Эксперимент

В-третьих, налицо политическая дискредитация Лужкова: раз в городе про­исходит такое — значит мэр не в состоянии контролировать ситуацию, он — слабый руководитель. Даже само название комплекса — «Охотный ряд» — носит в этой связи некий мистический оттенок. Мол, началась охота на ненавистного оп­понента».

Некоторые газеты после взрыва на Манежной площади 31 августа выдвинули версию о том, что он является результатом рэкетирских разборок. А через день после публикации, 3 сентября на Павелецком вокзале была обнаружена сумка, в которой лежали обрез охотничьего ружья, самодельный пистолет, дымовые шашки, нож. Этот факт был запротоколирован милицией, и нет оснований подвер­гать его сомнению. Журналисты, выдвинувшие версию рэкетирской природы взрыва на Манежной плошади, поспешили объявить этот факт доказательством в пользу своих предположений. Хотя и до сих пор все еще не ясно, чья сумка была найдена и какое отношение она имеет к упомянутому взрыву. Подобная искусственная привязка данного «криминала» к выдвинутой версии, конечно же, не имеет ни­какого оправдания. А поэтому она никак не способствует развитию версии, пре­вращению ее в обоснованное доказательство причин взрыва.

ВЕРСИЯ

Метод аналогии. Напомним, что аналогия — это один из ви­дов сравнения, когда на основе совпадения ряда основных призна­ков делается вывод о том, что и все другие признаки сравниваемых явлений совпадают.

Из публикации «Постсоветская осень» (Известия. 31 июля. 1998)

Осень 1990-го — «война законов» между Россией и Со­юзом... Осень 1991-го — послепутчевый развал всего и вся... Осень 1994-го — «черный вторник»... Осень 1995-го — «черный четверг»... Осень 1996-го — президент при смерти. Паралич государ­ственной машины... Осень 1997-го — «инфор­мационная война». Драка на­верху...

Журналист устанавливает, как видим, неизбежность наступления труд­ной «политической осени-98» названным выше способом. Как теперь мы знаем, журналист оказался прав: хотя и чуть раньше, в августе 1998-го, в стране был объявлен дефолт, рухнул рубль, народ в один момент обнищал...

Метод сценариев. Подобный метод исходит из того, что слож­ные ситуации, процессы развиваются под воздействием ряда фак­торов. При наличии определенных условий преобладающим может оказаться влияние одного из факторов, а значит — возможны и разные результаты этого влияния (т.е. будущие состояния исследуемого явления). Изложение разных вариантов и представляет со­бой создание сценариев возможного развития явления.

Рассуждая о том, как может развиваться экономическая ситуация в сегод­няшней России, автор материала «Ожидаются частичные реформы», опублико­ванного под рубрикой «Прогнозы» в «Деловом вторнике» (приложение к «Мос­ковской правде». 2000. 25 января), излагает три возможных варианта этого развития. Первый сценарий — быстрого подъема экономики — исходит из благоприятно складывающейся конъюнктуры в среде большой когорты средних и части круп­ных кампаний (это — микроуровневый сценарий). Второй сценарий — дальнейше­го развала экономики — исходит из неблагоприятных внешних условий (огром­ные долги Западу), изношенность производственного оборудования, разрушение сельского хозяйства и пр. (это макроуровневый сценарий). И третий, промежуточ­ный, сценарий — быстрого роста отдельных хозяйствующих субъектов с быстрым оборотом капитала — возможен в самых неблагоприятных условиях. Сравнивая три этих сценария, журналист выражает уверенность, что реализуется скорее все­го третий сценарий.

Прогноз иногда называют опасным жанром. В отличие от сооб­щения о том, что уже произошло, прогноз нельзя проверить, по­этому он — прекрасное средство провокации.

Предположим, читатель узнал из газеты, что банк, в котором лежат его день­ги, вот-вот рухнет. Скорее всего он на всякий случай заберет свой вклад. А если заберут свои вклады многие, то банк может рухнуть! Банкиры это хорошо знают и нередко применяют псевдопрогноз как средство конкурентной борьбы.

