Современной теории перевода

РАЗДЕЛ 2. ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА

РАЗДЕЛ 1. ПЕРЕВОД В СОВРЕМЕННОМ МИРЕ

Перевод — это один из древних видов человеческой деятельности. Конечно, мы не можем точно сказать, когда на земле появился первый переводчик, и археолога вряд ли когда-нибудь откопают его останки. Сами переводчики не претендуют на то, чтобы их профессия считалась древней­шей, но есть все основания полагать, что как только возникли на нашей планете разноязычные человеческие племена, появилась и потребность в людях, которые могли бы служить посредниками при контактах между представителями разных племен. Возможно, что первыми переводчиками были женщины. Известно, что в древности существовал обычай красть невест из чужого племени, женщина поневоле овладевала языком мужа и могла выступать в случае необходимости в роли переводчика. Сначала пе­реводы были, естественно, только устными, позднее с возникновением письма появились и письменные переводчики.

Многочисленные факты свидетельствуют о том, что перевод име­ет тысячелетнюю историю. Среди клинописных шумерских текстов, на­писанных за 3 тысячи лет до нашей эры, мы находим двуязычные слов­ники, явно предназначенные для помощи переводчику. Известно, что и в древнем Вавилоне, и в Ассирии существовали группы переводчиков, доводивших повеления властителей до сведения покоренных народов.

Вообще без переводчиков было бы невозможным существование древ­них империй, возникавших в результате завоеваний многих стран, насе­ленных разноязычными народами. А в древнем Египте уже была специ­альная школа, готовившая переводчиков для контактов с соседями. О их существовании упоминает и Библия, где рассказывается история о Иосифе и его братьях. В ней описывается, как завидовавшие ему братья продали Иосифа в рабство в Египет, где он впоследствии стал важным лицом при дворе египетского фараона. Спустя некоторое время на родине Иосифа был неурожай, и его братья отправились за хлебом в Египет. Когда их привели к Иосифу, они его не узнали, а он тоже сначала им не открылся и говорил с ними через переводчика. Подобных упоминаний о переводе и переводчиках можно обнаружить во многих источниках.

В предыдущих лекциях мы уже упоминали о том, что на ранних этапах переводческой деятельности в ней проявились две разные тенден­ции. Первая из них наиболее заметна в переводах религиозных текстов, и в первую очередь, Библии. Для переводчиков таких текстов оригиналы были «словом божьим», где каждое слово, порядок слов и даже отдельные буквы и знаки препинания были священными, имели какое-то особое значение и должны были как можно буквальнее воспроизводиться в переводе. Правда, при этом часто нарушались нормы языка перевода, местами перевод стано­вился темным и непонятным, но это никого не смущало, ни самих перевод­чиков, ни читателей, которые полагали, что религиозный текст и не может быть понятен каждому, в нем многое должно быть мистическим, загадоч­ным, «ибо тайна сия великая есть».

Если в переводах религиозных книг преобладала тенденция к макси­мальному буквализму, то другие виды переводов, устных и письменных, часто носили весьма приблизительный характер, их создатели вольно обра­щались с оригиналом, допускали много неоправданных отклонений и оши­бок. Отчасти такой вольный (или свободный) перевод был результатом низкой квалификации переводчика, но порой он мог быть следствием отсут­ствия должного уважения к переводимому тексту и нетребовательности к качеству перевода со стороны переводчика и читателей.

Противопоставление буквального и вольного перевода сохрани­лось и в более позднее время, когда выбор одной из этих переводческих стратегий определялся уже не характером переводимого текста, а общей установкой переводчика, его пониманием цели и содержания своей рабо­ты. Различие таких установок особенно отчетливо проявилось в художе­

ственном переводе. Здесь сторонники буквального перевода были убеж­дены, что только такой перевод может быть верен оригиналу, что задача перевода и заключается в максимальном копировании исходного текста. Их оппоненты возражали, что как раз буквальный перевод никогда не будет верным, поскольку он не передает самое главное — художествен­ные достоинства оригинала и, что еще важнее, не создает полноценного текста на языке перевода. Они отстаивали право переводчика для дос­тижения такой полноценности вносить любые изменения в свой перевод. Некоторые сторонники вольного перевода заходили в своих версиях очень далеко. Уже в 19 веке известный русский переводчик Иринарх Введен­ский провозглашал право переводчика на любые «отсебятины», если он проникся духом оригинала, перевоплотился в его автора и может воспол­нить любые упущения, почему-либо присутствующие в оригинале. И эти теоретические положения Иринарх Введенский неуклонно воплощал в своей переводческой практике. Так, переводя роман Ч.Диккенса «Да­вид Копперфилд», он сочинил от себя конец второй главы, начало шес­той главы, внес многочисленные исправления в текст романа. Ведь, как утверждал переводчик, его пером водил «дух» автора.

Мы уже упоминали и практику «украшательского» перевода, по­лучившую особенно широкое распространение и теоретическое обосно­вание у французских переводчиков восемнадцатого века. Вспомним, что французы в эту эпоху считали себя единственными обладателями совер­шенного вкуса, требованиям которого, по их мнению, не отвечали лите­ратурные произведения других народов, именовавшиеся «варварскими». И при переводе произведений таких «варваров» (к которым относились и Шекспир, и Сервантес, и многие другие выдающиеся писатели и поэты) от переводчика требовали исправления оригинала, чтобы сделать его приятным для читателя. И в соответствии с этими требованиями переводчики «украшали» переводимый текст, выпускали то, что считали лишним, неудачным, добавляли свое и т.д. Переводчик романа Ричард­сона выбросил описание смерти, заявив, что оно слишком мрачно и грубо. Переводчик Сервантеса нашел в «Дон Кихоте» много неприем­лемого и все это выбросил или «исправил». А французский переводчик Лоренса Стерна прямо заявил, что нашел шутки и остроты английского юмориста неудачными и заменил их своими.

Переводческая деятельность имеет богатую многовековую исто­рию, изучение которой проливает свет на важные стороны развития

языка, литературы и культуры разных народов. Но в данной лекции мы более подробно остановимся лишь на последнем этапе этой истории, который ведет свое начало со второй половины 20 столетия. В этот период произошли значительные количественные и качественные изме­нения, во многом сказавшиеся как на самом характере переводческой деятельности, так и на требованиях, предъявляемых к переводу и пере­водчикам. Уже в первой лекции мы говорили о резком увеличении мас­штабов переводческой деятельности после окончания Второй мировой войны, о появлении новых видов перевода, о выдвижении на первый план информативных переводов. Большое число информативных перево­дов означало существенные изменения в требованиях, предъявляемых к переводчику, и в условиях его работы. Остановимся кратко на некото­рых основных особенностях, характеризующих переводческую деятель­ность в современном мире.

Прежде всего значительно возросли требования к точности пере­вода. Если переводчики художественной литературы допускали порой, как мы уже знаем, всевозможные вольности, то это в худшем случае приводило к искаженному представлению о творческой манере автора и о литературных достоинствах произведения. Однако, искажения в тех­ническом, коммерческом, дипломатическом переводе могут иметь гораз­до более серьезные последствия — политические конфликты, матери­альные потери, человеческие жертвы и даже новый Чернобыль. Поэто­му свободный перевод в таких областях признается совершенно недопу­стимым, и переводчики стараются возможно точнее передать все детали содержания оригинала, избегая в то же время буквализма, искажающего это содержание или затрудняющего его восприятие.

