Русская романтическая поэма

Романтики обратили внимание на большую сложность и индивидуальность человеческого «я», внутреннего мира человека. Сфера романтизма— «вся внутренняя, задушевная жизнь человека, та таинственная почва души и сердца, откуда подымаются все неопределенные стремления к лучшему и возвышенному, стараясь находить себе удовлетворение в идеалах, творимых фантазиею»,—писал Белинский. Романтики поэтизировали и такие состояния души и сердца, как любовь и дружба, как тоска неразделенной любви, разочарование в жизни, уход в одиночество, сожаления о несбывшемся и мечта о будущем и т. п. Всем этим они расширили и обогатили поэтическое восприятие внутреннего мира человека, найдя, выработав и соответствующие художественные формы. Романтики справедливо предостерегали от того чрезмерного рационализма в изображении внутреннего мира человека и мотивировки его поступков, какой был присущ просветительскому реализму XVIII века. Романтики создают новые литературные жанры, дающие простор для выражения личных настроений автора (лиро-эпическая поэма, баллада и пр.). Композиционное своеобразие их произведений выражается в быстрой и неожиданной смене картин, в лирических отступлениях, в недоговоренности в повествовании, в загадочности образов, заинтриговывающих читателей. Русский романтизм испытал воздействие различных течений западноевропейского романтизма. Но возникновение русского романтизма - плод национального общественного развития. Как отмечалось, родоначальником русского романтизма явился В. А. Жуковский. Его поэзия поразила своей новизной и необычностью.

Поэма "Мцыри"

"Мцыри" — одно из последних классических произведений в русской романтической поэзии. Поэма появилась на свет в 1839 году, когда реализм в русской литературе стал набирать "господствующие" высоты, занимая ведущие позиции и в лирике.

Романтический герой поэмы — это геройборец, активно, хотя и бесплодно протестующий против насилия над личностью. Ему не удалось добраться до " родной страны", " где люди вольны, как орлы". Конечно, Лермонтов понимал, что свобода личности — это лишь романтическая, невыполнимая мечта. Однако он преследовал вполне конкретную цель, изображая трагическую судьбу Мцыри. Поэт прославляет саму попытку поиска путей к личной свободе, поет гимн могуществу человеческой воли, воспевает мужество и мятежную душу героя, вступившего в борьбу с насилием. И здесь важны не сами результаты борьбы, в которой предельно трагическое завершение, а помыслы мятежного героя, его смелая попытка обрести личную свободу. Мцыри не только герой, но и исповедальный рассказчик.

Основу сюжета поэмы составляет романтическая ситуация — бегство героя Мцыри из монастыря, который для его вольной натуры представляется темницей, тюрьмой, куда он попал по воле русского генерала, пленившего ребенка во время сражения. Романтический конфликт поэмы обусловлен " могучим духом" исполинской натуры Мцыри, его неодолимой волей и решительностью. Хотя этот побег из монастырской темницы в свою естественную среду кавказской природы не приводит к реализации мечты об " орлиной вольности", потому что сама эта природа оказалась враждебной его мечте. И в этом трагизм судьбы Мцыри.

Художественная форма поэмы — монологисповедь центрального героя. Такая форма повествования позволила автору глубоко и правдиво раскрыть психологию мятежного персонажа, показать богатство его внутреннего мира и основные черты характера.

Композиционно поэма состоит из авторской экспозиции, обозначающей основные вехи трагической судьбы Мцыри: экспозиция занимает две первые главы поэмы.

Первая часть поэмы (главы 3–8) представляет собой исповедь Мцыри монаху; вторая часть поэмы (главы 9–26) — монолог-рассказ героя о короткой вольной жизни во время побега. Бегство Мцыри, который " томим неясною тоской по стороне своей родной", из монастырской темницы продиктовано неодолимым зовом самой природы, — всегда вольной и свободной, как ветер. Не случайно в поэме значительное место занимают упоминания о ветре, птицах, зверях, о буйной кавказской зелени и небесах, в образах которых отображена природой одаренная сила духа героя, естественность его порыва к свободе в ущерб своему бытовому благополучию. Гонимый неодолимой страстью вырваться из оков человеческого бытия и слиться с родным ему миром свободной природы, с миром, который в конечном итоге оказался более враждебен, чем монастырская неволя. Чуждого " вольной юности", вольному сердцу романтического героя — " в тюрьме воспитанного цветка", воспитанного тоскливым одиночеством и неизбывной мечтой-страстью о дикой, как природа, своей свободе для своей родины — Грузии. Одолеваемый " тоской по родине святой", Мцыри спрашивает монаха:

Скажи мне, что средь этих стен
Могли бы дать вы мне взамен
Той дружбы краткой, но живой
Меж бурным сердцем и грозой?

