихся экономик и периферией нераз­витых стран. Сейчас, когда создается единая глобальная экономика, в ней доминирует «глобальная триада»: Северная Америка, Запад­ная Европа и Восточная/Западная Азия. Здесь размещены главные производительные силы мира и мегарынки мировой экономики, в которой центральную роль играют транснациональные корпорации. Мировая экономика не просто становится взаимозависимой, она практически выглядит как рынок единого государства. В объедине­нии мировой экономики заинтересованы ее лидеры — 30 государств — членов Организации экономического сотрудниче­ства и развития (ОЭСР). Они охватывают чуть больше десятой доли человечества, но владеют двумя третями мировой экономики, меж­дународной банковской системой, господствуют на рынке капита­лов и в наиболее технически изощренном производстве. У них есть возможность экономического вмешательства в любой точке земного шара. Но глобали­зация, основанная на господстве экономических лидеров, не устраи­вает большинство мирового населения.

3) Ослабление главных игроков на международной арене — государств.

Их независимость в грядущие десятилетия будет подорвана транснациональными корпорациями, неправительственными организациями, сепаратизмом (стремлением к обособлению) этнических групп и регионов, мафиозными структурами. Это способно привести к новой форме анархии, и воинственное групповое само­утверждение грозит повергнуть мир в хаос, невиданный со времен Средневековья. Как вершина этого хаоса — ядерный терроризм.

Разрушительному хаосу противостоят три силы: суверенные го­сударства, военно-политические блоки, международные организации (прежде всего ООН).

4) Новое противостояние мировидения после окончания битвы коммунистической и капиталистической идеологий.

Вперед выходит призрак предсказанного американским геополитикой Сэмюэлем Хан­тингтоном столкновения цивилизаций: «Фундаментальным источни­ком конфликтов в возникающем новом мире будет не идеология и не экономика. Величайшей разделяющей человечество основой бу­дет культура. Нации-государства останутся наиболее мощными дей­ствующими лицами в мировых делах, но основные конфликты в мировой политике будут происходить между нациями и группами на­ций различных цивилизаций. Столкновение цивилизаций будет доми­нировать в мировой политике».

5) Реакция на неравенство стран и материальную зависимость большинства их от трех центров экономического развития — Се­верной Америки, Западной Европы и Восточной Азии.

Мировая экономика концентрируется в ключевых странах. Члены ОЭСР ориентируются на доход в 30 тыс. долл. на душу населения в год. В то же время жизненный уровень 85% населения Земли не достигает 3 тыс. долл. в год.

В системе «со­существования двух миров», богатого и бедного, равенства половин не предвидится — слишком могуч Запад, слишком разъединены бедные страны. Особенно острый период предсказывается после 2015—2020 гг. Мир не смирится с заведомым неравенством, резуль­татом которого может быть глобальный экономический кризис.

Грядущие кризисы больше всего скажутся на странах — по­ставщиках сырья и дешевой рабочей силы. Неизбежна миграция бедного населения. Зоны с высокой численностью населения будут порождать движение в те регионы, где она невелика: в Америку, Европу и Австралию. Даже самые суровые иммиграционные законы не остановят это перемещение. Оно неизбежно вызовет применение силы со стороны западных стран, которые будут защищать себя от наплыва приезжих. В условиях истощения природных ресурсов За­пад постарается овладеть контролем над стратегически важными сырьевыми регионами. Это непременно обострит противоречия богатых и бедных. Распространение оружия массового поражения делает ситуацию взрывоопасной. Уже сейчас в третьем мире остерегаются новой экономической холодной войны между индустриальным «Севером», руководимым США, и развивающимися странами «Юга». Кон­фликт может не ограничиться только холодной войной. Этот конфликт меж­ду бедным «Югом» и богатым «Севером», по мнению многих уче­ных, является наиболее опасным в грядущем столетии.

Глобальное смещение сил в мировой политике

Террористическая атака на Всемирный торговый центр в Нью-Йорке стала точкой отсчета новой фазы геополитического развития в XXI в. До сен­тября 2001 г. подлинная пропасть в уровне жизни 30 стран — чле­нов ОЭСР — «золотого миллиарда» — и остальных 5 млрд мирового населения была предметом статистики, делом справочников, об­стоятельством страноведения. После 11 сентября это различие (примерно 30:1) стало главным фактором мировой политики. За последние 15 лет доход на душу населения понизился в более чем в 100 странах; по­требление сократилось в более чем в 60 странах.