Знают об этом и политики, и журналисты. Поэтому «прогнози­сты» всегда находятся под прицелом внимания оппонентов. В силу этого опубликованный прогноз нередко становится поводом для политических потасовок.

В таком качестве, например, прогноз выступал на страницах СМИ в период, предшествующий смещению правительства, которое возглавлял Евгений Примаков. В частности, этот прогноз стал причиной невидимо­го, но вполне ощутимого противостояния между «АиФ» и рядом СМИ других политических ориентации. Началось все с публикации «Степашин готов?» (АиФ. 1999. 3 марта), в которой газета высказала уверенность в том, что Кремль вот-вот предъявит ультиматум Е. Примакову, потребует от него уволить из правительства «красных» вице-премьеров. И что в про­тивном случае будет рассмотрен вариант смены председателя правитель­ства. Этот же прогноз газета повторила некоторое время спустя.

Из публикации (АиФ. № 19. 1999)

В ближайшие дни мы ста­нем свидетелями захватывающей драмы с отстранением или попыткой отстранения от должности ведущих политичес­ких деятелей страны, а также мощной раскруткой новой политической «звезды» — Сергея Степашина.

Эти прогнозы взбудоражили тогда всю политическую «тусовку»:

Из публикации «Проверено: факт!» (АиФ. № 20. 1999)

Что тут началось! «Аргу­менты и факты» обвиняли и в дезинформации, и в сознатель­ной провокации («Итоги», «НТВ»), и в разжигании стра­стей, и в сговоре с некими тем­ными политическими силами. Редактор «Независимой газе­ты» В. Третьяков с методич­ностью Штирлица вычислял «злодеев»: «Я не исключаю, что эта ювелирная интрига была проведена людьми Лужкова, но у них сейчас был наи­меньший в этом интерес. Бо­лее вероятной я считаю контр­интригу Примакова. Хотя... скорее всего это сделали ком­мунисты». То есть получалось, что информация о грядущей отставке Е. Примакова — вра­нье, придуманное или подбро­шенное нам коммунистами, чтобы спровоцировать... увольнение Березовского с поста исполсека СНГ.

Далее газета пишет, что через два месяца после публикации прогноза правительство Примакова действительно было отправлено в отставку. По­радовался ли кто из коллег по журналистскому цеху — участников «про­гноз-баталии» за успех прозорливых коллег из «АиФ»? Отнюдь, нет! И даже наоборот. Спорщики сделали вид, что никакой потасовки вокруг аифовского прогноза о судьбе правительства Примакова и не было.

Из заявления (Независимая газета. 13 мая. 1999)

Отставка Евгения Прима­кова и назначение на его мес­то Сергея Степашина почему-то произвели в Москве эффект разорвавшейся бомбы... А ведь абсолютно ничего неожидан­ного не случилось.

Именно поэтому и пришлось еженедельнику специально восстанав­ливать прошлую ситуацию в публикации «Проверено: факт!», помещен­ной под рубрикой «Чьи прогнозы точнее?». Газета напомнила, что после того, как был опубликован ее последний прогноз, другие СМИ настаи­вали на том, что кресло премьер-министра займет министр железных дорог Н. Аксененко. Причем некоторые издания поспешили опублико­вать и биографию «претендента», якобы подтверждавшую неизбежность назначения. И только после выхода указа президента о назначении Сте­пашина премьер-министром такие издания спохватились. Оказалось, что их прогноз строился не на фундаменте фактов, не на знании истинных приверженностей Ельцина, а на мнении одного кремлевского инфор­матора, которое оказалось неверным. Далее «АиФ» указал на то, что это не первый случай, когда его прогнозы оказывались и оперативнее и до­стовернее предсказаний других СМИ:

Так было и в случае с на­значением Б. Березовского заместителем секретаря Со­вета безопасности в 1996 г. — сообщение показалось на­столько невероятным, что его никто не решился цитировать. Дважды мы первыми предсказывали карьерные передвижения А. Чубайса... Весной нынешнего года мы раньше других рассказали о готовящемся аресте Б. Бере­зовского...