Задача переводчика оказывается очень ответственной и весьма непростой. Как мы уже знаем, полной тождественности перевода ориги­налу достичь очень трудно, и переводчику постоянно приходится ре­шать, какими элементами содержания можно пожертвовать, чтобы точ­нее передать другие, более важные детали. Такой выбор осложняется тем, что иногда особую важность приобретают совсем неожиданные эле­менты текста оригинала. Вот один пример из практики переводчиков в Службе русского перевода Секретариата ООН в Нью-Йорке.

После очередной сессии Комиссии по мирному объединению Ко­реи был составлен заключительный документ, который русские перевод­чики перевели с английского оригинала. Но когда наши дипломаты оз-

накомились с русским переводом, они заявили протест, указав, что пере­водчики свели на нет многодневную работу Комиссии. Такое заявление было, конечно, неожиданным и крайне неприятным и для переводчика, и для редактора перевода. Оказалось, что члены Комиссии долго спори­ли, какую часть Кореи называть в документе первой, то есть писать «объединение Южной и Северной Кореи» или «объединение Северной и Южной Кореи». В результате был достигнут компромисс: каждая часть Кореи по очереди будет упоминаться первой. Переводчик, не обратив внимания на эту, казалось бы, формальную деталь, везде писал названия частей страны в одной и той же последовательности, что и вызвало недовольство дипломатов.

В таких текстах политическую значимость могут приобретать и чисто грамматические особенности. В свое время Совет Безопасности ООН принял резолюцию, осуждающую агрессию Израиля, и потребо­вал вывода израильских войск «from the occupied Arab territories». И до сих пор не утихают споры о том, каково значение определенного артикля в этой фразе и насколько обоснованным был русский перевод (и соот­ветствующая позиция советской дипломатии), трактующий ее как требо­вание вывести войска «со всех оккупированных арабских территорий».

У меня за плечами несколько десятилетий работы в качестве пись­менного переводчика и переводчика-синхрониста, и я мог бы привести много примеров из собственного опыта, показывающих как малейшее отклонение от оригинала, казалось бы даже улучшающее перевод, мо­жет доставить неприятности переводчику. Ограничусь одним таким при­мером, о котором я часто вспоминаю.

На одной международной конференции в Стокгольме я сидел в кабине синхронного перевода и переводил на английский язык выступ­ление члена советской делегации, епископа Ювеналия, который давал оценку предложенному проекту резолюции. Он говорил, что его делега­ция находит проект резолюции приемлемым, но считает необходимым заострить ее формулировки. Я перевожу его слова, и, когда он сказал, что «надо заострить», мне пришло на память идиоматическое английс­кое выражение «to put more teeth into something», то есть «добавить чему-то зубов, сделать что-то более зубастым». Я решил, что это как раз то, что надо, и перевел: «The Soviet delegation finds the draft resolution acceptable but we believe that we should put more teeth into it». Перевел и сижу довольный собой: вот как я удачно и идиоматично передал смысл

этой части выступления оратора. Но как только епископ Ювеналий сошел с трибуны, на трибуну поднялся английский делегат и начал ему возражать, строя свои возражения на моих злосчастных зубах. Он говорил: «We can certainly put more teeth into anything, but we are not dentists, we have come here with other purposes etc.». Я перевожу его слова на русский язык и со страхом жду, что сейчас мой владыка встанет и скажет: «Побойтесь бога! Какие зубы? Я ничего подобного не гово­рил!» На мое счастье он либо не обратил на это внимания, либо решил не поднимать шума, и я отделался легким испугом и только лишний раз убедился, как опасно допускать отклонения от оригинала, даже ради большей идиоматичности перевода.

Другая отличительная черта современной переводческой деятельнос­ти заключается в большом количестве текстов технического (или шире: специального) характера, перевод которых требует от переводчика основа­тельных познаний в соответствующей предметной области. В век научно-технической революции и сложных финансово-экономических отношений нередко даже в газетах и журналах, предназначенных для широкого чита­теля, можно встретить материалы, разобраться в которых будет нелегко и специалисту. А профессиональному переводчику приходится переводить сложнейшие тексты по ядерной физике, компьютерной технике, космичес­кой медицине и многим другим наукам и специальным областям. И при этом сам переводчик может иметь гуманитарное образование или техничес­кую подготовку в совсем иной области. Понятно, что такие тексты ставят перед переводчиком очень трудные задачи и делают весьма вероятными терминологические и фактологические ляпсусы в переводе.

Конечно, с такими текстами более успешно справился бы пере­водчик, который одновременно был бы специалистом в соответствующей области. Идея передать все технические переводы «технарям» — инже­нерам и научным работникам — весьма заманчива, и ее неоднократно пытались осуществить в некоторых странах. Однако здесь возникли неожиданные трудности. И дело не только в том, что порой трудно найти квалифицированного физика, химика или биолога, свободно вла­деющего иностранным и родным языками и способного (и желающего) делать переводы, особенно на иностранный язык. Неожиданно оказа­лось, что такой идеальный переводчик, хорошо владея предметом и тер­минологией, допускает порой грубые смысловые ошибки в переводе там, где их никогда не сделал бы профессиональный переводчик даже в

совершенно незнакомой области. И как ни парадоксально, причина та­ких ошибок лежит в его глубоком знании предмета. Дело в том, что у такого специалиста часто отсутствует столь необходимое для переводчи­ка уважение к оригиналу, и он подчас переводит не то, что там написа­но, а то, что, по его мнению, там должно быть. Представьте, что какой-то специалист по автоделу переводит с английского языка описание ус­тройства двигателя внутреннего сгорания — Internal Combustion Engine. Он отлично знает, как устроен такой двигатель, и поэтому переводит, почти не глядя в оригинал. И если содержание оригинала полностью совпадает с его знаниями, он может дать отличный перевод. А вот если в исходном тексте есть что-то новое(и поэтому самое интересное), рас­ходящееся с его привычными представлениями, он может в переводе «исправить оригинал», допуская серьезные искажения.

Психологическое затруднение, которое в подобных случаях воз­никает у переводчика-«технаря», отчетливо выявляется в следующем эксперименте. Двум группам переводчиков был предложен для перевода на русский язык один и тот же английский технический текст. Одну группу составляли переводчики с гуманитарным образованием, другую — с образованием техническим. Предварительно экспериментатор внес в английский текст ряд изменений, делающих текст противоречащим изве­стным законам физики. Так, например, если в тексте говорилось, что поверхность прибора окрашена в черный цвет, чтобы увеличить погло­щение тепла, то экспериментатор вместо «Black» поставил «white», и получилось, что для увеличения поглощения тепла прибор был окрашен в белый цвет — явное противоречие с известным свойством белого цвета отражать тепловые лучи.

Результаты эксперимента были весьма примечательны. У пере­водчиков-гуманитариев не возникло никаких проблем: если в оригинале стоит «white», то я перевожу «белый», а за фактическую сторону описа­ния несет ответственность исключительно автор английского текста. И не дело переводчика его поправлять.

Переводчики-«технари» призадумались. Содержание текста явно противоречило тому, что они твердо знали. Как же тут быть? Некоторые из них все же перевели «white» как «белый», сопроводив свой перевод примечанием, что, очевидно, в оригинале допущена ошибка. Остальные же отважно перевели «white» как «черный» без всяких примечаний, исправив, таким образом, оригинал в соответствии со своими знаниями. Склонность к

подобным исправлениям, хотя и допустимым в некоторых случаях, может порой привести к серьезным искажениям оригинала.

