И борьба с галломанией

В России в конце XVIII в. расцветает культура, которая носит яркий отпечаток французской культуры. Французский язык являлся наиболее лексически богатым и стилистически развитым языком Европы. Знание французского языка было необходимо для того, чтобы войти в контакт с европейской цивилизацией. На бытовом уровне существовала мода на французский язык, знание которого воспринималось как признак культуры, образованности, принадлежности к дворянскому сословию. Петербургский двор стремился подражать Версалю.

Начиная с XVIII в. и на протяжении всего XIX в. российское общество испытывало сильное влияние Франции и французского языка не только в области искусства и просвещения, но и в сфере моды: модные реалии входили в быт и культуру представителей русского дворянства, а их номинации – в речевой обиход дворян. Галломания последних была одной из причин появления большого количества французских заимствований, а присущая высшему обществу той эпохи диглоссия обусловливала их активное употребление в устной и письменной речи. Номинации модных реалий – это наименования тканей, одежды, аксессуаров, ювелирных изделий, причесок, а также единицы с абстрактным, чаще собирательным значением (# бижутерия, гардероб).

Наиболее важными причинами заимствования французских номинаций модных реалий являются тесные исторические контакты России с Францией и другими европейскими странами, в разные исторические периоды испытавшими французское влияние в этой области; престижность использования иноязычных слов в повседневном общении и необходимость номинации новых реалий, заимствуемых за рубежом.

У России с Францией налаживались дипломатические контакты, в течение всего XVII в. французы поступают на русскую службу, в конце XVII – начале XVIII вв. французский язык становится международным языком дипломатии, науки и культуры. Французские заимствования входят в русский язык через переводы художественных произведений и научных сочинений, периодические издания, а также частную и служебную переписку, т.е. посредством книжной речи. С другой стороны, не только высокий стиль, но и различные разновидности среднего стиля (за исключением языка некоторых комедий) сопротивлялись нашествию новых слов, которые оставались еще специальными терминами. В результате в течение XVIII–XIX вв. русский язык пополняется стилистически маркированной терминологией, относящейся к различным социально-коммуникативным сферам человеческой деятельности, а также наименованиями модных предметов обихода, одежды, тканей, украшений и причесок. Подобные номинации составляли особый щегольской жаргон, который российские модники перенимали у французских петиметров. Его характеризовали экспрессивность, часто соединяемая с грубоватой, сниженной тональностью; гиперболизация, создаваемая применением слов, выражающих интенсивность характеристик, форм превосходной степени, усилительных формул и пр., использование модных словечек, являющихся своеобразными опознавательными знаками речи петиметров. Часто модный жаргон используется писателями для разоблачения и осмеяния героев и создания определенных комических эффектов.

Французские слова, выражения и синтаксические модели, вошедшие в русский язык, называют галлицизмами. Выделяются следующие группы галлицизмов:

1. Лексические галлицизмы – французские слова, употребляемые в русском языке без перевода: # каданс, сентименты, президировать, конфиянс, рецитировать, имажинировать, резонабелен, дистракция, резонировать. В XVIII в. в русский язык вошли такие французские слова: # вояж, пейзаж, багаж, бандаж, корсаж, кураж, антураж, пассаж.

2. Галлицизмы-кальки – буквальный поморфемный перевод французских слов на русский язык: # влияние, извращение, промышленность, влюбленность, развитие, впечатление, благосостояние.

3. Семантические галлицизмы – усвоение русскими словами новых значений, свойственных аналогичным словам французского языка: # трогать – «вызывать сочувствие, сострадание» по аналогии с французским глаголом toucher; плоский – «банальный» (плоская шутка); блистательный – «великолепный»; картина – «прекрасное, красивое зрелище» → картинный; живой – «оживленный» (живой ум, живой интерес).

4. Фразеологические галлицизмы – усвоение русским языком французских по происхождению фразеологических сращений и единств с сохранением их прямого и переносного значения: # не в своей тарелке, строить куры – «ухаживать» (от франц. faire la cour), игра не стоит свеч, проглотить пилюлю, с птичьего полета, ловить рыбу в мутной воде, видеть все в черном свете, сломать лед, от всего сердца, смешать карты.

5. Синтаксические галлицизмы – синтаксические модели, свойственные французскому языку и не распространенные в русском: # делать угождение, делать опровержение, делать впечатление, делать свою должность, делать с кем-либо мир, принять решение, принять участие, взять меры.