Свое возвращение к напечатанному «АиФ» объяснили тем, что доро­жат доверием аудитории, поэтому и вынуждены были напомнить о точ­ности своих прогнозов и вызванных ими обвинений со стороны полити­ческих оппонентов:

Мы не хотим выглядеть лучше и умнее остальных. Но приходится вновь напоминать, что за нашими материалами ни­когда не стояли и не стоят ин­тересы каких бы то ни было по­литических группировок. У нас по-прежнему нет спонсоров и покровителей ни во власти, ни в бизнесе. Этим, кстати, «Аргументы и факты» отличаются от многих других изданий и теле­каналов. Даже публикуя сенса­ционные новости, мы не пре­следуем иных целей, кроме снабжения общества всесторон­ней информацией. Ну а в том, что наши прогнозы рано или поздно сбываются, читатель мог уже не раз убедиться.

Описанная ситуация (а такие ситуации возникают в СМИ до­статочно часто) должна подсказать начинающему журналисту, что публикация в жанре «прогноз», при всей кажущейся ее легкос­ти, — прерогатива хорошо подготовленных авторов. Искусство точ­ного прогнозирования — дело очень трудное, и им надо овладе­вать, как и всяким иным серьезным искусством.

в начало

Такого рода публикация базируется на неполных доказатель­ствах, на предположениях автора. Версия исключает категоричность выводов, заключений. Основным фактором, который порождает жанр версии, является метод исследования действительности, оп­ределяемый как «домысел», «вымысел». Этот метод является веду­щим в литературно-художественном творчестве. Оценивая роль дан­ного метода в искусстве и литературе, писатель Константин Паус­товский утверждал, что факт, поданный литературно, со сгущением нескольких характерных черт, освещенных светом вымысла, от­крывает сущность вещей ярче, чем иной, скрупулезно составлен­ный отчет.

В журналистике в отличие от литературы этот метод позна­ния действительности обычно считается предосудительным, по­скольку он дает необоснованное или недостоверное знание. Это прежде всего надо отнести к случаям неправильного, неумест­ного его использования. Однако без применения домысла вооб­ще журналист обойтись не может, речь идет о «дозированном» применении его.

Домысел становится неизбежным, когда журналист реконст­руирует неизвестные детали какого-то в целом достоверно извест­ного события, явления. Этот метод дает аудитории возможность более ярко увидеть событие, о котором сообщает журналист, а сам автор с помощью детализации события получает дополнительный шанс привлечь внимание аудитории к своему выступлению. При­меняя домысел, создавая версию тех или иных событий, автор должен обязательно указать на условный характер своих утвержде­ний. Это обезопасит его от обвинений со стороны «героев» публи­кации в клевете.

Цель создания и публикации версии заключается в том, чтобы познакомить аудиторию с «промежуточными» результатами ана­лиза какого-либо события, явления, представить на суд читате­лей, зрителей, слушателей авторское толкование (комментарий) происходящего. Версия показывает направление размышлений ав­тора публикации, предоставляет аудитории информацию о воз­можных причинно-следственных связях отображаемых событий, дает варианты прогноза их дальнейшего хода.

Исходным пунктом выдвижения версии является какое-либо (чаще всего — необычное) событие, действие, явление. Версия не возникает изолированно, как правило, за ней вскоре следуют ей подобные.