Сказанное, разумеется, не означает, что технические знания мо­гут быть помехой в работе профессионального переводчика. Напротив, чем шире его эрудиция в самых различных областях, в том числе и сугубо специальных, тем качественней будут его переводы. Поэтому подготовка будущих переводчиков включает элементы специализации, ознакомление с основными понятиями в области экономики, права, от­дельных естественных наук. Как правило, для успешного перевода спе­циального текста переводчику нет необходимости иметь соответствую­щее образование, ему достаточно такой степени ориентированности в предмете, которая позволила бы понимать терминологию и логику изло­жения. Вместе с тем многие учебные заведения, готовящие переводчи­ков, считают целесообразным обучать их одновременно и какой-либо другой специальности: экономиста, юриста, инженера и пр. Такая под­готовка, несомненно, много дает будущим переводчикам. Однако еще более важно научить их самостоятельно готовиться к переводу сложного текста: знакомиться с проблематикой по энциклопедиям и техническим справочникам, составлять списки терминов, находить тексты с аналогич­ной тематикой на языке перевода и т.д.

Непосредственно связана с предыдущей и еще одна особенность переводческой деятельности в современном мире: большое тематическое разнообразие текстов, с которыми приходится иметь дело переводчику. Понятно, что переводчик легче достигает хороших результатов, если он переводит тексты из какой-то узкой, всесторонне знакомой ему области. Такая узкая специализация всегда желательна, и порой переводчикам удавалось выбирать самим, какие тексты они будут переводить, а от каких будут отказываться. Особенно в благоприятном положении нахо­дились в этом отношении художественные переводчики: они часто пере­водили только тех авторов, которые были им близки по духу и по твор­ческой манере. Современному переводчику-профессионалу, как правило, узкая специализация недоступна, и ему приходится иметь дело с текста­ми самой разнообразной тематики. Даже если он занимается переводом в казалось бы узкой области, скажем, работает переводчиком на судо­строительном заводе, все равно ему приходится переводить, помимо все­возможной технической и технологической информации, относящейся к судостроению, обширную документацию по экспортным операциям, кон­

тракты с зарубежными поставщиками, рекламные материалы и т.д. Иначе говоря, он будет заниматься техническим, экономическим, юридическим и многими другими видами перевода. Что же касается, например, пере­водчика, работающего в такой международной организации, как ООН, то ему постоянно приходится переключаться от одной тематической об­ласти к другой. Сегодня он переводит текст по ядерной радиации, зав­тра — по наркотикам, послезавтра — по морскому праву и т.д.

Чтобы продемонстрировать всю условность узкой специализации переводчика, приведу еще один пример из своей практики. В течение мно­гих лет я участвовал в подготовке переводчиков для работы в системе ООН. Среди органов этой организации есть Европейское отделение ООН в Женеве, где переводчикам приходится переводить большое количество сложных специальных текстов. Там находится Экономическая комиссия ООН по Европе и ряд европейских объединений: по углю и стали, по сельскому хозяйству, по транспорту и др. И наши переводчики, большин­ство из которых получило гуманитарное образование, испытывали немалые трудности, переводя материалы этих организаций, требовавшие специаль­ных знаний. Особенно много хлопот доставляли им тексты, связанные с железнодорожными перевозками. И руководство Службы переводов обра­тилось к нашим Курсам переводчиков ООН с просьбой подготовить для них переводчика, который имел бы образование инженера-железнодорож­ника. Нам было нелегко найти выпускника Московского института инже­неров железнодорожного транспорта, способного в соответствии с требова­ниями ООН переводить на русский язык с двух иностранных языков. В конце концов нам удалось найти такого инженера, мы его в течение года подготовили для работы переводчиком в ООН и по окончании Курсов отправили в Женеву. Там ему очень обрадовались и сразу назначили руко­водителем группы переводчиков, занимавшихся переводами железнодорож­ных текстов. Спустя некоторое время приезжаю я в Женеву и иду во Дворец Наций проведать своих бывших учеников. Побеседовав с нашими переводчиками в нескольких кабинетах, я наконец зашел навестить и этого железнодорожника. В разговоре с ним я заметил, что ему, верно, легко работается, так как он переводит тексты по своей специальности. В ответ он, улыбаясь, показал мне текст, которым он в это время занимался. Текст был озаглавлен: «Химические средства борьбы с биологическими вредите­лями, наносящими ущерб сыпучим грузам при их перевозке по железной дороге». И вот сидит инженер-железнодорожник (кстати, специалист по

подвижному составу) и переводит «железнодорожный» текст, требующий знаний из целого ряда других областей.

Тематическое разнообразие переводимых текстов сопровождается и их стилистическим многообразием. С одной стороны, переводчику не толь­ко художественных, но и информативных текстов приходится иметь дело с текстами, письменными или устными, авторами которых являются выдаю­щиеся мастера слова, изучавшие искусство красноречия в наиболее пре­стижных университетах мира — в Кембридже, Оксфорде, Гарварде, Сор­бонне, — пользующиеся богатыми ресурсами выразительных средств, сво­бодно цитирующие высказывания известных философов, поэтов, истори­ческих деятелей. Особенно неприятно для переводчика, когда подобные красоты стиля неожиданно возникают в речи оратора в процессе устного перевода, когда он, например, цитирует Шекспира или какой-нибудь попу­лярный анекдот или детский стишок. Однажды мне пришлось работать переводчиком-синхронистом на одной международной конференции в Мос­кве, посвященной организации различных банковских операций. Выступав­шие зарубежные эксперты говорили терминологически сложным языком на достаточно сухие профессиональные темы. И вдруг один из ораторов, гово­ря о положении в России, заявил, что здесь существует «а Humpty-Dumpty situation». Это поставило переводчика перед необходимостью найти русское соответствие названию персонажа из известного английского детского стишка, который вряд ли был знаком присутствующим русским банкирам. При­шлось срочно вспоминать перевод этого стихотворения С.Маршаком, в котором Хампти-Дампти именуется Шалтай-Болтай. Но, переводя эту фразу как «ситуация Шалтая-Болтая», переводчик подумал, что, возможно, не­которые его слушатели не читали Маршака и не поймут, что речь идет о неисправимой ситуации (о разбившимся человечке-яйце). И он решился на «отсебятину»: быстро процитировал все четверостишие. Помните: «Шал­тай-Болтай сидел на стене. Шалтай-Болтай свалился во сне. И вся коро­левская конница, и вся королевская рать не могут Шалтая-Болтая со­брать». И хорошо сделал, поскольку в последующей дискуссии многие выступавшие упоминали Шалтая-Болтая.

С другой стороны, переводчику нередко приходится переводить плохо написанные и по форме, и по содержанию тексты, авторы кото­рых малообразованы, не владеют литературным языком, не умеют ло­гично излагать свои мысли. Различная техническая документация часто составляется непосредственно на предприятиях-изготовителях довольно

небрежно, и переводчику порой нелегко догадаться, что действительно имеет в виду автор текста.

Немалые трудности создает для переводчика и использование в оригинале вариантных и диалектальных форм языка, различных откло­нений от литературной нормы, индивидуальных искажений и речевых ошибок. Во многих языках существуют территориальные различия раз­ного вида, о которых мы уже говорили в предыдущей лекции и которые создают переводческие проблемы, особенно при восприятии устной речи (английский язык в Индии, Австралии, в южных штатах США, немец­кий язык в Австрии, Швейцарии, Баварии и пр.)

