Всеобщая история 7 страница

Управленческие полномочия древневосточного монарха не были законченными и в другом отношении. Практически во всех извест­ных государствах рядом с монархом стоял главный управитель — подлинный глава государственной администрации. Формально он подчинялся власти верховного управления правителя, но самостоя­тельность его была столь велика, полномочия — столь реальны, а связь с разного рода догосударственными институтами (советами знати, старейшин и т. п.) столь непосредственной, что его вполне можно назвать соуправителем государства. Не случайно в большин­стве эта должность вручалась или старшему родственнику правите­ля, или представителю жреческой верхушки, или наиболее видным из служилой знати. По-видимому, невозможно было для монарха произвольно сменить этого главного администратора. Нередки были случаи (особенно в Древнем Египте), когда бывший первый админи­стратор принимал на себя власть и наследие престола. Только в ор­ганизации армии монарх был действительно верховным и непосред­ственным, единственным начальником; армия и была опорой для его властной деятельности. Но лишь тогда это создавало основу для общегосударственного доминирования, когда само положение госу­дарства (как в Ассирийской державе) было в значительной степени порождением военной деятельности и военной политики.

Государственная власть древневосточного правите­ля не заключала в себе судебных прав — это бы­ло одной из важнейших особенностей этого типа государственности в целом. Монарх считался носителем высшей справедливости, творителем воли богов — ив качестве такового мог помиловать пре­ступника, воздать «всякому жалобщику справедливость». К помощи монарха как выразителя права прибегали, когда наличное право не давало возможности решить дело — древнеиндийская традиция, на­пример, прямо предписывала это; в этом смысле египтяне называли фараона «правогласным». Иногда эта роль монарха обретала особый смысл, и появлялась особая царская юстиция: таким был библейский царь Соломон. Но, как правило, монарх не был ни верховным судьей, ни главой судебной системы: она основывалась на собствен­ной традиции и мало зависела от царской власти. Царь мог передать поступившую к нему жалобу на рассмотрение в обычный суд — но этим все и ограничивалось. Конечно, в чисто административном по­рядке, например как военачальник после боя, правитель мог под­вергнуть любого наказанию, вплоть до самого тяжкого, по причи­нам, справедливость которых также определял он сам, — но это бы­ло вне обычной судебной деятельности.

Образ идеального правителя

Своеобразие положения и полномочий древневосточного монарха явственно выразилось в представлении об идеальном правителе. Монарх должен быть личностью особого рода со всем набором добродетелей, которые важны для стабильности правопорядка; качества, которые требуются от государя, в наибольшей степени связаны с его личным участием в управлении и в наименьшей — с его пониманием законов страны:

«...Идеал государя является следующим: он должен быть высоко­го рода, со счастливой судьбой, обладающим умом и положительны­ми качествами, обращающим внимание на совет старых и опытных людей, справедливым, правдивым, не изменяющим своему слову, благодарным, щедрым, в высшей степени энергичным, не имеющим обыкновения медлить, господином своих вассалов, с сильной волей, не имеющим в своем окружении лиц негодных и охотно принимаю­щим наставления. Он должен обладать любознательностью, способ­ностью учиться, воспринимать, удерживать в памяти, познавать, размышлять по поводу познанного, отвергать негодное и проникать в истину... принимающим меры против бедствий или для охраны подданных, дальновидным, обращающим главное внимание на пра­вильное применение людей... искусным при выборе мира, войны, послаблений, крутых мер, верности договорам или использовании слабых мест врагов...» («Артхашастра», 96).

Идеал древневосточного правления — это деятельность социаль­но нейтральная, сдержанная в отношении к своим подданным. Сре­ди которых, однако, следует выделять тех, кто прежде всего служит опорой правителя и, следовательно, монархии в целом. «Поступай по истине, утешь плачущего, не притесняй вдовы», — наставляет фараонов древнеегипетское Поучение. Даже судебная деятельность правителя должна быть возможно сдержаннее, в интересах собст­венной страны и ее правопорядка. «Остерегайся карать, неповинно­го не убивай; наказывай битьем и заточением». Подданные — это не враги власти и государства, поэтому их надо по возможности вер­нуть к подчинению; казнить следует открытых мятежников. Вместе с тем правителей неоднократно наставляют обогащать вельмож, продвигать воинов — ибо вся их власть всецело связана именно с этими слоями общества, на них опирается, ими поддерживается и охраняется от посягательств со стороны не только внешних врагов, но и тех, кто по своей политической роли противостоит власти пра­вителя: жречества, областных правителей, полупокоренных племен вассалов.

