2021-12-25
184
— Это как же?..
— Неужели не понимаете? Убив меня в бою.
Тон Райнхарда и его лицо выражали безразличие. Лишь Хильда смогла его прочитать. Она увидела, что его глаза, — похожие на лазурные драгоценные камни, оставленные на льду, — загорелись с новой силой.
После того, как Штрейт и Рюкке удалились, Райнхард вызвал своего ординарца и велел приготовить кофе для него и Хильды. Мальчик, выбранный из числа курсантов военного училища, был при нём на протяжении всего похода. Когда он внёс кофе со сливками, по кабинету разлился приятный аромат.
— Вы разгадали план адмирала Яна и всё равно собираетесь лично повести флот?
— Конечно. Фройляйн Мариендорф, я намерен стать правителем Галактики, и если я собираюсь достигнуть этой цели, то обязан следовать собственному пути. Я всегда на передовой. Это то, что отличает меня от бездарной знати: я всегда сражался лично и побеждал. Именно поэтому солдаты поддерживают меня.
Райнхард опустил взгляд на кофе, сравнивая его черноту с белизной фарфорового сервиза. Хильда всё же высказала свое мнение:
— Осмелюсь заметить, ваше превосходительство, что вы не должны тратить время на еще одну бесполезную битву. Возвращайтесь на Один. Предоставьте командование наступлением из Феззанского коридора адмиралу Миттермайеру, а из Изерлонского — адмиралу Ройенталю. Не сомневаюсь, что они одержат победу. Мне хотелось бы, чтобы вы оставались в безопасности и наслаждались плодами победы.
Райнхарда эти слова не разозлили; не заставили они его и изменить своё решение. Хильда и сама прекрасно знала, что её предложение было абсолютно естественным.
— Фройляйн, я хочу сражаться.
Это чувствовалось даже по тону Райнхарда. Это были слова не амбициозного человека, жаждущего власти, а юноши, который желал исполнить свою мечту во что бы то ни стало. Для Райнхарда выбор был очевиден. На мгновение Хильда подумала, что напоминает строгую и неприятную учительницу, которая пытается отобрать у ребёнка дорогую ему вещь. На деле, конечно, это было не так, но по сути она была права. Лидеры, вместо того, чтобы самим совершать подвиги, должны позволять подчинённым геройствовать вместо них. Но лишать Райнхарда битвы означало посадить дикую хищную птицу в клетку, словно обыкновенного попугая. В заточении блеск в его глазах определённо потускнел бы, равно как и его величие и сила крыльев.
Райнхард стал собой, сражаясь против множества врагов, и не мог представить без этого жизнь. В первые десять лет жизни его единственным другом была его сестра Аннерозе, которая была старше него на пять лет. Аннерозе была для него источником света, и прежде, чем она попала в плен к стареющему правителю, она дала ему второго друга.
Рыжеволосый мальчик Зигфрид Кирхайс, повыше ростом, — хотя они были ровесниками и одноклассниками — всегда был на стороне Райнхарда и помог устранить многих врагов с его пути. Всякий раз, когда они с триумфом возвращались домой, прогнав очередных хулиганов, Аннерозе никогда не хвалила их, а делала вместо этого горячий шоколад для маленьких героев. Тепло дешёвого горячего шоколада в простеньких чашках всегда их успокаивало. Каким бы тяжёлым ни было детство, этой награды им было достаточно. Что бы ни предложил Райнхард сестре сейчас взамен, это не смогло бы сравниться с радостью тех дней.
Он предоставил ей высокое положение, но так и не смог убедить своё сердце, что ей этого будет достаточно для счастья. Он знал единственный способ продемонстрировать, как он ей дорожит. Титул графини, а также поместье и деньги, которые к нему прилагались, едва ли могли выразить всю глубину привязанности Райнхарда к старшей сестре.
В длинном списке вещей, которые должны быть у его сестры, явно отсутствовала позиция «муж». Сознательно или нет, Райнхард не желал принимать человека рядом с ней. Видя его в таком состоянии, Хильда невольно забеспокоилась. Пока рядом с ним будет его несравненная сестра, Райнхард не сможет любить, как обычный человек. Но её тревога, конечно, была напрасной. Просто он ещё не повстречал на своём пути женщину, которую мог бы полюбить...
Райнхард отвёл взгляд от своей дорогой фарфоровой кофейной чашки.