Особо следует отметить случаи, когда автор оригинала говорит или пишет на неродном языке, которым он владеет далеко не в совершенстве. Такая ситуация обычно возникает на международных конференциях, где используются два — три рабочих языка, а участвуют представители многих стран. Выступающий на чужом языке участник конференции нередко иска­жает его под влиянием своего родного языка, нарушает нормы произноше­ния, неправильно употребляет слова, грамматические формы и структуры. Переводчик, естественно, не воспроизводит в переводе такие искажения, но они могут затруднять понимание. Он должен сообразить, что, когда француз произносит по-английски странную фразу «I congratulate myself of your plan», он скалькировал французское «Je me felicite de votre plan», желая просто выразить одобрение. А когда невыговаривающий звук «l» японский делегат поздравляет председателя комитета «on your happy erection», он, разумеется, имеет в виду избрание на этот пост (election). Опытный переводчик исправляет подобные оговорки при переводе, хотя это требует дополнительных усилий. Однажды на одной международной медицинской конференции мне пришлось переводить выступление китайского врача, ко­торый, говоря по-английски, проглатывал окончания некоторых слов. На­пример, вместо часто встречавшегося в его речи термина «antibodies» он произносил «antibo». Понимая, что он имел в виду, я сначала правильно переводил его «antibo» как «антитела». Но к концу его выступления я, видимо, утратил бдительность, стал следовать его примеру, и когда он говорил «antibo», я произносил в переводе «антите». Аудитория никак не реагировала на такую «точность» перевода, но мои коллеги-переводчики долго о ней вспоминали.

В заключение отметим еще одну особенность современной переводческой деятельности — значительное число так называе­

мый канонических переводов. Речь идет о том, что переводы многих ответственных документов часто получают своеобразный официальный статус, выступают в качестве единственного обще­признанного, «законного» представителя оригинала. И когда та­кой документ, полностью или частично, упоминается или цитиру­ется, он не переводится заново, а используется уже существую­щий официальный перевод, даже если переводчик находит его не вполне удовлетворительным и хотел бы его улучшить. Такие офи­циальные переводы могут существовать у уставов, резолюций и других материалов, публикуемых международными организация­ми, у выступлений известных государственных или обществен­ных деятелей, дипломатических нот и деклараций и тому подоб­ных документов. В таких случаях переводчику приходится порой тратить немало времени и усилий, чтобы отыскать официальный перевод и заимствовать из него необходимые формулировки. Аналогичные проблемы возникают и тогда, когда в оригинале цитируются официальные документы и выступления, сделанные ранее на языке перевода. Такие цитаты, естественно, приводятся в переводе на язык оригинала, и попытка обратного перевода вместо того, чтобы обратиться к первоисточнику, может окон­читься весьма печально. Опасность такого непрофессионального поведения особенно велика, если переводчик сталкивается со скры­той цитатой, приводимой в тексте без указания на источник.

Все сказанное, разумеется, относится и к подобному цитированию в оригинале отрывков из художественных произведений на переводящем языке. В своей замечательной книге «Высокое искусство» Корней Ива­нович Чуковский приводит любопытный пример того, что может полу­читься при переводе неузнанной цитаты. В одной немецкой книге об экономическом положении Украины был напечатан в качестве эпиграфа отрывок из пушкинской «Полтавы». Помните у Пушкина:

«Богат и славен Кочубей, Его поля необозримы,

Там табуны его коней пасутся вольны, нехранимы.

Вокруг Полтавы хутора окружены его садами.

И много у него добра мехов, атласа, серебра и на виду,

и под замками».

Переводчик этой книги не догадался процитировать «Полтаву» по подлиннику и перевел пушкинские строки с немецкого языка на рус­ский. Вот что у него получилось:

«Был Кочубей богат и горд, Его поля обширны были, И очень много конских морд, мехов, сатина первый сорт Его потребностям служили».

Как справедливо замечает Чуковский, если бы по этому переводу мы вздумали знакомиться с творчеством Пушкина, Пушкин явился бы нам дубиноголовым кретином.

В предыдущих лекциях мы уже говорили о том, что количествен­ные и качественные изменения характера переводческой деятельности в современном мире вызвали необходимость в широких теоретических ис­следованиях этого феномена. В результате этих исследований была со­здана теория перевода, с основными положениями которой нам еще предстоит ознакомиться. Однако перед этим целесообразно дополнить рассмотрение исторической эволюции переводческой деятельности крат­кими сведениями об истории перевода в России.

Переводческая деятельность в России имеет богатую историю, начало которой было положено еще во времена Киевской Руси. Уже в 9-м веке на Руси в достаточно зрелой форме одновременно возникли письменность, литература и перевод. В 864 году греческие монахи Ки­рилл и Мефодий были посланы императором Византии для проповедо­вания христианства среди славянских народов. Они начали свою дея­тельность с создания алфавита (именуемого до сих пор «кириллицей»), с помощью которого перевели с греческого на староцерковнославянский несколько религиозных текстов. Среди этих первых переводов были Новый Завет, Псалтырь и Молитвенник. После того, как в 988 году состоялось Крещение Руси, появилось множество переводов, которые должны были ознакомить новообращенных с философскими и этически­ми доктринами новой религии и с церковными обрядами и обычаями. Они включали тексты различных жанров, такие как Жития святых, Притчи, Хроники и т.п. Большой популярностью пользовались и апок­рифы, повествовавшие о различных чудесах и фантастических происше­ствиях, некоторые из них уже напоминали то, что позднее назвали бы беллетристикой. Большинство таких переводов выполнялись в Болга­рии, но имели хождение на Руси.

В то время как переводы религиозных текстов были обычно бук­вальными, появился и ряд переводов несколько иного характера и не столь рабски копировавшие оригинал. Здесь можно назвать такие кни­ги, как «Житие Андрея Юродивого», «Пчела», «Космография», «Фи­

зиолог» и др. Серьезным достижением для своего времени был перевод книги Иосифа Флавия «Иудейская война», в котором переводчику уда­лось избежать многих недостатков буквализма.

Имя переводчика в этот ранний период никогда не указывалось, и нельзя было определить, сделан ли перевод в самой стране или за ее пределами.

Во время тяжелых лет Монгольского ига (1228—1480) перево­ды продолжали играть важную роль в культурной жизни страны. Были переведены другие части Библии, а многие прежние переводы были исправлены или выполнены заново. Наряду с религиозными текстами, появилось все больше нерелигиозных переводов, например: «Индийское царство», «Троянская война» и другие. Большинство переводов дела­лось с греческого языка, некоторые переводчики, по-видимому, исполь­зовали латинские и древнееврейские источники.

В этот период происходило постепенное формирование русского языка на основе старославянского (церковнославянского) языка и на­родных говоров. Однако религиозные тексты продолжали переводиться на церковнославянский, который стал употребляться исключительно во время церковных богослужений. В то же время контакты с другими странами вызывали необходимость в политических и деловых переводах, где все чаще использовался формирующийся русский язык. В непере­водных текстах этого времени также можно обнаружить соединение ста­рославянских и русских элементов.

