2014-02-17
225
Кляйн промолчала, и Эйидль вполне ее понимала: в Нижнем зале лежали мороки, их головы были повернуты сейчас к открывшимся дверям.
— Мы ждали тебя,— с пола поднялась Елень, и исландка впервые услышала, как мороки разговаривают. По-настоящему.
— Вы уходите,— Эйидль поняла сразу, почувствовала. И это было правильно, ведь она их всех отпустила, она исполнила просьбу Святовита.
«Много веков мы были здесь…»
«… чтобы оберегать школу…»
«… оберегать Тайну…»
«… оберегать будущее…»
«…оберегать вас, наших детей…»
«… внуков, правнуков…»
«Наш долг исполнен…»
«…мы обретем Покой…».
Множество голосов заполнило голову Эйидль, она слушала их, величественные Души, которые говорили с ней из прошлого, из тех поколений, что ушли в Историю. В их голосах были мудрость и усталость, спокойствие тех, кто исполнил свой долг.
— Герл больше не вернется? Он умер?— осторожно спросила девочка, ведь вчера они все ушли до того, как мороки привели Сфинкса.
«Он обрел Покой среди других Потерянных Душ, не беспокойся. Теперь он не страдает».
|
|
|
— Мне будет вас не хватать,— призналась девочка, осознавая, какую силу придали ей эти создания. И как много всего она так и не спросила у них и уже никогда не спросит.— Я боюсь снова остаться одна, наедине с Тайной.
«Ты никогда не будешь одна, Наследница,— вперед вышел Симарл, глаза его смотрели гордо,— у тебя есть твои друзья, готовые отдать за тебя жизнь. У тебя есть Святка и есть Анастас, есть Мария и Гай, отныне они твоя семья, и мы спокойны».
— Вы попрощались с ними?— вдруг осенило девочку, но мороки не ответили, потому что, словно услышав ее слова, в Зал через боковой проход вошли дочь Святовита и эльф Анастас, оказавшийся мужем Елень и отцом Симарла. Два свидетеля древней трагедии, растянувшейся на тысячу лет. Что чувствовали они, зная, что любимые ими люди, так давно потерянные, все время были рядом, в школе?
Павлов опустился перед Елень, пристально глядя в глаза волчицы, а Симарл сам подошел к Святке, подталкивая к ней и смешного волчонка, и она обняла Симарла за шею, спрятав лицо, прижав к себе малыша. О чем говорили они в эту последнюю встречу? Какими мыслями и чувствами обменивались, прощаясь навсегда? Эйидль стерла с щек слезы, отворачиваясь, словно стала непрошенным свидетелем очень личных сцен, коими, впрочем, они и являлись. Прощание – это всегда сложно, но исландка верила, что лучше сказать «прощай», чем всю жизнь думать о том, что ты многое так и не произнес, пока близкий человек был рядом с тобой.
«Ты больше никогда не будешь одна,— Симарл подошел к ней, когда Святка отпустила морока, укачивая на руках волчонка.— И еще кое-что. Я обещал трем братьям-гномам, что, когда увижу тебя, то напомню о письме, которое они тебе оставили».
|
|
|
— Я помню,— улыбнулась девочка сквозь слезы. Она присела и тоже обняла волка, зарывшись лицом в его густую шерсть.— Однажды мы ведь встретимся вновь?
«Обязательно, Наследница».
— Скажи, Симарл…— она решилась, наконец, задать вопрос, который давно ее мучил.— Моя мама… она…?
«Нет, Эйидль, она не осталась. Ее боль от предательства твоего отца была слишком сильной, она бы не вынесла этого, каждый день испытывая мучения. Она выбрала Покой, она знала, что мы позаботимся о тебе».
Девочка кивнула, сглотнув слезы и подняла глаза, когда Павлов и Святка подошли к ней. Профессор медленно и неохотно опустила на пол волчонка.
— Вы свободны, я отпускаю вас, вы выполнили свой Обет,— заставила себя произнести слова Эйидль.— Идите и обретите Покой. И передайте моей маме, что я люблю ее и всегда буду любить.
