Религиозные воззрения алан. Дохристианская религия. Христианизация

Языческая идеология аланского общества — довольно сложная сис­тема верований, обычаев и обрядов, динамически развивавшаяся во времени и локально в пространстве. Восстановить эту систему во всех ее звеньях вряд ли возможно — письменные источники исключительно скупы, археологические материалы далеко не всегда поддаются обоснованной дешифровке. Но в самом общем виде картина вырисовывается достаточно отчетливо: до X в. в Алании почти безраздельно господствует язычество, после чего и в связи с христианизацией складывается своеобразный христи­ан ко-языческий идеологический комплекс, где элементы христианства и язычества сосуществуют, взаимодействуют и взаимопроникают. Здесь мы коснемся лишь его основ­ных составных частей — сначала традиционного политеистического язычества, затем — христианства, проникшего к аланам в период |развития у них феодальных отношений и оформления классового общества. Аланские языческие культы можно дифференцировать на общеаланские, племенные, общинные и семейно-родовые; в этом делении в какой-то степени отражается общественная структура Алании эпохи разложения родового строя и классообразования. Однако на деле указанная дифференциация аланских культов очень осложнена как недостаточностью материала, так и проницаемостью культов. Культы низшего уровня (общинные и семейно-родовые) археологически слабо выражены и слишком плохо изучены. Поэтому мы остановимся только на наиболее крупных и ярко выраженных археологических языческих культах, получивших в Алании широкое распространение.

Культ животворящего солнца и огня — один из основных в пантеоне древнеиранских народов. Имя бога огня Агни открывает первый гимн ригведы: «К Агни я обращаюсь, богом назначенному жрецу для жертвоприно шений».

В. И. Абаев в аланском языческом пантеоне выделяет особый культ семи богов, «занимавший важное место в их (алан.— В. К.) религии». В этом семибожном культе В. И. Абаев справедливо выделяет на первый план культ солнца и связанного с ним огня. Основанием для выделения культа солнца и огня ему послужили свидетельства Геродота о предках алан — массагетах, для которых «единственный бог, которого они (массагеты) почитают,— это солнце. Солнцу они приносят в жертву коней полагая смысл этого жертвоприношения в том, что самому быстрому богу нужно приносить в жертву самое быстрое существо на свете», а также армянского поэта XIII в. Фрика, для которого культ солнца был характерным признаком алан: «...другой — алан, что солнце чтит». В. И. Абаев указывает, что в осетинском языке наряду с обычным названии солнца «хур» сохранилось его культовое наименование «хурзарин» — «солнце золотое», а также «хурты хурзарин» — «солнце солнц». Сохранилось и культовое название огня «артхурон» — «огонь-солнцевич», т.е. огонь сын солнца, что убедительно рисует органическую связь солнца и огня в едином космогоническом культе. В. И. Абаев на основании анализа лингвистического материала приходит к следующему важному для нас выводу: «...первоначальными для осетин были культ солнца, культ огня и некоторые тотемические культы».

По свидетельству армянского историка X в. Мовсеса Каганкатваци, гунны Дагестана имели обычай приносить в жертву солнечному божеству Куару жареных лошадей. Хотя это свидетельство относится к гуннам, номинация божества «Куар» является иранской («Хуар» — «Хур».— В. К.) и подтверждается его вторым иранским именем Аспандиар — «конный бог», что говорит об иранском происхождении упомянутого культа, видимо, заимствованного гуннами и контаминированного ими тюркским богом Тенгри.

Аланский культ огня и солнца получил настолько яркое воплощение в археологических материалах, что в его широчайшем распространении и популярности не приходится сомневаться.

Культ животворящей и очищающей силы огня отражен в археологических памятниках весьма наглядно в виде древесного угля и различных красящих веществ (преимущественно реальгара), сопровождавших погребения, начиная с савроматской эпохи. В аланских погребальных памятниках Северного Кавказа угольная подсыпка под усопшими — обычное явление, примером чего может служить хотя бы Змейский катакомбный могильник X—XII вв. в Северной Осетии. Во многих катакомбах угли были насыпаны на пол сплошным толстым слоем. Весьма показательно, что уголь как атрибут огня был объектом поклонения осетин вплоть до недавнего времени. Особенно подчеркнуты его охранительные функции: горящий уголь кладут в кувшин с водой, доставленной ночью, чтобы в хадзар не проникли злые духи; угли использовались против сглаза, горящие угли обносились по комнатам, чтобы засевший в них черт бежал и т. д. Употребление угля в аланских захоронениях находит прямую аналогию в этнографическом быте осетин: для очищения могилы в ней до опускания гроба разводили костер, а огонь у могилы разжигали в первые три вечера после похорон (16, с. 238—242). Все эти манипуляции с огнем прекрасно согласуются с археологическими фактами и объясняют их.

