2014-02-17
263
— Нужно вынести всех отсюда,— тихо проговорил Айзек, сидевший возле тела Феликса и понимая, что если они не поторопятся, то могут потерять еще кого-то, ведь Гай был в ужасном состоянии, да и сам «гном» едва держался в вертикальном положении.
— И куда делась Эйка?— задал беспокоивший всех вопрос Алекс.
— Кто закрыл гробницу?— эхом откликнулся Яков.
— Я здесь,— из мрака выступила Эйидль,— и это я закрыла гробницу,— она показала Печать, что держала в ладошке. Но никто из ребят не успел ничего сказать, потому что вслед за девочкой из комнаты Хранителя начали выходить мороки, один за другим окружая место трагедии.— Все живы? — она оглядела друзей и только тут взгляд ее упал на Феликса, что лежал возле Айзека.
А потом со стороны гробницы Святовита раздался мощный световой взрыв, фреска разлетелась на мелкие кусочки, стекла посыпались в разные стороны, стуча о камни.
— Ложись!— Лука прикрыл собой Франсуаз, Айзек зачем-то накрыл тело Феликса, Стю буквально рухнул сверху на Сибиль, Яков в одно мгновение повалил на камни Эйидль, пригибая ее голову, и только Алекс ненадолго замешкался, не зная, кого кинуться спасать.
|
|
|
Вспышка света растворилась в полумраке, грот погрузился во тьму, последние осколки отстучали о каменный пол, и наступила полная тишина.
22.10.2012
* * *
Из глубокого сна ее вырвал звук губной гармошки. Она помнила его с детства: бабушка подарила ей одну на пятое или шестое Рождество. Конечно, играть на ней она не умела, но звук помнила.
…Бабушка была доброй, и у нее было такое же имя. Эйидль.
Вместе со звуком пришла вся остальная реальность, и она была не такой приятной, как воспоминания о Рождестве и бабушке. Во рту сухо, как в пустыне, даже хуже, в горле першит. Исландка попыталась сглотнуть, но у нее это не получилось: что-то шершавое и противное попало в рот. Нужно было срочно достать это что-то, но и тут ее ждал сюрприз: руки заломило от резкого движения, потому что запястья оказались стянуты за спиной.
Эйидль испугалась и открыла глаза, но темнота никуда не исчезла, как и все остальные неприятные ощущения.
— Оно двигается,— проговорил кто-то совсем рядом, и она замерла, испуганная странным рокотом голоса.
— Оно живое,— эхом отозвался кто-то второй.
— Может, оно просто притворяется, что живое, а на самом деле мертвое,— откликнулся третий.
— Ага, или живое, но притворяется мертвым.
— Ты сам понял, что сказал? Оно двигается, значит, не может притворяться мертвым!
— Почему это? Очень даже может,— обиженно откликнулся первый голос.— Пытается нас обмануть, вот и делает вид, что на самом деле мертв, хотя на самом деле жив, но пытается нам показать, что жив, но при этом мертв…
|
|
|
— Я запутался: живое оно или мертвое?
— Давайте проткнем его чем-нибудь: если кровь потечет, значит, оно живое?— предложил один из голосов.
— Может, оно такое мертвое, что кровь в нем течет? Что тогда?— не согласился другой.— Может, оно такое другое, что, когда оно живое, то в нем кровь не течет, а когда мертвое, течет?
— Или в нем вообще нет крови.
— А что же тогда есть?
— Ммм… простокваша?
— Вот каменный тупица!— было слышно, как кого-то шлепнули по затылку.— Тогда уж квас! Многое бы отдал сейчас за кружку! Даже за полкружки!
— Сами вы квас! Медовины бы сейчас! Бочку!
— Раскатал губу по бороде!
— Ты мою бороду не трожь!
Ей надоело слушать эту странную ругань, и Эйидль снова пошевелилась, пытаясь поудобнее устроиться на каменном полу, покрытом чем-то колючим, но пахнущим травой. Неизвестные голоса тут же смолкли.
— Оно шевелится!