Отчужденность Мцыри от человеческого общества (" но верь мне, помощи людской я не искал... Я был чужой для них навек...") — психологическая потребность героябунтаря и стихийная привязанность к грузинской природе — дикой, суровой, но безмятежной и свободной, как сама душа беглеца. В исповедальной речи Мцыри признается монаху, что свобода для него не самоцель, а лишь средство найти свою родину — родную Грузию:

Мне было весело вдохнуть
В мою измученную грудь
Ночную свежесть тех небес,
И только...

Так что цель его побега заключается не столько в обретении личностной свободы, сколько для возвращения на родину. Он искренне поведал монаху, что

...я цель одну —
Пройти в родимую страну —
Имел в душе и превозмог
Страданья голода, как мог.

В самом побеге из монастыря Мцыри находит вдохновение и смысл своего существования в родной кавказской природе:

Я сам, как зверь, был чужд людей
И полз и прятался, как змей.

В споре с монахом, отвергая его взгляды на жизнь, в которой плен и прозябание, лирический герой утверждает мысль о том, что жить — значит познавать мир, наслаждаться его узнаваемыми красотами:

Ты хочешь знать, что делал я
На воле? Жил — и жизнь моя
Без этих трех блаженных дней
Была б печальней и мрачней
Бессильной старости твоей...

Называя монастырскую жизнь " тюрьмой", а свои прожитые три дня на воле " блаженными", Мцыри говорит:

Давным-давно задумал я
Взглянуть на дальние поля.
Узнать, прекрасна ли земля,
Узнать, для воли иль тюрьмы
На этот свет родимся мы...

И теперь становится понятным сам смысл эпиграфа к поэме " Мцыри" (" Вкушая, вкусих мало меда, и се аз умираю"), взятый поэтом из церковной книги (Библии) и означающий: " Я попробовал немного меду (т. е. свободы), и вот я умираю". Смысл эпиграфа обобщенно выражает романтически окрашенную судьбу героя, который в своей жизни испытал немного радостей от обретенной свободы — всего три дня, суровых, полных опасностей, но сладостных и счастливых. И нет у него впереди больше ничего — только смерть...

Когда я стану умирать,
И, верь, тебе не долго ждать,
Ты перенесть меня вели
В наш сад, в то место, где цвели
Акаций белых два куста...
Там положить вели меня.
Сияньем голубого дня
Упьюся я в последний раз.
Оттуда виден и Кавказ! — его родина несбыточной мечты и упоения.

