«Вредный и беспринципный фракционный дух» царил, по заключению следователя НКВД, в мае 1936 г. в колхозе «Ленинские дни» Западной области. История конфликта в «Ленинских днях» восходила к периоду коллективизации, возможно, к антагонизму между тремя маленькими деревушками, объединенными в один колхоз. Он обострился в 1935 г., когда предводитель одной фракции Денис Дольниченков стал председателем. Семеро крестьян, занимавшие административные посты в колхозе, были его сторонниками и, очевидно, его креатурами, поддерживали его и двое рядовых колхозников. Оппозиционная фракция возглавлялась Петром Журавлевым, колхозным ревизором, о котором говорилось, что он инвалид, и состояла из 11 рядовых колхозников, включая трех братьев Журавлева. Остальные колхозники, кажется, всего 80 человек, сохраняли нейтралитет.
В августе 1935 г. Петр Журавлев, воспользовавшись своей должностью ревизора, сообщил в райсовет, что в поле осталось несжатым много хлеба. Было проведено расследование, повлекшее за собой увольнение бригадира Михаила Харитоненкова, принадлежавшего к фракции Дольниченкова.
Дольниченковская группировка восприняла это как крупную провокацию и нанесла ответный удар. В результате ее интриг братья Журавлева Николай и Егор в августе 1935 г. были отданы под суд за хулиганство, осуждены и посажены в тюрьму. Через 2 дня после вынесения приговора люди Дольниченкова инсценировали покушение на Харитоненкова и попытались свалить вину на Петра Журавлева, цитируя злобные угрозы, высказанные им вечером после осуждения братьев.
В марте 1936 г. Николай Журавлев, освобожденный из тюрьмы досрочно, вернулся в деревню. Он ухаживал за Екатериной Ивановой, племянницей знатной колхозницы Домны Голубевой, ударницы и депутата, не принадлежавшей ни к одной из фракций. Вечером в день его возвращения в клубе были танцы. После них Николай проводил Екатерину и Домну домой, и его пригласили остаться ночевать. Домна уступила влюбленным свою кровать и ушла спать в другую комнату. К несчастью, все забыли о слабоумной Домниной сестре Ульяне, делившей с ней спальню. Ульяна, которая не ходила на танцы и к моменту их возвращения уже спала, проснулась, «заметив на койке сестры "ненормальное", подняла шум и затем, выбежав на улицу, подняла тревогу», перебудив всех соседей. Не разобравшись, что происходит, Домна во-
рвалась в комнату и бросилась на Николая с палкой. Тот оттолкнул ее, она упала и сломала руку.
Фракция Дольниченкова увидела новую возможность дискредитировать Журавлевых и обвинила Николая в попытке убийства сельской активистки (Домны Голубевой). Но этот трюк не удался. По словам следователя НКВД, «конфликт был ликвидирован тем, что Журавлев женился на Ивановой Екатерине»59.
История в «Ленинских днях» выделяется тем, что участвовавших в ней явно интересовала борьба как таковая, а не достижение какой-либо цели. Более типично для враждующих сторон было иметь в виду ясную цель — добиться власти в колхозе и контроля над его имуществом и распределением должностей. Архивы «Крестьянской газеты» содержат множество примеров такого рода. Зачастую соперничающие фракции в селе/колхозе сменяли друг друга у кормила власти, словно при двухпартийной системе, где район играл роль электората. Одна фракция добивалась назначения своего ставленника председателем, раздавала своим членам самые важные и вожделенные посты, от бригадира до сторожа. Через некоторое время случались какие-нибудь неприятности — не выполнялись планы госпоставок, сгнивал урожай картофеля, слишком много колхозников уходили в отход, и колхоз оставался без рабочих рук, или руководство чересчур открыто проматывало колхозное добро. Противная сторона, видя в этом свой шанс, писала жалобы и доносы властям, которые проводили расследование и обнаруживали, что хищения и плохое управление действительно имели место. Район назначал председателя из оппозиционной фракции, и все начиналось сначала.
В некоторых случаях соперничающие фракции представляли разные социально-политические группы на селе. Так было, например, по словам райкомовских аналитиков, консультировавшихся с «Крестьянской газетой», в колхозе «Красный пахарь» Смоленской (бывшей Западной) области. «Кулацкую» фракцию возглавлял Т.И.Шалыпин, в прошлом твердозаданец. К «советской» фракции принадлежал бригадир Зуев, который «в прошлом... вел активную борьбу против кулацко-зажиточной части деревни, за что его и сейчас многие ненавидят». Вероятно, из-за своего прошлого Зуев не стал занимать пост председателя, когда его фракция была у власти. Эта честь досталась некоему Полякову, возможно, в прошлом зажиточному крестьянину, поскольку райком (поддерживавший его) не стал давать ему социально-политической характеристики. Конфликт Шалыпина — Зуева, развитие которого в эпоху Большого Террора очерчено в следующем разделе, годами то и дело возникал на повестке дня в районе, как сообщал страдальческим тоном «Крестьянской газете» заведующий отделом жалоб Смоленского райзо60.
Распри нередко порождали сильнейшее взаимное ожесточение. «Ненависть окружает меня за эти дела, если бы не кузнец, то давно бы выгнали», — писал крестьянин из Краснодара61. Ожес-
точение это отчасти следует объяснять чрезвычайной серьезностью ущерба, который враждующие стороны могли нанести друг другу. Набор карательных мер против своих врагов, непосредственно доступных руководству колхоза или сельсовета, варьировал от повседневной дискриминации (назначение на плохие работы, отказ дать колхозную лошадь или разрешение на отходничество) до серьезных санкций, таких как исключение из колхоза и конфискация имущества. А при поддержке района можно было наказать противников куда суровее — посредством уголовного преследования и приговора к заключению в тюрьму или лагерь: аппарат насилия Советского государства легко приводился в действие с помощью ловко составленного доноса или нужных связей в районе. Читая письма в «Крестьянскую газету», поражаешься тому, с какой беспощадностью и неистовостью воюющие колхозные фракции вновь и вновь наносили друг другу удары, либо непосредственно, либо манипулируя государственным аппаратом насилия.
Можно привести в пример 8-летнее сражение между руководством колхоза «Пролетарский рассвет» в Сталинградской области и колхозником А.С.Захаровым. Началось оно в 1930 г., по-видимому, в связи с коллективизацией. У Захарова, очевидно, вошло в обычай обличать грехи колхозных начальников, пользовавшихся покровительством руководства на районном уровне, как на колхозных собраниях, так и в письмах с жалобами в вышестоящие инстанции. В свою очередь, местное начальство завело обыкновение возбуждать против Захарова уголовное преследование, по каким обвинениям, нам неизвестно. За период 1930 — 1938 гг. Захаров 6 раз был под следствием, 3 раза осужден и в общем и целом провел в тюрьме 4 года. При последнем его аресте, в 1937 или 1938 г., его семью исключили из колхоза. Жена его продала все, что было, и уехала в свою родную деревню, в соседний район. Впрочем, Захаровым повезло: покровители их преследователей в районе пали жертвами Большого Террора. После этого Захарова выпустили из тюрьмы, и он перебрался в деревню жены, где смог вступить в колхоз «Комсомол»62.