— Значит, оно живое!
«О нет, только не по новому кругу!», про себя простонала девочка, ощущая, как горит без воды горло. Чувствовала она себя паршиво, да и тысячи вопросов теснились в голове, а ответов на них с завязанными глазами и заткнутым ртом не получить.
«Развяжите ее»,— вдруг пронеслось в голове, словно громкий рык.
«Морок!»,— встрепенулась Эйидль, не зная, радоваться ей или нет. Она тут же вспомнила стаю, что наступала на нее в Зале Тайны, и падение, после которого уже ничего не было.
— Верные Уши сказал, чтобы мы не подходили и не пытались поговорить,— откликнулся один.
— Он сказал, что иначе нам отрежут языки.
— Или уши,— хихикнул третий.
— Или язык и уши вместе, а они нам еще пригодятся.
«Развяжите, иначе я откушу вам уши прямо сейчас»,— пообещал морок, и в голосе Духа не было и намека на шутку.
— Вот вечно вы не можете договориться с Верными Ушами,— проворчал кто-то из трех неизвестных.— Хотя он же Уши, а не Язык, он все больше слушает, чем болтает…
— Болтает он, болтает, поверь мне! После пары кружек медовины…
— РАЗВЯЖИТЕ ЕЕ, ГЛУПЫЕ ГНОМЫ!
Эйидль даже подпрыгнула: голос морока раздался не в голове! Он сказал это вслух, даже не сказал, рыкнул, и слова отразились от стен, полетели прочь, возвращаясь эхом.
Девочка почувствовала, как маленькие руки тут же начали бороться с веревками, которыми были стянуты ее запястья, а другие руки помогли ей сесть. Девочка оперлась спиной о неровную каменную стену, тут же сдирая со рта тряпку, которая держала во рту кляп, а затем и повязку с глаз.
От резкого света заломило затылок, глаза заслезились.
— Пить,— прошептала девочка, оглядывая место, в котором она оказалась, и компанию.
С первого же взгляда стало понятно, что это темница: большая каменная комната с низким потолком (здесь не разогнулся бы взрослый человек среднего роста) с одной стороны была забрана решеткой. Черные толстые прутья были смутно знакомы девочке: такие она видела в зале библиотеки, когда в капкан попали Айзек и Феликс. Свет шел из факелов, что висели на стене за пределами камеры. На полу ровным слоем лежала то ли солома, то ли скошенная трава.
Обладателями трех голосов, как и предполагала Эйидль, были гномы, которые в этот момент прижались спинами к противоположной стене камеры и внимательно следили за девочкой черными, слепыми глазами кристальщиков. Один из них был рыжим и каким-то совсем лохматым, даже борода его торчала во все стороны. Но лохматый гном выглядел самым нормальным из всей троицы. Второй – ниже двух товарищей почти на голову, брюнет – оказался с ног до головы утыкан мешочками и рулонами свитков. Один мешочек свисал даже с уха гнома. Лицо странного кристальщика было покрыто слоем то ли копоти, то ли угольной грязи, впрочем, как и пухлые ручки, которые то и дело проверяли, все ли на месте мешочки и свитки. Третий оказался не рыжим и не темноволосым – лысым, только борода и густые брови могли дать представление о том, что при наличии волос он бы сошел за брата первого, тоже рыжего. Все трое были одеты в какие-то темные одежды, подпоясанные ремнями, в кожаные сандалии и широкие штаны, а на шеях из-под бород выглядывали очень даже милые красные шарфы грубой вязки.
|
|
|
— Кто вы?— спросила она, но трое гномов только замотали головами и заткнули себе уши пальцами. Более живописной картины Эйидль давно не видела. По-прежнему жутко хотелось пить, но воды в поле зрения не было.
«Они не будут с тобой говорить».
Девочка вздрогнула и посмотрела за решетку: почти сливаясь со стеной, там сидел крупный темно-серый волк-морок.
— Почему?— исландка решила приблизиться к собеседнику. Хоть кто-то стал с ней говорить.— И почему я в темнице?