Первая романтическая поэма Пушкина—«Кавказский пленник», — законченная в феврале 1821 года, принесла ему успех, наибольший в его литературной деятельности. Успех был вызван тем, что читатели находили в ней образ современного романтического героя, отсутствовавший в допушкинской литературе.
Легко убедиться в том, что основные психологические черты заглавного героя поэмы были в высшей степени современными. В Пленнике живёт яркое и смелое вольнолюбие. Он попадает на Кавказ именно потому, что ищет свободы, которой нет в неудовлетворяющем его «свете»- в цивилизованном обществе:
Отступник света, друг природы,
Покинул он родной предел
И в край далёкий полетел
С весёлым призраком свободы.
Свобода! он одной тебя
Ещё искал в пустынном мире.
Сам сюжет поэмы организует тема свободы: герой, лишённый духовной свободы и стремящийся обрести её, попав в плен, лишается свободы физической. Таким образом, опять оказывается бессильным найти счастье. В поэме сказано о закованном в цепи Пленнике:
Затмилась перед ним природа.
Прости, священная свобода!
Он раб.
Другая важная черта Пленника —душевная охладелость. Пленник не может ответить на чувство влюбившейся в него Черкешенки потому, что он лишился способности чувствовать. Об этом говорят его слова, обращённые к Черкешенке:
Бесценных дней не трать со мною;
Другого юношу зови.
Его любовь тебе заменит
Моей души печальный хлад...
..........................
Как тяжко мёртвыми устами
Живым лобзаньям отвечать
И очи, полные слезами,
Улыбкой хладною встречать!
Правда, даже эта душевная охладелость не заставляет героя отвергнуть идеал свободы. Пушкин говорит о Пленнике и свободе:
Охолодев к мечтам и мире
С волненьем песни он внимал,
Одушевлённые тобою;
И с верой, пламенной мольбою
Твой гордый идол обнимал.
Рисуя душевную охладелость Пленника, Пушкин стремился запечатлеть характерную сторону психологии не только русской, но и западноевропейской молодёжи. Но вместе с тем Пушкин нарисовал эту «преждевременную старость души» на основе доступного ему жизненного и литературного материала.
О том, что пленника привели к душевной охладелости страсти, подробно рассказано в том месте поэмы, где закованный Пленник вспоминает о родине:
Где первую познал он радость,
Где много милого любил,
Где бурной жизнью погубил
Надежду, радость и желанье
И лучших дней воспоминанье
В увядшем сердце заключил.
Это чисто романтическая предыстория Пленника. Особенно важен здесь образ «душевного увядания». Особенности же психологии «увядшего» Пленника были раскрыты Пушкиным по законам романтической поэмы, в которой часто встречался приём контраста, который позволяет оттенить психологические черты героев. Душевному холоду и увяданию Пушкин - романтик противопоставил пылкую расцветающую страсть. Пушкинская сюжетная ситуация «Пленник-Черкешенка», сталкивает людей не имеющих ничего общего в своём психологическом складе.
Черкешенка- прежде всего страстная дева. Вторая часть поэмы начинается описанием «огненных» душевных переживаний героини:
...Пленник милый,
Развесели свой взгляд унылый,
Склонись главой ко мне на грудь,
Свободу, родину забудь.
Скрываться рада я в пустыне
С тобою, царь души моей!
Люби меня...
Но «огню» в поэме был противопоставлен «холод» а иногда и «окаменелость». Пленник в ответ на признания Черкешенки жаловался на свою полную разочарованность и жалел, что он уже не может разделить пылкое чувство:
Умер я для счастья,
Надежды призрак улетел;
Твой друг отвык от сладострастья,
Для нежных чувств окаменел...
Здесь в связи с душевной драмой Пленника в поэме звучала ещё одна тема. Герой рассказывал о какой-то своей прошлой любви, которая не принесла ему счастья. Мы узнаём, что это была любовь неразделённая, что герой «не знал любви взаимной: любил один, страдал один». Эта тема влекла за собой другую тему—ревности героини. Черкешенка хотела узнать, кто её соперница:
Но кто ж она,
Твоя прекрасная подруга?
Ты любишь, русский? Ты любим?
Но Черкешенка преодолевает ревность—в этом-то и состоит её душевный героизм. Освобождая Пленника, Черкешенка совершает подвиг великого благородства. Недаром, когда она идёт освобождать Пленника, Пушкин говорит:
Казалось, будто дева шла
На тайный бой, на подвиг ратный.
В этой сцене поэмы Черкешенка действительно героична: распилив оковы Пленника, она желает ему счастья и даже соединения с «другой», хотя её собственная любовь разбита. Это место поэмы отмечено тонким психологизмом. Хотя Черкешенка преодолела ревность в её словах ещё звучат отголоски этого чувства. Она не хочет бежать с Пленником именно из-за его любви к «другой», благословляя его в то же время на новую жизнь, полную любви:
Прости, любви благословенья
С тобою буду каждый час.
Прости - забудь мои мученья,
Дай руку мне... в последний раз.
Эти переживания Черкешенки, кончающей самоубийством, бросающейся в ту самую реку, которую переплывает Пленник, чтобы достичь родины, не похожи на «злую» ревность Заремы и Алеко, которые под её влиянием совершают убийство.
По мысли Пушкина, злоупотребление страстями ведёт к охлаждённости, пресыщенности и душевной старости. Это судьба Пленника. Но нормальная, естественная страсть возвышает человека и даёт ему возможность совершить подвиг. Это судьба Черкешенки. При этом Пушкин считает, что нормальные естественные страсти живут не в цивилизованном обществе, к которому принадлежит Пленник, а в диком, близком к природе, где воспиталась Черкешенка.
Первая русская романтическая поэма, изданная Пушкиным, вполне отвечала его убеждению, что романтизм - это область необыкновенного. Герои поэмы отмечены романтической исключительностью, а их предыстория отличается намеренно созданной поэтом неясностью.
Общее значение «Кавказского пленника» было очень велико. Пушкин не только дал первый образец большого романтического произведения, но и отразил характерные черты целого поколения русской и европейской молодёжи.
Пушкин внёс огромный вклад в русскую литературу. Его романтизм можно изучать бесконечно. Пушкин-романтик написал множество прекрасных произведений, которые поражают душу своей чувственностью. Его поэмы полны любви и трагизма. Пушкин-романтик изображал сильные страсти, яркие незаурядные явления «внутреннего мира души человека». Пушкин создал наиболее содержательный и оригинальный романтический мир страстей в русской литературе. Его смерть потрясла всех. В.Ф. Одоевский опубликовал 30 января 1837 года в «Литературных прибавлениях» и журнале «Русский инвалид» такие строки: «Солнце нашей поэзии закатилось! Пушкин скончался, скончался во цвете лет, в середине своего великого поприща!.. Пушкин! наш поэт! наша радость, наша народная слава!.. Неужели в самом деле нет уже у нас Пушкина! К этой мысли нельзя привыкнуть!»
Жуковский, перебирая бумаги только что умершего поэта, обнаружил потрясающие стихи:
Нет, весь я не умру - душа в заветной лире
Мой прах переживёт и тленья убежит...
И всё шептал он их как заклинание, как молитву, как утешение.
Как реквием...