Когда 31 августа 1999 г. в Москве на Манежной площади в торговом комп­лексе «Охотный ряд» произошел взрыв, версии о его характере, причинах по­явились практически во всех городских газетах. Так, «Московский комсомолец» в публикации «Смертельный трюк на «Манеже» (1999. 2 сентября) дал четыре версии происшедшего: «чеченскую», «исламскую», «политическую», «финансо­вую». «Известия» в материале «Кто взорвал «Динамит» (1999. 2 сентября) пред­положили, что взрыв могли организовать либо хулиганы, либо криминальные элементы (вымогатели), либо представители «Союза революционных писателей». По мнению «Комсомольской правды», высказанному в публикации «Взрывы все ближе к Кремлю» (1999. 2 сентября), взрывы могли быть произведены либо чеченскими террористами, либо конкурентами взорванной фирмы «Динамит», либо политическими противниками Юрия Лужкова. По несколько версий взры­ва дали и другие издания.

Развитие версии в верном направлении происходит тогда, когда автор ее ищет дальнейшие основания среди фактов, которые «укла­дываются» в канву реальной (т.е. имеющей под собой материальную основу) причинно-следственной связи. Образно говоря, хлеб пра­вильной версии — относящиеся к делу факты. Именно ими «обра­стает» она в ходе своего развития.

Такой представляется версия «чеченского следа» взрывов жилых домов в Мос­кве. Появившись как «чистое» предположение, она вскоре начала получать фак­тические подтверждения. Во-первых, обнаружились свидетели, которые видели, что мешки с сахаром, в котором содержалась (как выяснилось) и взрывчатка, разгружали люди «кавказской» наружности. Были созданы фотороботы, а затем — выяснены фамилии лиц, присутствовавших у дома накануне его взрыва и при­бывших в Москву из Чечни. Затем были арестованы несколько чеченцев, на руках которых обнаружили следы очень редкого взрывчатого вещества (гексогена), ко­торое применялось при взрыве домов и т.д. Все это — признаки правильно выб­ранного направления развития версии.

Развитие версии в неверном направлении происходит в том слу­чае, когда автор ставит целью отстаивать свое предположение во что бы то ни стало, не обращая внимание на всю зыбкость его обо­снования. Чаще всего такие обоснования выступают как:

— использование для подтверждения версии фактов, не отно­сящихся к делу. В этом случае на одну и ту же нить нанизывают любые примеры, факты из той сферы, к которой относится вер­сия (например, из криминальной сферы);

— применение в качестве доводов в пользу своих версий мне­ний каких-то людей по поводу исследуемого события. Рассмотрим эти положения на примерах.

Автор публикации «Охота на московского мэра началась в «Охотном ряду» (Московские ведомости. 1999. 6 сентября) считает, что взрыв организован врага­ми Юрия Лужкова, который «был единственным объектом взрыва». Главный до­вод в пользу этого утверждения — мнение известного артиста Иосифа Кобзона, который убежден, что: «Взрыв на Манеже был направлен на срыв Дня города в Москве. Ведь именно здесь, в торговом комплексе «Охотный ряд» и как раз на 3-м уровне должно было состояться одно из центральных мероприятий Дня горо­да с участием Юрия Михайловича. Мэр должен был вручить ключи от машины «Святогор» 50-миллионному посетителю «Охотного ряда». А мне была предостав­лена честь исполнить гимн Манежной площади... Идеологам преступления не уда­лось разрушить планы Юрия Михайловича. Разве только акция переместилась с 3-го уровня на 2-й. И гимн спел!..» И далее автор сообщает читателям следую­щее: «В пользу слов г-на Кобзона говорят следующие обстоятельства:

— во-первых, учитывая то, что взрыв прогремел аккурат накануне Дня горо­да, логично предположить, что террористы намеривались таким образом потре­пать городской голове нервы, а москвичей, у которых он пользуется большим авторитетом, запугать и заставить сидеть дома;

— во-вторых, торговый центр на Манеже — одно из самых любимых архитек­турных «детищ» Юрия Лужкова, и теракт приобретает еще и издевательски-сим­воличный характер: тебе здесь очень нравится, так на — получай;

Слабость приведенных оснований в пользу изложенной версии очевидна. Ведь и суждения И. Кобзона, и суждения самого автора публикации есть не что иное, как мнения, которые сами нуждаются в подтверждении фактами. Без этого они остаются просто предположениями. А версия, опирающаяся на предположения, таковой и остается. Иначе говоря, использованные автором доводы не послужили ее дальнейшему развитию по пути превращения в доказательство.