В 16-м веке Москва окончательно превратилась в политический, а также в переводческий центр России. Переводы больше не были ано­нимными, а роль переводчиков в развитии языка и культуры начала получать общественное признание. В 1515 году московский Великий князь Василий III обратился с просьбой прислать в Москву какого-нибудь ученого переводчика из греческого монастыря. Такой перевод­чик прибыл в Москву в 1516 году в составе греческого посольства и стал известен под именем Максим Грек. В течение всей своей жизни (он умер в 1555 или в 1556 году) Максим Грек занимался переводами, в основном, религиозных книг, а также некоторых нерелигиозных тек­стов, вносил исправления в прежние переводы и сопровождал их ком­ментариями. Сначала он не знал ни русского, ни старославянского язы­ка, и его переводы делались в два этапа: сперва он переводил с гречес­кого на латинский, а затем его помощники переводили с латинского на

старославянский. Исправляя старые переводы, он нередко нарушал ус­тоявшиеся традиции, что навлекло на него обвинения в ереси и кощунстве. Максим Грек был плодовитым писателем, педагогом и философом. В его писаниях можно найти много замечаний об искусстве перевода — первые дошедшие до нас размышления по этому поводу в России. Мак­сим Грек настаивал на необходимости тщательно анализировать ориги­нал, чтобы обнаружить все нюансы и аллегории в его содержании. А для этого переводчик должен не только знать язык, но и обладать широкими филологическими познаниями и проделать большую подгото­вительную работу. Свои предписания Максим Грек подкреплял много­численными замечаниями о лексике, ритмической организации и фонети­ческих особенностях греческого текста, которые должны быть отражены в переводе. Его вкладом в русскую филологию стал словарь «Имена, истолкованные в алфавитном порядке», где разбирались, в основном, греческие имена, а также некоторые латинские и древнееврейские.

Хотя в России уже начали понимать, что переводчик должен в совершенстве владеть двумя языками и обладать обширными энцикло­педическими знаниями, большинство переводчиков-практиков не были достаточно образованы, и их переводы оставляли желать много лучшего.

От 17-го века до нас дошло уже больше имен переводчиков и боль­шее число переводов, главным образом, нерелигиозных материалов. Тематика научных переводов включала вопросы астрономии и астрологии, ариф­метики и геометрии, анатомии и медицины и описания различных животных. Некоторые переводы можно отнести к разряду беллетристики. В этот период впервые в помощь переводчику были созданы двуязычные словари: латино-греко-славянский, русско-латино-шведский и некоторые другие.

Переводчиков того времени можно разделить на четыре катего­рии. Во-первых, в различных ведомствах трудились штатные переводчи­ки, главным образом, иностранцы — поляки, немцы, голландцы — или выходцы из западных или южных областей России. Обычно они непло­хо знали классические языки или польский, но слабо разбирались в русском и старославянском. Вероятно, им помогали писцы, которые за­писывали и исправляли их переводы.

Во-вторых, была небольшая группа ученых монахов, которые пе­реводили только религиозные тексты с латинского и греческого языков. Среди них наиболее известны такие имена, как Епифаний, Славинецкий, Арсений Грек и Дионисий Грек.

Членов третьей, наиболее многочисленной группы можно назвать переводчиками по-совместительству, которые более или менее случайно выполняли один-два перевода.

И, наконец, было несколько переводчиков, занимавшихся этим делом из любви к искусству и самостоятельно выбиравшие тексты для перевода. Среди них были и приближенные царя: Андрей Матвеев, Богданов, князь Кропоткин.

Решающий вклад в развитие переводческой деятельности в Рос­сии внес 18-й век. Политические реформы Петра I значительно расши­рили экономические и культурные контакты Москвы с европейскими странами, создав потребность в многочисленных переводах научно-тех­нических текстов, равно как и произведений художественной литерату­ры. Теперь к переводам стали предъявлять более высокие качественные требования. Царь Петр издал специальный указ о переводах, требуя «внятной» передачи переводимого содержания. В этот период начала складываться литературная норма русского языка, и многие образован­ные люди видели в переводах средство обогащения своего языка, увели­чения его семантического и экспрессивного потенциала.

Выдающаяся роль в этом процессе принадлежала великому рус­скому ученому и поэту Михаилу Ломоносову. Ломоносов и его талант­ливые современники Сумароков и Тредьяковский создали большое чис­ло преимущественно поэтических переводов. Они часто сопровождали свои переводы теоретическими рассуждениями, объясняя, почему надо было перевести именно так, а не иначе, подчеркивая особую важность переводческого труда, его творческий характер.

На этом новом этапе развитие переводческой деятельности ха­рактеризовалось тремя основными особенностями. Во-первых, эта дея­тельность приобрела новые организационные формы. Так, в Иностран­ной Коллегии царя Петра имелась группа переводчиков, а в 1735 году при Петербургской Академии Наук была создана «Русская ассамблея» — первая профессиональная организация переводчиков. В ее работе прини­мали активное участие Ломоносов, Тредьяковский и некоторые другие члены Академии. Ассамблея занималась отбором книг для перевода, вырабатывала правила и принципы, которыми должны были руковод­ствоваться переводчики, критически оценивала выполненную работу. Она также готовила будущих переводчиков: при Академии была создана школа иностранных языков, выпускники которой становились официальными

переводчиками. Считалось, что переводчик должен был уметь перево­дить, по меньшей мере, с трех иностранных языков: латинского, немец­кого и французского. Академия также отправляла студентов за границу, чтобы изучать «языки и науки», проводила экзамены для проверки про­фессиональной подготовки переводчиков, старалась повысить обществен­ный интерес к переводческому труду. В 1748 году президент Академии опубликовал повеление царицы Елизаветы больше переводить нерелиги­озные (гражданские) книги. Позже канцелярия Академии обратилась с призывом к «дворянам и людям других сословий» заниматься перевода­ми. Именно в это время переводчики стали регулярно получать вознаг­раждение за свою работу.

Второй особенностью рассматриваемого периода было изменение характера переводимых книг. В начале столетия к переводам классичес­кой литературы добавилось большое число прагматических переводов, столь необходимых для века реформ. Одновременно изменилось и соот­ношение языков, с которых делались переводы: все больше стали преоб­ладать такие современные языки, как французский, немецкий, английс­кий, в то время как польский утратил свою популярность.

Позднее «технические» переводы уступили первенство переводам литературным. Реформы сопровождались ростом культурных запросов об­щества, которые не мог удовлетворить уровень отечественной литературы, И литературные переводы должны были восполнить этот пробел, удовлетворить важную социально-культурную потребность. Теперь переводчики считали свой труд служением своей стране и подчеркивали его значимость в многочисленных предисловиях к своим переводам. Они видели свою за­дачу в том, чтобы просвещать соотечественников, улучшать нравы, созда­вать новую русскую литературу. С этого времени литературный (или худо­жественный) перевод приобрел в русской культуре высокий статус.

Это новое осознание социальной значимости перевода составляет третью характерную особенность данного периода. Перевод стал рас­сматриваться как вид творчества, столь же заслуживающий уважение, как создание оригинальных художественных произведений. Переводчик выступал в роли соперника автора оригинала, а порой он ставил перед собой более честолюбивую цель и стремился превзойти оригинал по художественным достоинствам.

В 18-м веке появился поэтический перевод, который впослед­ствии занял в России особо почетное место. Так, Тредьяковский заво­

евал всеобщее признание благодаря своему переводу романа П. Гальмана «Путешествие на остров любви», куда он включил много стихов, успешно переведенных русскими ритмами. Менее известны, но не менее примечательны переводы А.Кантемира «Посланий» Горация и других поэтических произведений с латинского и французского языка. Особен­но многочисленны и многообразны были переводы Ломоносова, выпол­ненные с латинского, немецкого, французского и греческого языков. В них он проявил замечательное умение, как достигать эквилинеарности, так и создавать свободные версии оригиналов. Ломоносов уделял боль­шое внимание передаче ритмической организации оригинала, используя различные формы ямбов и хореев в качестве эквивалента александрийс­кому стиху французских эпосов и гекзаметру греческих трагедий. Поскольку русская поэзия в это время только формировалась и основыва­лась на силлабическом стихосложении, новаторство Ломоносова обога­щало ее ресурсы, создавало новые нормы и традиции в использовании поэтических жанров и метрических систем.