Еще одна вещь, явно связанная с солнечным культом,— круглые металлические зеркала, изготовлявшиеся из высокооловянистой бронзы и в аланских могильниках имеющие массовое распространение. Ярко сверкающие диски напоминали небесное светило и должны были вызвать к себе религиозно-мистическое отношение, отмеченное А. М. Хазановым. Связь их с солярным культом подтверждается чрезвычайно выразительным солнечным орнаментом, занимавшим тыльную сторону диска. Это концентрические круги, такие же круги, но пронизанные спицамилучами, мелкими крестиками по полю, круг с вписанной в него многолучевой звездой и т. д.

Заключая экскурс о культе солнца и огня, мы можем определенно сказать, что в аланском языческом пантеоне он занимал ведущее место и был общеаланским. Животворящее светило, дающее тепло, оживляющее и возбуждающее природу, было величайшим символом плодородия для земледельцев Алании независимо от их места в географической среде и социальной структуре.

Вторым «тотальным» культом, пронизывающим все мировоззрение алан, был культ мертвых. Касаясь этих архаичных представлений, Д. Д. Фрезер писал о древнем человеке и его психологии: «Он — раб, но раб не какого-то отдельного господина, а раб прошлого, духов умерших предков, которые преследуют его от рождения до смерти и правят им железной рукой. Деяния предков являются для него настоящим неписаным законом, которому он слепо, без рассуждений повинуется». Культ мертвых действительно держал психологию алан «железной рукой». В археологических памятниках он представлен настолько широко и рельефно, что не нуждается в специальных доказательствах. Все дохристианские языческие погребения на территории Алании сопровождались могильным инвентарем, более или менее разнообразным и находящимся в зависимости от социального положения погребенных. Без погребального инвентаря могли быть похоронены только рабы и изгои, нарушившие адаты и оказавшиеся вне общества. Вместе с умершим в могилу клалось все необходимое для продолжения жизни в потустороннем мире: сосуды с пищей и питьем, оружие, некоторые сосуды, украшения. Рядом с могилой воина-дружинника нередко хоронили боевого коня (всего зафиксировано 24 таких захоронения, например, с. Хазнидон РСО-А), или части его туши. Но этот обряд постепенно исчезает, в могилах конных воинов появляются лишь связанные с боевым конем атрибуты — седла, попоны, уздечки, стремена, начельники, украшавшие голову коня. Очень богатые комплекты конского снаряжения встречены в некоторых дружинных захоронениях Змейского катакомбного могильника XI – XII вв.

Несомненно, наличие обильного инвентаря в погребениях свидетель-ствует о вере в загробную жизнь, в посмертное существование души, отделившейся от бренного тела. Это анимистические представления. О них же мы можем судить и по форме могильного сооружения, типичной для северокавказских алан катакомбы. Катакомба — подземная камера, имевшая всего сводчатый потолок и соединявшаяся с поверхностью при помощи полукруглого входного отверстия и узкого коридора-дромоса или шахты. Входное отверстие после окончания захоронения плотно закрывалось камнями, щели, в целях герметизации, замазывались глиной, дромос засыпался. Камера оставалась не заполненной землей — к этому стремились это условие было обязательным элементом погребального культа. Чем могло быть вызвано подобное желание?

Основная причина — те же анимистические представления. Душа умершего предка должна иметь свое жилище. И была не заполненная землей, но надежно изолированная от внешнего мира подземная камера. Открывая дромос и входное отверстие, можно было по мере необходимости общаться с душой предка. Анимистические представления вплетались в сложный и разветвленный культ мертвых, целью которого было сохранение праха предков, уверенность в их помощи живым.

Культ мертвых предков, как и солнечно-огненный культ, был общеаланским, но основная социальная сфера его приложения — род и семья.