«Ты дар Кольца Времени, и по законам гномов с тем, кто выйдет из него, нельзя вступать ни в какие контакты»,— морок, не моргая, смотрел на девочку, потом поднялся и лапой пододвинул к решетке глубокую глиняную миску с водой.
Эйидль схватила ее через прутья и начала пить, не обращая внимания на то, как вода стекает вниз по подбородку и за шиворот рубашки.
— Спасибо,— выдохнула она, напившись и поставив миску обратно.— Значит, я вышла из Кольца Времени?— она оглянулась на трех гномов, но они так и стояли, заткнув уши пальцами и зажмурившись: рыжий, лысый и обвешанный мешочками.— Какой сейчас год?— девочка вспомнила все, что было до того, как она провалилась в Кольцо, и сердце сжалось от страха за друзей.
— Год двадцатый со дня, как ступила нога гнома на Остров Дракона, восемнадцатый со дня открытия Дурмстранга, год семнадцатый со Дня Освобождения,— проговорил с гордостью один из гномов за спиной Эйидль.
Она обернулась: лысый и рыжий с удивлением смотрели на того, что был обвешан мешочками.
— Ты заговорил с ним!— пискнул рыжий.
— Ты нарушил запрет!— удивился лысый.
— Но об этом же никто не узнает?— тут же спохватился третий и испуганно посмотрел на морока.— Ведь правда?
«Пока вы не задаете вопросов про мир, откуда она прибыла, и пока она не рассказывает об этом мире, вы можете разговаривать».
|
|
|
— И почему вы называете меня «оно»?— возмутилась Эйидль.— Я девочка!
— Да, оно девочка,— кивнул рыжий, посмотрев на двух товарищей.
— Не знаю, никогда нельзя быть уверенным,— засомневался лысый.
— Мы можем проверить,— пожал плечами Мешочек, как начала звать гнома исландка.
— Вот уж нет!— Эйидль, напившись воды, почувствовала себя лучше, и была готова дать отпор.— Только попробуйте!
— О чем оно подумало?— не понял рыжий.
— Да как могло оно о нас так подумать!— рассердился лысый.
— Удивительно, что оно вообще может думать!
— Ну, это уже ни в какие ворота не лезет!— Эйидль встала и двинулась в сторону трех невоспитанных гномов, а те тут же, словно мышки, рассыпались по разным углам.
— Девочка!— радостно возвестил Мешочек, и двое других поддакнули.— Оно девочка!
— И как вы догадались?— ехидно спросила исландка, отряхивая одежду от соломы. Голова почти упиралась в потолок.
— Ты носишь юбку!— гениально заключил Мешочек под одобрение лысого и рыжего.
Эйидль изумленно обернулась: морок смеялся, и ничего подобного девочка никогда не слышала.
— Вы издеваетесь?!— она посмотрела на трех гномов. У нее было стойкое ощущение, что кто-то из них приложил руку к созданию в будущем ее феи Кляйн.
«Они не издеваются»,— проговорил морок.— «Это три брата: Рыжий Том, Лысый Мот и Мешочек-Свиточек, и они немного нетипичные гномы».
— Да, мы лучшие из гномов!— подтвердил Том.
— Потому что мы умеем не только руками работать, но еще и творить!— гордо проговорил Мот.
— Мы творцы школы Дурмстранг!— завершил Мешочек.
«Да, это три проектировщика школы, они прибыли к нам с саксонских островов. Сбежали, еще до освобождения их народа, лодку прибило к берегу, и сородичи их подобрали»,— объяснил морок.
— Вы строители Дурмстранга?— изумилась Эйидль, пытаясь посчитать, в каком же году она оказалась.
— Нет, девочка, что ты! Мы проектировщики! Дурмстранг родился вот ту,— Мешочек постучал по лысой голове Мота.— Додумывался вот здесь,— потом он постучал по голове Тома,— и нарисован вот этими руками,— и он показал девочке свои измазанные черным руки.
— И тогда почему вы в темнице?— решила уточнить Эйидль.