— Мы покидаем Феззан, — объявил он. — Завтра, как и планировали.
Услышав эти слова, Хильда, витавшая в облаках, быстро вернулась в реальный мир. Она утвердительно кивнула.
— Фройляйн, если мне суждено владеть Вселенной, я бы предпочёл взять ее голыми руками, а не в перчатках.
Хотя Хильда всей душой разделяла чувства Райнхарда, её сердце сжалось, словно от холода. Занавес времени на секунду приоткрылся, и тусклый рассвет осветил его фигуру, словно предрекая будущее. Быть может, это было просто видение, но в этом волшебном свете и словах, произнесённых Райнхардом, ощущался намёк не только на то, как он жил, но и как умрёт. По крайней мере так подумала Хильда. Впрочем, до смерти ему было ещё далеко — сейчас Райнхард весь пылал огнём жизни. Жизненная и душевная сила чувствовались в каждом его движении.
IV
В тот же день, когда герцог Райнхард фон Лоэнграмм покинул Феззан ради новых завоеваний, адмиралы Биттенфельд и Фаренхайт выступили со своими флотами с территории Империи к Феззану. Они планировали через пять дней соединиться с силами Райнхарда. Солдатам был предоставлен последний выходной, чтобы навестить родных.
Жители Феззана испытывали смешанные чувства из-за того факта, что Николас Болтек стоял на борту имперского военного корабля всего на шаг позади Фаренхайта и Биттенфельда. Поскольку он последовательно занимал высокие посты советника правителя Феззана Адриана Рубинского и посланника в Империи, никто бы не назвал его некомпетентным. Хотя он не предупредил их об имперском вторжении, то, что он получил в космопорте титул «действующего генерал-губернатора Феззана» от герцога Лоэнграмма прямо перед его отбытием, недвусмысленно намекало, что он заранее знал о вторжении. Очевидно, что тот, кого раньше называли правой рукой правителя, продал свободу и независимость Феззана, получив должность генерал-губернатора в качестве награды за предательство.
«Будь то Родина или родители, — говорилось в феззанской шутке, — можешь продать их без сомнения. Главное — не продешевить».
Но теперь, когда феззанцев продали самих, повода для смеха не было. Конечно, кто-то верил, что Империя просто решила наконец подчинить Феззан и установить диктатуру. Более деятельные граждане приветствовали перемены и, понимая, что у них на глазах происходит становление абсолютного господства великой империи над всем человечеством, желали найти путь к процветанию Феззана при новой системе. Для себя они решили, что политический статус — не более, чем разменная монета, и потому нет особого смысла переживать.
Оба лагеря были в чём-то правы, но в такие моменты человеческому мозгу сложно справиться с эмоциями, и люди пристально наблюдали за тем, как Болтек занял губернаторскую резиденцию и приступил к работе.
Идеал феззанского гражданина гласил, что каждый должен добиться успеха собственным трудом. Поэтому Болтека, прикатившего в имперской колеснице, мог открыто поддерживать только слепой.
Люди обсуждали происходящее в барах или за закрытыми стенами собственных домов.
— Куда же подевался Чёрный лис Феззана Рубинский? Откуда он за всем наблюдает, ничего не предпринимая, пока Болтек делает вид, будто ничего не произошло?
В любую эпоху, при любой политической системе, лица, наделённые властью, всегда будут иметь убежища, скрытые от посторонних глаз. Каждый ребёнок, который устраивал себе на чердаке место для игр, знаком с этим ощущением, но лишь отчасти: для него подобное убежище — место грёз. Для людей, наделённых властью, это место собственных страхов: потери власти и безопасности.
Своё убежище Адриан Рубинский построил не сам: оно досталось ему в наследство от предшественника. Плод ума и человеческой хитрости, оно находилось уровнем ниже убежища для высокопоставленных лиц, о чём было известно лишь немногим избранным в правительстве Феззана. Убежище было оборудовано надёжными системами энергоснабжения, водоснабжения, вентиляции, дренажа и уничтожения отходов, подключенными к общегородским системам, поэтому риск его раскрытия был минимальным.