Обладая предварительной информацией в форме журналист­ской версии, аудитория с большим, нежели ранее, вниманием следит за дальнейшим ходом событий, как бы сравнивая уже изве­стные ей сведения с уточненными данными, достоверно обосно­ванными выводами, заключениями автора.

Публикуя версию, журналист может рассчитывать на опреде­ленную реакцию на данную публикацию как со стороны аудито­рии, так и со стороны лиц, учреждений, упомянутых в данном выступлении. Версия, таким образом, является как бы определен­ным инструментом, способом нащупывания верного направления в изучении заинтересовавших автора событий.

Вполне возможно, что вслед за публикацией версии автор по­лучит сообщения от лиц, обладающих необходимой информаци­ей, которая может стать очередным звеном в нахождении истины. Это в полной мере оправдывает публикацию материалов в жанре версии, делает ее незаменимым в палитре других журналистских жанров.

Версия в творчестве журналиста выступает обычно в качестве жанра, предваряющего подготовку материала других, более серь­езных жанров — корреспонденции, статьи, журналистского рас­следования и т.д., опирающихся только на достоверные, прове­ренные сведения, факты.

в начало

Данный жанр «проявился» в отечественной журналистике в качестве самостоятельного в начале 90-х гг. Однако по сути своей материалы, подобные тем, которые сейчас часто можно встретить под рубрикой «эксперимент» (это понятие, как известно, обозна­чает один из методов исследования действительности), публико­вались на страницах прессы на протяжении десятилетий. Только выходили они в свет под другими «именами» — то ли очерка, то ли корреспонденции, то ли фельетона и пр. (Вспомним, напри­мер, публикации «Меченые атомы» и др., подготовленные О. Ру­биновым на основе экспериментов и опубликованные в «Литера­турной газете» в 1984 г.)

Почему так происходило? Как уже говорилось во введении, смысл отнесения того или иного произведения к определенному жанру (часто самими авторами не замечаемый), таится в том, что­бы указать на отличительную черту публикации определенного рода и показать неповторимость, особенность их «семейства». Особен­ность эта может связываться (и традиционно связывается) с раз­ными характеристиками текстов — то с предметом отображения, то с методом сбора материала, то с методами его осмысления, истолкования, то с разделением его на «то, что есть факты» и на «то, что есть мнения о фактах» и т.п. и т.д.

Наблюдаемое в последние годы выделение в качестве само­стоятельной группы (семьи) публикаций, базирующихся на про­веденных их авторами экспериментах, очевидно, вызвано стрем­лением журналистов подчеркнуть именно то обстоятельство, что при сборе информации, использованной затем в публикациях, ими был применен именно данный, а не какой-то иной метод. Не в малой мере это стремление — ответ на актуальные информацион­ные ожидания части современной аудитории СМИ, ориентиро­ванной на получение «живой», сенсационной информации.

Почему указание автора на то, что при подготовке публикации был использован метод эксперимента, способно привлечь внима­ние аудитории?

Прежде всего по следующей причине. Если взять, скажем, ре­портаж, корреспонденцию, отчет, рецензию и прочие жанры, то можно утверждать, что они основываются на информации, полу­ченной такими методами, которые позволяют журналисту пребы­вать в относительно пассивной, отстраненной позиции внешнего наблюдателя по отношению к предмету своего интереса, позволя­ют изучать его со стороны, не вмешиваясь в происходящее.

Такого рода пассивность журналиста обычно не очень способ­ствует появлению в газете или журнале интересного материала. Кроме того, предметом отстраненных наблюдений чаще всего ста­новятся обыденные ситуации, которых в жизни всегда больше, чем необычных. Это тоже не помогает подготовке захватывающих внимание аудитории публикаций.