— Потому что рабочей семье не понять творческих гномов!— почти с обидой произнес Мешочек.
— Они слишком грубы и ограничены!— подтвердил Том.
— Невежественны!— поддакнул Мот.
«Они написали портрет Святовита, за который Хранитель приговорил их к пяти суткам изоляции»,— хмыкнул морок.
— Святовит? Он жив?— подпрыгнула Эйидль.— Правда жив?
— Конечно! Жив и здоров!
— А как иначе? Он же великий и наидобрейший темный маг!
— Простите, просто я не знаю, в каком времени оказалась,— попыталась оправдаться Эйидль.— А Елень? А Симарл? Его жена?
— Жена?— рассмеялся Мешочек.— Жена?
— Жена?— подхватил смех Том.
— Вот умора!— хихикал Мот.
«ТИХО!».
Они замерли и посмотрели на волка, который поднялся и с какой-то угрозой надвинулся на решетку.
«Думай, о чем говоришь, девочка из будущего! Лучше молчи! Каждое твое слово таит угрозу Времени!».
— Так вот почему вам запрещено говорить со мной?— наконец, поняла Эйидль, обернувшись к притихшим гномам.— Вы не хотите знать, что будет в будущем!
«Слепое знание может разрушить мир, изменить его, нарушить прямое течение времени. И тогда ты и многие поколения могут не появиться на свете. Ты опасна, и сейчас Совет решает, что с тобой делать».
Девочка прикусила губу, виновато посмотрев на трех гномов:
— Простите, я не подумала. Сколько лет Симарлу?— она решила, что если ей самой нельзя ничего рассказывать, так хоть сама узнает о том, где оказалась.
— Ему шестнадцать,— откликнулся Мешочек, мельком взглянув на морока, но тот молчал.— А Елень уже давно умерла и давно погребена. Говорят, прекрасная была женщина. И Симарл во многом на нее похож. Ну, так говорят.
Эйидль села, пытаясь постичь все, что произошло. Она попала в прошлое, упав в Кольцо Времени. Ни на шаг не приблизилась к решению проблем ее настоящего, а наоборот – провалилась глубоко в прошлое, сидит в темнице и не имеет понятия о том, как попасть назад. Как выбраться из этой переделки, она тоже не знала, зато у нее есть целая тысяча лет, чтобы придумать. Хотя нет, столько она не проживет.
— Вы правда придумали Дурмстранг?— девочка решила узнать все, что только возможно о прошлом, в которое ее забросило, возможно, тогда она найдет выход.
— Да,— гордо ответил Мот, потерев лысину.— Мы же родом с бриттских островов, там наша маманя и сестры. Хозяин наш был очень злым и лютым, вот мы и решили убежать.
— Решили, что лучше скитаться и прятаться, чем погибать в штольнях и на стройке замков,— поддакнул Том.— Не знали же тогда, что совсем скоро все мы станем свободными.
— А я говорил, что нужно подождать,— вставил Мешочек-Свиточек, тоже садясь, беря один из свитков и срывая мешочек, откуда он достал кусочек угля.
— Ну, и померли бы до того, как стали свободными,— покачал головой Том, видимо, старший из братьев.— Вот мы как-то ночью и сели в барку, оттолкнулись и поплыли.
— Но мы же гномы, не эльфы, воды ведь даже боимся, и… В общем, сразу же потерялись, воды не было, еды тоже,— сокрушался о произошедшем Мот, собрав брови на переносице.— Уже помирали, холодно стало, голодно.
— Очнулись – а над нами горы и волки стоят, думали, что все, сейчас-то они нами и поужинают, даже косточек не оставят,— кивнул Мешочек, водя рукой по свитку на коленях.
— А они нас за шиворот – и в тепло, в подземелья, к родичам,— улыбнулся Том, вспоминая этот момент.— Обогрели, накормили, предложили остаться, ведь их хозяин, волхв Святовит, был справедлив и добр, а еще хотел детишек учить добру и любви к природе, ко всем магическим существам. Верит он в справедливость, наш Святовит,— с обожанием проговорил рыжий гном.