Культ мертвых в той или иной степени исторически универсален для всех народов. У народов Кавказа он практиковался широко, но особенно рельефно выражен, по справедливому замечанию С. А. Токарева, у осетин. Думается, что к числу общеаланских племенных культов следует отно­сить и культ бога войны, персонифицированного в образе меча. Об этом в IV в. свидетельствует Аммиан Марцеллин: аланы, тогда еще не знавшие храмов, поклонялись мечу, воткнутому в землю. Судя по всему, этот культ прямого отражения в материальной культуре не нашел — ри­туальные изображения меча или сцены поклонения мечу нам не известны. Однако в его существовании вряд ли приходится сомневаться; А. Р. Чочиев пишет о «впечатляющем культе войны в скифо-сарматской среде». В героическом нартском эпосе образ разящего и стремительного меча — молнии воплощен в образе Батраза. Герой Батраз одновременно и оружие, он «стальнорожденный», причем закален в Черном море. Меч Бат­раза порой летит из моря к небу истреблять злых духов; «таким образом, есть основания считать, что этот движущийся меч заменяет героя»,— пишет Ж. Дюмезиль, считающий, что бог-меч Батраз вполне мог быть богом войны дохристианский период истории осетин.

Существует иная точка зрения, согласно которой популярнейший у осетин святой Георгий — Уастырджи, покровитель воинов и путников, «унаследовал черты того аланского бога войны, которому аланы поклонялись образе меча». Некоторые этнографы-осетиноведы разделяют эту точку зрения, обосновывая ее, в частности, тем, что в посвященном Уастырджи знаменитом всеосетинском святилище Реком хранились воинские доспехи Ос-Багатара и совершались различные воинские обряды.

Итак, Батраз или Уастырджи? В качестве эпической персонификации бога войны — меча конечно Батраз. Батраз — бог — меч, бог нартского (аланского) оружия, в жажде боя испускающего синий свет, типологическая аналогия славянского Перуна; Уастырджи — оформившийся под влиянием образа христианского святого воина и всадника Георгия — бог — всадник аланского феодального рыцарства, бог — всадник прославленных аланских конных дружин, бывших основной ударной силой войска Алании. Именно поэтому Уастырджи, в истоках своих, несомненно, образ архаичный и дохристианский, в феодальную эпоху стал богом — покровителем мужчин, воинов и путников. Кажется, что исходные функции Батраза и Уастырджи различны, но в феодальный период они слились. Существование культа бога войны и великих воинов находит подтверждение в специальном воинском титуле «Ос-Багатар» («осетинский богатырь»), судя по грузинским хроникам, выработанном в среднеаланский период. «Картлис Цховреба» известны три «Ос-Багатара», последний из них, умерший в 1306 г., является реальным историческим лицом, активно действовавшим в Грузии и вошедшим в осетинский фольклор не только как воин-герой, но и первопредок своего народа. Кажется несомненным, что внедрение воинского титула «Ос-Багатар» свидетельствует не только об общественном пиетете перед социальными функциями воина — защитника народа, но и о формировании дружинного культа Алании, что отражало специфику военно-дружинного быта той эпохи. Кстати, идеи-этого быта и его красочные сцены пронизывают героический нартский эпос осетин.

Кроме трех основных языческих культов: культа огня и солнца, культа мертвых предков, культа бога войны и конных воинов, важное место занимает мирная богиня домашнего очага, возможно, называвшаяся «афшин» — хозяйка и в христианский период трансформировавшаяся в «Мады Майрам».

Итак, рассмотренные выше материалы показывают мощный пласт аланских языческих верований, в котором можно выделить отдельные культы. Совершенно очевидно, что языческие культы алан имели длительную историческую традицию и впитали в себя различные по происхождению элементы, уводящие как в древнеиранский, так и в кавказский мир. В настоящее время начинает выясняться определенное влияние аланских культовых названий на языки Дагестана, это еще одно доказательство высокого уровня развития аланской религиозной идеологии.

Несомненно, аланское язычество было весьма разветвленным, отражающим все этапы развития религиозного мировоззрения — от тотемизма и анимизма до культа вождей и великих воинов, в период раннего феодализма осложненного уже заметным христианским влиянием (образ Уастырджи). Эти хронологически и социально различные пласты в дохристианских верованиях алан со временем будут выделены; сейчас с достаточной степенью уверенности можно говорить о том, что основной пласт восходит к периоду земледельческо-скотоводческого хозяйства и органически связан с идеей плодородия. Таковы, например, общеаланские культы солнца и мертвых предков. В этом отношении аланское язычество стоит в одном ряду с языческими воззрениями земледельческих народов Европы.