Древневосточная монархия стала особым типом ранней государ­ственности — первым из известных истории права. Формирование государства проходило ранее всего по пути выделения управленче­ских функций и полномочий власти, персонифицированной в пра­вителе-монархе. Тем самым государство создавалось в обществе прежде всего как управление и во вторую очередь — суд; роль законов поначалу играли обычаи и традиции.

§ 7. Право Древнего Вавилона (Законы царя Хаммурапи)

Законы древневавилонского правителя Хаммурапи (см. § 4.1) считаются одними из древнейших в мире. По своему содержанию и по юридическому значению эти законы стали самым важным па­мятником всего древневосточного права, отразив вместе с тем самое-самое начало развития права вообще.

Древнейшее законодательство Месопотамии

Начало исторического (не мифического) законодательства на Ближнем Востоке относится ко времени еще древнешумерийских протогосударств. Законы Уруинимгины (конец XXIV в. до н. э.) — самые древние из известных в истории права. Эти законы не были еще вполне правовыми предписаниями, боль­шинство правил устанавливало неюридического характера порядки в государственно-храмовом хозяйстве Лагаша, упорядочивало опла­ту жрецов и других слуг правителя, гарантировало держателям храмовых и государственных наделов их права на будущее на основе справедливости. Общей социальной цели поддержания древних по­рядков и стабильности служили столь важные декларации о «защите вдов и сирот», об отмене разного рода долговых и продажно-заклад­ных сделок (купля-продажа в ту эпоху была еще особой, вынужден­ной сделкой, совершаемой только в случае невозможности вернуть долги и унизительной по смыслу). В законах были и правила уго­ловного суда о наказаниях за покушения на личность и имущество полноправных шумерийцев — в основном, штрафах.

Более развитыми в юридическом отношении были законы Ур-Намму (конец III тыс. до н. э.), правителя Шумера в период нового возвышения г. Ура. Они заключали до 35 правил-статей, касавшихся главным образом охраны брачно-семейных устоев: разрешалось невозбранно убить любовника неверной жены, до­пускался развод, о чем составлялся особый договор. В этих законах впервые упоминалось о приниженном социальном статусе рабов: так, за попытку рабыни «равняться с госпожой» следовало весьма своеобразное наказание — промывание рта 1 кг соли. Законы карали лжесвидетельство в суде, членовредительство в драке, разного рода оскорбления. Самым древним и основным уголовным наказанием были штрафы. Некоторые правила регу­лировали охрану частных аграрных хозяйств.

Законы Липит-Иштара (XIX в. до н. э.) были первым закончен­ным сводом судебных правил. По указу правителя их даже высекли на каменной стеле, чтобы все прониклись идеей всеобщей справед­ливости, о которой гласило особое Введение. В своде было 43 статьи-правила, большая часть которых посвящалась особым правам и по­ложению царских людей, найму ими рабочих. Более строго охраня­лась частная собственность: за кражу со взломом предписывалось вора зарыть в землю на месте преступления. Специальный услов­ный раздел (ст. ст. 25-37) заключал правила, по-видимому новые, отличные от традиционных, которыми следовало руководствоваться царским судьям в брачно-семейной сфере. Разрешалось иметь двух жен, причем личные и имущественные права жены были значитель­ными; так, ее приданое наследовали только ее дети. Развод допу­скался, но только через суд. Дети от рабыни по смерти господина получали свободу. Охранялась и честь женщин: за ложное обвине­ние в недевственности при вступлении в брак полагалось наказание в виде штрафа, наказывалось изнасилование (правда, оговарива­лось, лишь в том случае, если женщина «не могла дозваться на по­мощь»; если она этого не делала, то считалась виноватой сама). Впрочем, регулирование того или иного вопроса было довольно слу­чайным и только по поводу новшеств.