Скрываясь с не более чем десятком самых проверенных соратников в этом тайном подземном дворце, Адриан Рубинский наслаждался покоем на своём добровольном домашнем аресте. Убежище выглядело настолько роскошно, насколько это вообще было возможно: высокие потолки, достаточно пространства для того, чтобы себе ни в чём не отказывать. Меню было настолько богатым, что можно было есть разные блюда каждый день в течение года, и всё равно не перепробовать каждый пункт в нём. Любовница Рубинского Доминик Сен-Пьер, единственная женщина в убежище, проводила почти всё время с правителем. И хотя их разговоры заканчивались обычно ссорами, о такой преданности друг другу не могли мечтать даже ближайшие соратники. Один из их разговоров происходил в таком ключе:
— Похоже, что Дегсби, этого могучего епископа церкви Земли, которого ты хотела отправить подальше от Феззана, подобрал новый бог, — сказал Рубинский.
— Это славно. Но о чём, чёрт возьми, ты говоришь?
— Ты всегда была талантливой певицей и танцовщицей, но плохой актрисой, — Рубинский говорил назидательным тоном, словно учитель со студенткой-троечничницей.
Доминик поставила бокал с виски перед своим любовником с более громким звоном, чем обычно.
— Неужели? Твой любимый сынок Руперт Кессельринг до самого конца верил, что я на его стороне.
— Он не был внимателен к деталям. Вместо того, чтобы наблюдать за реальной игрой актёров, он видел лишь собственную иллюзию.
Доминик намеренно упомянула имя молодого человека, который пытался убить собственного отца, но сам был убит им, но убийца лишил её удовольствия увидеть какую-либо реакцию. Не шелохнулось даже виски в его бокале. Такое самообладание или способность его сымитировать, разозлило Доминик. Она перестала притворяться, что ей всё равно, и ринулась в атаку:
— Может, тебе стоит задуматься о страховке, если тебя совсем не заботит тот, в чьих руках твоя судьба? — Доминик умолчала о том, что покойный Руперт Кессельринг приказал епископу Дегсби бежать, хотя прекрасно знал о связи Рубинского и церкви Земли. — Скажу прямо: не думай, что я с радостью решила помочь тебе убить сына. Мне до сих пор не по себе.
— Всё время думал, что ты хотела мне помочь. — Рубинский с каким-то странным безразличным видом уставился свет, отражавшийся от кубика льда в его бокале, прежде чем вновь взглянуть на Доминик. — Получается, ты выбрала меня, а не его, чисто инстинктивно? И если твой инстинкт тебя не подвёл, получается, нет смысла плакать над пролитым молоком, не правда ли?
— «Пролитое молоко» было совсем как корова, его давшая: он тоже думал, что самый умный.
— Ты права, он взял от меня только плохое. Если бы он лучше умел сдерживать свои амбиции, то не умер бы таким молодым.
— Постой. Разве воспитывать сына — не обязанность отца?
— Если речь идет об обычной семье. В любом случае, я последний, с кого нужно было брать как образец для подражания. Вне зависимости от его способностей, если бы он захотел стать учёным или художником, я бы помог ему во всем, если бы ему это было нужно.
Доминик испытующе посмотрела на него, не в силах понять истинный смысл слов Рубинского.
— Всё же в итоге победило чувство самосохранения. А значит, ты должен понимать и моё положение.
— Понимаю. Как и любой, кому приходилось побывать в шкуре того, кто ниже твоего уровня, — ответил Рубинский, вновь наполняя бокал. — В любом случае, я намерен порвать с церковью Земли. Ты сделала то, что я планировал сделать сам. А потому я и не мешал.
В основе власти церкви Земли, по большей части, лежала тайна её существования. И когда завеса прохудилась и через неё стал просвечивать свет правды, злые духи, скрывавшиеся в этой тайной комнате восемь столетий, были почти побеждены.
Рубинский, словно шахматист, у себя в голове двигал по доске фигуры людей и разыгрывал партии, которые мог сыграть в будущем. Время, проведённое в укрытии, он мог использовать максимально полезно, чтобы выработать оптимальный план.
V
24-го января частный торговый корабль «Берёзка» с восемьюдесятью пассажирами без документов на борту покинул Феззан. После отбытия Райнхарда и возвращения демократии на Феззан были открыты гражданские маршруты, и «Берёзка» одной из первых покинула планету. Разрешены были только перелёты между Феззаном и Империей. Дорога в Союз всё ещё была закрыта. Маринеску, конечно, указал неверный конечный пункт их путешествия, так что, если бы их перехватил имперский флот, им пришлось бы сдаться.