Волки были неподвижны еще несколько мгновений, а потом двинулись прочь, исчезая в боковом проходе, и каждого из них окутывал голубоватый свет уходящих Душ. Словно вздох облегчения пронесся над сводами зала. Пронесся и затих, оставив трех людей, объединенных одной кровью и одними чувствами.
— Доктор,— Эйидль обернулась к эльфу,— скажите, а что теперь будет с Орденом?
— А что с ним будет?— пожал он плечами.— Орден продолжит свою работу, он будет и дальше выполнять свое предназначение: защищать Путь и Тайну. Только теперь, я надеюсь, Драконы перестанут умирать, а второго Ордена вообще не станет. Мы постараемся переубедить ребят, показать им ту сторону, на которой они действительно должны быть.
— Значит, Война закончилась?— с надеждой спросила она.
— Да, но это не значит, что больше никогда не появится человек, который захочет завладеть Тайной для своих целей. Но мы будем тут, всегда. И ты, я думаю, тоже.
— Доктор Павлов… скажите, можно ли восстановить гробницу и витраж в покоях Святовита?
— Я постараюсь,— с пониманием ответил доктор, а потом обернулся к растерянной измученной Сцилле.— Пойдем, Святка, у нас еще много работы…
— Доктор,…— начала девочка.
— Мы твоя семья, Эйидль, мы никогда тебя не оставим,— словно прочел ее мысли Павлов.— Мы обо всем поговорим, позже.
Она кивнула, глядя вслед двум взрослым.
— Надеюсь, у тебя на сегодняшнее утро не запланировано свидания?
— С кем это еще?!
— А есть варианты?— подняла бровь Эйидль, улыбаясь.
— То есть ты считаешь, что я настолько некрасива?!— взвилась Кляйн.
— Нет-нет, что ты! Ну, может, у тебя свидание с Хелфером. Говорят, вчера вы…
— Подлые грязные сплетники!— тут же встрепенулась фейка.— Да я никогда не пойду на свидание с этим мужланом!
— Ну, раз планов у тебя нет, значит, пойдешь со мной.
— Куда еще?— тут же насторожилась Кляйн.
— У меня есть одно дело, которое ждет меня уже тысячу лет,— и девочка поспешила к боковому коридору, предвкушая тот момент, когда она найдет второй стеллаж и вторую полку, где для нее оставлено послание из прошлого.
Она легко и быстро передвигалась по коридорам школы. Ее школы. Она дышала глубоко и чувствовала себя счастливой. Это было странно, ведь она осталась сиротой, ее отец оказался монстром, но сейчас, в этот момент, идя по тихой спящей школе, которой не угрожало больше ничего, она чувствовала себя счастливой.
Она была дома, она чувствовала это теперь как никогда. Это был ее дом, ее школа. Здесь жили и творили ее родные, ее предки. Здесь были ее друзья и ее Тайна. Именно ее.
— Ты не должна идти туда одна, с тобой что-то случится и никто об этом не узнает,— предупредила девочку Кляйн, когда та остановилась перед стеной, творением рук профессора Яновских.
— Со мной ничего не случится, — с уверенностью заметила Эйидль, доставая волшебную палочку. Это была не ее палочка, которую у нее забрали внизу, в подземельях, и пока так и не нашли. Это была палочка Святовита, и девочка с трепетом сжимала ее пальцами.— Бомбарда!
|
|
|
Кляйн заверещала, отскакивая, когда заклинание пробило дыру в стене, а исландка только улыбнулась.
— Ты совсем сошла с ума, что ли?!— накинулась на девочку фея, но та лишь отмахнулась.
— А ты бы хотела перенести меня туда? Подождешь тут? Вдруг ты мне понадобишься,— и Эйидль нырнула в пролом, зажигая свет на кончике волшебной палочки.
Она быстро и легко отворила двери в спрятанную библиотеку, полную свитков и пергаментов. Второй ряд, второй стеллаж, вторая полка.