Законы Эшнуны (XVIII в. до н. э.)[11] регулировали по преиму­ществу правила торгового оборота, даже цены на разные товары (которые, видимо, казались неизменными). Продавец товара дол­жен быть его собственником и в случае сомнений указать происхож­дение вещи: представить договор или свидетелей. В этих законах впервые появляется подразделение на не вполне полноправных лю­дей (мушкенум), связанных с дворцовым хозяйством, полноправных общинников (авилум) и рабов. Полноправные общинники защища­лись обычным правом. Новые же законы касались нововведений, появлявшихся ранее всего в сфере новых отношений, связанных с государственным хозяйством и дворцом.

Законы Хаммурапи: система и принципы

Именно стремлению зафиксировать различные нововведения в правление царя Хаммурапи и обязаны своим появ­лением Законы Хаммурапи (XVIII в. до н. э.). Свод судебных правил был записан в самом конце царствования знаменитого правителя — около 1750 г. до н. э. — и должен был сохранить на будущее плоды судебно-реформаторской и административной деятельности царя.

Составленные при Хаммурапи законы не были всеобъемлющим сводом всего современного ему вавилонского права. Многое остава­лось во власти норм и правил обычного права (так, законы даже не упоминают о наказании за простое убийство, за обычную кражу, за посягательство на религиозные обряды) и в сфере действия традици­онных судов. Новыми же законами следовало руководствоваться цар­ским судьям в решении тех дел, которые не регулировались обычным правом, и в тех случаях, которые выходили за рамки обыденной юс­тиции, представляли особый интерес для власти и государства. Стро­го говоря, это были не законы в общем значении слова, а отдельные или типичные судебные решения, записанные для общего сведения.

Свод Хаммурапи составлялся обдуманно и по своеобразной сис­теме. Условно его подразделяют на 282 статьи, которые можно объе­динить в несколько тематических разделов. Начинает текст законов особое Введение (в значительной степени повторяющее Введение из Законов Липит-Иштара). В нем Хаммурапи перечисляет свои царст­венные достоинства, призывая в поддержку своей власти богов, и подчеркивает цели своих нововведений: «Дать сиять справедливости в стране, чтобы погубить беззаконных и злых, чтобы сильному не притеснять слабого... доставлять стране благополучие». 1-й раз­дел (ст. 1-5) заключал общие правила об отправлении правосу­дия; 2-й раздел (ст. 6-25) — правила охраны собственности царя, храмов, общин; 3-й раздел (ст. 26-41) посвящался охра­не имуществ, полученных от царя за службу; 4-й раздел (ст. 42-67/71) операциям с недвижимостью и охране ее от неправомер­ных посягательств посторонних; 5-й раздел (ст. 78/88-126) — торговым делам и неправомерным действиям, связанным с тор­говлей; 6-й раздел (ст. 127-195) — семейному праву; 7-й раздел (ст. 196-214) охватывал правила о наказаниях за телес­ные повреждения; 8-й раздел (ст. 215-282) — правила об операциях с движимым имуществом и связанных с этим нарушениях.

Статьи следовали друг за другом, подчиняясь принципу быто­вой ассоциативности (в системе Законов еще не было осо­бых юридических приемов). Так, после статей, посвященных отно­шениям отца с усыновленным и возможных пренебрежениях взаим­ным долгом, шла статья о наказании сына за избиение отца, завер­шавшая раздел о семейном праве; а первая статья следующего раз­дела — 196-я — вообще начинала перечень возможных поврежде­ний в результате избиения одного человека другим. Статьи описы­вали исключительно конкретные случаи и тем самым давали закон­ченные наставления судье: если выяснятся такие-то обстоятельства и не будет тех-то условий, то вынеси такое-то решение (почти каж­дая статья и начиналась с «Если...»). Такое построение правовых норм характерно для всего древнего права, не стремившегося к излишним и не полезным для тогдашней практики обобщениям; оно получило название казусного (от латинского casus —случай). Другим характерным принципом законов был в значительной мере религиозный смысл тех запрещений, кото­рые предписывались или подразумевались. Хаммурапи объявил про­тивоправными и наказуемыми такие же действия, которые в религиозной традиции рассматривались как греховные: насилие, обман, всякая ложь, инициатива в семейных раздорах, нарушение установ­ленного богами порядка и, соответственно, особого положения дру­гих лиц. О многих таких конкретных совпадениях напоминает сви­ток древневавилонских заклинаний «Шурпу», относящийся, правда, к более позднему времени (XII в. до н. э.)