Эйидль не стала говорить им о том, что они сидят сейчас в темнице из-за того, что их любимому Святовиту не понравился портрет, но промолчала.
— Ну, мы и остались. Интересно тут было, творчески,— продолжил рассказ Мот,— подземелья они начали рыть, чтобы на глазах у драконов не маячить. Ну, а мы подошли ко всему с умом, а не только с кирками: мне дракон приснился, я очень испугался, он меня проглотил – и мне уже было нестрашно, я жил у него в брюхе.
— А я этот сон обдумал и решил: а почему бы всем, кто был на острове, действительно не жить в брюхе дракона?— гордо сообщил Том.
— А я взял и нарисовал, как можно построить в недрах острова школу Дурмстранг в виде дракона,— подытожил Мешочек, не поднимая глаз от свитка.— И Хранителю со Святовитом это очень понравилось.
— В виде дракона с книгой?— уточнила Эйидль осторожно.
— Ну, конечно, а то какой смысл? Книга – она же мудрость дает, учит,— со знанием дела отметил Том,— книга – ключ ко всему.
— Ну, а потом мы строили все согласно плану, не зная сна и отдыха…
«Вот они-то как раз и не строили»,— вмешался морок, голос его звучал с усмешкой.— «Эта троица бездельников даже кирки держать в руках не умеет, видимо, именно поэтому им так тяжко жилось у первого хозяина. Он их работать заставлял, а они отлынивали. Зато здесь пригрелись: Святовит их держит придворными шутами. Стихи сочиняют, на гармошке играют, рисуют. Развлекают в общем».
— И когда пришел день Освобождения, мы, как и почти все здешние гномы, остались, не ушли, не бросили дела. Вот и живем, работаем,— продолжил рассказ Мешочек, наверное, не слышавший то, что говорил морок.
— А почему Святовиту не понравился портрет?— решила уточнить Эйидль, чтобы уже полностью сложить мнение о трех братьях.
— Да глупости! Он портрета даже не видел! Это все Хранитель!— тут же рассердился Мешочек, наконец, отрываясь от своего свитка.— Он же попросил: портрет, чтобы отразить величие Святовита, для потомков, чтобы повесить в главном зале. Ну, Моту приснилось, Том подумал, а я написал!— гном тут же начал перебирать свитки, что торчали у него из всех карманов и не из карманов, пришитые прямо к одежде, выдернул один из петли и развернул, гордо предлагая Эйидль оценить работу.
Она уже видела этот портрет. В своем прошлом. И не могла не узнать. Конечно, отличия были, но что это тот самый портрет Святовита, висевший в семейной гробнице в гроте, сомнений быть не могло.
Только…
— А почему в его руках гном?— решила уточнить Эйидль, пытаясь не засмеяться, потому что крошечный гномик, гордо восседавший на ладонях Святовита, производил впечатление старого младенца.
— Как почему?— изумился Мот.— Ведь это и есть наследие для потомков! Это важно! Святовит заботится о гномах, он нам как отец родной! Мы должны донести это до потомков!
— Конечно! А ты так не думаешь?— насторожился Том и переглянулся с Мешочком.
— Ну, нет, конечно, это важно,— решила быть дипломатом девочка,— но мне кажется, что этим рисунком вы немного принизили свой народ, ведь вы же не настолько крошечные. Возможно, именно это не понравилось Хранителю?
— А ведь она права!— подскочил Мот.— Ты нарисовал гнома слишком маленьким! А мы намного больше! Из-за этого портрета люди начнут называть нас коротышками! И феи начнут над нами смеяться.
— Действительно, ты все сделал неверно!— поддакнул Том.
— Но я не могу сделать гнома больше! Он не влезет на рисунок!— начал защищаться Мешочек.— И Святовита не могу сделать меньше, это же его портрет!
— Ну, может, тогда вы подумаете и нарисуете что-то другое в руках волшебника? Что-то такое же важное и значимое, как забота о гномах?— осторожно предложила девочка.
— Но что?
— Правда, что?