Вопрос № 22. «Герой нашего времени»: история создания и поэтика. Новаторство Лермонтова-романиста. В.Г. Белинский о «Герое нашего времени». [Эйхенбаум Б.М. о «Герое нашего времени»]

Произведение М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени» по жанровым признакам относят к психологическому роману, одному из первых в истории русской литературы. Однако ни в одной из публикаций при жизни автора «ГНВ» не был назван романом, вероятно, по причине явной новизны его формы для отечественной словесности.

История создания. Впервые «ГНВ» был полностью опубликован в Петербурге в 1840 г. «Герой нашего времени. Сочинение М. Лермонтова», ч. I и II) и год спустя под тем же названием и с некоторыми изменениями.

Достоверных данных о предыстории замысла «ГНВ» нет. По воспоминаниям П. Жигмонта, самая ранняя по времени создания часть «ГНВ» – «Тамань» – начерно написана автором осенью 1837 г. и представляла собой очерк, основанный на автобиографическом материале. Несколько лет спустя в журнале «Отечественные записки» вышли в свет три повести (впоследствии – главы романа): «Бэла» (1839 г., №3), «Фаталист» (1839 г., №11) и «Тамань» (1840 г., №2). Первая из них имела подзаголовок – «Из записок офицера о Кавказе» – и завершалась фразой, которая позволяла догадываться о намерении автора продолжать цикл: «Мы не надеялись никогда более встретиться, однако, встретились, и если хотите, я когда-нибудь расскажу: это целая история». В течение 1838-1839 гг. замысел постепенно усложнялся: от желания написать «когда-нибудь» ряд повестей, дополняющих «Бэлу» и объединенных образом повествователя, до более определенного намерения создать внутренне целостный цикл прозаических произведений, жанр которого автор в черновых рукописях определил как «длинный рассказ». В августе-сентябре определилась структура книги: «Записки офицера» («Бэла» – «ММ») – первая часть и – вторая – своего рода «Записки героя» («Фаталист» – «КМ»), превращающие сборник повестей в психологический роман, в центре которого – многогранный образ главного героя. В это же время Лермонтов дает «длинному рассказу» название: «Один из героев начала (вариант прочтения: нашего) века». В конце 1939 г. появилась новая редакция произведения: вторая часть получила окончательное название – «Журнал Печорина», а место повести «Фаталист», перенесенной в конец, заняла «Тамань». Тогда же целому произведению был дан окончательный вариант заглавия.