Полка была полна свитков, и было бы сложно понять, какой из них оставлен гномами для нее, но братья, видимо, тоже об этом подумали, потому что лишь один пергамент оказался обвязанным цветным ярким шнурком-косичкой. Эйидль с трепетом взяла его и развернула. Буквы, написанные на нем черными чернилами, были абсолютно незнакомыми, и девочка разочарованно выдохнула: нужно было догадаться, что братья-гномы напишут его на своем языке. И нет никакого пересечения временных пространств, чтобы перевести слова Мешочка, Тома и Мота.
Но она недооценила трех гномов: прошло всего несколько секунд, и буквы стали изменяться, мешаться, перемещаться, превращаясь в понятные девочки слова.
«Милая наша Эйидль, путешественница во времени, Наследница. Надеемся, что заклинание, что придумал Симарл, подействует, и ты сейчас читаешь нас, и тебе не пришлось бегать по всему замку в поисках хоть кого-то, кто знает наш язык.
С тех пор, как ты исчезла, прошло уже много времени. Мы очень скучаем и иногда мечтаем, как ты вдруг снова к нам приходишь в гости. Мы сейчас все в работе, перестраиваем замок. Конечно, мы тебе рассказать этого не можем, но ведь ты уже все знаешь, а раз знаешь – зачем нам рассказывать. Надеемся, что тебе понравился наш дракон.
Я старался сочинить про тебя красивую балладу, надеюсь, что тебе понравилось. Том.
Пишем мы тебе, конечно же, не только для того, чтобы передать привет из прошлого. Мы хотим тебе рассказать Тайну, ту, которую ты, как мы полагаем, так и не разгадала. О ней знали только мы, три брата, потому что Святовит нам очень доверял, ты же знаешь.
|
|
|
Мы о Свитке Свободы. Мы потратили много времени, чтобы уверить всех вокруг, что Свиток будет похоронен вместе со Святовитом. И на самом деле некоторое время он там находился. Мы для него даже постамент сделали. Но в день, когда не стало нашего любимого Симарла (мы до сих пор плачем и сморкаемся, вспоминая эти черные дни, эти ужасные дни, полные горя и смерти), мы забрали Свиток из гробницы, никому не сказав. Мы заперли навсегда покои Святовита и место последнего пристанища его семьи…».
Эйидль опустилась на скамейку, с грустью читая эти слова, чувствуя грусть гномов, что передал сквозь века свиток.
«Мы забрали Свиток Свободы, решив найти для него более надежное место. Мы долго думали, где это место. Мы говорили с Хранителем, но он сказал, что не должен знать о том, где находится Свиток: если он не знает, значит, не может сказать никому другому, выдать место. И тогда Моту приснился листопад, много-много листьев, среди которых был особенный, золотой, но очень похожий на другие. Том подумал-подумал, и мы все вместе решили, что спрятать лист можно среди других листьев, и тогда никто не заметит его».
Эйидль прервалась, снова перечитала этот кусок письма. Она подняла глаза и оглядела библиотеку, забитую свитками. Целые века здесь где-то пролежал самый желанный Свиток, самый опасный документ. И будет лежать еще тысячи лет…
«И мы спрятали его среди свитков библиотеки. Их тут тысячи, десятки тысяч, но ты знаешь, где мы оставили его. Именно там, где ты нашла наше послание, ты сможешь найти и Свиток Свободы гномов. Сможешь найти и унести, если возникнет угроза. Неси эту тайну в самом сердце, теперь ты единственная из живых, кто знает о том, где же на самом деле покоится Свиток Свободы, причина многих бед волшебников Дурмстранга, но свободы целого народа.
Но это не все тайны, которые мы хотели тебе открыть, Наследница. Передаем тебе привет от Хранителя школы, он часто грустил по тебе, этот старый ворчун. Он давно уже обрел покой, но мы помним о нем и его словах. Он сказал, что в своей комнате оставил для тебя подарок. Дословно: «Подарок, который бы он вручил тебе в день твоей свадьбы». Так что поищи, вдруг он говорил правду, а не страдал маразмом, к которому склонны гномы его возраста.