К числу синтаксических галлицизмов относится использование независимых от подлежащего обособленных причастных и деепричастных оборотов. Подобные конструкции в первой половине XIX в. использовались в русской аристократической среде под влиянием французского языка: # «Подъезжая к Болдину, мною овладели мрачные предчувствия» (А.С. Пушкин); «Проходя через залу, ей встретился лакей» (А.С. Пушкин); «Накурившись, между солдатами завязался разговор» (Л.Н. Толстой); «Проезжая на возвратном пути в первый раз весною знакомую березовую рощу, у меня голова закружилась и забилось сердце от сладкого ожидания» (И.С. Тургенев). А в конце XIX в. А.П. Чехов уже высмеивал людей, которые говорили: «Подъезжая к сей станции и глядя на природу в окно, у меня слетела шляпа».

Под влиянием французского языка русский язык усвоил различные предложно-падежные типы управления, ранее ему не свойственные: # влиять на что-л., влияние на что-л. Слово предмет как французское objet, стало сочетаться с род. пад. дополнения: # предмет изучения, предмет ссор, предмет любви. Слово чувство приобрело новое значение – «сознание, понимание, восприимчивость к чему-л.» – и тоже стало сочетаться с род. пад. дополнения: # чувство прекрасного, чувство юмора.

Французский язык оказывал неодинаковое влияние на разные социальные и возрастные группы русского дворянства. В середине XVIII в. господствовала церковнославянская речевая культура, было церковное воспитание. В конце XVIII в. оно вытесняется французским, западноевропейским воспитанием, проводниками которого были гувернеры-французы. Происходит культурно-языковое расслоение русского дворянского общества. Старшее поколение было воспитано в церковно-книжных традициях, а молодое ориентировано на светскую европейскую культуру.

Д.И. Фонвизин в своих комедиях («Бригадир», «Недоросль») отразил это расслоение дворянского общества.

Сначала люди были двуязычны, два языка не смешивались, а были противопоставлены друг другу. Затем французские слова стали автоматически проскальзывать в русских текстах. Французский язык отличается от русского по своей структуре, его употребление требовало чувства меры, особой осторожности. Галломаны же переходили на смешанный французско-русский язык, названный позднее А.С. Грибоедовым «смешением французского с нижегородским». Французские слова свободно вливались в структуру русской речи.

Прогрессивные писатели конца XVIII – начала XIX вв. активно боролись с галломанией: А.П. Сумароков (сатира «О французском языке», басня «Порча языка», теоретическая статья «Об истреблении чужих слов из русского языка»), Н.И. Новиков, Я.Б. Княжнин (комедия «Чудаки»), Д.И. Фонвизин (в комедии «Бригадир» при изображении речи Советницы и Иванушки), А.С. Грибоедов («Горе от ума»), И.А. Крылов (комедия «Урок дочкам»).

Сумароков боролся за чистоту русского языка, гневно высмеивал русско-французский салонный жаргон придворного дворянства, язык петиметров. Он призывал отказаться от употребления заимствованных слов, в том числе тех, которые уже закрепились в русском языке: # том, сюртук, корреспонденция, фрукты. Он предлагал заменить фрукты на плоды, сервиз на столовый прибор, сюртук на верхнее платье, том на часть книги, корреспонденцию на переписку, пассию на страсть, веер на опахало, суп на похлебку, деликатно на нежно. Такая позиция называется языковым пуризмом (от лат. purus – «чистый»). Необходим разумный отбор заимствованных слов.

Особая заслуга в борьбе против галломании принадлежит Новикову. Большое внимание он уделял ей в журнале «Кошелек», где эта тема была основной и ведущей. Новиков высмеивал сформировавшийся в конце XVIII в. салонно-дворянский жаргон – т.н. щегольское наречие. Это был жаргон дворянской верхушки, в котором сочетались окказиональные единицы, грубо-просторечные образования, французские заимствования, многие слова употреблялись в особом, не общеупотребительном значении. Салонный жаргон представлял собой очень пестрое смешение французских слов, неискаженных и употреблявшихся в значении языка-оригинала, русифицированных французских слов, новая семантика которых была известна только узкому кругу лиц, владеющих «салонным языком», излюбленных эмоциональных лексических форм родного языка.

Примером салонного жаргона служит диалог Делаиды и Делижа из комедии Сумарокова «Пустая ссора»:

«Деламида.Вы так мне флатируете (= льстите), что уж не возможно, по чести.

Дюлиж.Вы мне еще не поверите, что я вас адорирую (= обожаю).