Золотым веком русского перевода стал век девятнадцатый. Если в предыдущем столетии перевод превратился в особый вид профессиональной деятельности, то в 19-м веке эта деятельность была возведена в ранг высо­кого искусства. Новая русская школа перевода начала формироваться бла­годаря, в первую очередь, выдающемуся вкладу таких известных деятелей культуры, как историк А.Карамзин и поэт В.Жуковский.

В конце 18-го — начале 19-го века Карамзин опубликовал в разных журналах большое число переводов. Он видел в переводах хоро­шую школу для улучшения стиля писателя, а также ценный источник информации, как он говорил, «из любопытства, для исторических фак­тов, для женщин, для новых журналов или из малоизвестных книг». Поражает широта переводческих интересов Карамзина: он переводил труды классических и современных авторов с греческого, французского, латинского, немецкого, английского, итальянского и некоторых восточ­ных языков.

Жуковского Пушкин называл «гением перевода». Он был талан­тливым поэтом, но значительную часть его творчества составляли пере­воды. Жуковский переводил с английского, французского, старославян­ского, латинского и немецкого языков. Благодаря ему русские читатели получили доступ ко многим произведениям Шиллера, Гете, Байрона, Вальтера Скотта и других корифеев мировой литературы. Диапазон его

творческих поисков поистине поразителен: от переводов сказок Шарля Пeppo и братьев Гримм до «Одиссеи» Гомера и знаменитого русского эпоса «Слово о полку Игореве». Жуковский был одним из величайших мастеров перевода за всю историю этой деятельности.

Так же, как и Карамзин, Жуковский был сторонником вольного перевода, который порой превращался в парафраз или даже в подража­ние, новый текст по мотивам оригинала. Иногда он мог перенести место действия в Россию, дать героям оригинала русские имена и т.п. Однако его могучий талант позволял ему с необычайной силой воспроизводить стиль, ритм и интонацию иностранного стиха, а его лучшие переводы отличаются изумительной точностью. Русская школа перевода во мно­гом обязана Жуковскому своими достижениями.

Почетное место в истории перевода в России принадлежит двум великим русским поэтам А.С.Пушкину и М.Ю.Лермонтову. Хотя в их творчестве переводы занимали сравнительно скромное место, они внесли значительный вклад в повышение качества художественных переводов в России. В поэтических парафразах и подражаниях они сумели воспроиз­вести наиболее важные особенности иностранной поэзии, но самое глав­ное — их творения были замечательными произведениями искусства, не уступающими их оригинальным шедеврам. Их переводы-парафразы по­служили образцовыми примерами для других переводчиков, поскольку они утверждали главный принцип, что хороший художественный пере­вод должен быть неотъемлемой частью национальной литературы на языке перевода. Особо следует подчеркнуть роль Пушкина в развитии русской школы перевода. Пушкин постоянно проявлял большой интерес к переводческой проблематике, и его критические заметки о переводах отличаются объективностью и глубиной. Он подчеркивал важность пра­вильного отбора литературных произведений для перевода, а его требо­вания верности оригиналу в сочетании с высоким качеством и вырази­тельностью литературного стиля переводчика оказали благотворное вли­яние на лучших переводчиков России в 19-м и 20-м веках.

Хотя в этот период большинство переводчиков ратовало за воль­ный перевод, некоторые из них продолжали настаивать на максимальной близости перевода к оригиналу, на крайнем буквализме даже в ущерб смыслу и понятности. Среди них были и такие известные литераторы, как П.Вяземский, Н.Гнедич, А.Фет, которые много переводили с раз­ных языков. Правда, они сами не всегда придерживались провозглаша­

емых ими принципов. Порой талант и художественная интуиция пере­водчика преодолевали барьеры буквализма. Переводы Вяземского про­изведений Констана и Мицкевича не лишены литературных достоинств, а работы Гнедича, особенно перевод «Илиады» Гомера, высоко оцени­вал Пушкин. Крайний формализм Фета обрек на неудачу большинство его переводов, но и в них можно обнаружить немало удачных решений.

Вольные переводы использовались для пропаганды демократических идей вопреки официальной цензуре. Такие переводчики, как В.Курочкин, Д.Минаев, М.Михайлов и некоторые другие, достигали этой цели путем подбора соответствующих текстов для перевода или путем внесения неза­метных изменений в текст перевода, вызывавших ассоциации с российской действительностью того времени. Использование перевода в качестве ору­дия диссидентства стало традицией в русской истории.

После Октябрьской революции 1917 года в России произошел новый подъем переводческой деятельности. По инициативе М.Горького было сразу же создано новое издательство «Всемирная литература», поставившее перед собой грандиозную цель: издать новые или исправ­ленные переводы всех крупных произведений как западных, так и вос­точных литератур. Несмотря на огромные материальные и организаци­онные трудности, это издательство сумело в течение последующих деся­тилетий опубликовать переводы книг многих выдающихся писателей и поэтов — Бальзака, Анатоля Франса, Стендаля, Гейне, Шиллера, Бай­рона, Диккенса, Б. Шоу, Марка Твена и многих, многих других.

Большое число переводов было также издано в 30-е годы и по­зднее другими общесоюзными и местными издательствами. В этой рабо­те приняли участие выдающиеся ученые и литераторы, которые подняли искусство перевода на новый высокий уровень. Заслуженную извест­ность приобрела целая плеяда талантливых переводчиков, и имена таких мастеров перевода, как М.Лозинский, Т.Щепкина-Куперник, С.Мар­шак, Н.Любимов, Е.Калашникова и многие другие пользовались заслу­женным уважением в Советском Союзе и за рубежом.

Растущим масштабам переводческой деятельности в немалой сте­пени способствовало то, что Советский Союз был страной многонацио­нальной. В стране происходил широкий обмен произведениями литера­тур населявших ее народов. Русские читатели получили возможность познакомиться с замечательными эпосами грузинского, армянского, уз­бекского, казахского, азербайджанского и других народов. Большой вклад

в эту работу внесли известные русские писатели и поэты Лев Гинзбург, Борис Пастернак, Николай Тихонов и другие.

Мы уже говорили о том, что во второй половине 20-го столетия произошли количественные и качественные изменения в переводческой деятельности во всем мире, в том числе, разумеется, и в России. И здесь резко возросла потребность в информативных (нехудожествен­ных) переводах в социальной, политической, деловой и научно-техни­ческой сферах. Профессия переводчика стала массовой, а увеличение масштабов переводческой деятельности сопровождалось и организаци­онными изменениями. Появилось большое число переводческих служб и отделов в штатах государственных учреждений и промышленных пред­приятий. Многие переводчики занимали штатные должности, другие работали на договорной основе. Наряду с информативными переводами продолжали издаваться большими тиражами и переводы литературных произведений. Учитывая масштабы переводческой деятельности и общее высокое качество переводов, были все основания считать Советский Союз великой переводческой державой.

Для удовлетворения растущего спроса на профессиональных пере­водчиков в стране была создана сеть соответствующих учебных заведений. В ряде институтов иностранных языков открылись переводческие факуль­теты и отделения, переводчиков стали готовить в университетах и в некото­рых технических вузах. Многие вузы организовывали для своих студентов занятия по переводу в дополнение к их основной специальности.