Перед отбытием Маринеску настоял на принятии дополнительных мер страховки, одной из которых была подача доноса в канцелярию генерал-губернатора, где утверждалось бы, что группа людей планирует направиться в Союз.
— Им и в голову не придёт, что тот, кто сообщил об этом, сам и планирует всю операцию, — пояснил Маринеску Юлиану, который не видел необходимости лишний раз будить лихо.
Прапорщик Машенго, будучи одновременно и советником Юлиана, доверился Маринеску, который называл себя экспертом в таких вопросах. Чтобы понять человеческую природу, нужно уважать заслуги и гордость оппонента. Юлиан, голова которого едва доходила Машенго до подбородка, был к этому готов. Бессмысленно переживать о том, что ты не в силах контролировать. Разве Ян Вэнли постоянно не говорил об этом? «Даже если ты стараешься изо всех сил, всегда останется то, в чём ты не так хорош. В таких случаях стоит довериться тем, кто разбирается в вопросе лучше тебя». И всё же Юлиан знал, что просто ищет себе оправдание.
На их пилота Кали Уилока Юлиан произвёл впечатление ещё в момент знакомства. Он сразу решил, что юноша ему придётся по душе. Он хвалил Юлиана за то, что он — хотя и не выглядел смелым — решился проникнуть на территорию Союза прямо под носом имперского флота, и поклялся сделать всё, что в его силах, чтобы дело увенчалось успехом. Хотя Юлиан думал, что на него можно положиться, Уилок обладал довольно радикальными взглядами. Он считал, что если оставшиеся силы Союза объединятся с финансами Феззана, то победа над имперским флотом не так уж и нереальна, и начал перечислять способы, как этого можно достичь. Он опустил общие детали и, сардонически усмехнувшись, тут же предложил создать объединённый фронт борьбы против Лоэнграмма. Для Юлиана было немыслимо слышать, что о Союзе говорят, как будто он уже проиграл и был уничтожен. Он верил, что если с Яном Вэнли всё будет в порядке, силы Союза не сдадутся так легко. Это чувство было сродни религиозному. Юлиану казалось, что Ян Вэнли, демократия и Союз Свободных Планет — неразделимая Троица.
Среди пассажиров — большинство из которых выхватили счастливый билет — Юлиана больше всего интересовал человек, известный как епископ церкви Земли Дегсби. За короткое время он превратился из фанатичного пуританина в богохульника и распутника, и понять, какое высшее существо указало ему путь на «Берёзку», было невозможно. Юлиан впервые заинтересовался им, ещё когда навещал его в промозглом убежище вместе с Маринеску. Его также интересовало политическое влияние церкви, таинственное происхождение которой по-прежнему не давало ему покоя.
Так Юлиан покинул Феззан на борту корабля «Берёзка». Это произошло за две недели до сражения флотов Империи и Союза в звёздной системе Рантемарио, когда он, — как написано в некоторых исторических книгах, — на борту корабля с другим названием должен был приземлиться в столице Союза, Хайнессене.
Глава 4. Двуглавая змея
I
Имперский флот под командованием Миттермайера стремительно продвинулся на 2800 световых лет от Феззана, не встретив никакого сопротивления. Ожидая подхода союзных сил в звёздной системе Поревит, флот принял сферическое построение: ядро из транспортов, окруженное боевыми кораблями, готовыми принять удар неприятеля со всех сторон.
Система Поревит получила название в честь мифического бога войны с пятью лицами, поскольку состояла из массивного солнца и четырёх газовых гигантов. Миттермайер узнал это из навигационных данных Феззана.
До тех пор, пока они не достигли этой системы, мощностей баз Союза, которые они планировали использовать для связи, снабжения и ведения боевых действий — даже несмотря на то, что их было больше шестидесяти, — по сравнению с теми, что находились вблизи Изерлона, серьёзно не хватало. Большинство из них уже были оставлены по приказу из столицы, и флот Миттермайера продвигался через опустевшие системы словно по выжженной пустыне.
Тем временем в вооружённых силах Союза происходили события, связанные с базой связи JL77 в звёздной системе Спала, о которых Миттермайеру не было известно. Пока все базы в срочном порядке эвакуировались, на JL77 вовсю кипела работа. База продолжала собирать и передавать информацию об имперском вторжении вплоть до того момента, когда оно действительно началось, и солдаты осознали, что у них отрезаны пути к отступлению.