Также в покоях Святовита мы оставили тебе немного Живой воды, ведь ты очень переживала, что твоих друзей убьют. Она очень сильная, подействует на труп возрастом до одних суток, так что не пытайся оживить тела давно усопших, не поможет. Надежда живет в человеке совсем недолго после того, как там поселился Страх… Также мы оставили тебе две пробирки с кровью: в одной – кровь Симарла, которую мы зовем кровью Елень, ведь он был ее сыном; в другой – кровь Святки, которую мы зовем кровью Святовита. Есть придание, что если смешать две капли крови двух ближайших родственников, которая настаивалась не менее пятисот лет, а затем выпить ее тому, в ком течет хотя бы часть той же крови, то любое темное заклинание утратит свою силу, отступит под натиском Времени и кровных уз… Родная кровь оживит и исцелит, так что храни наши дары. Надеемся, что никогда тебе не придется воспользоваться тем, что мы тебе оставили, но кто знает вас, волшебников будущего?
На том мы будем прощаться, ведь как невозможно рассказать тебе обо всем прошедшем Времени, так и не возможно рассказать тебе даже часть этого. Мы просто надеемся, что однажды ты принесешь цветы к каменному обелиску у входа в Зал Тайны и вспомнишь о трех гномах, которые были беззаветно и преданно в тебя влюблены.
Прощай, Наследница. Будь сильной и мудрой, как твои великие предки. И помни: нет ничего важнее Свободы и Любви. Но они никогда не идут вместе, ведь тот, кто любит, уже никогда не будет свободен. А выбор всегда за тобой. Твои друзья Том, Мот и Мешочек-Свиточек».
Эйидль улыбнулась и вскочила с места. Бросила взгляд на полку, где среди сотен пергаментов лежал заветный Свиток, который искали целые поколения волшебников. Еще будет время решить, должна ли она найти его и взять в руки, даже перепрятать, а пока у нее были и другие дела. Например, навестить друзей.
Наверное, госпиталь Дурмстранга никогда не видел столько пациентов одновременно, и Эйидль поискала глазами доктора Павлова, чтобы узнать у него, не нужна ли помощь, ведь тяжело, наверное, одному следить за всеми больными одновременно.
Девочка тихо прикрыла за собой двери: ее друзья спали, сморенные усталостью и пережитым за предыдущий день. Айзека можно узнать только по очертаниям крупного тела под одеялом, лицо его было покрыто бинтами. На соседней с ним кровати похрапывал, раскинув руки, Алекс – на его лбу красовался пластырь размером с блюдце. Стю свернулся клубком, обняв подушку всеми конечностями. На соседней с ним койке как-то беспомощно и неподвижно лежал Гай Ларсен, на его прикроватной тумбочке было несметное количество зелий. Рядом, уронив голову на руки, тревожно дремала Элен. Роберт Конде вытянулся во весь рост, его бледное лицо почти сливалось с простынями.
На соседней кровати спал Феликс, Эйидль впервые видела его спящим. Лицо брата покрывала какая-то зеленоватая мазь, видимо, от ожогов. Девочка чуть улыбнулась: до сих пор она благодарила своих друзей из прошлого, которые спасли жизнь брату.
Мария спала, повернувшись лицом к кровати Феликса. Рядом с ней стоял стакан с недопитым зельем, наверное, для сращивания костей или чем-то подобным. Девушка была бледна, под глазами ее даже во сне ярко выделялись темные круги.
Франсуаз. Адела, возле которой заснула Юлиана, так и не разжавшая своих ладоней, сомкнутых вокруг руки сестры. И ширма, за которой, как могла догадаться Эйидль, лежал Яшек. Ей было жаль его – несмотря ни на что.
— Стоило и тебе дать снотворного зелья,— на ее плечо мягко легла рука, но от шепота девочка подпрыгнула. Она подняла глаза на доктора Павлова, выглядел он вполне здоровым и бодрым.