Деламида.Я этого, сударь, не меритирую (= не достойна).< …>

Дюлиж.Против этого спорить нельзя, однако ежели б вы меня из адоратера (= обожателя) сделали меня своим амантом (= возлюбленным), то б это было пардонабельно (= простительно)».

Новиков бичует щеголей и щеголих, пренебрегающих русским языком, предпочитающих набор иностранных слов, употребляемых не к месту (# «По чести скажу, что твои листы вечно меня прельщают: клянусь, что я всегда фельетирую их без всякой дистракции…»). Новиков подвергает осмеянию манерные фразеологизмы, которые призваны противостоять «грубому» языку народа: # «Бывало,он сделает ей грубость палкою». В журнале «Живописец» Новиков опубликовал «Опыт модного словаря щегольского наречия», где высмеивалась экзальтированность, гипертрофированная эмоциональность языка щеголих – чрезмерное употребление междометий (ах!), восклицания (бесподобно! беспримерно! радость! ужесть!), а также переосмысление русских слов по образцу французских (болванчик – «возлюбленный» – из франц. idole de mon âme – «кумир моей души»; махаться – «ухаживать»). Широко употребляются жаргонные слова (# харитончик – «туалетный стол на одной ножке»; карась – «украшение в виде полумесяца на голове»). В модном наречии были широко представлены фразеологические кальки: # сидеть не в своей тарелке, ретироваться в свет, быть развязну, делать кур.

Тема 8. карамзинский период в истории русского литературного языка

План:

1. Особенности «нового слога».

1. 1. Общественные условия распространения «нового слога». Отражение различия методов классицизма, просветительского реализма и сентиментализма в языке художественной литературы.

1. 2. Взгляды карамзинистов на литературный язык. Их отношение к церковнославянской лексике и просторечию.

1. 3. Отношение карамзинистов к заимствованиям. Обогащение словаря.

1. 4. Развитие средств речевой образности.

1. 5. Преобразования синтаксиса.

2. Дискуссия о «новом слоге». Взгляды Шишкова и его сторонников.

8. 1. Особенности «нового слога».

8. 1. 1. Общественные условия распространения «нового слога».

Отражение различия методов классицизма, просветительского реализма и сентиментализма в языке художественной литературы

К концу XVIII в. все более активизируются процессы разрушения системы «трех стилей», избавления языка от архаических элементов. Система «трех стилей» устарела и тормозила развитие литературного языка и литературы. Стилистическая система Ломоносова с ее иерархией стилей стараниями книжников второй половины XVIII в. превратилась в архаическую систему, мешавшую дальнейшему сближению книжного языка и разговорной речи.

В конце XVIII в. все яснее осознавалось стремление создать единый литературный язык, который бы вобрал в себя черты всех трех стилей.

В 1770-е гг. начинает развиваться литература сентиментализма. В 1790-е гг. это направление, во главе которого оказывается Н.М. Карамзин, завоевывает господствующие позиции.

Вернувшись в 1790 г. из путешествия по странам Европы, Карамзин напечатал «Письма русского путешественника», сразу поставившие его во главе нового литературного направления – сентиментального.

Язык произведений Карамзина («Бедная Лиза», «Наталья, боярская дочь», «Юлия», «Сиерра-Морана», «Остров Борнгольм», «Марфа Посадница, или Покорение Новаграда», «Моя исповедь», «Рыцарь нашего времени») воспринимался современниками как «новый слог». Он становится модным, получает широкое распространение, ему стали подражать. Рождается целый ряд подражаний «Бедной Лизе»: Н.П. Брусилов «История бедной Марьи», Н.Ф. Остолопов «Бедная Дуня», А.Е. Измайлов «Бедная Маша», И. Свечинский «Обольщенная Генриетта, или торжество обмана над слабостью и заблуждением», П.Ю. Львов «Даша, деревенская девушка», Г.П. Каменев «Инна», В.В. Измайлов «Прекрасная Татьяна, живущая у подошвы Воробьевых гор», Карра-Какуэлло-Гуджи «Бедная Хлоя».

Карамзин считал, что язык художественной литературы должен быть чувствительным и приятным на слух. «Новый слог» называли французским словом élégance – «изысканный, изящный».

Можно выделить следующие причины широкого распространения «нового слога»:

1) художественно-эстетические.

Классицизму было свойственно слишком рациональное изображение жизни, абстрактный схематизм, рассудочность. Сентиментализм же стремился уделять основное внимание изображению внутреннего мира человека, его чувств. Литература сентиментализма проникнута духом субъективизма, интересом к негероическим чувствам личности, к интимной жизни отдельного человека, «жизни сердца». В сентименталистских произведениях изображался простой человек на лоне природы и прелести приусадебной жизни.