Социально-правовой строй

Законы Хаммурапи исходили из того, что люди не одинаковы по своим юридическим возможностям, по своим пра­вам и обязанностям по отношению к государству и друг к другу. В праве или подразумевалось такое различие, или оно специально за­креплялось по тому или другому поводу — правовой строй обще­ства был сословным. Хотя, конечно, жестких граней между катего­риями людей не было, и все они — в большей, меньшей или совсем малой степени — обладали правоспособностью как в области иму­щественных, так и личных прав.

Вполне полноправной личностью с точки зрения права (субъек­том права) считался самостоятельный мужчина-хозяин, глава пат­риархального семейства. Он мог принадлежать к категории свобод­ных общинников, быть собственником выделенной общинной земли, обладать всеми подразумеваемыми правами в отношении имущест­ва, семейных отношений — такого законы называли авилум («человек»). Другую категорию в целом полноправных и свободных людей составляли мушкенум (от «падающий ниц», т. е. посту­пивший в услужение); они были владельцами участков земли, пере­данных им на определенных условиях из царского (государственно­го) фонда. Авилум в основном были подвержены действию обычного права, и законы регулировали только общие для всех либо очень своеобразные ситуации. Мушкенум же представляли предмет особой заботы и охраны царской юстиции. На условной социальной лестни­це они стояли несколько особняком от авилум: законы «дешевле» оценивали их имущество, возможные телесные повреждения, вза­имные оскорбления. Однако земельная собственность мушкенум ох­ранялась в ряду храмовой и дворцовой, они платили только треть той суммы, что полагалась полноправным общинникам в случае развода с женой. Такие отличия были одновременно и привилегия­ми. Вероятно, это было связано с тем, что мушкенум порывали с об­щиной и выступали исключительно как единоличники, тогда как авилум сохраняли связи с общиной и могли рассчитывать на поддер­жку соседей и родственников в случае разных конфликтов.

Полноправным субъектом права могли быть не только мужчины, но и женщины. Для этого необходимо было выйти из-под патриар­хальной власти отца семейства или мужа. Происходило это либо в случае вдовства, либо в результате развода, если женщина не была виновной в нем и не дала законного повода. Особую категорию со­ставляли жрицы-энтум (как правило, дочери, вышедшие из-под власти отца). Они получали значительные привилегии в насле­довании отцовского имущества, вообще в отношении их собственно­сти. Однако на них налагались и определенные запреты: так, жрицы не могли посещать «злачных» мест, заниматься торговлей, корчем­ством — эти занятия, видимо, считались обычными для прочих женщин. Жрицы, в отличие от жрецов-мужчин, которые состояли на жалованье у царя, могли обладать наделами из дворцовых или царских земель.

В самом низу социальной лестницы стояли рабы. Рабство бы­ло патриархальным либо дворцовым. Рабами могли обладать как авилум, так и мушкенум, причем рабы последних обладали больши­ми правами: могли вступать в брак со свободной, и их дети от этого брака считались свободными. В основном рабы рассматривались за­конами наравне с имуществом, в случае телесных повреждений ра­бу полагалось денежное или взаимообразное возмещение, следуя рыночным правилам. Однако рабы лично отвечали за совершенные ими преступления, теоретически могли оспаривать в суде свое раб­ское состояние (но проигрыш процесса влек мучительное и тяжелое наказание).