— Я выспалась,— и тут она не стала объяснять, что спала достаточно году этак в тысячном.— Скажите, доктор…
— Да, Эйидль? – они продолжали шептаться, глядя на спящих ребят.
— Что теперь?— она посмотрела на эльфа.— Ну, теперь, когда западные Драконы мертвы?
— Разве западные Драконы мертвы? Посмотри вокруг: вот Яшек, вот Гай, вот Юлиана и Элен…
— Вы меня поняли,— дернула уголком губ девочка.— Ведь Герла больше нет, директора и… в общем, остались только ребята.
— Но разве Орден Западных Драконов не что иное, как эти ребята?— Павлов очень по-доброму смотрел на Эйидль, и ей казалось, что в этом древнем человеке нет ни крупицы зла.— Просто теперь никто не будет заморачивать им голову ложными идеалами.
— А мы? Что будет с Востоком?
— А это я должен спросить у тебя, Наследница,— эльф мягко погладил ее по волосам, и Эйидль вдруг захотелось прижаться к нему и заплакать. Глупое желание.— Кто, как ни ты, теперь решает судьбу Ордена и всей школы?
— Почему я?
— Разве ты не нашла Тайну?— он подмигнул девочке.— Теперь в твоих руках дать Ордену новую цель и новые идеалы… Или же оставить прежние.
— Должна ли я кому-то показать Путь? Показать Створки?
— Решать только тебе, но я думаю, что ты и так знаешь ответ,— Павлов улыбнулся.— Я все чаще ловлю себя на мысли, что ты очень похожа на Елень…
— Разве?— с сомнением спросила Эйидль.
— Больше, чем ты можешь себе представить. В тебе есть то, что я так любил в ней: частица Природы, стихии, отзвук метели и шепота ветра в ветвях тайги… Когда-нибудь ты это поймешь.
Эйидль с сомнением повела плечами, взгляд ее остановился на Феликсе, который крепко спал, но даже во сне словно отгораживался от мира руками и одеялом.
— Доктор, а что теперь будет со мной?— девочка опустила взгляд на свои руки, не найдя в себе силы посмотреть на эльфа. В уголках глаз снова закипели слезы, те самые, что так и не пролились по отцу, но девочка сдерживала их, поклявшись себе, что она не будет плакать по человеку, который оказался таким жестоким, который убил ее маму и многих других невинных людей.
Павлов словно понял ее, понял мысль, которая крутилась в голове исландки – ведь теперь она была полной сиротой, и вряд ли мама Феликса решит взять ее под опеку. А других родственников у Эйидль не было, кроме…
— Мы со Святкой говорили об этом,— мягко ответил доктор.— Ты вправе выбирать, в какой семье хочешь жить: она согласна стать твоим опекуном, как и я.
— Правда? Вы можете стать моим отцом?!— изумилась девочка, с надеждой глядя на эльфа.
— Конечно, мы же семья, несмотря на поколения, что стоят между нами, время ничто, если ты знаешь, что рядом есть родной тебе человек. Это важно – заботиться о ком-то, кто тебе дорог,— Павлов посмотрел сначала на Феликса, а потом почему-то на Гая.
— У вас есть семья, кроме Сциллы?— осторожно спросила девочка, впервые задумавшись над тем, а как проводил эти века эльф. Не все же время сидел в школе!— Или после того как умерла Елень…?
— У меня было много семей, и сейчас у меня растут дети, а еще внуки и правнуки,— улыбнулся доктор и снова посмотрел на Ларсена, спящего на кровати.
— Гай?— мысль показалась девочке сумасшедшей, но она уже, кажется, начала привыкать к сумасшествию этого мира.
— Он мой правнук и очень похож на свою бабушку, мою дочь. Она умерла,— пояснил доктор, пока Эйидль пыталась справиться с фактом, что Гай оказался ее дальним родственником. Очень дальним, но тоже членом их семьи.
— Но почему он тогда в Ордене Запада? Почему вы позволили задурить ему голову?
— Я никогда не говорил ему о том, что его мать моя внучка, это ни к чему хорошему бы не привело. И я не мог ему открыться, никому не мог, ты же понимаешь… Но я очень переживаю за него. За всех вас.