На JL77 находилось лишь 2000 военных. Её огневая мощь была мизерной, а мобильность нулевой. К базе даже не было приписано ни одного боевого корабля. Империя могла бы раздавить её одним мизинцем, как слон букашку. Поскольку на JL77 лежала колоссальная ответственность, Центр стратегического планирования Союза Свободных Планет не мог оставить военнослужащих базы в беде перед лицом надвигающейся опасности. Дополнительный груз вины был им сейчас ни к чему. На выручку базе были посланы 30 000 солдат и 300 боевых кораблей. Однако когда исполняющий обязанности командующего базы капитан Бретцели получил весть о высланном подкреплении, ни одна жилка на его лице не дрогнула.
— Я ценю этот жест, — сказал он предельно тактично и немедленно отозвал подкрепление.
Вероятно, любой на его месте пришёл бы в ужас, но только не он.
— Это значит, что мы должны с честью принять наше поражение? Мы же не можем просто так отказаться от помощи? — спросил его один из подчинённых. На его лицо было жалко смотреть.
Бретцели покачал головой.
— Не всё так просто. Лишь так мы можем спастись. Пока всё остается как есть, наше существование не представляет угрозы для Империи. Данные, полученные имперским флотом на Феззане, явственно говорят об этом. В ту секунду, когда мы мобилизуем тысячи солдат и триста кораблей, Империя непременно узнает о приближении наших сил. И в этом случае враг, который решил было оставить нас в покое, поднимет брошенную перчатку. Если они хотят нас пощадить, не вижу смысла отвергать их предложение.
Все произошло так, как и предвидел Бретцели. Без видимой необходимости атаковать и уничтожать беззащитную базу JL77, Миттермайер спокойно проследовал мимо неё. Молодой адмирал, конечно, был далеко не пацифистом и при малейшем оказании сопротивления немедленно уничтожил бы JL77, но он не был и палачом.
Как на следующий день Бретцели сказал своей жене:
— По правде говоря, не знаю, отпустил нас враг или нет. Но если бы они атаковали, погибли бы тысячи. Мне бы хотелось думать, что они решили пощадить нас. Сомневаюсь, что мы когда-нибудь ещё попадем на такую ярмарку благотворительности.
30-го января имперские экспедиционные силы под командованием Райнхарда соединились с авангардом в системе Поревит. Оставив половину наземных войск на Феззане, они присоединились к флотам Биттенфельда и Фаренхайта в самом сердце территории Союза. В общей сложности их силы насчитывали 112 700 боевых кораблей, 41 900 кораблей поддержки и снабжения, транспортов, медицинских блоков и 16 600 000 солдат и офицеров. Впервые под командованием Райнхарда оказалось столь значительное войско в реальном бою. Даже когда он противостоял более чем тридцатимиллионной армии Союза в сражении при Амритсаре, его силы были вдвое меньше.
Когда Райнхард и адмиралы собрались на мостике имперского флагмана «Брунгильда», Миттермайер встал, чтобы начать доклад.
— Похоже, вооружённые силы Союза считают, что дальше этого сектора наш флот не продвинется, и, кажется, они готовятся к контратаке или полномасштабному наступлению.
Речь Миттермайера сопровождалась демонстрацией на экранах важнейших данных, собранных на Феззане. Получение богатой картографической информации об обширной территории Союза было одним из главных стратегических преимуществ от оккупации Феззана. С этой информацией, победа была почти у них в руках.
— От системы Поревит до Рантемарио не обнаружены обитаемые планеты. У Союза не остаётся иного выбора, кроме как дать нам сражение в этом секторе, если они не хотят подставить под удар гражданских. Я в этом абсолютно уверен.
Когда Ураганный волк завершил доклад, Райнхард резким движением поднялся с места. Те, кто видел его в мундире, не могли не подумать о том, что модный дом, которому некогда было поручено разработать форму для имперского флота, создал этот чёрный с серебром мундир, словно зная, что в далёком будущем появится молодой человек, которому он подойдёт идеально.
— Думаю, что вы не ошиблись в выводах. Силам Союза удавалось избегать сражений до этого момента, но вскоре им придется вступить в битву, чтобы успокоить народ. Будьте уверены, наша тактика «двуглавая змея» будет достойным ответом на их приветствие.