Еще одну категорию населения составляли воины — редум, баирум (букв, «погонщик» и «ловец», но смысл различий неизвестен). За свою воинскую службу царю они наделялись землей (обычно размером до 12 га), где вели сельское хозяйство, на опреде­ленных условиях (илку). Закон обязывал воинов строго выпол­нять главное условие — нести службу: если воин отказывался идти в поход, его ждала казнь. Надел мог быть унаследован в семье, если был сын, пусть даже пока малолетний, который сможет впоследст­вии служить. В случае плена и даже долгого отсутствия права воина на надел сохранялись. Имущество и надел, данные воину на праве илку, нельзя было продавать, да и любые денежные сделки с ни­ми вообще считались недействительными. Однако если воин сам бросил надел и по своей воле отсутствовал более трех лет, он не мог претендовать на возврат имущества. Законы защищали воинов от злоупотреблений низших воинских начальников, которых ждала смерть за попытки присвоить надел или подарок царя.

Брачно-семейное право

Общими для всех сословий были требования брачно-семейных законов. Общие условия заключения брака, поря­док сопровождавших брак церемоний здесь не регулировались: по-видимому, в этом отношении беспрекословно действовали нормы обычного права. Не характеризовались специально и права главы семьи, который рассматривался как собственник всего имущества и самих членов семьи. Законы Хаммурапи регулировали более услож­ненные ситуации брачно-семейных отношений.

Заключение брака оформлялось договором, без которого женщина не рассматривалась в качестве жены. Договор был, как правило, устным. Из литературных памятников известно, что браку сопутст­вовали особые церемонии и сама процедура заключалась в произне­сении фраз типа: «Ты лишь да будешь моим мужем, я же буду твоей женой». Письменные договоры употреблялись тогда, когда на­до было обговорить некие особые условия. Супруги должны были со­блюдать в браке взаимные обязанности: жена — хранить верность, муж — обеспечивать средства к существованию; нельзя было поки­дать супругу в случае, если ее постигнет тяжкая болезнь. Наруше­ние этих обязанностей влекло либо уголовные наказания для жен­щины, либо имущественную компенсацию со стороны мужа. Развод допускался по инициативе и мужа, и жены. В случае развода по ви­не мужа (что устанавливал соседский суд) бывшей жене полагалась имущественная компенсация, кроме того, она забирала приданое. Если же жена «станет поступать расточительно, станет разорять свой дом, позорить своего мужа», то никакой разводной платы не следовало. При особо злостном пренебрежении женщиной своим долгом предписывалось ее «бросить в воду». По общему правилу, брак был моногамным. Однако в случае злонамеренного поведения жены, длительного бесплодия разрешалось взять в дом вторую же­ну, рабыню или наложницу (но не всех разом); при этом первая же­на могла остаться жить в общей семье.

Отношения родителей и детей строились на принципе патриар­хальной власти главы семейства. Отец давал разрешение на брак дочери, имел право по собственной воле «брать жен» для сыновей. Предполагалось, что он может изгнать сына из семьи и лишить на­следства, однако суд исследовал обоснованность этого решения и разрешал такие действия, если сын вторично допустил «тяжкий грех» в отношении отца (в первый раз надлежало его простить). До­чери, выданной замуж, выдавалось приданое, владельцем которого впредь была она сама. Дочерям, отпущенным в жрицы, следовало выделять долю из наследства. Такая же обязательная доля полага­лась и пережившей супруге-вдове. Наследство женщин получали только их дети.

Наследственные отношения строились по принципу семейной об­щности. Завещаний вавилонское право, видимо, не допускало. Од­нако известны были внутрисемейные дарения имущества (дарения между живыми): мужа жене, отца сыну. Оформленные специальным договором, эти дарения считались неоспоримыми и наследственному переделу не подлежали.

Торговое и обязательственное право

Поскольку исторически древневавилонские правители с эпохи ранних государств были наделены правами и обязанностью регулировать торговые отношения, в законах Хамму-рапи устанавливались правила разбора споров по поводу самых раз­ных обязательств и сделок. Субъектом в таких сделках и обязательствах могли выступать только полноправные хозяева (мужчины или женщины): сделка с неправоспособным лицом, находившимся в рабской или патриархальной зависимости, расценивалась не только как недействительная, но и как злонамеренное действие сродни воровст­ву. Двусторонняя сделка должна была оформляться договором, луч­ше письменным, либо заключаться при свидетелях.