— Получается, Гай в какой-то мере… внучатый племянник Симарла? С ума сойти!
Эльф промолчал, никак не прокомментировал слова Эйидль, наверное, сейчас его мысли были далеко отсюда, с одной из его семей.
— У него была сестра, замечательная девочка, я очень любил ее и ее мужа, Кирке. Он был главой Ордена Востока, и за это пострадали Лидия и ее сын… Сколько их, моих потомков и совершенно чужих людей, погибло за века этой войны, пока мы ждали твоего рождения,— он грустно улыбнулся.
— Вы знали обо мне? Там, в прошлом?
— Нет, не то чтобы знал… Был слух о слухе, очень нечеткий шепоток о девочке из будущего. Об этом шептались гномы и мороки, об этом молчали камни. Дурмстранг ждал, но я давно уже поверил в то, что это был лишь слух. Хорошо, что я ошибся.
— Я не хочу быть родственницей Гая,— упрямо заявила Эйидль.
— Он даже не знает обо мне,— тихо рассмеялся Павлов.— Так что тебе совсем необязательно быть его родственницей, хотя это ничего не изменит. Мы семья, Эйидль,— повторил Павлов.— Но ты всегда должна помнить, кто твои настоящие родители, даже несмотря на то что с ними случилось…
— Мой отец оказался монстром,— прошептала она, пожав плечами, словно ее это не задевало.
— Но он все равно был твоим отцом и заботился о тебе, любил тебя. И то, что ты страдаешь от того, что он умер, не значит, что ты предаешь своих друзей, которых он пытался убить…
Она промолчала, сражаясь со слезами.
— А где он, доктор? Где он будет похоронен?
— Его тело передадут его жене, матери Феликса. Думаю, она решит, где его похоронить.
— Он говорил, что хотел бы навсегда остаться в Исландии,— вспомнила девочка, глядя на кончики своих туфель.— Говорил, что хотел бы навсегда остаться со своей семьей, с бабушкой и дедушкой.
— Значит, все так и будет. Люди должны всегда быть рядом с теми, кто им дорог.
— Доктор, как вам удается быть все время добрым?— удивилась Эйидль, пытаясь отвлечься от грустных мыслей.— Ни на кого не сердиться, не гневаться?
— Я эльф, Наследница, мы рождены самой Природой, а Природа – это чистое добро. Моя магия – дар Природы, и я не могу вершить ею зло, я не могу вообще вершить зло, именно поэтому люди-волшебники – темные маги.
— Странно, что с такой философией эльфы еще не вымерли,— хмыкнула девочка и тут же пожалела об этом: лицо Павлова словно накрыло тенью.
— Эльфы почти все были истреблены, нас почти не осталось, немногие семьи спаслись, когда люди поняли, что мы не можем ничем ответить на их агрессию. Волшебники были сильнее нас, ведь в наших руках были лишь луки и стрелы, а в их – волшебные палочки.
— Но вы продолжаете верить в людей.
— Конечно, ведь среди вас всегда есть добрые темные маги, и все вы,— он показал на ряд занятых кроватей,— тому подтверждение. И даже то, что вас учат темной магии, не делает ваши сердца черными. Мы продолжаем верить в вас.
За их спинами раздался шорох, и Эйидль оглянулась – в госпиталь вошел Лука, выглядел он достаточно уставшим, даже потрепанным. Доктор тут же пошел в сторону своего кабинета, кивнув ребятам.
— Я до сих пор не до конца понял и осознал все, что случилось,— тихо проговорил Винич, заняв место доктора рядом с Эйидль.
— Я тоже,— улыбнулась девочка, засунув в карман руку и сжав в ней две небольшие пробирки.
— Скажи только: ты нашла Тайну? Ты видела ее?— у Луки в предвкушении замерцали глаза, и исландка кивнула, не в силах обмануть его. Хорват больше ничего не стал спрашивать, повернулся к спящим товарищам.— Нам повезло, что никто не погиб.