— Мот, что тебе снилось?— тут же посмотрел на брата Том.— Скажи, чтобы я мог начать думать.
— Что в моих карманах лежит хлеб, из которого я делаю квас,— поделился гном своим сновидением.— А потом пью его, целую бочку.
— И что это значит?— озадаченно почесал бороду Мешочек.
— Может, что в руках Святовита должна быть кружка? Или бочка?— предположил Том.
— Хлеб?— осторожно подсказал Мот и посмотрел на Эйидль, но она молчала: морок предостерег ее о любых словах о будущем, значит, она не может рассказать о том, каким этот портрет был в ее времени, в далеком будущем. Но с того самого момента, как она увидела портрет Святовита, поняла, что Кольцо Времени замкнулось и сейчас просто доделывает то, что в будущем станет называться «Путь», предназначенный именно ей, тринадцатилетней Эйидль с острова Исландия.
— О, я придумал! Мы должны вывернуть наши карманы и посмотреть, что там есть!— подскочил на месте Том.
— Да, точно!— подхватили братья.
— Только у меня нет карманов,— тут же сник рыжий гном.
— И у меня,— откликнулся Мот и расстроенно стал наблюдать, как Мешочек из всех своих карманов достает куски свитков, свитки и угольки.
— Нет, это не подойдет,— покачал головой Том, а потом кивнул Эйидль:— Давай посмотрим, что в твоих карманах.
Она пожала плечами и начала выкладывать все, что сохранилось в ее мантии: заколка для волос, перо и шоколадная лягушка в правом кармане пошли в первую горку. Вторая же горка была более интересной: горсть драже, Маховик Времени и очки, подаренные Альбусом. Эйидль помнила, как с их помощью открыла Створки, а потом автоматически убрала их в карман, чтобы никто другой не завладел ими, пока она будет в Зале Тайны.
— Ух ты!— обрадовался Мот и схватил лягушку, тут же пробуя на зуб.— Вкусно!
— Ешь, пожалуйста,— улыбнулась девочка, наблюдая за тем, как два других брата разглядывают ее вещи.— Подойдет?
— А что это?— Том покрутил в руках заколку, приблизив к глазам.
— Дай покажу,— исландка открыла защелку, осторожно продела ее в бороду гнома и застегнула.
— Красиво,— пробормотал Мот, пережевывая неведомое лакомство.
— Можно я оставлю себе?
— Конечно,— пожала она плечами, потом оглянулась на морока, но тот не обращал на них никакого внимания. Видимо, подобный механизм уже известен в этом времени.
— Таким пером пишут наши ученики,— Мешочек покрутил в руке вещицу и убрал в карман, не спрашивая, но Эйидль ничего не сказала.— А это что?
— Это… волшебные глаза,— девочка улыбнулась, указав на очки.— Но я не могу открыть вам эту тайну, иначе морок прикажет завязать мне рот.
— О,— Мешочек с почтением посмотрел на волка, но тот лишь мотнул головой.— Тайна,— он погладил очки кончиками пальцев, а потом Маховик Времени.— Часы. И драгоценные камни.
— Ну, если ты так считаешь,— пожала плечами Эйидль. Она смотрела, как Мешочек хватает чистый свиток и начинает размашисто писать угольком по нему, иногда поглядывая на вещицы, что лежали перед ним на соломе.
Тем временем Мот, дожевав шоколад, протянул руку и стал перебирать свитки, которые брат выложил из карманов и петелек:
— Вот смотри: это Хранитель,— гном развернул рисунок перед девочкой,— он старший в семье, самый старый и самый приближенный к Святовиту, он один из основателей Дурмстранга, ну, после нас троих, конечно. Мы зовем его Арм, но родовое его имя «Сильные-Руки, покорившие натиск камня и бурю воды».
Эйидль смотрела на рисунок и понимала, что совсем недавно видела этого гнома: Инвертус у Створок превращался именно в этого Хранителя, даже борода у него так же была накручена на кирку.