Триумфальная речь Райнхарда вызвала у адмиралов прилив воодушевления.
«Двуглавая змея» была классической боевой тактикой, часто применявшейся в наземных сражениях, которую стали использовать и в открытом космосе.
Представьте гигантскую змею с головами на обоих концах ее длинного тела. Если кто-то решит убить её, атаковав одну из голов, другая по дуге обойдёт и ужалит агрессора. А если её тело атакуют по центру, обе головы одновременно нанесут удар.
Командир, который одержит победу, используя подобную тактику, моментально превратится в глазах несчастных проигравших в великого и решительного гения.
Загвоздка в её использовании заключалась в том, что она требовала численного перевеса в силах. Если по одной из частей построения наносился концентрированный удар, необходимо было выдерживать эту атаку до тех пор, пока головы не совершат охват. В противном случае враг мог прорвать строй и одержать победу.
Для успешного функционирования змеи гибкость и способность адаптироваться были необходимы в первую очередь, особенно, когда речь шла о коммуникации и манёврах. Если что-то из этого перечня переставало работать, солдатам ничего не оставалось, кроме как смотреть, как вдалеке атакуют их товарищей.
По этой причине коммуникационная сеть имперского флота была оснащена системой защиты от помех. А в том маловероятном случае, если бы он дала сбой, для подстраховки были подготовлены 2000 шаттлов, способных быстро преодолевать короткие расстояния. Верховный главнокомандующий Райнхард фон Лоэнграмм был безупречным командиром, поэтому, если бы его приказы передавались быстро и так же быстро исполнялись, победа не должна была заставить себя ждать.
Как только этот вопрос был решён, началось обсуждение назначений.
«Само собой, первой группой — первой головой, если позволите, — будет командовать Миттермайер», — по крайней мере, это ожидали услышать от него адмиралы. Но они не поверили своим собственным ушам, когда он отдал другой приказ.
— Вы хотите сказать, что будете командовать авангардом лично? — приподнялся Нейхардт Мюллер со своего места. — Это большой риск. Силы Союза, может, и ослаблены, но это лишь повышает вероятность того, что они будут сражаться до последнего вздоха. Я думаю, вам следует держаться в тылу и позволить сражаться нам.
— В этом построении нет тыла, адмирал Мюллер. Лишь вторая голова, — холодно подчеркнул Райнхард.
Мюллер замолчал, и молодой диктатор мягкими гибкими пальцами распутал свои золотистые волосы.
— Миттермайер, вы командуете телом. Именно там Союз атакует, если решит разделить наши силы. Вам, очевидно, придётся принять на себя первый удар.
— Но...
— Я здесь, чтобы победить, Миттермайер. А чтобы сделать это, нужно сражаться. Я не собираюсь прятаться по углам ради собственной безопасности.
Распределив остальные назначения, Райнхард объявил часовой перерыв и удалился, а адмиралы встали и отдали честь ему вслед.
«Воин до гробовой доски. — Миттермайер ощущал это ещё сильнее, чем когда-либо. — Победа в сражении для него — смысл жизни. Ни одному правителю до него не было важно, как именно мы её одержим».
Райнхард с грацией шагал к своему личному кабинету, однако остановился, услышав сдержанный, но решительный голос, доносящийся из-за угла коридора. Молодой герцог бросил свой пронзительный взгляд на стоявшего у стены юного солдата с рыжевато-каштановыми волосами; раскрасневшиеся щеки и нервная поза мальчика произвели на него впечатление полной невинности. По мундиру Райнхард определил, что это кадет.
— Могу я тебе чем-то помочь?
— Ваше превосходительство, прошу прощения за грубость, но я бы хотел попросить вас кое о чём. Пожалуйста, победите и объедините Вселенную...
Чистые восторженные помыслы и стремление заставляли голос мальчика страстно подрагивать. Увидев в нём живое отражение себя из далёкого прошлого, ледяные глаза Райнхарда чуть потеплели. И тот же самый голос, что направлял великие космические армады, мягко произнёс:
— Разреши мне узнать твое имя?
— Конечно. Эмиль фон Зелле.
— Славное имя. Так ты хочешь, чтобы я победил, верно?
— Да... Хочу!