Для сентименталистов были характерны стремление писать красиво, приятно; естественность и непринужденность языка, освобожденного от сковывающих его схоластических правил и ограничений.

2) общественно-политические.

С середины 1780-х гг. начались правительственные преследования передовой русской просветительской демократической литературы. Стали чиниться препятствия издательско-просветительской деятельности Новикова, Фонвизину запретили издавать журнал «Друг честных людей, или Стародум», не разрешили напечатать собрание сочинений. В 1790-е гг. начался разгром русской передовой литературы. Первой жертвой пал Радищев, затем был арестован и брошен в крепость Новиков, Фонвизин умер, не успев опубликовать многих своих сочинений, а часть опубликовав лишь анонимно.

Сентиментализм, который до этого развивался лишь как одно из направлений русской литературы, оказался единственным и в силу этого господствующим направлением.

Сентиментализм и «новый слог» 1790-х гг. оказались соотнесенными не с передовой демократической просветительской литературой 1770-х – 1780-х гг. (просветительским реализмом) и ее языком, а с литературно-языковой теорией и практикой классицизма, на фоне которых сентиментализм воспринимался как новый, элегантный, изящный слог.

Классицизм рассматривал отвлеченные, абстрактные идеи, а человек представлялся их носителем. В сентиментализме предметом внимания литературы стал внутренний мир человека, его чувства, мысли, личная жизнь. Объектом исследования писателя был обычный, негероический человек с его радостями и печалями, жизнью сердца и четким представлением об этических и эстетических нормах; человек, связанный с природой, обществом, другими людьми «узами дружбы», «узами любви».

Произведения сентименталистской литературы проникнуты духом субъективного отношения автора к изображаемому. Все воспринимается через призму восприятия рассказчика. Рассказчик вырастает в центральный образ, его чувства и мысли близки к авторским.

Сентиментализм не порывает с условностями изображения вообще. Сменилась точка отсчета, система литературной условности. Условность связана с образом рассказчика.

Сентименталисты считали, что высокий слог должен отличаться не словами, а мыслями, чувствами, содержанием. Нормы языка не могут зависеть от жанра. Жанровый критерий ими отбрасывается. Центральное понятие эстетики «нового слога» – требование хорошего вкуса. Вкус не подчиняется жанру.

Сентименталисты придерживались идеи исторического развития литературного языка, его исторической подвижности.

Перед литературой конца XVIII в. стояла задача создания более совершенных норм литературного языка, это была общекультурная, общенациональная проблема. Нужно было распространять в дворянской среде литературный русский язык, т.к. в светском обществе либо говорили по-французски, либо пользовались просторечием. Русский литературный язык должен был вытеснить из обихода французский язык. Нужно было обрабатывать русский язык, приблизить его к европейским языкам. Были необходимы языковые средства для выражения тонких чувств, свойственных духовной сфере.

Язык должен отвечать, по мнению сентименталистов, определенным эстетическим качествам: быть гладким, изящным, музыкальным. Карамзин называл это «приятность слога, называемая французами élégance».

Карамзин стремился сблизить литературный язык и живую разговорную речь образованных людей своего времени, сблизить книжный язык с языком салона, создать единый литературный язык для устного и письменного общения людей. В статье «Отчего в России мало авторских талантов?» (1802) Карамзин так определил принцип «нового слога»: «… писать так, как говорят, и говорить так, как пишут». Нормализации подлежит литературный язык вообще, единый, имеющий одни нормы для письменной и устной литературной речи. Карамзинисты стремились реализовать этот принцип на практике. Но данный тезис был внутренне противоречив. Главной в нем была вторая часть: «говорить, как пишут». Сентименталисты ориентировались на разговорный язык высшего общества, светского салона, «язык милых дам». Они ратовали за сближение книжной речи с салонным, светским разговорным языком, чтобы преодолеть в литературе «школьную риторику», архаику книжного языка. Их творчество отрывалось и от стихии живой народной разговорной речи и от старой книжной традиции, создавался манерный, риторический язык.

Карамзинисты осознали идею литературного языка как исторической категории. Литературный язык, как и жизнь общества, не представляет собой нечто застывшее, данное раз и навсегда, а постоянно развивается и совершенствуется. Язык развивается не только путем его обогащения новыми понятиями, но и путем изменения норм языка, т.к. меняются вкусы говорящих, их требования к языку.