— Да, повезло,— и Эйидль снова подумала об отце, которого никто не включит в это «никто не погиб».— Ты видел профессора Сциллу?
— Нет, хотел сначала навестить ребят.
Парень подошел к постели Марии и вздохнул, думая о чем-то своем.
Эйидль вышла из госпиталя и направилась к Залу Достижений, когда снова появилась Кляйн.
— Где тебя носило? Все-таки свидание?— поддела ее девочка, заходя в пустой Зал.
— Уже не смешно,— огрызнулась фея, садясь на ее плечо и хмурясь, видимо, Кляйн понимала, куда направляется подопечная.— Я знакомилась с документами, что директор Сцилла выпустила сегодня касательно учеников. Это моя работа, если ты помнишь.
— Это твоя работа – помнить,— фыркнула Эйидль.— Ну, давай, выкладывай, что ты хочешь мне сказать? Меня исключили? Или я стала «гномом»?
— Ты только этому и порадуешься,— фея ущипнула исландку за плечо и тут же отлетела в сторону, чтобы девочка ей не отомстила.— Нет, к моему удивлению, ты числишься среди тех, кто освобожден от сдачи экзаменов, и переведена в следующий класс, получив ранг «дракона». Впрочем, не ты одна. Все твои друзья, которые весь год не учились, а лазали по подвалам и на поверхности, не учась и не давая учиться другим, освобождены от экзаменов по всем предметам!— по тону феи было понятно, что она думает о подобных распоряжениях нового директора.
— Видимо, она посчитала, что мы уже прошли достаточно испытаний в этом году,— пожала плечами Эйидль, подходя к стене и нажимая на камень, открывавший люк.— Надеюсь, что Роберту и Франсуаз так же повезет.
— Кстати, о чемпионах, пока ты еще не сунула опять свою голову в эти подземелья,— остановила девочку фея.— Победителем признана Франсуаз, поскольку на момент третьего испытания у нее было больше всех баллов.
— Наверное, профессорам просто было лень снова строить ледяной замок,— хмыкнула Эйидль: она была уверена, что Феликс из-за проигрыша не расстроится, а Яновских уже ничто не расстроит, так что переживать из-за этой новости она не будет.— Увидимся!
Кляйн выглядела крайне недовольной, но ничего не сказала, пока девочка спускалась в подземелье, осторожно нащупывая ступеньки лестницы. Здесь все было по-прежнему, как и вчера, когда они выносили из подземелий раненых. Тогда внизу еще оставались сфинкс и мороки.
Сегодня здесь было тихо и темно, словно ночью на поле уже отгремевшего сражения. Повсюду лежали осколки разноцветного стекла из разбитой фрески и каменная пыль. Грот зиял тьмой, только из глубины его пробивался крошечный луч света. Эйидль решила, что потом проверит, что это за свет и что осталось от гробницы ее предков – уж очень ей хотелось посмотреть, что оставил ей Гном-Хранитель. Она даже примерно представляла, где искать: прекрасно помнила, как гном при ней убирал свои инструменты и камни в ящик стола.
Эйидль зажгла свечу в нише комнаты и посмотрела на свой портрет, написанный с натуры тысячу лет назад. Могла ли она о таком подумать в тот день, когда впервые увидела рисунок здесь? Столько всего произошло, столько всего открылось за это время… Она сама словно стала совсем другой.
Девочка вздохнула и начала медленно, дюйм за дюймом ощупывать столешницу, уверенная, что ящик должен быть здесь и его никто не открывал все эти века. Она помнила, как Гном убирал туда камень и инструменты.
Ящик легко выдвинулся, стоило просто потянуть его на себя. Незаметный снаружи, он был в неприкосновенности все эти века, ожидая, когда сюда придет девочка из будущего, знавшая о нем.
В ящике была шкатулка, сделанная из теплого черного камня, какой всюду попадался в школе. Эйидль села на лавку, рассматривая ровную черную поверхность и отдаляя секунду, когда она увидит содержимое. Крышка легко поддалась, и пламя свечи заиграло в красном камне кольца, лежавшего на кусочке ткани. На крышке шкатулки была выбита надпись, которая всего через пару мгновений стала понятной девочке: «Будущее так же ценно и так же молчаливо, как и драгоценный камень. Береги их».