Переводчиков художественной литературы готовили в Литера­турном институте имени М.Горького при Союзе писателей СССР, в основном, для переводов с языков народов Советского Союза.

Многогранная деятельность советских переводчиков получила широкое общественное признание. Многие журналы регулярно печатали переводы с разных языков, а также критические статьи с разбором успехов и неудач в работах переводчиков.

После распада Советского Союза характер переводческой деятель­ности и ситуация на рынке существенно изменились. С одной стороны, государственные издательства, занимавшиеся переводами, перестали фи­нансироваться, резко сократили выпуск продукции или вообще прекратили свое существование. С другой стороны, была ликвидирована цензура и стали переводить произведения, бывшие ранее под запретом по идеологи­ческим или моральным соображениям. Возникло множество частных изда­

тельств, цены на книги возросли, качество переводов, в целом, снизилось. Рынок был наводнен переводами книг, предназначенных для «легкого» чтения: детективных, эротических, порнографических и т.п.

Новая ситуация по-разному отразилась на переводчиках. Большая часть переводов стала выполняться с английского языка и относительно хорошо оплачивалась. Однако спрос на переводчиков английского языка побудил заняться переводами многих непрофессионалов, что привело к по­явлению на рынке откровенно слабых переводов. Новые издатели стремят­ся как можно скорее выпускать новые переводы, чтобы опередить конку­рентов, и не заботятся о создании переводческих шедевров.

Пo-разному обеспечивается вознаграждение переводческого тру­да. Хорошо оплачиваются переводчики английского и немецкого язы­ков, работающие в различных коммерческих фирмах и совместных пред­приятиях. Напротив, переводчики с других языков оказались в тяжелом положении и с трудом находят работу. Особенно пострадали переводчи­ки с языков ограниченного распространения, прежде имевшие твердый заработок, находясь в штатах государственных издательств.

Несмотря на указанные трудности, переводческая деятельность в России в конце 20-го столетия сохраняет свои масштабы и социальную значимость. Продолжается подготовка переводчиков в учебных заведениях, создаются профессиональные объединения переводчиков, готовятся законо­дательные акты, регламентирующие переводческий труд. Российские уче­ные, внесшие большой вклад в создание науки о переводе, продолжают исследования в этой важной области человеческой деятельности.

Как это часто имело место и в других областях человеческой деятельности, переводческая практика значительно опередила теорию перевода. Перевод возник в связи с общественной потребностью в нем, и переводчики делали свое дело более или менее успешно, не дожидаясь, пока какой-нибудь теоретик объяснит им, как они это делают или что такое «перевод». Отсутствие теоретических работ в области перевода и самой науки в рамках которой они могли появиться, не означало, конеч­но, что никто не пытался размышлять о сущности, цели и способах

осуществления переводческой деятельности. В своей работе переводчик постоянно сталкивался с необходимостью выбирать между различными вариантами перевода, решать, что в переводимом тексте является наибо­лее важным и должно быть обязательно передано, отдавать предпочте­ние тому или иному способу преодоления возникающих трудностей. Хотя в большинстве случаев такой выбор делался интуитивно, все же порой переводчик пытался осмыслить и объяснить свои предпочтения. Неред­ко такие предпочтения формулировались в виде «принципов перевода», которые переводчик излагал в предисловии к своей работе, либо отста­ивал позднее, часто в ответ на критические замечания в свой адрес.

Таким образом, первыми теоретиками перевода были сами пере­водчики, стремившиеся обобщить свой собственный опыт, а иногда и опыт своих собратьев по профессии. Понятно, что с изложением своего «переводческого кредо» выступали наиболее выдающиеся переводчики всех времен, и хотя высказываемые ими соображения не отвечали совре­менным требованиям научности и доказательности и не складывались в последовательные теоретические концепции, все же целый ряд таких соображений и сегодня представляет несомненный интерес.

Так, еще переводчики античного мира широко обсуждали вопрос о степени близости перевода к оригиналу. В ранних переводах Библии или других произведений, считавшихся священными или образцовыми, преобладало стремление буквального копирования оригинала, приводив­шее порой к неясности или даже полной непонятности перевода. Поэто­му позднее некоторые переводчики пытались теоретически обосновать право переводчика на большую свободу в отношении оригинала, необхо­димость воспроизводить не букву, а смысл или даже общее впечатление, «очарование» оригинала. Уже в этих первых высказываниях о целях, которые должен ставить перед собой переводчик, можно увидеть начало теоретических споров нашего времени о допустимости «буквального» или «вольного» перевода, о необходимости сохранить в переводе то же воздействие на читателя, которым обладает оригинал, и т.п.

Позднее отдельные переводчики пытались сформулировать неко­торое подобие «нормативной теории перевода», излагая ряд требований, которым должен был отвечать хороший перевод или хороший перевод­чик. Французский гуманист, поэт и переводчик Этьен Доле (1509— 1546) считал, что переводчик должен соблюдать следующие пять основ­ных принципов перевода: 1) он должен в совершенстве понимать содер­

жание переводимого текста и намерение автора, которого переводит; 2) он должен в совершенстве владеть языком, с которого он переводит, и столь же превосходно знать язык, на который переводит; 3) он должен избегать тенденции переводить слово в слово, ибо это исказило бы содержание оригинала и погубило бы красоту его формы; 4) он должен использовать в переводе общеупотребительные формы речи; 5) пра­вильно выбирая и располагая слова, он должен передать общее впечат­ление, производимое оригиналом в соответствующей «тональности». В 1790 г. в книге англичанина А.Тайтлера «Принципы перевода» основ­ные требования к переводу были сформулированы следующим образом: 1) перевод должен полностью передавать идеи оригинала; 2) стиль и манера изложения перевода должны быть такими же, как в оригинале; 3) перевод должен читаться так же легко, как и оригинальные произве­дения. Подобные требования не утратили своей значимости, хотя и ка­жутся нам сегодня самоочевидными.

Высказывания переводчиков по поводу принципов, которыми они руководствуются в своей работе, представляют несомненный интерес и вни­мательно изучаются исследователями перевода, но они не составляют сколько-нибудь последовательной теории перевода и не могут заменить такую тео­рию. Выдвигаемые в таких высказываниях принципы и рекомендации вы­водились из переводческой практики и сами по себе неоспоримы, но по­скольку они не основывались на какой-либо научной теории, раскрываю­щей сущность переводческой деятельности, они обычно затрагивали лишь частные или поверхностные аспекты перевода. Фактам, на основании кото­рых выводился тот или иной принцип, не трудно было противопоставить другие факты, подтверждавшие прямо противоположный принцип. Анг­лийский исследователь Т.Сэвори, попытавшись свести воедино основные требования, предъявляемые к переводу различными авторами, получил лю­бопытный список, где рядом помещены взаимно исключающие принципы:

1. Перевод должен передавать слова оригинала.

2. Перевод должен передавать мысли оригинала.

3. Перевод должен читаться, как оригинал.

4. Перевод должен читаться, как перевод.

5. Перевод должен отражать стиль оригинала.

6. Перевод должен отражать стиль переводчика.

7. Перевод должен читаться, как произведение, современное оригиналу.

8. Перевод должен читаться, как произведение, современное переводчику.

9. Перевод может допускать добавления и опущения.

10. Перевод не должен допускать добавлений и опущений.

11. Перевод стихов должен осуществляться в прозе.

12. Перевод стихов должен осуществляться в стихотворной форме.