— Что ж. Тогда ты не будешь возражать, если я не оставлю тебе врагов, которых ты смог бы победить в будущем?
Молодой диктатор улыбнулся мальчику, который не знал, что ответить. Эту благосклонную улыбку Эмиль фон Зелле будет помнить всегда, до тех пор, пока холодная рука смерти закроет ему глаза.
— Эмиль, я одержу победу, потому что ты хочешь, чтобы я победил. Чтобы ты мог вернуться домой живым и сказать своей семье: «Это я вдохновил Райнхарда фон Лоэнграмма на победу у Рантемарио».
II
Союзу Свободных Планет следовало бы подготовить приветственный банкет для захватчиков, но у них в меню не было такого полноценного и подготовленного блюда, как у Империи. После долгих раздумий местом генерального сражения была выбрана система Рантемарио.
— Имперский флот собрал все свои силы в системе Поревит, и пока что они ведут подготовку, но я подозреваю, что затем они двинутся на нашу столицу, Хайнессен.
Последнее сообщение, отправленное с базы JL77, несмотря на работу имперских систем подавления, пришло в первый день февраля во время совместного совещания командования Космического флота и Центра стратегического планирования. Невыспавшиеся и беспокойные лица высокопоставленных офицеров, собравшихся в подземном зале для совещаний, были бледны и испещрены морщинами от бесконечных тревог.
— Если предположить, что они направляются прямо к Хайнессену, то они проследуют через системы Рантемарио, Джамшид и Керим.
— Вы действительно думаете, что имперский флот выберет такой прямой путь? Это слишком очевидно.
— На данный момент у Империи нет причин поступать иначе. Они выберут кратчайший путь до Хайнессена, вне всяких сомнений.
— Все планеты отсюда и до Джамшида необитаемы. Рантемарио же теперь нельзя назвать границей — это наша последняя линия обороны.
— Да и времени у нас нет.
Сейчас они говорили не только о войне. Речь шла о политике.
Правительству Союза удалось защитить лишь столицу, поэтому опасения, что они бросили граждан прочих систем, распространялись по невидимым каналам повсеместно. Чтобы использовать свои ограниченные ресурсы по максимуму, было решено защищать Хайнессен оставшимися силами и дать генеральное сражение противнику, который проделал долгий путь, добираясь сюда.
Но поскольку город, где находилось правительство, располагался на поверхности Хайнессена, в воздухе начали витать подозрения, что власть имущие, прикрываясь красивыми словами о правом деле, используют армию лишь для собственной защиты, а не для защиты граждан, как оно должно было быть. И пока эти подозрения множились, страхи усиливались, а правительство Союза не демонстрировало никаких признаков желания защитить свои территории, существовала вполне реальная опасность, что правительства пограничных звёздных систем могут объявить о своём нейтралитете и независимости от Союза. Одного подобного призыва было бы достаточно, чтобы вызвать цепную реакцию среди масс от прохода в Феззанский коридор до малонаселённой звёздной системы Баалат. Соответственно, это неправильно было бы даже назвать нейтралитетом, поскольку каждая страна попала бы в зависимость от Империи. У Союза не оставалось иного выбора, кроме как обеспечить лояльность, сражаясь и побеждая. Правительству было трудно смириться с такими обстоятельствами, но у них действительно не было оправданий, если бы их неспособность гарантировать безопасность этих систем была брошена им в лицо. Три года назад твердолобые представители правительства и военных властей сговорились осуществить внезапное вторжение на территорию Империи, потеряв большую часть армии при Амритсаре, и теперь пожинали плоды той авантюры.
На разработку стратегий у Центра стратегического планирования не оставалось времени. Их поставили в крайне невыгодное положение, заставив балансировать на узеньком мостике между пропастью паники и нигилистического пораженчества. Поэтому они приняли командование на себя.
Глава Центра стратегического планирования адмирал Доусон объявил, что после совещания с важным членом правительства ему предоставили всю полноту военной власти. Не то, чтобы он был этому особенно рад: это лишало его уверенности в себе и заставляло проявлять независимость, а без приказов председателя комитета обороны или советов своих подчинённых он старался не брать на себя риск. Ставя свою подпись на бесчисленных документах и выполняя рутинную административную работу, он сплёл вокруг себя кокон, в котором спрятался от надвигающейся катастрофы.