Эйидль любовалась рубином, который видела в руках Гнома-Хранителя в прошлом. Ей казалось, что из тумана веков ей приветливо машут Святовит, Хранитель и братья-гномы. Улыбаются и радуются. И она была рада, что не подвела их, что смогла быть достойной этой семьи, этой школы, которая действительно по праву была ее школой, ее домом.
Девочка положила шкатулку в карман мантии и вышла их комнаты, намереваясь осмотреть грот и понять, что за свет пробивался из него. Внутри было очень неуютно и тихо, слишком тихо. Повсюду валялись осколки стекла и камней. Словно брошенный, разрушенный дом, раньше бывший таким уютным. В свете, что пробивался снизу, из наполовину обвалившегося входа в нижнюю камеру, видны саркофаги Святовита и Елень. Мраморные фигуры на гробах почти полностью разрушены взрывом, на крышках — каменная пыль и мелкие камешки. Девочка подошла к могиле Святовита и прижалась к ней, опустив голову и ощущая холод мрамора. Она словно обняла первого директора Дурмстранга, прикрыв глаза, слушая безмолвие его последнего пристанища.
— Мы все починим,— шепотом пообещала она тишине,— все обязательно будет как прежде.
Снизу донесся какой-то шорох, и Эйидль подняла голову. Она была уверена, что свет просто забыл кто-то из тех, кто приходил сюда за телом ее отца, но теперь девочка начала подозревать, что в погребальной камере Симарла кто-то есть. Она достала из кармана волшебную палочку и осторожно подошла к краю покореженного отверстия в полу. В неверном свете была видна сильно поврежденная лестница, лишь местами очищенная от обвалившихся камней, а также можно было видеть груды каменных обломков, раскиданных в беспорядке. И чья-то тень неподвижно лежала на этих камнях.
Но почему-то ей не было страшно, совсем. Эйидль была уверена, что представляет, кто пришел к могиле Симарла и неподвижно там сидит, наверное, не один час.
— Профессор,— тихо позвала девочка, осторожно спускаясь вниз, с трудом находя место, куда поставить ногу.— Профессор, вы в порядке?
Святка сидела на каменном полу, прижавшись плечом и головой к мрамору саркофага. Глаза ее были открыты, но смотрели, не мигая, словно остекленев от пролитых слез.
— Профессор,— девочка присела рядом с дочерью Святовита и мягко погладила по руке, которыми женщина сжимала колени.
Она мигнула и сфокусировала взгляд на Эйидль, бледные губы дрогнули.
— А, это ты.
— Не нужно так, профессор, все наладится,— она гладила Святку по руке, успокаивая. Ей было жаль эту женщину, безумно жаль.
— Что наладится?— горько усмехнулась она и больше ничего не добавила, но Эйидль прекрасно понимала все, что могла бы Святка сказать: много веков рядом с ней находились ее любимый мужчина и ее ребенок, но она не знала об этом; столько веков она жила надеждой на то, что ей удастся разрушить проклятие и, наконец, обрести покой, но Герл мертв и больше никто не сможет ей помочь; века напрасного Поиска и помощи не тем людям привели ее в тупик, привели ее сюда, в полуразрушенную гробницу ее любви и жизни.
— Все наладится,— Эйидль достала из кармана пробирки с кровью и протянула ей.— Это лекарство для вас.
— Что это?— равнодушно спросила Святка, глядя на колбы в маленькой ладошке.
— Это кровь вашего отца и вашей тети, оставленная нам гномами. Если смешать две капли…
Дальше ей говорить не пришлось: видимо, тысячелетняя волшебница знала о зелье, о котором в своем письме говорили три брата-гнома. У Сциллы буквально загорелись глаза, надежда и неверие перемешались в них.
— Где ты это взяла?— прошептала она, дрожащей рукой сжимая сосуды с кровью.