Имея определенное представление (из опыта общения со СМИ) о том, что публикации, отображающие обыденные ситуации и основанные на «невключенном» наблюдении их автором, обычно представляют собой произведения «среднего уровня», аудитория часто относится к ним достаточно индифферентно.

Эксперимент же часто несет в себе определенную интригу. Она возникает потому, что не все участники эксперимента знают, что они в ней участвуют.

Так, корреспондент «МК», решивший проверить работу одного московского морга, притворился умершим. И в результате чуть не попал под нож ничего не подозревавшего врача, препарировавшего трупы (МК, 1987). Описание подобных неожиданностей как раз и привлекает внимание читателей к рубрике «экспери­мент» (хотя, разумеется, психологическую установку аудитории на поиск интри­гующей информации журналисты охотно эксплуатируют и в публикациях иных жанров, созданных на основе данных, полученных иными методами).

Поэтому журналисты, стремящиеся быть замеченными публи­кой, часто не намерены ждать, когда сложится какая-то желанная нетривиальная ситуация или произойдет интересное событие, когда Действительность сама «повернется» к автору какой-то «сенсаци­онной» своей стороной и то, что называют сущностью явления, события, «засверкает» всеми своими гранями (в таком случае его только и остается описать, скажем, в жанре очерка, корреспон­денции, комментария и пр.).

Потребность уйти от неопределенно долгого ожидания стано­вится особенно насущной в том случае, когда в обществе (или, скажем, у какого-то издания, какого-то журналиста) существует неясность в важном вопросе, вызывающем острый интерес ауди­тории и имеющем определенное значение для нее. Часто именно эксперимент и помогает устранить такую неясность. Как правило, эксперимент применяют для того, чтобы проверить наличие ка­ких-то предполагаемых, но скрытых взаимосвязей явлений, про­демонстрировать отношения, существующие между людьми, и т.д. Иначе говоря, автор эксперимента может ставить перед собой ис­следовательские задачи: выявить причинно-следственные отноше­ния, объяснить какие-то типичные явления, оценить актуальную ситуацию и т.п. (а это есть задачи, присущие аналитической жур­налистике). Эксперимент — один из важнейших путей установле­ния истины в ряде случаев.

Что такое эксперимент? В повести Андрея Платонова «Город Градов» есть сцена спора двух обывателей по поводу того, что пред­ставляет собой кусок почвы, который один из них держал в руках: «Это песок, — утверждает один из спорщиков и в подтверждение добавляет:

— Дунь и он рассыплется».

— Нет, это глина, — возражает другой, — плюнь — и она склеится».

Эксперименты, проводимые журналистами, по своему харак­теру могут быть самыми разными. Журналистский эксперимент в отличие, скажем, от криминалистического (следственного) не имеет дела с раскрытием уже совершенного действия (например, преступления). Журналистский эксперимент может проводиться по любому поводу. Например, с целью выяснить, как ходят в городе трамваи, как обслуживают покупателей в магазине, как сдают всту­пительные экзамены в вуз и пр.

Эксперимент не возможен без активного вмешательства в ход дел, интересующих журналиста, что предполагает переход от пас­сивного ожидания, от наблюдения какого-либо феномена, от «раз­глядывания» его (того же куска почвы) к определенному воздей­ствию на предмет, интересу («плеванию», «дуновению» и т.п.), т.е. к тому, что на языке журналистики собственно и называется экспериментом («организацией события»).

Эксперименты бывают разными по степени своей сложности. Порой журналист ограничивается самой простой задачей и соот­ветственно применяет элементарную форму эксперимента.

Такой вариант использован Н. Седякиной, М. Трубилиной, В. Семеновым, подготовившими публикации: «Как я торговала косметикой», «Как я собирала подписи за кандидата в Думу», «Как я был человеком-сэндвичем» (Комсомольс­кая правда. 1999. 22 октября). Все три автора решали самую простую задачу — запоминали и описывали все, что они наблюдали, пока выполняли какую-то роль.