На возникновение и процесс становления замысла заметное влияние оказала французская беллетристика начала века: «Рене» и «Замогильные записки» Шатобриана, «Адольф» Констана, романы де Виньи, «Исповедь сына века» де Мюссе и др.

Поэтика романа Лермонтова сложна в своей видимой простоте, оригинальна и самобытна, несмотря на многочисленность пересекающихся в ней традиций. Становление поэтики будущего романа происходило по пути развития трех важнейших художественных начал: пространственно-временной структуры повествования (несовпадение последовательности сюжетной и фабульной), психологических мотивировок (и связанной с ними поэтики «точек зрения») (психологический рисунок: образ Печорина предстает отстранено, субъективно в рассказе ММ, затем объективно, через восприятие будущего издателя записок– встреча на дороге в Персию, и наконец – опять субъективно – в исповедальном «Журнале»; + игра жанров: «»Бэла» – путевой очерк и новелла, «КМ» – «светская» новелла, сатирический очерк нравов; «Фаталист» – «мистический рассказ и зарисовка станичного быта, «Тамань» – путевой очерк») и преодоления «одномерности» системы персонажей (второстепенные персонажи помогают в раскрытии образа героя).

Богатый содержанием и противоречивый характер Печорина требовал особого изображения, раскрытия его извне и изнутри. Роман строится как две взаимосвязанные и противостоящие одна другой части. В первой преобладает «объективный» способ подачи героя, «со стороны» в повествовании странствующего офицера и Максима Максимыча о внешних проявлениях личности Печорина; во второй – «субъективно-исповедальное» раскрытие изнутри. Множественность субъектов повествования продает его образу объемность. В постижении своего героя Лермонтов ведет от загадки к разгадке, что было характерно для романтического повествования. Однако Лермонтов переносит акцент с фабульной загадочности на характер героя; романтический прием приобретает реалистические функции. Роман состоит из отдельных повестей, связанный единством героя и авторской мысли; однако эти повести обладают внутренней целостностью и самостоятельностью. Эпизоды из жизни Печорина смещены во временном отношении. Композиционно-сюжетная прерывистость, отсутствие цельности и хронологической последовательности в повествовании по-своему отражают мечтания Печорина в поисках смысла жизни, отсутствие в ней удовлетворяющей героя единой цели. Вместе с тем, при таком построении, создающем ощущение сложности, построение романа отличается внутренней стройностью. Начинается роман с «середины» и доводится до бесцельно-трагической смерти героя, после чего события развертываются от их начала к середине. В последней новелле («Фаталист») подводится своеобразный философский итог исканий героя (разговор о предопределении). При помощи своеобразной композиции Лермонтову удалось наполнить образ героя, прожившего «бесполезную» жизнь, емким и значительным содержанием. В то же время кольцевая композиция как бы ограничивает возможности героя: действие начинается в крепости («Бэла») и в ней же и завершается («Фаталист»); фабульно Печорин покидает крепость навсегда, уезжая в Петербург, а затем в Персию; сюжетно он вновь в нее возвращается. Подобный прием, использованный и в поэме «Мцыри», видимо, не случаен: в этом блуждании по кругу – своего рода композиционный «образ» судьбы героя и его поколения.

Неповторимый лермонтовский стиль включает в себя не только книжно-литературную, но и живую разговорную речь. Каждая глава обладает своими стилевыми оттенками, зависящими как от предмета изображения, так и от характерологических черт рассказчика. (Например, бесхитростная манера повествования Максима Максимыча, реалистически «заземляющая» типично романтические ситуации, контрастирует с интеллектуальным стилем «Журнала Печорина», изобилующего философскими умозаключениями, парадоксами, афоризмами).