В начале XXI столетия богатая пятая часть населения планеты (Запад) имела 86% мирового внутреннего продукта, 82% мирового экспортного рынка, 74% мировых телефонных линий, главного средства современ­ных коммуникаций. Совокупный капитал 225 богатейших людей превышает 1000 млрд долл., что равня­ется ежегодному доходу 2,5 млрд бедняков, составляющих 47% челове­чества. Общее состояние трех самых богатых людей планеты превышает совокупный ВВП 48 наименее развитых стран.

Потерявшие надежду на привлекательное будущее, молодые и энергичные горожане Каира, Джакарты, Мехико-сити и других го­родов третьего мира, которым нечего терять, являются потенциаль­ными рекрутами мирового терроризма. Проблема «Север» — «Юг» обозначилась страшной новой гранью.

До сентября 2001 г. отчетливые различия в языке культуре, тра­дициях семи мировых цивилизаций был предметом изучения этно­графов, культурологов, музейных работников. После 11 сентября цивилизационные различия стали одним из ведущих факторов по­литики. Мир обернулся на Восток. Китайская и индуистская циви­лизации в последние годы обрели ядерное оружие. На Западе уже созданы многомиллионные «филиалы» этих цивилизаций.

Элемент противостояния мировых цивилизаций очевиден. Прак­тически все границы исламского мира представляют собой ли­нии фронта — от Сараево и Грозного на севере до Коломбо на юге, от Алжира на западе до Филиппин на востоке.

До сентября 2001 г. колоссальный отрыв военной системы США от менее оснащенных вооруженных сил остального мира, казалось, давал Вашингтону шанс на десятилетия силового доминирования, на роль конечного судьи в международных спорах. После 11 сен­тября уязвимость Америки стала фактором мировой политики. Воз­никли сомнения, которых ранее не было: зачем США электронное высокоточное оружие, слежение из космоса, колоссальные по мощ­ности боеголовки, самолеты-невидимки, глобальные по охвату радарно-командные системы, если противник, вооружась ножом, про­сто берет билет на внутренние рейсы американских авиакомпаний? Буквально на глазах радикально изменился характер внешней угро­зы.

Нефть является самым сильным оружием мусульманского мира. Цифры красноречивее слов: 65% разведанных мировых запасов нефти располагается в регионе Среднего Востока. Четверть миро­вых запасов этого сырья находится под юрисдикцией Саудовской Аравии. Поэтому американцы не желают поки­дать военные базы, созданные на территории Саудовской Аравии в 1990 г. Сразу же после событий 11 сентября 2001 г. президент Буш призвал к большей независимости Соединенных Штатов от импор­та нефти — всем было ясно почему, все знают, откуда берет начало этот поток.

Осенью 2001 г. Россия проявила себя как подлинный конкурент Аравийского полуострова. На мировой арене появилось нечто новое — российские нефтяные компании. Обнаружилось, что США и индустриальный Запад могут ослабить свою исключительную зависимость от арабской нефти. У Среднего и Ближнего Востока по­является энергетический конкурент — Россия и ее ближайшие соседи. В феврале 2002 г. Россия обошла Саудовскую Аравию по добыче нефти и стала ее крупнейшим производителем в мире. Открытые на Каспии месторождения оказались богаче, чем ожидалось. В октябре 2001 г. за­вершилось строительство трубопровода, по которому к Новороссийску, пошла неожиданно богатая казахстанская нефть. Российское руково­дство оценило новые возможности. Президент Путин совершил поездку по региону, стремясь создать нечто вроде каспийского общества стран — экспортеров нефти, руководимого Россией. Скоростными методами по­строен нефтяной терминал близ Петербурга. Россия создала гигантский, уступающий лишь Новороссийску, порт Приморск, затратив 2 млрд долл. Выход на Запад российским и центральноазиатским энергоносителям вполне решаемая стратегическая задача.

11 сентября стал очевидным довольно удивительный факт: Североатлантический союз (НАТО) оказался неэффективным военным и внешнеполитическим инструментом. Новая ситуация требует нового ответа. Чтобы найти его, необходимо не­традиционное мышление, ставящее во главу угла проблемы «Севе­ра» — «Юга», проблемы цивилизационных различий.

Конец «трехмирности»

После Второй мировой войны понятие «третий мир» ввел в обиход демограф Альфред Сови (1898—1990). Оно использовалось для обо­значения большой группы молодых независимых государств, кото­рые обрели суверенитет в процессе деколонизации, а также разви­вающихся стран, положение которых характеризует экономическая отсталость и состояние выбора между блоками, возглавляемыми двумя мировыми сверхдержавами — СССР и США. Наряду с ком­мунистическим Китаем именно страны, отнесенные к третьему миру, были охвачены с середины XX в. демографическим взрывом: к 2000 г. население планеты увеличилось с 2,5 млрд до 6 млрд человек.