— А вот это Симарл, Мешочек-Свиточек любит его писать,— делился творчеством брата Мот. И это изображение девочка тоже узнала, разве что виденный ею сын Елень был постарше его портрета.— Мороки очень почитают наследника Дурмстранга.
— «Он мудр, он смел, он словно ветер,
Свободен, молод и могуч,
И взгляд его так прям и светел,
Как солнца проблеск между туч.
Идет дорогою прямою,
Все глубже в недра, дальше в суть,
Он от опасности укроет,
Он быть наследником достоин,
Он в избранный пустился путь»,— прочел Том, гордый собой.
— Ты пишешь стихи?— спросила Эйидль, сердце ее забилось быстрее, потому что в строках о Симарле звучали уже знакомые мотивы и ритмы. Теперь она знала, кто писал загадки, которые на протяжении этих месяцев ей приходилось отгадывать.
— Ну, да, иногда,— скромно пожал плечами Том.— Покажи ей мой любимый портрет,— попросил он брата, и лысый гном тут же развернул другой свиток.
— Кто это?— Эйидль не узнала девочку, хотя что-то смутно-знакомое угадывалось в глазах.
— Это Святка, дочь Святовита, Том влюблен в нее,— ухмыльнулся Мот, за что получил подзатыльник.— За что? Это же правда!
— Не твоя правда, вот и не болтай!— обиделся рыжий брат, забирая портрет и забиваясь с ним в дальний угол.— Она хорошая, она добрая. Она вяжет гномам шарфы, чтобы не простудились.
— Просто ты скучаешь по мамане, и у нее мамани нету,— откликнулся Мешочек.— Сиротскую душу чувствуешь.
— Она не сирота, у нее есть батюшка и братец,— фыркнул Том, надувшись еще сильнее.
Знали бы эти гномы, чем закончится история Святки, что станет с их почитаемым Симарлом… Эйидль вздохнула, а потом бросила взгляд на очередной портрет и удивилась:
— Доктор Павлов?!
— Кто?— не понял Мот.— Это Анастас, эльф из Светлой семьи, он пришел к нам из тайги, принес саркофаг с телом Елень и остался. Это давно было, но поговаривают, что он был влюблен в Елень. Да и тоскует он, видно по глазам.
И Эйидль была склонна согласиться: глядя на портрет, она только после замечания гнома заметила, что взгляд действительно тоскливый. У доктора Павлова глаза были другие: спокойные, добрые. Но не было сомнений, что это доктор Павлов. Либо же его предок, на которого школьный целитель похож как две капли воды.
— А это ты, неизвестная девочка из будущего,— Мот начал разворачивать свиток, но тут вмешался Мешочек, вырвав свое творение из рук брата.
— Еще не закончил!
Эйидль пожала плечами: она вполне представляла себе этот портрет, потому что видела уже законченную версию. Круг замыкался, с каждой минутой все больше ниточек сплеталось в одну ткань Времени. Стихи, рисунки, очки, загадки на исландском…
— Стоп,— она непонимающе посмотрела на гномов, а потом на морока,— как я могу понимать вас и говорить с вами? Я же не говорю на языке гномов!
Гномы удивленно повернулись сначала к девочке, а потом к волку.
«Время и Пространство неразрывно связаны. Ты из другого времени, и Пространство это понимает. Проще говоря, ты находишься в ином временном пространстве, чем эти гномы: они в твоем прошлом из настоящего, а ты в их настоящем из будущего. И твои слова, проходя шов Пространства, принимают вид, понятный для твоих собеседников, и наоборот: их слова принимают вид, существующий в твоем временном пространстве».
— Я ничего не понял,— поделился общими мыслями Мешочек.
— Проще говоря, между нами есть невидимый синхронный переводчик, который мгновенно заставляет слова звучать так, чтобы каждой стороне они были понятны,— попробовала объяснить удивленная Эйидль.— Удобно, ничего не скажешь…
— Было бы лучше, если бы они тебя не понимали, девочка.
Гномы и Эйидль вздрогнули: они и не заметили, как рядом с мороком появился еще один кристальщик. Девочка вспомнила о том, как беззвучно появлялся Учитель Востока там, в ее настоящем. Видимо, это умение всех гномов подземелий.