Для некоторых договоров устанавливались специальные правила, сделки, как правило, порождали двусторонние обязанности. Так, при купле-продаже продавец должен был гарантировать, что является полноправным хозяином вещи. При продаже вина или пива держательница корчмы обязана была принимать в уплату и хлеб, придерживаться установленной законом таксы; запрещалось обвешивать покупателя. Вообще цена за покупаемую вещь могла назначаться в пересчете на серебро, хлеб или любое движимое иму­щество, т. е. купля-продажа еще не вполне отделилась от мены. Для договоров денежного займа устанавливался предельный раз­мер процентов — 20% в серебре или 33,5% в пересчете на хлеб; при превышении нормы заимодавец (обыкновенно специальный торговый агент — тамкар) терял все даденное взаймы. Договор найма жилья следовало точно соблюдать по сроку: если хозя­ин выгонял жильца до истечения договора, он терял всю сумму оп­латы. Для договора личного найма, особенно специали­стов-корабельщиков, врачей, ремесленников, в законах устанавли­вались точные нормы оплаты труда за типовые работы. Несоблюде­ние условий договора хранения, если таковой был пра­вильно оформлен, попытка не возвратить взятое на хранение влек­ли обязанность возместить ущерб вдвое. Распространенным был договор самозаклада, по которому в обмен на заем хлебом или деньгами заимодавец получал члена семьи или раба должника; такая сделка только ограничивалась тремя годами работы.

Особое внимание законы уделили договору аренды зе­мельных участков; по-видимому, арендой прикрывались особые от­ношения условного владения сельскохозяйственными угодьями. Арендатор обязан был добросовестно обрабатывать поля, в любом случае (есть урожай, нет ли) платить условленное за аренду. Арен­додатель не имел права отнимать данное в аренду в первый год, да­же если не получал платы. В договоре земельной аренды активно участвует тамкар, который предоставляет посреднические ссуды серебром в целях обработки полей.

Специальный поверенный, тамкар (получивший в держание царскую землю на условиях отчисления прибыли от торговых операций), выступает как особый субъект в целом ряде договоров и сде­лок. Он может заключать договор поручения с торговым агентом-шамаллумом, передавая ему деньги для получе­ния торговой прибыли, причем здесь не действовало ограничение о предельном проценте по займу. В спорном случае деньги взыскива­лись вдвое. Попытка шамаллума злоупотребить доверием тамкара наказывалась тройным штрафом, но и тамкар в аналогичном случае терпел шестикратный убыток. Развитие торговых отношений в Ва­вилоне определило специфическое регулирование сферы коммерче­ского оборота, неожиданное для такой ранней эпохи. Специально оговаривались обязанности сторон при постройке и найме корабля с корабельщиком, который отвечал за возможные потери только в случае доказанной своей вины. Допускалось соглашение о това­риществе в целях получения прибыли от совместно вложенных денег; прибыль или убытки предписывалось делить поровну.

Договоры заключались, как правило, на строго обусловленный срок: от 1 года до 4 лет по разным сделкам. Неисполнение условий влекло для стороны либо потерю данного по договору, либо кратное возмещение. Практиковалось заложничество по разного ро­да долговым сделкам, когда заимодавец держал у себя в доме члена семьи или раба должника до тех пор, пока долг не будет возвращен сполна.

Обязательство (т. е. обязанность что-либо сделать или возме­стить другому лицу в силу предписания права) могло возникнуть не только по причине соглашения, сделки, но и вследствие допущенно­го нарушения прав другого лица, причинения ему материального ущерба. В зависимости от условной оценки ущерба законы предпи­сывали компенсацию в соотношении с покупной ценой попорченной вещи либо по установленной таксе. Случайно причиненный ущерб не возмещался. Но если нарушитель еще и проявил непредусмотри­тельность (например, соседи предупреждали, что его бык чрезмерно бодлив), то требуемое возмещение значительно возрастало.