Однако понятие «третий мир» было не устойчивым. Во-пер­вых, причисленные к странам третьего мира государства Латинской Америки еще в XIX в. стали в основном формально независимыми. Во-вторых, развивались страны третьего мира чрезвычайно неравно­мерно, особенно после «нефтяных шоков» 70-х годов XX в.

Достигнутое картелем ОПЕК повышение в 1973 г. мировых цен на нефть превратило часть стран третьего мира в государства неф­тяной элиты. Через 20 лет подушевой доход в Объединенных Араб­ских Эмиратах стал сопоставим с уровнем высокоразвитых стран Западной Европы: в Кувейте, Катаре, Саудовской Аравии он был гораздо выше, а в султанате Оман на юго-востоке Аравийского по­луострова — втрое выше. Из африканских стран, не считая владею­щей алмазами, золотом и платиной ЮАР, наибольшего подушевого ВВП достиг входивший в ОПЕК Габон. А вот в Нигерии, крупней­шей в Африке стране по числу жителей, прибыль от продажи нефти оказалась «съедена» перенаселением и коррупцией.

Еще хуже обстоя­ло дело в других государствах Тропической Африки, где нефти не было, зато были военные диктаторские режимы, жестокие столкно­вения племен и стремительный рост населения: с 210 млн человек в 1960 г. до 650 млн в 2000 г. (за тот же период в Западной Европе — с 325 до 390 млн, в СССР и Восточной Европе — с 325 до 412 млн; США и Канаде — со 194 до 308 млн). Средний подушевой доход в тропиках южнее Сахары к концу XX в. стал еще ниже, чем в «год Африки» — 1960-й. Он вырос, но незначительно, в самом населенном регионе мира, занимаемом шестью государствами — Республикой Ин­дией (более 1 млрд человек), исламскими республиками Пакистан и Бангладеш (в каждой более 130 млн), Непалом, Бутаном и Шри-Ланкой (бывший Цейлон). Это более 1300 млн жителей, в подавляю­щем большинстве почти столь же бедных, как население близлежащих Афганистана и Мьянмы (бывшая Бирма) или Черная Африка.

Страны Латинской Америки несколько зажиточнее и занимают промежуточное место между элитными странами-нефтеэкспортерами и афро-азиатскими странами с очень низкими доходами. При этом подушевой ВВП огромной Бразилии сопоставим с таким же показа­телем небольшого островного Пуэрто-Рико. Наличие нефти у Вене­суэлы и Мексики не выделило эти страны из общего латиноамери­канского ряда: богатство их среднего жителя не намного превосходило состояние среднего бразильца или колумбийца, а в 90-х годах уступало показателям Аргентины и Чили.

Зато группа новых индустриальных стран (НИС) из Восточной Азии вышла на особую значительную позицию в мировой класси­фикации (по определению Всемирного банка, 1993 г.) — «четвер­тый полюс экономического роста», присоединившись к Северной Америке, Западной Европе и Японии. Для восточноазиатских стран Япония послужила вожаком, за которым они устремились, словно гусиная стая. Наиболее резвые — Южная Корея, Сингапур, Тайвань и Гонконг (Сянган) — снискали также репутацию малых восточно-азиатских «драконов». Темпы роста их ВВП в 70-х годах были самы­ми высокими в мире (сравнимыми с японским «экономическим чудом» 60-х) — 9,5—10% годовых, а в 80-х — ненамного ниже.

Модель развития новых индустриальных стран Юго-Восточной Азии — Южной Кореи, Сингапура, Тайваня и Гонконга — была скопирована с японской. Они целенаправленно наращивали про­мышленный экспорт, главным образом бытовой техники длительно­го пользования, и активно закупали на Западе патенты и лицензии.

Правительственная политика стимулировала индустриализацию протекционизмом, массированным прямым кредитованием через государственные банки развития, а также поощрением сбережений населения и ограничением роста текущего потребления. Япония и США охотно открыли свои рынки для промышленных товаров из НИС, содействуя им заморскими инвестициями. Наконец, была применена новая схема межстранового разделения труда. Дешевиз­на рабочей силы в восточноазиатских странах обеспечивала их то­варам меньшую себестоимость и, соответственно, преимущества в ценовой конкуренции. Поэтому японские и западные ТНК были заинтересованы создавать свои отделения в НИС и перемещать туда трудоемкое сборочное производство. Для туземной промышленно­сти это стало хорошей технологической школой. В результате НИС начали успешно подражать Японии в экспорте электроаппаратуры, судов и металлообрабатывающих станков, а затем освоили и выпуск компьютерного оборудования.