— Я не рассказала им ничего из своего времени, правда!— тут же кинулась защищать своих новых знакомых исландка.
— Я знаю,— буркнул гном,— иначе морок уже вырвал у них языки,— это прозвучало так буднично, что Эйидль сразу поверила — это не шутка.— Собирайся, тебя ждут. Эй, вы, бездельники! Засуньте ей кляп обратно и свяжите руки.
— Не надо! Я ничего никому не скажу!— попросила девочка.— Ну пожалуйста!
Гном взглянул на морока, и Эйидль показалось, что они беседуют.
— Хорошо,— наконец, вынес гном вердикт.— Пошли.
— Ворчун из подземелья, возьми портрет Святовита, передай Хранителю, пусть посмотрит, я его исправил,— Мешочек подскочил к решетке и протянул свиток, пока Эйидль собирала с пола очки, Маховик Времени и драже, быстро рассовывая по карманам.— Ну, возьми, что тебе стоит?
— Все равно вас не отпустят раньше послезавтра, все слишком от вас устали,— фыркнул Ворчун, но свиток взял, аккуратно засунув в сумку, что он носил через плечо. Потом он отворил решетку и отступил:— Помни, девочка: ты не должна никому и ничего говорить!
— Пусть хоть скажет, как зовут, а то мы даже не познакомились!— вдруг пришло в голову Моту, который прильнул к решетке.
— Меня зовут Эйидль,— улыбнулась она.
— Какое странное имя,— заметил Том.
— Это исландское имя. Я родом из Исландии,— пожала она плечами, следуя за Ворчуном и зная, что трое братьев запомнят то, что она сказала. Запомнят и даже переведут стихи на исландский, узнают о традициях имен на ее Родине – и через сотни лет после этого она сможет попасть к Створкам, пройти полный Путь.
Девочка оглянулась на трех братьев, и они улыбнулись ей. И отчего-то в этот момент она поверила, что все будет хорошо.
30.10.2012
* * *
— Идем,— Ворчун обогнал ее и пошел впереди по совсем короткому коридору, в котором больше не было камер – только низкие деревянные дверки по обеим сторонам. Эйидль пыталась понять, в какой части Дурмстранга они находятся, но это было сложно: наверное, за тысячу лет школа слишком изменилась.
Но все-таки она поторопилась с выводами: уже через поворот, когда они протиснулись в небольшой проход, она узнала место, хотя оно, конечно, выглядело немного иначе. Ворчун привел ее на небольшую площадку, с которой вверх шла крутая винтовая лестница, исчезавшая в узком лазе.
— Внизу покои Святовита, да?— спросила Эйидль, чем несказанно удивила гнома. Он внимательно посмотрел на девочку, потом на пол под их ногами, где не было и намека на лаз или проход, потом снова на пленницу.
— Поднимайся,— просто ответил он, видимо решив, что не стоит ввязываться в разговоры.— И помни: ты обещала молчать.
— Но я ведь не рассказываю вам о том, что нельзя рассказывать, просто спросила,— пожала она плечами, потом схватилась покрепче за перила и начала взбираться вверх, неуверенная, что сейчас вылезет в центре фонтана с драконом, и уж тем более вокруг будут лежать мертвые гномы.
Но кое в чем она опять ошиблась. Они поднялись в знакомую девочке комнату, где по кругу спали вечным сном гномы, только вместо ниш были расставлены небольшие саркофаги. В центре же, куда выводила лестница, высилась огромная глыба камня, которую, судя по всему, только-только начали обрабатывать, чтобы получилась скульптура.
— Они погибли, сражаясь с Инвертусом?— решила уточнить Эйидль, пока ее вели через знакомый коридор с хорошо видной историей битвы гномов с многоликим существом пустыни.
Ворчун снова промолчал, подтолкнув девочку к металлической лестнице вверх, и исландка была уверена, что в ее настоящем они взбирались вверх именно по ней.