Первые попытки обосновать необходимость научного осмысления переводческой деятельности вызвали резкие возражения со стороны самих переводчиков, усматривавших в них стремление ограничить свободу творче­ства переводчика, выработать какие-то нормы и правила, которым перевод­чик должен будет подчиняться. Теория или наука о переводе воспринима­лась ими как нечто, в корне противоположное и даже враждебное искусст­ву перевода. Подразумевалось, что теория перевода — это свод правил, претендующих на то, что, изучив их, любой человек может стать отличным переводчиком. А такую претензию переводчики-профессионалы считали и ненужной и неоправданной. Они указывали, что талантливые переводчики создавали и создают шедевры перевода, не имея понятия о какой-либо теории перевода и не нуждаясь в ней. Да и вообще никакая наука о пере­воде невозможна, поскольку перевод — это искусство, недоступное для научного членения и анализа.

Подобные возражения против научного изучения переводческой деятельности были явно основаны на недоразумении. Литературная де­ятельность — это, ведь, несомненно, творчество, но на этом основании нельзя отказывать в праве на существование такой науке, как литерату­роведение. Тезис «перевод — это не наука, а искусство», который часто выдвигался переводчиками, сформулирован явно некорректно. Как и любая другая практическая деятельность, перевод, естественно, не может быть «наукой», то есть теоретическим описанием себя самого. Теория перевода и переводческая практика — это разные, хотя и взаи­мосвязанные понятия.

А что означает утверждение, что перевод — это искусство? То, что обычно называют искусством перевода, относится к области психо­логии переводчика, к его умению осуществлять переводческий процесс, создавать полноценный текст перевода, делать правильный выбор язы­ковых средств, учитывая всю совокупность факторов, влияющих на ход и результат перевода. Отдельные переводчики в разной степени облада­ют этим умением, и учет подобных факторов происходит во многом

интуитивно, в результате творческого акта. Высокая степень такого твор­ческого умения вполне заслуживает названия искусства. Творческий ха­рактер переводческой деятельности не означает, разумеется, что сама эта деятельность или воздействующие на нее факторы не могут стать объектом научного анализа и теоретического описания. Понятие «искус­ство перевода» относится к умению создавать текст перевода, а не к изучению сущности этого процесса. Трудность такого изучения, как и теоретического исследования любых видов мыслительной и речевой дея­тельности, ни в коей степени не ставит под сомнение его принципиаль­ную возможность и необходимость.

Теория перевода непосредственно связана с переводческой прак­тикой. Любые теоретические концепции должны опираться на описание наблюдаемых фактов реального процесса перевода, обобщать и объяс­нять эти факты. В свою очередь, научная теория перевода оказывает обратное влияние на переводческую практику, облегчая и обогащая ее. Это, разумеется не означает, что любое теоретическое исследование дол­жно обязательно иметь непосредственный «выход» в практику, что лю­бые теоретические концепции могут быть прямо использованы перевод­чиком в его работе. Связь теории и практики перевода может носить и более сложный, опосредованный характер. Всякое расширение наших знаний о процессах объективной действительности имеет несомненную ценность, но далеко не всякое знание может быть тотчас же использова­но для управления этими процессами. Прежде чем ответить на вопрос, «как надо переводить», теория перевода должна была изучить вопрос о том, «что значит переводить». Незначительная эвристическая ценность первых попыток сформулировать общие принципы перевода и объясня­лась, главным образом, тем, что они не были основаны на тщательном изучении фактического материала и подчас подменяли «то, что есть», тем, что, по мнению того или иного автора, «должно было быть».

Как мы уже знаем основы современного переводоведения стали разрабатываться к середине двадцатого столетия, когда переводческая проблематика привлекла внимание языковедов. Сомнения в возможнос­ти изучать перевод лингвистическими методами рассеялись, как только языковеды начали рассматривать это явление не только как результат индивидуального творчества переводчика, но и как особый вид речевой деятельности, в ходе которой единицы языка перевода выбираются в определенной зависимости от языковых единиц, использованных в ори-

гинале. Поэтому, как и в любом лингвистическом исследовании, иссле­дователи перевода занимались теперь не формулированием правил, ко­торым должен следовать переводчик, а изучением соотношения языко­вых и речевых единиц двух языков, устанавливаемого в процессе пере­вода. «Полевым материалом» для исследования служат тексты оригина­ла и перевода, сопоставление которых дает объективные фактические данные для последующих теоретических обобщений. Таким образом, изучение перевода ставит своей целью, в первую очередь, описание ре­альных переводческих фактов, то есть носит дескриптивный, а не прескриптивный характер. Выяснив действительное соотношение единиц двух языков, возникающее в процессе перевода, теория перевода может за­тем вырабатывать рекомендации о том, какие методы целесообразно использовать переводчику, чтобы обеспечить правильный выбор вариан­та перевода.

Современная теория перевода исходит из того, что одним из важ­ных видов вербальной коммуникации является обмен информацией меж­ду людьми, говорящими на разных языках и принадлежащими к разным культурам. Такая межъязыковая (или двуязычная) коммуникация мо­жет осуществляться лишь при участии посредника (человека или компь­ютерной программы), который способен воспринимать сообщение в пись­менной или устной форме на одном языке и воспроизводить его сред­ствами другого языка. Такое языковое посредничество может осуществ­ляться разными способами, главным из которых является перевод. Перевод отличается от других видов языкового посредничества (реферата, аннотации, пересказа, резюме), в первую очередь, особой функцией — служить полноправной заменой исходного сообщения (оригинала). Само намерение выполнить перевод означает постановку задачи создания по­добного репрезентанта оригинала, и пользующиеся переводом (его ре­цепторы или реципиенты) исходят из предположения, что текст перево­да и содержательно, и структурно адекватно воспроизводит оригинал. Они используют перевод так, как будто это и есть оригинал: цитируют по переводу оригинал, высказывают суждения о содержании оригинала, оценивают его язык и стиль. Отождествление перевода с оригиналом происходит независимо от реальной близости этих двух текстов, по­скольку рецепторы перевода, как правило, не могут оценить степень этой близости, не имея доступа к иноязычному оригиналу. Эффектив­ность межъязыковой коммуникации предполагает значительную степень

точности перевода, но в реальной переводческой практике это требова­ние выполняется в разной мере в зависимости от многих объективных и субъективных факторов.

Перевод может осуществляться как в письменной, так и в устной форме. Письменный перевод — это вид перевода, при котором ориги­нал и перевод выступают в процессе перевода в виде фиксированных (главным образом письменных) текстов, к которым переводчик может неоднократно обращаться, углубляя свое понимание оригинала и коррек­тируя избранные варианты перевода. Подобная ситуация позволяет до­биваться большой точности воспроизведения оригинала, давая возмож­ность переводчику использовать различные словари и справочники, об­ращаться за помощью к специалистам, тщательно редактировать пере­вод. При устном переводе оригинал и перевод выступают в процессе перевода в нефиксированной (устной) форме, что предопределяет одно­кратность восприятия переводчиком отрезков оригинала и невозмож­ность последующего сопоставления или исправления перевода после его озвучивания. Устный перевод может выполняться последовательно — вслед за произнесением оратором своего выступления или какой-то его части — или синхронно, то есть одновременно с речью оратора. Осо­бым видом устного перевода является перевод беседы или двусторонний перевод, когда переводчик попеременно использует каждый из языков в качестве языка перевода. Существуют также смешанные виды перевода: устный перевод письменного текста («перевод с листа») и письменный перевод магнитофонной записи устн