«Драконы» смогли приноровиться к более высоким уровням технологий, и уже сами принялись обучать низкотехнологичным производствам НИС второго ряда — Таиланд и Малайзию, а вслед за ними и Индонезию. В целом восточноазиатские НИС первого и второго рядов заняли к середине 80-х годов XX в. ведущие позиции в мировом экспорте массовой одежды и обуви, захватили на япон­ском, североамериканских и европейских рынках свои участки для сбыта бытовой техники (магнитофонов, цветных тевизоров, микро­волновых печей). А Южная Корея и остров Тайвань смогли к этому времени реализовать процесс производства интегральных кроссхем для персональных компьютеров и выпестовать собственную элек­тронную промышленность со всемирно известными теперь марками «Самсунг» и «Формоза».

Тайвань и Южная Корея как форпосты в холодной войне с коммунистическими режимами получили со стороны США статус наибольшего благоприятствования. Но экономический прогресс в них шел разными путями.

Тайваньская промышленность развивалась как мозаика малых пред­приятий, производящих один-два вида продукции. Напротив, все большую долю растущей экономики Южной Кореи охватывали фи­нансово-промышленные объединения кланового типа — чеболи. Их было всего пять в 50-х годах, но в 90-х стало около 100, причем пять крупнейших чеболей обеспечивали 53% ВВП, а «клуб 30» крупнейших — 80%. С 1961 по 1996 гг. подушевой ВВП Южной Кореи увеличился в 129 раз, а объем экспорта — в 2358 раз!

Город-государство Сингапур и «сдвоенный» порт Гонконг, за­нимающие выгодное географическое положение на океанских пе­рекрестках, стали крупнейшими в Азии портово-промышленными комплексами и финансовыми центрами. Сингапур, где количество туристов за год превосходит численность местных жителей, и Гон­конг, где у населения больше всего престижнейших автомобилей марки «роллс-ройс», превратились в главные азиатские зоны офф­шорного бизнеса, полностью свободного от уплаты налогов какому-либо государству.

В 80-х годах новоиндустриальная Восточная Азия завоевывала позиции на мировом рынке, в то время как Латинская Америка и Восточная Европа утрачивали их. Но в 1997—1998 гг. именно эти три региона — и только они — оказались накрыты волной послед­него великого экономического кризиса XX в. Этот кризис заставил страны, разбросанные после конца третьего и второго миров по разным категориям в экономических классификациях, прочувство­вать нечто общее в своей прошлой, настоящей и, по-видимому, будущей судьбе. Называется это «нечто» периферийным капитализмом.

Понятие «периферийный капитализм» впервые выдвинула в 1948 г. группа экспертов Экономической комиссии ООН в отношении Латин­ской Америки. Сами латиноамериканцы (аргентинец Р. Пребиш, бра­зилец С. Фуртаду и др.) отмечали двойственную динамику своих стран, обусловленную периферийным положением в международном разделе­нии труда и зависимостью от развитого капиталистического центра. Импульсы центра, расходясь к периферии, рассекают ее экономиче­скую структуру на два сектора — отсталый, традиционный и современ­ный, капиталистический, интегрированный в мировое хозяйство для обслуживания воспроизводственного процесса именно стран центра. Сила центра позволяет ему навязать периферии роль аграрно-сырьевого придатка. Мировая торговля становится механизмом обогащения цен­тра за счет периферии при содействии туземных элит, подражающих моделям потребления центра.

В 70-х С. Амин, А. Гундер Франк и И. Валлерстайн составили школу мир-системного анализа, развивающую традицию системного исследования капиталистической цивилизации, заложенную, как мы уже отмечали, французом Фернаном Броделем. Миры-экономики функционируют во «времени большой длительности». Высший их тип представляет капиталистическая мир-экономика Запада, стя­нувшая к себе всемирные товарные цепочки. Валлерстайн, в отли­чие от своего учителя Броделя, считает западную мир-экономику единственной в истории, а предшествовавшие и сосуществовавшие с ней другие крупные целостности — «мир-империями». Но он со­гласен с Броделем в том, что эта мир-экономика — Валлерстайн называет ее также современной, или капиталистической, мир-сис­темой — обязательно предполагает иерархии: рынков (от сельского базара до мировой биржи), классов (в том числе, разнослойности предпринимательства), регионов (центральный и периферийные).