По словам Белинского, «ГНВ» не собрание повестей и рассказов – это роман, в котором есть один герой и одна основная идея», художнически развитая». «Основная идея…развита в главном действующем лице – Печорине, а Печорина вы видите только во второй части …только возбуждает в сильной степени ваше любопытство». «Роман г. Лермонтова проникнут единством мысли, и потому, несмотря на его эпизодическую отрывочность, его нельзя читать не в том порядке, в каком расположил его сам автор: иначе вы прочтете две превосходные повести и несколько превосходных рассказов, но романа не будете знать». «В основной идее романа…важный современный вопрос о внутреннем человеке, вопрос, на который откликнутся все…Глубокое чувство действительности, верный инстинкт истины, простота, поэтический язык, глубокое знание человеческого сердца и современного общества… сила и могущество духа, роскошная фантазия… - вот качества этого произведения, представляющего совершенно новый мир искусства». «ГНВ» представляет собой несколько рамок, вложенных в одну большую раму, которая состоит в названии романа и единстве героя. Части этого романа расположены сообразно с внутреннею необходимостию… «Бэла», «Максим Максимыч», «Тамань», отдельно взятые, суть в высшей степени художественного произведения. И какие типические. Какие дивно художественные лица – Бэлы, Азамата. Казбича, ММ, девушки из Тамани! Какие поэтические подробности, какой на всем поэтический колорит!».

В статье Эйхенбаума говорится о том, что в «Герое нашего времени» разрешены именно те повествовательные проблемы, которые стояли в центре беллетристики 30-х годов, и тем самым ликвидирована та уже надоевшая и превратившаяся в наивный шаблон игра с формой, которую можно проследить в произведениях Марлинского, Вельтмана, Одоевского, Воскресенского. Новая задача состояла именно в том, чтобы найти удовлетворяющие мотивировки для описаний, характеристик, отступлений, ввода рассказчика и т. д. Все это мы и находим у Лермонтова. Бросив мысль о построении сплошной фабулы, Лермонтов тем самым избавил себя от необходимости вводить в роман биографию своих персонажей. Разбив роман («сочинение», как называл его Лермонтов) на новеллы, он сделал своего героя фигурой статической. События, рассказанные в «Журнале», воспринимаются нами без всякой временной связи с тем, что рассказывалось раньше. О прошлом Печорина мы вообще ничего не знаем - не знаем даже, почему Печорин оказался на Кавказе. «Герой нашего времени» - не повесть, не роман, а путевые записки, к которым приложена часть «Журнала» Печорина. Самая мысль о «журнале» является, очевидно, не основным замыслом, определяющим характер стиля, а мотивировкой. Лермонтов решил освободиться от всяких немотивированных высказываний о своих персонажах - даже от сообщений о том, что думает или думал тот или другой из них. Отсюда - подчеркивание своей позиции как путешествующего литератора, ввод особого рассказчика как личного свидетеля событий и, наконец, «журнал». Мы имеем, таким образом, три «я»: автор, Максим Максимыч и Печорин. Эти «я» оказались необходимыми, потому что иначе пришлось бы сделать автора свидетелем всех событий и тем самым очень ограничить повествовательные возможности. Психологической разработки, какой подверглись литературные персонажи у Толстого или Достоевского, у Лермонтова еще нет - впечатление «личности», и притом «типичной», создается не детальным анализом душевных состояний, не разнообразием чувств и мыслей, а самым составом афоризмов, разговоров и размышлений героя.

В «ГНВ» Лермонтов дает своего рода синтез тем формальным исканиям, которые характерны для русской беллетристики 30-х годов. Он приводит в порядок литературный язык, отказываясь как от лирического патетизма, так и от увлечения диалектизмами, игрой слов и т. д. С. Бурачек был не совсем не прав, когда, негодуя на роман Лермонтова, назвал его «эпиграммой», составленной из беспрерывных софизмов, и «идеалом легкого чтения». Да, после Марлинского, Вельтмана, Одоевского и Гоголя, где все было еще так трудно, так неоднородно, так немотивированно и потому так «неестественно», «ГНВ» выглядит как первая «легкая» книга - книга, в которой формальные проблемы скрыты под тщательной мотивировкой и которая поэтому могла создать иллюзию «естественности» и возбудить чисто читательский интерес. После «ГНВ» становится возможным русский психологический роман, хотя от прозы Лермонтова прямая историко-литературная линия идет не к роману, а к новеллам-повестям Тургенева и к рассказам Чехова.