Однако когда журналист ставит перед собой более сложную задачу, то провести соответствующую ей экспериментальную про­верку исходного предположения на нужном уровне порой бывает достаточно трудно. Многое зависит от первого шага журналиста, т.е. от организация эксперимента. По мере возможности в этом от­ношении надо ориентироваться на то, как организуют экспери­менты в науке. По крайней мере, в основе эксперимента должна лежать хорошо обоснованная схема его проведения, соответству­ющая той задаче, которую ставит перед собой журналист. К со­жалению, не все журналисты «просчитывают» то, как осуществле­ние принятого плана «сработает» на поставленную задачу.

Из публикации «Забег до первой дырки» (АиФ. № 44.1998)

К рубрике «Эксперимент на себе» постоянные читате­ли полосы «Для пользы дела» уже привыкли. Но в отличие от предыдущих у этого есть существенное отличие. Он коллективный. Пять женщин решили ответить на вопрос: «Почему так быстро рвутся колготки?» Всем понятно, что любая вещь «не вечна под лу­ной». И все же любопытно, что из этого получилось. Пять пар колготок, купленных в обычном ларьке в метро, были розданы каждой лично в руки. При этом никто не знал, изделия какой именно фирмы будет носить. Возраст от 16 до 50. Образ жизни активный, все ездят на работу и обратно кто на метро, кто на машине, с сумками и без оных. Все носят иногда брюки, иногда — юбки, случа­ется короткие. У всех в доме есть либо маленькие дети, либо кошки — собаки, либо нетерпеливые любовники и мужья. Специально для экспе­римента — все до одной — сде­лали маникюр и педикюр. Словом, кажется, предусмот­рели все жизненные ситуации, в которые может попасть жен­щина в колготках. Все колгот­ки были примерно одинаковой плотности — до 20 den, сред­ние по цене — 25 руб. за пару, с одним и тем же содержани­ем лайкры — до 16%. Итак, наш эксперимент начался. На старт, внимание — марш! В забеге участвовали колготки «Filodoro» (модель «Jazz»), «Omsa» («Fantastiko-20»), «Lewante» (модель «Danse»), «Golden Lady» («Reopose-20») и «Sanpellegrino» (модель «Bliss»). Все производство Италии.

Далее в публикации рассказывается о том, в какой очередности «схо­дили с дистанции» колготки разных моделей в течение месяца — срока, отведенного для испытания, и что «победителем» стали «Lewante». На первый взгляд, задача, поставленная автором, была выполнена успеш­но. Но любой опытный исследователь обязательно бы сказал, что экспе­римент проведен некорректно. Почему? Да потому, что организатором эксперимента совершены как мини­мум две принципиальные ошибки. Первая — в эксперименте использо­вались колготки разных моделей. А если это так, то резонно было бы поставить вопрос о том, какие колготки порвутся первыми? Это раз. Если бы был поставлен уже этот вопрос, то необходимо было бы создать условия испытания (эксплуатации), совершенно одинаковые для каж­дого изделия. Вторая ошибка заключается в том, что разные изделия эксплуатиро­вались совершенно разными женщинами и в совершенно разных условиях. И поэтому проследить за характером нагрузки на каждое конкретное изде­лие, продолжительность этой нагрузки и прочее автор никак не мог. Возможно, для автора было важно, чтобы в эксперименте участво­вали женщины разного возраста, разных профессий, обладающие раз­ными навыками обращения с вещами и пр. (а значит, эксплуатирующие колготки в разных условиях). Но в таком случае для эксперимента следо­вало использовать колготки только одной модели. Целесообразно было бы в таком случае сделать целью эксперимента ответ на вопрос: в каких условиях колготки такой-то модели рвутся быстрее? К сожалению, подобные «тонкости» автором публикации не учтены. Поэтому по поводу проведенного эксперимента можно определенно ска­зать только то, что он помог установить, что из колготок пяти моделей последними «сошли с дистанции» колготки «Lewante». Возможно, это произошло потому, что они прочнее других. А возможно потому, что женщина, «испытывавшая» их, отнеслась к изделию более бережно, чем другие женщины, — это остается неясным. И уж вовсе не получен ответ на основной вопрос, поставленный автором в начале эксперимента: «Почему так быстро рвутся колготки?» (т.е. в чем причины быстрого из­нашивания данного рода изделий?).