Преступления и наказания

Уголовное право по законам Хаммурапи основывало свои требования на двух принципах: а) наказуемо то, что нару­шает установленный традицией порядок; б) наказуемо то, что при­чинило ущерб личности человека или его подвластным. Соответст­венно, уголовному взысканию мог подвергаться любой, хотя мера этой ответственности зависела и от социального положения пре­ступника, и от сословного статуса потерпевшего. Совершенное ра­бом преступление расценивалось законами тяжелее, чем такое же действие свободного. Преступление в отношении мушкенумов наказывалось в меньшей степени, нежели по отношению к общинникам. Вместе с тем оскорбление человека «большего по положению» влек­ло наказание и более тяжкое по форме, и к тому же позорящее. Были случаи, когда за преступление отвечала целиком община (например, если на ее землях произошло ограбление или убийство, а конк­ретный преступник не найден или община его не выдает).

Нарушить установленный порядок можно было разными путями. Наиболее тяжкими были: (1) преступления против праведного поведения, лжесвидетельство, бездоказательное об­винение по адресу другого, нарушение установленных традицией ограничений в образе жизни; и (2) преступления против семейного долга, совершенные подвластными: участие в убийстве мужа, прелюбодеяние женщины, недозволенные родствен­ные сексуальные связи, нарушение сыновнего или дочернего долга и т. п. Тяжким преступлением была (3) кража разных ви­дов: наибольшая ответственность наступала за воровство «достоя­ния бога или дворца», т. е. храмового или царского имущества, в случае незначительной ценности украденного ответственность пони­жалась. Особо квалифицировалась кража со взломом либо кража, сопровождавшаяся убийством. Менее тяжкими считались (4) чле­новредительство или посягательства на лич­ность подвластных лиц и (5) нарушения профессио­нальных обязанностей: плохо проведенная операция гла­за, некачественно выстроенный дом, который, обвалившись, погу­бил человека, и т. п. В квалификации преступлений весьма значи­телен был элемент религиозно-нравственный, преступление было грехом. А особенность вавилонского религиозного миро­воззрения обуславливала то, что только в незначительных случаях грех может быть искуплен, в остальных преступник должен быть извержен из общества.

Этой основной идее подчинялась и система наказаний. Тяжкие преступления предписывалось безусловно карать смертью. За некоторые (видимо, оцененные как особо злостные действия) казнь квалифицировалась: бросить в огонь, утопить в реке, посадить на кол. В ряде случаев практиковалось изгнание из общины. За преступления, совершенные рабами или подвластными (сыном, усыновленными), в большинстве случаев полагались членовредительные наказания: могли отрезать ухо, язык, вырвать глаз, сломать кость, выбить зуб; непочтительному сыну, ударивше­му отца, предписывалось отрезать пальцы, кормилице, подменив­шей ребенка, — отрезать грудь. Часть этих наказаний налагалась по принципу талиона: «Если кто сломает кость человека, то должно сломать его кость». Талион мог быть прямым и опосредован­ным: так, если неудачливый строитель дома погубил сына заказчи­ка, то предписывалось взамен убить его сына. Талион был значи­тельным правовым новшеством, введенным Хаммурапи, — так до­стигалась цель индивидуализации наказания и разрушения древней общинной круговой поруки, выплаты коллективных штрафов всем родом. Наконец, применялись и уголовные штрафы, кото­рые не очень разнились от возмещений за простое причинение ущерба и только были значительнее по размеру. Штрафы налага­лись, как правило, за разного рода оскорбления, побои, преступле­ния в отношении женщин.

Судебный приговор или постановление считались актами обще­ственного значения. Уличенного в подлогах судью ждали большой штраф и лишение судейского звания. Суд считался царским делом и должен был быть справедливым. Хотя возбуждение дела, доказыва­ние на суде было всецело частной инициативой. Доказательствами служили собственная присяга (иногда ее было достаточно) и, глав­ное, свидетели. В особых случаях для «очищения» от обвинения прибегали к особому испытанию — ордалиям: бросали связан­ного в реку, и если священная вода очищала обвиненного, он счи­тался невиновным и в уголовном смысле; если обвиненный тонул, дело считалось законченным.