Использование информации, полученной методом эксперимен­та, не всегда сказывается на жанровой определенности будущей публикации. Неопределенность возникает прежде всего в том слу­чае, когда эксперимент оказывается не единственным, а одним из методов исследования действительности, примененных журнали­стом при подготовке публикации в каком-то конкретном случае.

Когда, наряду с экспериментом, он сочтет нужным прибег­нуть, скажем, к анализу документов, интервью, опросу и т.д. На основе полученных совокупных данных может быть создано произведение, которое подпадет то ли под определение очер­ка, то ли под определение статьи и т.д. В этом случае жанровая определенность возникает лишь как результат взаимодействия нескольких жанрообразующих факторов. При этом ни один из примененных в совокупности с другими метод исследования действительности скорее всего не будет учтен как доминирую­щий (и образующий «имя» жанра) фактор. На первый план могут выйти какие-то другие признаки (размеры материала, форма, язык изложения, степень детализации основного факта выс­тупления и пр.).

Однако возможны ситуации, когда примененный автором тек­ста метод исследования все-таки становится основным жанрообразующим фактором. Хорошо известный (классический) пример в этом плане — образование жанра интервью. Так, если автор при получении информации использовал только метод интервью, то в случае «фиксации» хода применения этого метода в публикации она будет отнесена к жанру интервью.

Метод эксперимента может тоже выступать доминирующим жанрообразующим признаком. Это происходит тогда, когда опи­сание хода проведенного эксперимента (а тем более — детальное) становится главным содержанием публикации. Относя публикацию к жанру эксперимента, тем самым подчеркивают то, что речь в ней идет об искусственной, специально организованной самим жур­налистом предметно-практической ситуации.

Здесь надо прояснить одно обстоятельство. Как известно, в на­уке эксперимент причисляется к эмпирическим методам исследо­вания действительности. Поэтому говорить о нем как о методе, порождающем некий аналитический жанр, вроде бы некорректно. Но это недоразумение может быть устранено, если иметь в виду то, что понятие «эксперимент» в таком случае используется лишь для указания на необычность анализируемой ситуации, которая зак­лючается в ее экспериментальности, что и порождает жанровое «имя» текстов, возникающих в результате ее анализа. Сам же анализ мо­жет опираться на те методы, которые применяются при создании текстов многих других аналитических жанров.

Публикации в жанре эксперимента выигрышны для журнали­ста тем, что они обычно позволяют создавать тексты, обладающие динамичными чертами, «живым» наглядным изложением матери­ала. Они позволяют соединить в себе аналитическое начало и репортажное. Иначе говоря, автор эксперимента не только анализирует какое-то явление, но и применяет присущее репортажу детальное описание созданной ситуации.

В настоящее время тексты в жанре эксперимента активно пуб­ликуют массовые популярные (особенно молодежные) издания. Причем о том, что выступление основано на изучении экспери­ментальной ситуации, читатель может узнать из разных, но доста­точно красноречивых рубрик.

Так, публикация «Жизнь морга» в «Московском комсомольце» (1997) прошла под рубрикой «Эксперимент», другая — «Как я звонила в Аэрофлот» в «Аргумен­тах и фактах» (1998) — под рубрикой «Эксперимент на себе ставит читатель», третья — «Забег до первой дырки» там же — под рубрикой «Коллективный экспе­римент на себе», четвертая — «Полицейский — это звучит гордо» в «Труде-7» (1997) — под рубрикой «Проверено на себе», пятая — «Совесть-то у вас есть?» в «Столице» (1998) — под рубрикой «Проверка штампов» и т.д.

в начало